***
Чонгук весь вечер из ряда вон никакой. Чимин дуется даже, приговаривая, что тот скучный, но Чонгук не скучный, он думает, и это, судя по всему, занимает 98 процентов его внимания, а честные два процента - полностью для Чимина. Если вдуматься, Чимину уделены все сто, потому что думает Чонгук тоже о Чимине. После повторного «так ты останешься на выходные?» у Чонгука все силы брошены на обдумывание оправданий: то ли для родителей, то ли для Чимина. У Чонгука в голове настоящий пиздец, перевернутый с ног на голову, растянутый в разные стороны, и который все еще умудряется орать «Один раз живем, че ты!». А Чонгук действительно «Че», потому что остаться хочется, но чем это будет чревато - он прекрасно понимает. Чимин сейчас или скандал потом, либо же скандал сейчас, а Чимин - потом. Разве не очевидно? - Да. - Чего? – Чимин искренне не понял «да», которое на пустом месте и посреди матча в Тэккен. - Я говорю, что останусь, – Чонгук предусмотрительно отключает телефон. Не то чтобы о нем часто беспокоились, но просто в силу собственной странности и неожиданных вспышек нужности Чонгука дома его родителям.***
Вообще, Чонгуку у Чимина нравится, ему тут уютно. У Чимина дома всегда пахнет чем-то вкусным и атмосфера тепла автоматически заставляет себя почувствовать, словно сам тут всю жизнь прожил. У самого Чонгука все совсем не так, может, потому постоянно такое чувство, когда он возвращается к себе: словно у него что-то отобрали. Что-то маленькое, незаметное, но очень ценное. Когда Чимин заикается о том, что хочет и у Чонгука побывать, переводить тему становится чертовски сложно, потому что Чимин подозрительный до ужаса и надумал уже всякого. В прошлый раз было предположение, что Чонгук на самом деле сын мафиози, потому и нельзя. Смешно. На деле все намного проще, но у Чонгука почему-то язык не поворачивается объяснить. «Если о тебе там узнают, придется навсегда забыть имена друг друга». Чонгук с детства в золотой клетке. Он и сейчас в ней, просто нашел лазейку и втихую выбирается, а Чимин и не подозревает. На самом деле, Чимин не представляет, чего стоит Чонгуку такое вот времяпровождение. Устои, правила, принципы, которые вшивали в Чонгука сразу после рождения, вроде "Ты не имеешь права", "Не смей вот это", "Ты сделаешь так, как тебе скажут" - все они въелись в кожу и сейчас, вырывать их отнюдь не легко. Чонгук словно разделился на два лагеря: на прошлое и настоящее. О будущем он совершенно уже не думал. - Эй, - Чимин машет пухлой ручонкой перед лицом Чонгука, - я спросил, что закажем поесть, или ты хочешь собачий корм грызть? Чонгук игнорирует совсем не потому, что действительно плевать, а из принципа: «Поостри мне еще тут!». Смотрит на Чимина взглядом, как будто тут только он идиот, а не оба. - Я не против корма, – Чонгук пожимает плечами и куксится. Для него на самом деле открытие, что он вот так реагирует на людей где-то внутри себя, так живо, колко и с душой, ведь раньше и попробовать-то не получалось. - Вот и будешь его жрать тогда, – хмыкает Чимин, кинув Чонгуку джойстик от приставки и сложив руки на груди недовольно, отворачивается. В такие моменты у мелкого стойкое ощущение, что они с Чимином женаты и это какая-то бытовуха: осталось только распределить, кто будет мыть посуду и выносить мусор, чуть побить тарелки во время хуйни на ровном месте, а потом - помириться, как нормальные парочки. Одним словом, какой-то долбоебизм, но почему-то свое и под сердцем греет. От того и недоумение такое, как будто правильно, и почему-то не кажется совсем аморальным, как сказал бы его отец.***
