Еще один шанс

      Неделя прошла незаметно, но каждая ночь была невыносимо длинной. Голова слишком сильно болела, чтобы попытаться заснуть, и лишь к утру девушка смогла наконец это сделать. Эта неделя была, безусловно, самая сложная и ужасная в ее жизни. Быть насколько слабой, что с кровати было трудно подняться — худшее состояние в мире. Каждый день был для нее испытанием, и начиналось все примерно одинаково: утром поход в больницу (пустая трата времени, ибо ее присутствие было необязательным, но мама и папа, как хорошие родители, все равно водили ее по больницам), после того, как проторчишь в больнице до обеда, наконец, идешь домой, а вот дома ты должна справиться с невыносимой головной болью, иногда жаром. Тело тоже не давало о себе забыть и обязательно под вечер начинало ныть. И какого же быть в ее шкуре? Адско. Такое состояние можно было пожелать только врагу. Но она справилась, физическая боль — ничто, по сравнению с душевной. Но то, что ее злило в этот момент больше всего, это то, что милые мамочка и папочка постоянно жалели ее, будто ей осталось несколько дней. Кстати говоря, после той небольшой стычки они так и не помирились. Возможно, они думали, что их дочь должна осознать все и первой извиниться. Но дочурка так не считала. Они сами виноваты, и сами должны извиниться, в первую очередь перед Джонсом. Они не правы на его счет. То есть, конечно, в их словах есть доля правды, но эта правда заключается в том, что он действительно бывший, мать его, ловелас. Она достаточно узнала о его приключениях. Сказать то, что она была в шоке, нет, она ничуть не удивилась, было ведь понятно, что он по натуре такой вот человек. Но после того, как она появилась в его жизни, он изменился. Вот этот факт, удивил ее намного больше, чем его многочисленные любовные похождения. Ведь люди не меняются, они всегда останутся при своих привычках и своем мнении и либо они делают вид, что изменились, либо они правда пытаются измениться, но от прошлого не так легко отказаться, оно все равно будет преследовать. Ведь злодеями не рождаются, ими становятся. Даже при всем желании, героем будет стать очень сложно, ведь от старых привычек не избавиться. Она надеется, что Киллиан все-таки избавился от старых привычек, хоть от одной, но самой мерзкой — использовать девушек. Хоть Эмили довольно жесткая и грубая, но справедливая. И так поступать нельзя. Конечно, он не разобьет ей сердце, ведь чтобы его разбить, его надо иметь. А ей столько раз причиняли боль, что от него ничего не осталось. Она была не уверена, что оно у нее было, но раз она чувствовала боль, значит, все-таки было. Ничью боль, кроме как свою, она не чувствовала, да и вообще ничего, кроме боли, чувствовать она не могла.       За эту неделю ее один раз навещала Эмма. Она подарила ей плюшевого медвежонка. Белый, как только выпавший снег, радужка глаз цвета спелой сливы, зрачок по традиции черного цвета, аккуратный черный носик и розовые ушки. Сзади можно было заметить маленький хвостик. Подушечки лап приятного розового цвета и животик тоже. Сам медвежонок находился в сидячем положении. Размер игрушки небольшой: около двадцать сантиметров в длину и двадцать сантиметров в ширину.       Уотсон с радостью приняла подарок, невежливо было отказываться от такого милого медвежонка. Теперь он будет сидеть на прикроватной тумбочке, возле лампы. Игрушка идеально вписывалась в интерьер комнаты. Комната, кстати, была невероятно светлой, милой и уютной. Большая и просторная комната: стены покрашены в нежно—розовый цвет, потолок белый, а пол — ламинат. Сверху висела большая люстра, какие обычно были в замках у принцесс, но только вместо свечей — лампочки. Люстра располагалась в самом центре комнаты, и прямо под ней был огромный, пушистый, белый ковер. Каждый раз