Ороборо: Господин Демон

- 8 -

Сэхун отправил Чонина на дежурство и даже полюбовался из окна, как Чонин заводил байк и уезжал, теряясь в густых вечерних тенях на убегающей в лес дороге. Он с осторожностью пошевелил пальцами на левой руке, достал из ящика стола пистолет, проверил и взялся за телефон. Сначала позвонил в отдел и ещё раз уточнил время возвращения господина Чона, после чего господину Чону и позвонил, договорившись о встрече. Господин Чон его не порадовал, сообщив, что уже забрал камни из банка и привёз домой. По счастью коллекционер жил неподалёку от клуба "М", и Сэхун пообещал, что приедет в течение получаса. Сэхун собрался поспешно, сунул пистолет в карман светлой куртки и выскочил из дома. Сначала хотел взять байк Чонина, но передумал. Левая рука слушалась и почти не болела, но могла подвести. Пришлось лезть в машину. К клубу "М" он добрался спустя двадцать минут, но вот подъехать прямо к дому господина Чона не получалось. Сэхун вылез из салона и стал обходить клуб. Поднялся по лестнице с торца, осмотрелся, прикинул направление, поглазев на крышу нужного дома, и спустился, чтобы идти дальше узкими проулками между стенами пристроенных друг к другу домов. На серых стенах пламенели яркие надписи, оставленные юными посетителями "М". Сэхун вновь поднялся по лестнице на небольшой пятачок с детской площадкой. Он сделал шаг, чтобы пересечь площадку и спуститься по лестнице с другой стороны. И на щеку ему тут же упала тяжёлая капля. Другая разбилась о песок под ногами, а затем капли посыпались чаще и гуще. Только дождя не хватало. А он усиливался с каждой секундой. Когда Сэхун почти дошёл до лестницы, дождь превратился в ливень, поэтому он не сразу разглядел человека у подножия лестницы. Остановился, различив холодный блеск. Сэхуну потребовалось время длиной в два удара сердца, чтобы понять — это блестел нож. Сэхун отшатнулся и смахнул ладонью капли с лица. Узнал знакомую гримасу, хотя этого человека он никогда прежде не встречал. Да и во сне видел другого. — Сэхун... — прошипел незнакомец, поставил ногу на ступень, пошатнулся, но необъяснимым образом удержал равновесие. Рука с ножом угрожающе поднялась. От голоса, точнее, шипения этого странного человека разило холодом — у Сэхуна вдоль позвоночника заструился ледяной пот. Не размышляя больше, он выдернул из кармана пистолет, наставил на незнакомца и глухо предупредил: — Ни с места. Полиция. Брось нож! Иначе я буду стрелять. Нож псих держал в левой руке. После слов Сэхуна он с пугающей лёгкостью повертел нож в пальцах и засмеялся. Смеялся он так, что звук походил на бульканье. Мерзкий такой звук — душа уходила в пятки. Потому что живой человек точно не мог так смеяться. — Надеешься на Господина? Он слеп и беспечен. И нет на тебе печати. Ты ничей. Ничьё можно взять. Закон не будет нарушен. — Что ты несёшь?! Брось нож! Сейчас же! — велел Сэхун, крепче сжав пальцами рукоять пистолета. — Смотрящий иначе, — зашипел незнакомец. — Ты видишь, да? Ты видишь моё лицо? Ты слышишь меня? Ты просто глуп или не хочешь думать? Я пришёл за тобой. Ты — мой. Ты то, что мне нужно. Ты... Тип с ножом вдруг пригнулся, сильно согнув ноги в коленях и почти коснувшись ножом земли. Сэхун знал, что будет дальше — прыжок. Он отступил, одновременно потянув за спусковой крючок. Твёрдой рукой держал пистолет и всаживал в незнакомца пулю за пулей, а тот всё не падал на омытый дождём асфальт. Сухой щелчок вместо выстрела, ещё один — и тварь прыгнула. Сэхун неотрывно смотрел на летящее к нему нечто, потому что быть человеком оно не могло. В нём красовались пулевые отверстия, но крови не было. Хотелось зажмуриться от блеска клинка, но Сэхун не зажмуривался. Зато он