Чонгук чувствует, как Чимин ложится рядом на кровати и ворует часть одеяла, которое ему выделил: он теплый, влажный и от него пахнет каким-то цветочным шампунем вперемешку с сигаретами. Совсем не похоже на спортзал, для Чонгука это как небо и земля по ощущениям. Изо всех сил хочется сделать вид, что спишь, спишь как убитый, и он старается, правда, не шевелится и дышит тихо, слишком сдавленно и забито. Чимин жмется ближе и выдыхает горячо Чонгуку в шею, а у того мурашки, но не палится, делает вид, что спит. В голове куча всякой херни, начиная с «мы, кажется, не выключили чайник» и заканчивая «Давай еще ближе, я тихонько подрочу под одеялом». И выть почему-то хочется, ибо, ну, за гранью какой-то. С таким пульсом вообще выживают? - Я знаю, что ты не спишь, – Чимин обнимает, забираясь одной рукой под чужую футболку и шепчет, чтобы момент, видимо, не испоганить. – Так что прекрати делать вид, получается хуево. – Чимин зарывается носом Чонгуку между лопаток и карябает короткими ногтями его грудь, выписывая пальцем слово «хуево». Чонгук в жизни никогда не пил алкоголь, но сейчас, кажется, повело: это такое элитное спиртное: «Пак Чимин 1998 года, 17 лет выдержки» - выносит с первых глотков. Отлично, просто чудно: Чимин в курсе, что Чонгук не спит, Чонгук в курсе, что у него стояк и в курсе, что Чимин в курсе, но эта рекурсия совершенно ничем делу не помогает! Чонгук мычит сдавленно на выдохе, как бы «ну, подловил, молодец», однако, куда дальше рулить не знает, ну, хоть глаза можно открыть. - Я чувствую, как бешено бьется твое сердце, – у Чимина тембр голоса спокойный слишком, он прижимается ухом к чонгуковой спине и действительно слышит, как тому страшно и как он волнуется, чувствует, как он тихонько дрожит от каждого робкого поглаживания и прикосновения, и как хочется ему сейчас убежать. Чимину стремно не меньше, но тут все по очереди: первый ход за Чонгуком, второй - за Чимином, это игра и Чимин хочет выиграть. – Повернись ко мне. Чонгук дал себе обещание, что не двинется, обещал себе, что заставит себя протрезветь, смотреть в стену, и член так упадет: стена-то не возбуждает, как Чимин. Ну, да. Вспомнил это все, только когда повернулся и уткнулся взглядом в темные глаза с отблеском из окна. У Чонгука во взгляде явно вопрос, и Чимин совершенно точно знает, какой, но разговоры - это такая своеобразная вещица: не везде ей нужно тыкать, иногда нужно показать один раз, чтобы не объяснять десять. Чимин целует мягко и не напористо, без укусов и пошлости, касается нежно, считая позвонки на чужой спине пальцами, и тяжело дышит. И, как бы не обстояли дела, это все так неумело и невинно, что время сейчас должно было бы замереть. Чонгуку плохо, откровенно паршиво, голова кружится и руки трясутся, когда он Чимина в ответ обнимает и это, черт подери, страшно, но нравится и приятно вперемешку. Чимин едва ощутимо пробегает пальцами по напряженному животу и поддевает резинку чужих боксеров, обхватывает возбужденный член и отстраняется от чонгуковых губ, смущенно улыбаясь в потемках. Чонгук зажмуривается и сглатывает, смотреть на Чимина вообще боится, потому что какого-то хера стыдно, и чувствуется, как горят щеки и уши. Чимин начинает медленно двигать рукой и смотрит пристально на Чонгука, ведь сейчас он такой странно-необычный, покрасневший и напуганный, что хочется запомнить. – Я тебя не съем, можешь открыть глаза. Чонгук в плечи Чимина вцепился, словно его действительно собираются съесть как минимум, но чужой голос сейчас такой