Конь бледный

- Как сказать Мейбл? - Может быть, не будем ничего говорить? - Ну да, а когда я сыграю в ящик, просто кинете меня под машину, аки «несчастный случай»? - Диппер… Они с папой сидят за столом, а я прохаживаюсь взад-вперед по гостиной. Только-только теплеет рассвет за окном. Сегодня двадцать седьмое августа. Мейбл в летней школе, приедет двадцать девятого августа. У меня есть два дня, чтобы придумать, как ей сказать о раке. - Сядь, пожалуйста, Диппер. Нам надо ещё кое-что обсудить, - строго говорит папа, и отодвигает стул для меня. Я сажусь и складываю руки на груди. Они оба серьёзно смотрят на меня, а потом папа продолжает: - При онкоцентре проходят ежедневные собрания. Поддержка подростков, больных раком. Мы с мамой хотим, чтобы ты посещал группу. Хотя бы раз в неделю. Этого следовало ожидать. - А смысл? Я и так нормально себя чувствую. - Знаешь... - начинает мама. - Хелен, пожалуйста, не сейчас, ты же понимаешь, что… - Знаешь, почему мы оказались в этой ситуации, Диппер? – как бы спрашивает она. - Потому что мы пустили всё на самотёк, ослабили хватку. Мы доверились тебе. Положились на твоё чувство ответственности. И что мы получили? Меня обвиняют в том, что я заболел раком. Радость-то какая. - По-твоему, я знал, что могу так облажаться? – вяло возражаю, прекрасно осознавая, что война уже проиграна. - Рак, не рак, что угодно! Вот скажи, почему ты не ходил на диспансеризации? Почему не посещал врача? – мама снова всхлипывает. - Мы подписывали все справки, мы тебе верили и рассчитывали на твоё же благоразумие! Это так сложно? Просто раз в год сходить провериться в поликлинику! - Я, что ли, сам не знаю, какой я придурок, по-твоему?! Но уже ничего не исправить, мам! - Почему ты не говорил нам о симптомах! Ты же сказал, что нормально себя чувствуешь, когда мы курс пропили! – уже откровенно выкрикивает мама, стуча кулаками по столу. Мне хочется убежать в комнату и закрыться там, чтобы она отвалила к чертям, но проще сейчас досидеть, во избежание… - У гепатита такие симптомы… Да эти симптомы можно с йододефицитом перепутать, или даже с переутомлением! – всё равно отнекиваюсь я. Да. Я виноват. И мне пиздец, как мерзко, но это вовсе не значит, что сейчас я нуждаюсь в порицании. Скорее наоборот. - Знаешь, чего… - Хелен, заканчивай, - папа обрывает её на полуслове, - это у тебя сейчас переутомление случится. Диппер не спал сегодня, оставь его, пожалуйста, в покое. И самой тебе тоже отлично было бы лечь спать. Мама нервно выдыхает и закрывает глаза ладонями. - Ладно. Да. Хорошо, - отрывисто выдыхает она и поднимается из-за стола, - ложись, пожалуйста, спать. - Ляжет. Поднимайся наверх, я скоро приду. Папа кивает ей и улыбается уголками губ. Мама неуверенно смотрит на меня, потом проходится ладонью по голове, взъерошивая волосы, и вскоре исчезает на лестнице. Мы остаемся наедине. Отец никогда меня не ругает. Вслух, по крайней мере. Ему достаточно взглянуть исподлобья пару раз, и вместо меня на стуле уже кучка виноватого устыжённого пепла. Но на этот раз всё как-то по-другому. Папа смотрит сосредоточенно, сложив пальцы в молящемся жесте, задевая внимательным взглядом карих глаз каждую деталь моего лица. Вроде бы. - Не обижайся на неё, хорошо? – говорит на полном серьёзе. Я только слегка изумлённо киваю. - И… Если хочешь пройтись, я не останавливаю. Сигареты в верхнем ящике буфета. - Так вот куда они… Стоп. Ты знаешь, что я курю? – мне уже начинает казаться, что дело пахнет керосином, но папа обрывает панику лаконичной репликой: - Естественно, я знаю. Будь осторожней, выбирая место для тайника, в будущем. Это ведь мог быть и не я. - То есть… То есть, ты не против? - Тебе уже семнадцать, Диппер. И к тому же... К тому же, я не в том положении, чтобы что-то тебе запрещать, - коротко отвечает он и встаёт, - я иду спать. Постарайся вернуться до восьми утра. И не напивайся. Вытаскивает из кармана банкноту в пятьдесят долларов и кивает мне. - Будь осторожен. Я сижу как дурак, и глупо пялюсь на его спину, пока тот не скрывается в темноте. «Будь осторожен». Быть осторожным? Странно это всё. - Спасибо. *** Для августа на улице слишком холодно. Вообще год выдался чрезмерно холодным. Я поёживаюсь, вжимаю голову в тонкий шарф и засовываю руки в карманы, в одном из них нащупывая заветную пачку сигарет. У меня нет зажигалки, надо бы зайти в какой-нибудь круглосуточный, купить её. Ближайший ларёк на Атуэл-авеню, в четырёх кварталах отсюда, а последний ночной автобус давным-давно уже стоит на стоянке. Дорога приятная. Абсолютно пустая. Ветер сильный и продувает насквозь старое пальто, пусть оно и шерстяное. Мне зябко, поэтому приходится ускорить шаг. Но прогулка не перестаёт нравиться мне. Подходит под настроение. Ночной жилой Окленд не может не нравиться. Холодный, туманный, хмурый, молчаливый. Мы прожили здесь не так много, около трёх лет назад переехали из Пьемонта. Гулять я тогда не любил, в основном