пошатнулся от толчка, когда между ним и тварью вклинился чёрный ягуар. В нос шибануло запахом мокрой шерсти. Ягуар разъярённо рыкнул — нож зацепил его справа. Он стремительно развернулся к нападающему, вместе с тем ударив Сэхуна мокрым хвостом в плечо так, что Сэхун покатился по влажному песку, выронив разряженный пистолет. Сэхун растерянно приподнялся и уставился вслед удирающему незнакомцу и кинувшемуся в погоню ягуару. Немного придя в себя, Сэхун поднялся, нашёл пистолет и помедлил. Он внимательно осмотрел песок и озадаченно моргнул, откинул со лба намокшие под дождём волосы и снова осмотрелся. Сэхун собственными глазами видел здоровенного зверя, тот ещё и хвостом его приложил, но на песке не осталось следов. Ни одного отпечатка крупных лап. Вообще. Сэхун помотал головой и помчался вперёд по узким улочкам — к дому господина Чона. Так стучал в дверь, что перепугал несчастного коллекционера. Убедившись, что тот жив, а камни на месте, велел запереться и быть осторожнее. Вернувшись к машине, Сэхун без сил шлёпнулся на переднее сиденье, вцепился в руль и прикинул варианты. Нестись в отдел не имело смысла — ему просто не поверят. Следов ведь нет. Да и откуда ягуару тут взяться? Напавший на него тип тоже пропал с концами. Дождь прекратился, поэтому Сэхун рискнул вернуться на детскую площадку. Он перезарядил пистолет и прихватил фонарик. Облазил всю площадку, но смог найти только клок чёрного меха. Мокрый. Сунул клок в пакет, опять вернулся к машине и после долгих колебаний отправился домой. Стоило дождаться Чонина и посоветоваться с ним. Сейчас только это и казалось единственно верным решением. Даже если Чонин посмеётся над ним... это же Чонин. Чонину можно. У дома Сэхун сразу заприметил служебный байк. Странно, конечно, потому что у Чонина ведь дежурство недавно началось. Сэхун бесшумно отпер дверь, прислушался, потом сбросил промокшую куртку и побрёл к лестнице на второй этаж. Поднявшись, увидел приоткрытую дверь ванной. Чонин стоял у раковины перед зеркалом и умывался. Умывался явно торопливо и неаккуратно, потому что тёмная футболка промокла на груди и вокруг шеи. А ещё на его правом плече красовалась пропитавшаяся кровью повязка. — Чонин, ты дома? — дрогнувшим голосом позвал Сэхун. Он видел, как Чонин застыл на секунду у зеркала, отмер и торопливо накинул тёмную рубашку, скрывшую повязку. — Дождь начался. Не справился с управлением и неудачно затормозил, — отозвался Чонин, толкнул дверь ванной и вышел в коридор, слабо улыбнулся Сэхуну. На скуле у него красовалась длинная ссадина, подозрительно похожая на порез. — Ты в порядке? — Конечно. — Чонин приблизился, быстро тронул губами щеку Сэхуна. — Мне пора. Скоро вернусь. Отдыхай. Сэхун стоял, словно поражённый громом. Чонин проскользнул мимо него очень быстро. Но Сэхун всё равно почуял отчётливый запах мокрой шерсти. От Чонина разило мокрой звериной шерстью, чёрт возьми! Сэхун оклемался и обернулся, но Чонина и след простыл. Запах тоже пропал. Но едва Сэхун сунулся в ванную, как невольно поморщился — в ванной прямо-таки воняло мокрой шерстью. А под ногами хлюпало. Сэхун машинально наклонился, чтобы поднять коврик и бросить в ванну, но замер, уставившись на клок меха. Пялился на чёртов мех и думал о том, о чём думать не хотел. Но приходилось. Ягуара зацепило ножом с правой стороны. И у Чонина правое плечо было перевязано, да ещё порез на правой скуле. От обоих разило мокрой шерстью. И воспоминание, как издёвка: ягуары — сумеречные хищники, охотятся или бродят до полуночи и перед рассветом. У Чонина стоял будильник на без пятнадцати девять вечера на телефоне. И Чонин постоянно исчезал в это время, не считая последние дни. Возвращался в