***
Чимин сидит напротив и болтает ногами, улыбается довольно, засовывая за обе щеки все то сладенькое и вкусненькое, до чего может дотянуться. Тэхена подъебать пытается по любому поводу и, вообще, выглядит как обычно. Стандартный и вечно придурковатый Чимин жует, как хомячок, давится в кашле и просит у злобно ржущего Тэхена водички, запить печенье, которое может стать причиной удушения всегда радостного Пак Чимина. Улыбается ярко, требуя улыбки в ответ, и вопросов вообще не задает. Чонгук подыгрывает, а Тэхен, кажется, вообще из роли не выходит. Этакое по тройному обоюдное наебалово во благо друг друга. Никто никому не хочет навредить правдой. Однако херня случается, потому что жизнь не жалеет ни умников, ни дураков и играет только по своим правилам, и все трое это прекрасно понимают. Ни на ком за этим столом уже нет привычных розовых очков, но привычка делать вид, что все-таки есть, присутствует, не смотря на отчетливое понимание, что они в полной заднице. У Чонгука текст сообщения от отца на чиминовом телефоне, кажется, уже отпечатался прямо на подкорке мозга. Он буква за буквой его выжигает на тонких мыслях, складывая в слова, а слова - в предложения, и пялится в одну точку, носом шмыгая и пытаясь изредка улыбаться от души (якобы). «Я же вас найду. Ты Чимину жизнь испортил, а он тебе. Вы два малолетних придурка» Чонгук это сообщение, конечно, с телефона Чимина удалил и говорить о нем - конечно же - не собирался, но это ничего не меняет. Его отец действительно может их найти, и это даже можно воспринимать как угрозу. Никого тут, конечно, не убьют, зато он вполне Чимина со всеми его родственниками может сослать в Сибирь. Просто так. Просто потому что его сын гей и любит другого гея, и не хочет заправлять компанией. Просто из-за того, что Чонгук не захотел играть по его правилам, как делал это обычно. Да из-за чего угодно - сойдет любая причина, потому что Чонгук всегда должен делать только то, что должен. Ему внушали эту истину с рождения. «Ты должен!» Его отец всегда сравнивал жизнь с игрой в шахматы, а по молодости вообще любил заниматься нравоучениями, так как был уверен, что знал жизнь правильно. Под дорогой алкоголь шло особенно хорошо: он часами заставлял Чонгука сидеть с ним за шахматным столом и играть в «жизнь», безрезультатно пытаясь научить еще совсем ребенка ставить мат за пятнадцать секунд. Он философствовал и распинался, разводя тирады про справедливость и равноправие, говорил о том, что правильно, когда сильный пожирает слабого, что все способы хороши, даже самые черные, главное - победа. Но и тогда, и сейчас, Чонгук не понимал и не понимает, почему у отца что в жизни, что в шахматах всегда одна стратегия. Ведь в шахматах шесть видов фигур, у каждой из которых свои особенности, шестьдесят четыре клетки, по каждой из которых можно пройтись, и две стороны, из которых можно выбрать, а отец никогда не выбирал. Чонгук всегда получал порцию нравоучений, за отклонение от шестнадцати ходов белыми за пятнадцать секунд. За восемь лет игр Чонгук ни разу так и не выиграл, потому что вечно пытался придумать свою фишку, а не использовать чужие. Смысл он до сих пор отказывается понимать. К тому же, никогда не было понятно, чья сторона правая, черных или белых. Бессмыслица.*