Эмили казалось, что она гладит персидского кота вместо ковра. Возможно, это странно, но почему бы и нет. Начиная с левого угла стены до ее середины был шкаф из белого дерева. Рядом с ним располагалась большое окно. По желанию девушки, подоконник сделали большим, чтобы на нем можно было сидеть. Она постелила на него одеяло и положила подушку. Выглядело все это довольно прикольно. По середине комнаты стояла кровать, посмотрев на нее, можно было сказать, действительно, царское ложе. Кровать, как и вся мебель, из белого дерева, мягкий матрас, поверх которого кипельно-белого цвета простынь, на ней огромное одеяло светло-голубого цвета и дополняют эту кровать разнообразные подушки и мягкие игрушки. По бокам стояли прикроватные тумбочки. На одной из них была лампа и медвежонок, на другой валялись всякие безделушки. Слева от тумбочки находился кресло-мешок, он был черного цвета. Справа стоял компьютерный стол с стулом, на котором стоял ноутбук, а рядом лежали различные книжки и еще море других предметов. И, вроде бы, так мало мебели, но есть ощущение, что, ее, наоборот, безумно много. Самое главное, что ей нравилась эта комната, только здесь она могла побыть одна, и без ее разрешения в комнату бы никто не вошел.       Началась новая неделя, это означало, что надо идти в школу. Желания идти особо не было, но до каникул оставалось совсем немного, можно было и потерпеть. С родителями она до сих пор особо не разговаривает, и тишина за завтраком, кажется, длилась целую вечность.       Родители уехали на работу. Эмили надо было уже собраться в школу, но ей захотелось перекусить, поэтому она съела яблоко. Мама собрала весь мусор в пакет, поэтому по нормальному выбросить остаток не получилось. Какого было ее удивление, когда в одном из пакетов с мусором, она увидела букет цветов. Они вовсе не погибли, наоборот, только начали расцветать. «И зачем маме понадобилось выкидывать нормальный букет?», — пронеслось в голове девушки. Она вытащила цветы и поставила их в красивую вазу, налив туда воды и оставив в своей комнате. Время уже поджимало, поэтому она быстро вышла из дома и… ждала водителя. «Этот урод каждый раз опаздывает, надо бы его уволить. Иначе я его собственными руками убью», — злилась девушка. Приехал, не прошло и сто лет. Уотсон села в машину, и со всей силы, хлопнула дверью.       Вот она стоит на пороге школы, никак не решаясь зайти внутрь. Почему-то ей страшно, неизвестно чего, но страшно. Этот страх завладел ее разумом, и теперь ей вовсе не пофиг, что о ней подумают ее одноклассники. «Да пошли они», - ох, старая добрая Уотсон вернулась. Страх ушел, и теперь ее вновь ничего не волновало. Она посмотрела расписание уроков, нашла нужный кабинет, и села на свое место.       Джонса и Свон еще не было. Они обычно всегда раньше нее приходили, а что же теперь? В кабинете стало душно, поэтому девушка решила выйти в коридор. Но стоило ей только выйти из класса, как она увидела перед собой неожиданную картину. Напротив кабинета стояли Киллиан и Эмма, ну ладно бы просто стояли, но они целовались! Господи, это действительно происходит?! Они стоят напротив нее и… Фу! Как же противно за эти наблюдать. Как он крепко обнимает ее за талию, а она стоит на носочках и руками обвивает его шею.       — Уотсон! Эмили!       — Эмили, очнись! — она слышала голоса, но они говорили так тихо, что было не понятно, кто это, что они говорят.       — Эмили! — «Джонс», — вот кто так отчаянно пытался достучаться до нее. Она открыла глаза и…       — Уотсон, что с тобой? — перед ней стояли взволнованные Крюк и Эмма.       — Поздравляю, — все, что смогла выдавить из себя девушка и, отвернувшись от них, зашла обратно в кабинет.       — Эмили, стой! — Киллиан положил свою руку ей на плечо, как бы останавливая.       — С чем ты нас поздравляешь? — недоумевала Свон.       — Я видела, вы целовались минуту назад, — Джонс ожидал услышать все, что угодно, но то, что он и Эмма… бред какой-то.       — Чего мы?       — Вы… — Эмили не закончила говорить, ее прервал парень, который только что сам спросил, что она увидела.       — Нет, не говори ничего. Просто посмотри на меня, между мной и Свон ничего нет, мы не вместе, и уж тем более мы не… — он говорил почти шепотом, и это заставляло поверить его словам.       — Неужели мне показалось?       — Ты все еще болеешь, это нормально, — решила поддержать подругу Эмма.       — Мне нужно выпить успокоительное, — девушка достала из кармана брюк таблетки, но Крюк быстро их выхватил.       — Свон, посмотри в интернете, не вызывают ли они галлюцинации,       — Сейчас… Эм, вот, нашла! Здесь написано, если принимать их в больших количествах, то это может вызвать… галлюцинации. Ты оказался прав, дело в этих таблетках. Еще здесь написано, что это экспериментальный препарат, его еще не одобрили. Он не прошел испытание на людях. Как ты их достала?       — Мне их врач выдал.       — Это означает…       — Ты стала их подопытной крысой.       — Препарат полностью выветриться из организма в течение двадцати четырех часов.       — Мне придется видеть галлюцинации еще двадцать четыре часа?!       — Может, ты и не будешь их видеть, тебе надо просто не думать об этом, — успокаивал Киллиан.       — Я постараюсь, — выдохнула девушка.       Учебный день закончился, большая половина учеников уже ушла домой, а те, кто остался, ждали либо автобус, либо машину. Свон уже села в школьный автобус, Эмили же ждала водителя, рядом с ней стоял Киллиан. Тишина, в которой они стояли, убивала изнутри. Никто так и не решался ее прервать. Девушка была погружена в свои мысли. Ей хотелось узнать две вещи: зачем выкинули букет, и почему Джонс ни разу не навещал ее. Даже Эмма за все время навестила ее. Хотя почему бы не спросить на прямую? Некрасиво? Кажется, это было последнее, что волновало ее.       — Знаешь, Свон ведь меня навестила, когда я была на больничном. Я думала, ты хоть раз меня проведаешь, — говорить намеками? Не, не слышала. Парень вопросительно посмотрел на нее, будто девушка сказала какую-то глупость. Возможно, как раз этот вопрос, он считал глупым.       — Я ездил к тебе каждый день, еще с понедельника, — сказать, что у Уотсон пропал дар речи — ничего не сказать. Он навещал ее каждый день, а она даже не знала. Одна эмоция сменялась другой, и все это отражалось на ее лице. Что она сейчас чувствовала? Гнев, боль, предательство? Нет, разочарование. Родители знали, что он приходил, но они ничего ей не говорили. Снова. Снова они так с ней поступают. Как же она устала от этого. Удивление с ее лица пропало, осталось лишь боль в глазах. Девушка опустила голову, чтобы не встретиться взглядом с Крюком. Конечно, парень заметил резкую перемену настроения Эмили, он понял, ее родители ничего не сказали о его визитах. Что говорить в такие моменты? Ничего. Безусловно, ничего не надо говорить.       — Букет, — голос Уотсон резко изменился, стал какой-то металлический. Она подняла голову, и посмотрела ему в глаза. Казалось, она смотрит прямо в душу. Ледяной взгляд, от него стало не по себе, — это твои цветы, верно? — Киллиан не ответил, лишь слабо кивнул головой.       — Видимо, твои родители меня терпеть не могут.       — Конечно, ты ведь по их словам… не очень хороший человек. Ты обязательно разобьешь мне сердце. Просто воспользуешься мной, как и остальными, — ее голос дрожал, впервые за всю ее жизнь, ее голос предательски дрожал, а в уголках глаз появились слезы. Она сильно закусила нижнюю губу, ее слез никто не должен видеть. Во рту появился неприятный привкус металла. Она даже не почувствовала, как сильно ее закусила. На губах появилась кровь — бордового цвета.       — Неужели они правда так говорят обо мне? — это было больше похоже на утверждение, чем на вопрос, но он все-таки задал его.       — Как же я ненавижу их, — от этих слов в груди больно кольнуло, но не из-за того, что она так сказала о своих родителях, а именно из-за правды. Ненависть все эти годы копилась, а сейчас вышла наружу. Эмоции было трудно сдержать, она хочет выговорить все что думает. — Они опять предали меня. Господи, как я от этого устала. Они не понимают, что разбить то, чего нет, невозможно. Уже невозможно. И вовсе не ты причинишь мне боль, они сами причинили мне ее. Все эти семнадцать лет, они убивали меня изнутри. Они уничтожили мое сердце, давным-давно. Я так отчаянно пыталась собрать его по осколкам, но у меня не вышло. Каждый раз не хватало частей. И вот, сейчас, они уничтожили тот последний осколок, который когда-то был моим сердцем… Они никогда меня не понимали, никогда. Даже не пытались понять, почему? У нас никогда не было той особой связи, которая была практически у всех родителей и их детей. Не было такого, и сейчас нет. Я… я просто устала от такой жизни. Очень сильно устала, — по щекам девушки побежали слезы. Она не хотела, что бы кто-нибудь увидел, как она плачет, но невозможно сдержать их сейчас. Благо, больше никого не было, все уже ушли, а они стояли. Стояли и ждали этого грёбаного водителя. А он, как будто, даже не собирался приезжать. И из-за него она сейчас плачет, продолжает говорить и плачет. Приехал бы он вовремя, боли было бы гораздо меньше. Но он не приехал, а она резко замолчала. Джонс молча посмотрел на Эмили. Ее красные, опухшие глаза от слез, казалось, были пустыми. Она сверлила глазами бетонный пол, лишь бы избежать взгляд Киллиана. Вдруг вновь заговорила:       Меня избивали, Крюк, — она посмотрела на него, чтобы уловить его реакцию. Его глаза расширились от удивления, брови удивленно поднялись вверх. Потом он нахмурился. Парень уже стал ненавидеть ее родителей, ведь так обращаться с родным ребенком нельзя. Даже его родители никогда не поднимали на него руку. — Когда я была маленькой, она часто меня била. Из-за этого как-то мне наложили гипс на две недели. Мне было всего десять. А я не могла ходить две недели! Две чертовы недели мне было безумно трудно двигаться! Две недели! Две… Я три раза пыталась сбежать из дома. Около десяти попыток покончить жизнь самоубийством. Я резала кисти рук, закусывала губы до крови, впивалась ногтями в кожу до боли, просто чтобы унять душевую боль. Я устала от такой жизни. Чертовски устала. — Оба молчали, как им показалось, целую вечность. Он даже и не предполагал, что у нее настолько трудная жизнь, и после этого, на свою спокойную жизнь, грех жаловаться. — Ты не подумай, что я сумасшедшая или мне от нечего делать хочется умереть, просто жить так действительно невозможно. Я не тупая девочка, которая думает что ее никто не любит и хочет покончить с собой. У меня совсем другая ситуация… Крюк понимал, как сложно ей было высказать все это ему, как сложно ей было довериться ему. Но она переступила через себя, она смогла выговорится. Даже если это ничего не дало, ей всего-навсего стало легче. Наконец, она нашла того, кто выслушает, поймет и поддержит. Она, наконец, нашла друга. Самого настоящего друга. Уотсон, сама не понимая, медленно подошла к нему вплотную, намекая на объятья. Джонс крепко прижал ее к себе, он чувствовал, что ей нужна его поддержка, потому что она устала быть сильной, ей хочется наконец побыть слабой в чьих-то сильных руках. Вся эта история с болезнью, теперь еще и это, он не узнавал прежнюю Эмили. Сильную, хладнокровную, иногда злую, но такую милую и веселую. Но она скоро окончательно поправится, и тогда все наладится, наверно…