полночь. Насчёт "перед рассветом" Сэхун точно не знал. Он спал в это время и не видел, оставался ли Чонин в кровати. Вставал Сэхун обычно около семи и чаще всего заставал Чонина в душе. Запаха мокрой шерсти тогда не было, но клоки меха Сэхун находил. В доме. А ещё Чонин во сне мурчал. Сэхун слышал собственными ушами как раз перед дежурством. Дважды. Это казалось полным бредом даже на фоне всех странностей Сэхуна, но походило именно на... на то, что Сэхун всегда считал преданиями старины и сказками. Сэхун видел это не во сне. Он видел ягуара, даже получил хвостом. Не по морде — и на том спасибо. Наплевав на время, Сэхун позвонил дяде-шаману. — Доброй ночи, дядюшка Санхён. Не разбудил? — Я ждал твоего звонка, — невозмутимо отозвался дядя. Как всегда, непрошибаемый и не умеющий удивляться. — Мне нужно поговорить о... Срочно. — Сейчас поедешь? — Да. — Жду тебя. Лаконичен. Как всегда. Сэхун метнулся в комнату, в дикой спешке сбросил промокшую одежду, испачканную в грязи, запрыгнул в потёртые джинсы, натянул футболку Чонина — попалась под руку, а снимать после было лень, набросил на плечи куртку, попрыгал то на одной ноге, то на другой, кое-как натягивая носки и кроссовки, сгрёб пистолет и ключи с телефоном, пакет с мехом, чуть ли не кубарем скатился с лестницы и вылетел за дверь. На всякий случай огляделся, убедился, что у машины его никто не караулит, юркнул в салон и неаккуратно вырулил на дорогу. Погнал в западном направлении, через несколько километров забрал севернее и оказался на магистрали. До полуночи ехал спокойно, стараясь не думать вообще. Один раз остановился у придорожного магазина, где народу было побольше, купил пару бутылок воды и лёгкий перекус. Когда вернулся, обнаружил уведомление о пропущенном вызове. Номер заканчивался на две восьмёрки. Сэхун небрежно бросил телефон на приборную панель и помчался дальше. Через полчаса дисплей налился светом, пластиковый корпус завибрировал, сообщая о входящем вызове. — К чёрту, — пробормотал Сэхун, вцепившись в руль и сосредоточившись на дороге. Через четыре секунды тяжко вздохнул, нашарил телефон и сбросил вызов. Прикосновения губ, рук, тёплое дыхание, жар под смуглой кожей, восторженный взгляд... — Чёрт... — Сэхун схватился за телефон и прижал к уху. Ответили после первого же гудка. В трубке долго молчали. Молчали до тихого: — Что-то случилось? — Н-нет... — Сэхун на миг зажмурился и повторил с большей уверенностью в голосе: — Нет. Просто дела. Я позвоню тебе позже, когда буду возвращаться. Хорошо? — Ясно. — Снова долгая пауза и едва слышное: — Буду ждать тебя. Возвращайся. — Как твоё дежурство? — торопливо спросил Сэхун, почуяв неведомым образом, что Чонин сейчас сбросит вызов. — Спокойное? — Да, не волнуйся. — Ты точно в порядке? Ну, после падения с байка? Не сильно поранился? Только не лги. Сэхун затаил дыхание. Волновался. Не мог иначе. Чонин "падал", прикрывая его. Значит, и пострадал по вине Сэхуна. — В порядке. И разве я тебе лгал? — Было. Разок или пару. — Слишком очевидно для полноценной лжи. Предлоги. Помимо этого. — Нет, — почти шёпотом ответил Сэхун. — Но... Нет, потом поговорим. Когда я вернусь. — Хорошо. Мягкий низкий голос сменился короткими гудками, и Сэхун практически отшвырнул телефон. Смотрел на дорогу в свете фар и старался не моргать. Глаза пощипывало. Всё это казалось несправедливым. Он почти ничего не помнил о перевёртышах из историй дядюшки. Не особенно слушал, потому что кто же в здравом уме поверил бы в россказни о таких существах? Сэхуну было скучно слушать истории о созданиях, которых нет нигде, кроме живого воображения рассказчика. Как оказалось, перевёртыши могут быть и за пределами воображения. В реальности, например. Если