Чонгук крутит телефон Чимина в руках и посматривает искоса на Тэхена, как бы без слов спрашивая, сказать или не стоит. Тэхен упорно делает вид, что не замечает этих отчаянных пятиминутных взглядов, молящих о подсказочке, и, вообще, сами разбирайтесь. Тэхен даже спиной чувствует, как Чонгук смотрит, как будто электрошокером между лопаток: этакая просьба о помощи с примесью ненависти и легким ароматом с намеком на «Ты один хуй уже увяз» - так и хочется начать корчиться и извиваться на полу, с криками «Ничего не знаю!» - Ты когда нос успел разбить? - Чимин шепчет и, пытаясь не заляпаться, тянется через весь стол к Чонгуку, легонько касаясь указательным пальцем его щеки. Чонгук дергается резко и шипит приглушенно, выплывая, наконец, со дна своих мыслей. - Это тебя Тэ-тэ так? - Чимин еще тише шепчет, чтобы Тэхен, мурлыкающий себе под нос какую-то попсовую хрень, не услышал и не догадался о предстоящей мсте. - Он вообще зверь какой-то, - Чонгук шепчет в ладошку и кивает много раз, уже продумывая, сколько членов нарисует Тэхену на лице, пока тот будет спать. - Все с ним нормально, не сдох же! - радостно заявляет Тэхен, громко ставя тарелку с последними оладьями на стол и, пронзив Чонгука секундным взглядом, в котором четко читалось что-то вроде «Я убью тебя, пока ты будешь спать», снова продолжает строить из себя солнышко.*
Эта партия оладий получается еще отстойнее предыдущей: какие-то солено-сладкие, которые еще и с медом, и чай с сахаром. Словно слет беременных дамочек, которым зефирку с кетчупом подавай. Но Чимину, видимо, такое либо не в первой, либо по вкусу, а Тэхену вообще наплевать, что жрать, ну, а Чонгуку остатки носа жалко. Потому все смирно жуют и даже молчат. На самом деле сейчас Чонгуку хочется, чтобы они на этой кухне были всегда. Чтобы этот вечер никогда не заканчивался, чтобы утро не наступало. Смеющийся Тэхен, у которого чай льется через нос, и Чимин, который ржет на ультразвуке, за живот хватаясь и хрюкая перерывами. Соленые оладьи с медом, разбитый нос, эта чертова кухня. Чонгук впервые рад быть где-то с кем-то и прямо сейчас. Он словно всю жизнь был кубиком, который усердно втискивали в круг, а теперь он наконец-то на том самом месте, где должен быть. Словно все пересеклось именно на этом моменте, все чертовы дороги, все линии, нити - все вели сюда. Потому что тут можно быть настоящим. Именно сейчас Чонгук, кажется, вышел за пределы клетки окончательно, закрыл за собой дверь и увидел свободу. Она на самом деле хоть и без бриллиантов и дорогого вина, без костюмов, без дорогих часов, без ослепляющего блеска ламп, зато с медом, с резкой болью, отдающей в голову при любом лишнем звуке, с Чимином, который щурится и дает гладить себя по волосам, и с Тэхеном, который херово готовит. Это похоже на теплый вечер в любящей тебя семье.*
- Мы ему доску мылом измазали! - Тэхен, как в игре «Крокодильчик», жестикулирует руками, пытаясь показать, какая большущая была доска, как много было пузырей и насколько это гениальная идея для приколюхи на третьем курсе. Чимин из вредности с лицом кирпича Тэхену заявляет, что они повели себя как первогодки младшей школы, но Тэхен плевать хотел на критику этого недомерка по всем параметрам. У них было джакузи вместо пары и это, черт подери, охуенно! Чонгук Чимина активно поддерживает в том, что Тэхен дошкольник и, вообще, блондинка, потому что на разбитый нос все еще злится, хотя в душе идею с мылом поддерживает, пока воображение подкидывает кучу веселых картинок с пузырями по всему классу. - Вы не умеете веселиться и ни черта не понимаете! - Тэхен дуется и расфуфыривается весь, обиженно выпятив губу и сложив руки на груди, добавляет тихо: - Не буду вам ничего больше рассказывать. Чимин с Чонгуком переглядываются сквозь улыбки, начиная беззвучный отсчет, на сколько Тэхена хватит. Кажется он сдался на пятнадцатой секунде. - Это олдскул, малолетки! Тэхен так звонко визжит, что Чонгук сразу предлагает варианты переодеваний того в девочку-косплеершу лет пятнадцати, ухахатываясь с Чимином на