сидел дома, да и времени на это не было. Мама, конечно, иногда вытаскивала нас на какие-то экскурсии, но потеряла всякую надежду по прошествии времени. Мы с сестрой умеем быть упрямыми. Сестра быстро нашла друзей в школе, в отличие от меня. Пусть мы и учились в одном классе, в большей степени я был всё-таки братом Мейбл, нежели Диппером Пайнсом. И меня это устраивало. Как же сказать ей? Мейбл. Может быть, правда не говорить ей? Нет. Это не выход, потому что, когда я облысею, придётся объяснять, а когда умру, так вообще… Лучше сказать. Но как? «Хей, Мейбл, у меня рак печени, я скорее всего умру через два года, надеюсь, ты рада!» «Сестрёнка, как бы ты отреагировала на то, что у меня рак печени?» «Мейбл, я гей. Шутка, у меня гепатоцеллюлярная карцинома». Последний вариант предпочтительнее. Будь я геем, Мейбл была бы рада. Уж наверняка. Фонарь у магазинчика неприятно подмигнул мне. Я сделал вид, что не заметил его дружеского жеста, и шагнул через порожек. Кроме меня посетителей не было, да и продавец откровенно дремал, уютно разложившись под прилавком. - Эй, мистер, - позвал его я, перегибаясь через кассовый аппарат, - пробейте зажигалку, пожалуйста. Кассир буркнул что-то злобное, заворочался, но всё-таки поднялся и сделал попытку стоять прямо. - Возьму только без сдачи, - он пренебрежительно взглянул на протянутую купюру. - У меня нет без сдачи. - Значит, для вас закрыто. - Слушайте, правда, всего-то кассовый аппарат открыть, это много времени не займёт. Сорок долларов сдачи, и вы сможете продолжить спать… - Идите отсюда и не морочьте мне голову, - отрезал продавец, - вон, вы очередь задерживаете. - Да какая, нахер, очередь?.. – я обернулся и действительно увидел за собой какого-то парня с батоном хлеба в руках. Странного, надо заметить, парня. То ли сам он весь был странный, то ли просто выражение лица такое, но отчего-то мне он показался отличным от общей обстановки магазинчика. - Просто откройте кассу и дайте мне чёртовы сорок долларов. И вы меня больше не увидите, - я чуть нагнулся к нему, но мужик только состроил отвратительную рожу и показал пальцем на дверь. То, что происходило дальше, заставило меня проглотить язык второй раз за ночь. - Прошу простить за несвоевременное вмешательство, господин кассир, - подал голос второй покупатель, - не могли бы вы продать этому юноше зажигалку? Продавец раздражённо закатил глаза и стукнул кулаком по прилавку. - Вы тут, что ли, спелись?! Развести меня вздумали? Знаю я таких, как вы. Аферисты, парные! У вас наверняка вообще денег нет, а это – фальшивка! – тот выдернул у меня из рук банкноту и потряс ею перед глазами. - Отойди-ка, - шепнул мне на ухо незнакомец, кладя руку на плечо. Я, несколько завороженный происходящим, сделал шаг назад. - Значит так, сейчас ты пробиваешь сраную зажигалку и этот батон хлеба, и… И вот эту жвачку, - парень швыряет на прилавок упаковку «Орбит» и свою покупку, - или я прострелю тебе голову. Между глаз. Продавец раскрывает рот, глотая воздух, и шарахается к телефону, висящему на стене. Но его реакция явно уступает реакции этого самого парня, молниеносно выхватившего из кармана грязно-полынного цвета плаща пистолет и приставившего его дулом между бровей практически вплотную. - Пожалуйста, - улыбается тот и чуть клонит голову к плечу. Продавец нервно пробивает продукты трясущимися руками, выдаёт сдачу с тех самых пятидесяти баксов, кивает и растерянно смотрит на покупателя. Всё это время я, как полный дурак, стою с разинутым ртом, и наблюдаю за действиями внезапно нарисовавшегося правозащитника. - Всегда бы так, - радостно подытоживает незнакомец, - надеюсь, этот инцидент останется между нами, дорогой господин кассир. Он делает мягкий поклон и, развернувшись, жестом приглашает меня проследовать за ним. - Простите, я… Мне... Мы с ним не... - пытаюсь что-то промямлить я, но просто забиваю и бросаюсь на улицу. Парень ждёт меня на противоположной стороне улицы в обнимку со своим батоном хлеба и ухмыляется. Я становлюсь напротив него и, не придумав ничего лучше, пожимаю плечами, разводя руки в стороны. Тот улыбается ещё шире, вручая мне пакет с покупками. - Я расплатился твоими деньгами, - прямо говорит он, - но своих у меня нет, поэтому я купил тебе жвачку. На твои деньги. - Думаю… Это мне подходит, - на этот раз улыбаюсь я, только как-то неловко и совсем слабо, - и спасибо вам. Но… Взглядом указываю ему на оружие в руках. Парень вопросительно изгибает бровь, а потом вдруг еле слышно хмыкает и прячет пистолет в карман. - Это макет, - усмехается он, чуть прогибаясь в спине назад, - ну, до встречи. Легко взмахивает рукой и разворачивается на каблуках ботинок в другую сторону. Я, всё так же глупо и неловко улыбаясь, смотрю на его удаляющийся силуэт. - До встречи? – бормочу себе под нос, - до встречи… Бывает же. Достаю из пачки сигарету и затягиваюсь. Надо бы уходить отсюда, вдруг этот мужик вызовет-таки полицию. Да уж. До встречи.