Сэхун понял всё правильно. И если верно помнил, что перевёртыши любят всякие цацки вроде полудрагоценных и драгоценных камней. С другой стороны, Чонин как-то спокойно отреагировал на "цацки" Сэхуна и ни разу не попытался их стащить. Зато ясно, почему Чонин так уверенно держался с первой секунды их встречи. Почуял интерес Сэхуна и его склонности. Демоны в этом разбираются и умеют этим пользоваться. И впечатление такое сильное произвёл наверняка потому, что это не по-настоящему было. Он же не человек, значит, просто манипулировал эмоциями Сэхуна. — Какой же я дурак... — самокритично признался самому себе Сэхун. — Это было слишком быстро и невероятно для правды. А я, идиота кусок, даже ушками не встрепенул! Кинулся в омут с головой! Ну придурок... Как кретин поверил, что счастье само свалилось мне на голову. Чёрт. А ведь мог бы и сообразить, что такие эффектные парни с нужной ориентацией на дороге не валяются. И сами в поклонники не набиваются. Но как тут можно было отвернуться, когда такое перед глазами и, чёрт бы его побрал, откровенно соблазняет? Сэхун скрутил крышку с бутылки и вылакал половину воды, чтобы прийти в себя. Дорога впереди выглядела до боли знакомой. Дядюшка жил чуть в стороне от родной деревни Сэхуна. Поселился совсем один у горного склона. Ещё ребёнком Сэхун отмечал, что дом шамана и окрестности никогда не меняются. Он мог даже поклясться, что на деревьях каждый год зеленеют всё те же листья. Всё те же кусты на склоне, всё те же старые стены приземистого дома, всё тот же дряхлый пёс на крыльце. И даже закаты над домом такие же. Из раза в раз. Сэхун притормозил у лощины часа в два ночи, вылез из салона и побрёл по узкой тропке вверх по склону. Добрался до дома дяди минут через пятнадцать. Даже в темноте хорошо ориентировался — помнил дорогу. В пяти метрах от крыльца остановился на минуту. Тихо скрипнула дверь, бросив после под ноги прямоугольное пятно света. — С приездом. — Дядя привычно обнял, криво усмехнувшись. Многих эта кривая улыбка пугала, но Сэхун давно к ней привык. Знал, что у дяди повреждены лицевые нервы, из-за чего он так странно улыбался. Порой у него и левый глаз чуть подёргивался. — Пойдём уж, пока ты не продрог на холоде. Шкурка городская стала и нежная. — Вовсе нет, — обиженно буркнул Сэхун, но в дом зашёл, оставив кроссовки у порога. Внутри тоже ничего не изменилось, и Сэхун уселся на циновку в центре комнаты у низкого столика. Дядя устроился напротив, налил горячего ароматного настоя в чашку и придвинул к Сэхуну. — Ты его любил раньше. Может, и сейчас любишь. — Дальше дядя принялся неторопливо рассказывать о последних событиях в деревне, о родителях, о погоде и приметах, о болячках у домашнего скота и прочих мелочах. Сэхун не перебивал, потому что бесполезно. У дяди нечасто случались собеседники — его уважали и опасались, и старались не докучать без причины. А он всегда любил поговорить. Даже с псом беседовал, будто тот понимал хоть слово. Выговорившись, дядя кивнул и устремил на Сэхуна враз ставший цепким взгляд. — Ну так что стрялось-то, что ты аж ночью почесал в такую даль? Ты приезжал месяц назад, а между твоими визитами обычно три месяца проходит. — Я... — Сэхун смешался, потом вытащил пакет с мехом и придвинул к дяде. — Вот. Дядюшка, что это такое? Дядя выудил из пакета клок меха, осмотрел и понюхал, с помощью старенькой зажигалки подпалил огрызок свечи и бросил мех в огонь. Клок исчез в один миг — вспышкой белого пламени. — Видел? — Ну да. И что? — Не со зверя мех. И запах чуешь? Сэхун принюхался. Странно, но пахло чем-то... похожим на паприку. Пряно-острый аромат дразнил и слегка обжигал. — Я видел ягуара. Чёрного и большого. Он не оставлял