низкий, такой расслабляющий и возбуждающий одновременно, что слушаешься невольно. Чонгук смотрит загнанно и немного жалобно в надежде, что со временем это стеснение растворится, но пока еще нет. У Чимина все как-то по-другому работает: чем более запуганным выглядит Чонгук, тем более уверенно себя чувствует сам Чимин, он увеличивает темп, и Чонгук тычется ему в грудь, сдерживая сдавленные стоны, царапает плечи, шею, и Чимин где-то внутри улыбается, что только он один знает такого Чонгука. У которого губы искусаны, жарко, во рту пересохло и постоянно ощущение, что он вот-вот кончит - это все выносит и отключает, он дышит обрывками и тянется к чиминовым губам, целует влажно и уже откровенно пошло, по-своему толкаясь Чимину в руку, слабо постанывает и перестает, наконец, дрожать, когда кончает, замирая на секунду. Чимин с парадоксов Чонгука не перестает охеревать: сейчас он застенчивая девочка, а через минуту может обратиться проституткой и тут никогда не угадаешь, когда именно настанет та самая минута. - Понравилось? – насмешливо спрашивает Чимин, размазывая чужую сперму по простыне. Чонгук прячет лицо за ладонями, но ему кажется, что и сквозь них видно его раскрасневшееся лицо. - Да. Прямолинейность…***
- Чонгук. – Чимин совершает уже пятнадцатую попытку поднять спящую тушку с кровати, потому что на учебу, но это непробиваемый, спящий тюлень. - Чонгук, блять! – Пак уже взвыть готов, потому что спящий Чонгук - тяжелый Чонгук, и тащить его в ванную на руках - не лучшая затея для утра, зато сколько визга будет. Чимин уже предвкушает. Чонгук в холодной ванне жмурится и бурчит во сне недовольно - Чим настраивает душ. Чонгук ворочается и требует одеяло - Чимин пускает в ход тяжелую артиллерию. - Да ты не нормальный, неуравновешенный ублюдок! – Чонгук барахтается, захлебываясь и давясь струями воды, берет самую высокую ноту, которую только может в своем положении. – Я тебя засужу, мудила! Долбоеб! Хватит! Чимин заливается чуть ли не до истерики, потому что даже лучше чем ожидалось: как пропел - ласточка просто. Даже оправдываться не хочется, слишком идеально. - Я пытался по-другому, клянусь, но это был единственный вариант, – он откровенно загибается, еще бы пара секунд и свалился бы в припадке, а потом получил бы премию Дарвина за самую тупую смерть. - Я тебе ебало сейчас разобью!***
Чонгук дуется все утро, думает, что можно было бы как-то и поэтичнее его разбудить: завтрак там в постель, подсрачником на крайний случай, но, блять, не так же! Чимин прыгает вокруг и светится, как стовольтовая лампочка, жалуясь периодами, на то, что ручки замерзли. Чонгук выдыхает на это все тяжело и прикрывает глаза, делая вид, что вот «это» рядом - не его.***
Школа не радует ни разу: они опоздали (по вине, кстати, Чимина, которому срочно волосы уложить и пять минут), в коридорах пусто, хотя это даже кажется хорошим началом учебного дня. Чонгук щелкает замком на шкафчике и, когда достает сменку, на дне своего идеально пустого шкафчика, замечает что-то блестящее и точно знает, что не его. Переобувается и лезет глянуть. Фотка. Чонгук переворачивает печатной стороной и застывает. Он сминает фото и хоронит на дне портфеля, надеясь, что это только для него. Чонгук заходит в класс и только собирается заикнуться про опоздание, как его взгляд падает на Чимина, парта которого полностью исписана черным маркером, а сам он с опущенной головой сидит на месте и, кажется, боится сделать лишний вдох. Пока Чонгук смотрел на Чимина, он не заметил как весь остальной класс с укором смотрит на него.