перебой и обсуждая, какого цвета чулки на Тэхена натянуть ночью. Из-за непрекращающегося смеха, у Чонгука снова кровь из носа и вроде как хочется остановиться смеяться, но уже не получается - от любой ерунды только сильнее начинаешь хохотать. Чонгук все-таки останавливается, когда дышать становится трудновато и болью в виски отдает слишком. Чонгук давится кровью и затыкается только когда смех меняется болезненным кашлем и привкусом крови. А вот Чимину ничего не помогало, даже скалившийся и грозящий с минуты на минуту кинуться и перегрызть глотку Тэхен.*
Под шумок парень оперативно уходит в ванную, чтобы смыть кровь и перевести дух. Все дерьмо из головы никуда не делось - отодвинулось немного, но решение проблемы так и не снизошло внезапной божественным подарком. Они все еще в жопе.*
- Да все со мной нормально, хватит запихивать в меня эту горькую отраву! - пищит Чимин, из последних сил отбиваясь от Тэхена, который пытается затолкать ему в рот очередную порцию таблеток непонятного происхождения. - Жри сказал! Тэхен по шкале от одного до десяти настойчивый на 9,9%. Он так проявляет свою заботу, переживает и помогает с решением проблем. Насилием. Гиперзабота от Мистера Солнышка: жри сам или я затолкаю тебе это в глотку силой. У Тэхена, наверное, есть такой мини-девиз для особых случаев. Например, для случая, когда он заломал Чимина и уселся на него сверху, пытаясь затолкать ему в рот пилюли - это то, что нужно.*
Чимин ежится и морщится, каждый раз когда рефлекторно губы облизывает. Жалуется, что горько и противно, и, вообще, Тэхен, пошел ты на хуй. Тэхен услужливо все мимо ушей пропускает, копаясь в стопках с дисками. Сегодня на нем слишком большая ответственность - выбор фильма на ночь, а это дело тонкое. Нужно же и Чимину и Чонгуку подгадить, а себе угодить - хрен проссыш, какой жанр Чонгука бесить будет. Тэхен один за другим откладывает диски в сторону, то разочарованно вздыхая, то презрительно цокая и приговаривая: «Откуда столько порнухи вообще?». Чимин дуется и жужжит надоедливо, стараясь Тэхена своими детскими обидо-претензиями вывести из себя, но это не работает на Тэхена, а вот сам себя парень взвивает здорово. - Чимин, - Чонгук кладет свою голову на чужое плечо и прикрывает глаза, полушепотом спрашивая, сам не знает зачем: - Мы черные или белые? Чимин молчит несколько секунд и Чонгука наконец-то обнимает, путая пальцы в чужих волосах и прижимаясь крепко. Чонгук в шею целует пересохшими губами. Сейчас Чимину даже не обидно за последнюю неделю, потому что Чонгук так близко. Чимин, кажется, даже почти не дышит, вдруг лишний вдох - и все исчезнет, а он очнется в медпункте в школе, и от Чонгука останется только запах дорогущих духов, которыми провонял весь салон тачки, на которой его привозили в школу. - Чимин, я, кажется, тебя люблю, - почему-то стыдно снова, будто бы как с той запиской, как в первый раз. Голову страшно поднять и мелкий чувствует, как щеки горят, а пальцы наоборот холодеют, почти немеют - даже сейчас Чонгуку страшно, что Чимину уже плевать на это. Он не ждет от Чимина ответных признаний, всплесков радости или наоборот печали. Он ничего не ждет, а Чимин ничего и не говорит - просто показывает, что чувствует нечто подобное. Чимину не обязательно говорить, а Чонгук просто слишком давно хотел это сказать, но почему-то это сложнее, чем, например, сказать «Чимин не кури» или «Ты идиот» - для Чонгука это пока что не просто звуки, не просто слова. Это чувство, со вкусом, определенного цвета и Чонгук его никогда уже не забудет. - Я выбра-а-а-л! - басовито пропевает Тэхен, усаживая задницу поудобнее на диване, а на голубков стараясь не смотреть.