следов и спас меня от убийцы. Сейчас как раз работаю над делом о серии убийств. С мест преступления пропадали кристаллы-двойники. Горный хрусталь. Владельцы... погибали. — Сэхун умолк, не зная, рассказывать ли больше. — Это всё? Или ещё что-то? — Да. Нет. Я встретил одного человека. Странного. Ну, то есть... Он живёт у меня. С того дня, как он поселился у меня, я находил этот мех в доме. А ещё он уходил всегда по сигналу будильника. Без четверти девять. По вечерам. Того ягуара зацепили ножом, когда он защитил меня. Я вернулся домой и случайно увидел... — Сэхун закрыл лицо ладонями и сокрушённо вздохнул. — Невероятно просто. — Почему? — Дядя невозмутимо налил и себе настоя. — Перевёртыш, так? Если это его мех, то понятно, почему он так странно горит. Потому что не со зверя мех. С перевёртыша. Перевёртыш — плод запретного союза ангела и демона. Полукровка. Ему нет места ни на небесах, ни среди демонов. Хотя среди демонов место можно получить, но для этого надо пережить ритуал обращения и усиления демонической половины. Болтали старики, что пережить ритуал удавалось одному из десяти перевёртышей. Вряд ли это твой случай. Мех горел белым, значит, чистый демон он только треть суток, а то и четверть. В остальное время похож на человека. Удобно. Полукровки навеки застревают между небом и землёй, живут среди смертных и обязаны поддерживать равновесие. Тоже демоны, как ни крути. Но не такие, как чистокровные. — В смысле? — Сэхун с тоской уставился на руки дяди, что покоились на столешнице. — Здесь, между небом и землёй, перевёртыши — закон. Здесь — они сильнее ангелов и демонов. И должно им следить, чтобы ничто потустороннее не нарушило хрупкое равновесие. Иные сущности могут приходить в мир, но они не должны проявлять себя. Должны соблюдать правила. Если нарушают, приходят перевёртыши и всё исправляют. Чистят мир от всего, что тут лишнее. И поглощают источники силы, чтобы за ними не пришли ни с одной стороны, ни с другой. Форма зверя — это у них от демона. Обращаются они раз в сутки непременно. Самое меньшее. Такова природа. Природу можно контролировать, но для этого им нужно кое-что. Если находят, то могут обращаться по желанию. Когда захотят. — И что же им нужно? — А ты подумай. — Не знаю я, — буркнул Сэхун. — А на людей они нападают? — Зачем? Только если защищаются. Люди им не соперники и не враги. Люди им, скорее, любопытны. И им всё равно приходится жить с людьми бок о бок. Частенько они с шаманами дружат, ведь от шаманов им сложно скрыть свою природу. Любой шаман почует в перевёртыше Господина, если попадёт на его территорию. Перевёртыши часто живут несколько лет на одном месте и защищают его, потом, когда люди начинают замечать, что перевёртыш не стареет, приходится менять место. — Так они ещё и бессмертные, — уныло отметил Сэхун. — Естественно. Бессмертные, как и те, кто их породил. Убить можно, но сложно. — Зачем же этот перевёртыш убивает людей и крадёт кристаллы? — А ты видел, как он убивал людей? Или видел, как он крал кристаллы? — Нет, но... — Перевёртыш не тронет источник силы, пока законный владелец-смертный жив. Тронет только тогда, когда владелец мёртв, а на источник силы покусился некто, кому такое запрещено. На той земле, где обитает перевёртыш, он — Господин. Зачем ему красть кристаллы или убивать смертных? — Дядя, то есть, людей убивает кто-то... что-то... — Демон, скорее всего. Кому-то понадобились источники силы, а Господин соблюдает закон и наводит порядок. — Тогда почему... — Помнишь, я подарил тебе камень? — Конечно. Но при чём тут он? — Помнишь, зачем я подарил его тебе? — Для равновесия, спокойствия и лучшего контроля способностей. — Именно. Существует легенда, что у перевёртышей бывают собственные двойники, но среди людей. Если перевёртыш находит свой двойник, он обретает способность контролировать все свои сущности и обращаться по желанию. Это, пожалуй, ответ на твой вопрос, почему перевёртыш оставляет мех в твоём доме и присматривает за тобой. Сэхун уставился на дядю широко раскрытыми в изумлении глазами. — Я? — А есть сомнения? Перевёртыши ладят с людьми, но предпочитают держаться на расстоянии. А этот живёт у тебя, ты сам сказал. Я не помню историй, когда бы перевёртыш жил у смертного без веской причины. Хотя большинство таких историй заканчивались печально. — Потому что люди умирали? — Люди всегда умирают — в свой срок. Но нет, не поэтому. Печально всё кончалось потому, что люди боятся неизведанного. Знаешь, Сэхун-и, любить вообще трудно. По-настоящему. Близость, постель и всё такое не в счёт. Сами по себе они ничего не значат. Мелочи. Любовь — это большее. Так вот, любить всегда непросто, ну а когда знаешь, что человек и не человек вовсе, а не пойми что, любить уже попросту страшно. А перевёртышу иначе двойника не коснуться и не увидеть свет. Чтобы коснуться и увидеть, надо пробудить и поддерживать пламя. Перевёртышам и так несладко меняться по часам и управлять разными сущностями. Это непросто, как говорят. Ну а когда они находят двойник, шансы на удачу всё равно минимальны. Проще скрывать истину до последнего. Но и тогда это непросто. Всё равно будут следы, которые не спрятать и не объяснить обыденностью. Ты же привёз мех и приехал ко мне. Стало быть, испугался. Может, перевёртыш и не знает это наверняка, но перемены он почувствует непременно. Поймёт, что что-то не так. Чем больше страх человека, тем сложнее перевёртышу удерживаться от обращений в положенное время. — Я не испугался, — хмуро возразил дяде Сэхун. Дядя вновь достал из пакета клок меха, осмотрел, подержал на ладони и снова бросил в огонь. Белая вспышка и отчётливый запах паприки. — Да, шесть часов в меху. Говоришь, ягуар? С девяти до полуночи и с трёх до шести утра — зверь, в другое время — человек. Ягуар... — Дядя крепко задумался. — Редкий зверь. Значит, и способности у перевёртыша редкие. Но это может и не значить ровным счётом ничего. — Это как? Я же видел!.. — возмутился Сэхун, ошарашенный последними словами. — Что видел? Как он обращается ягуаром? Видел? Или он сам тебе сказал всю правду? — Нет, но... — Я могу и другую историю тебе рассказать: везли в зоопарк котят ягуара, один потерялся в дороге, обосновался в лесу, вырос, теперь живёт рядом с твоим домом. Скажешь, такое невозможно? — Но он же... — А может, ты ему приглянулся, вот он и решил тебе помочь. Звери порой и не на такое способны. — Дядюшка... — сердито начал Сэхун, но договорить ему не позволили. — Я ничего не видел, Сэхун-и. Видел ты. И, что ни говори, у тебя есть свои способности. Ответ должен ты знать, а не кто-то другой. — О перевёртышах я не знаю ничего. — Знаешь. Просто память напряги. Ты никогда не питал особой любви к легендам о перевёртышах, но ты их слышал. Детская память — вещь цепкая. А я мало чем могу тебе помочь — я никогда не встречал настоящего перевёртыша. — А если он вовсе не перевёртыш? И я не боюсь. Я... просто не понимаю. Дядя скупо усмехнулся, пожал плечами и вернулся к настою. Пил остывший напиток, разглядывая Сэхуна с лёгкой задумчивостью в глазах. — Ты всегда можешь спросить. Перевёртыши не убивают смертных, если те не пытаются убить их сами. Если ты скажешь ему, чтобы он ушёл, он уйдёт. Он может заставить тебя хотеть его, связать страстью и влечением, вскружить тебе голову. Даже вопреки страху. Но заставить любить — не может. Дать ему любовь можешь только ты сам и по собственной воле.