Конь бледный

- Хей, Бро-бро! – Мейбл вваливается в мою комнату с визгом и плюхается на кровать. Я инстинктивно шарахаюсь от неё в сторону, глупо хватаясь за сердце, но потом только вздыхаю и нервно усмехаюсь. - Я рассчитывала именно на это! – корчит серьёзную рожу и забавно вздёргивает брови. - Что-то ты смурной какой-то. - И тебе привет, Мейбл. Она несколько секунд неотрывно смотрит на меня, а потом вдруг абсолютно серьёзно спрашивает: - Что на этот раз? Марихуана, конопля, может быть, уже морфий? Или девчонка бросила? – сестра взрывается смехом, катаясь по кровати и взбивая одеяло. - Ну конечно. Морфий. Естественно, - бурчу я. - Как школа? - За-ши-бен-но! - А поподробнее можно? - Конечно, только я хочу есть. Пошли вниз, - она дёргает меня за футболку и спрыгивает с кровати. - Так что, тебя девчонка бросила? – косо ухмыляется она. - Если что, эксперт-Мейбл устроит вашу личную жизнь в два… - Нет. Меня не бросала девчонка. - Тогда улыбнись, пожалуйста! У тебя нет уважительной причины быть грустным! Я ведь вернулась! – Мейбл пальцами поднимает уголки губ и, топоча пятками, скрывается за дверью. - Дом, милый дом! Я улыбаюсь. Мейбл вернулась. Теперь дома не будет так тихо. Но радость быстро сменяется мучающими меня уже третий день подряд беспокойством и глухой болью. С кухни пахнет чем-то вкусным. Сестра о чём-то щебечет с мамой, щуря глаза и ярко улыбаясь, папа задумчиво пялится в газету. Я прохожу и сажусь за стол, поджимая под себя одну ногу. Отец мельком оглядывает меня и кивает чему-то своему. Мне становится немного теплее на душе. Рядом с Мейбл, с её широкой улыбкой и громкими возгласами всегда становится теплее и уютнее. Но на самом деле я в панике, в абсолютной панике. Сейчас её можно сравнить с каким-нибудь ядерным взрывом. Я сижу в хлипком бомбоубежище, и какой-то бард играет на своей гитаре. И мне хорошо. Однако, то, что происходит в бомбоубежище, далеко не затмевает собой ужаса, творящегося на поверхности. И в реальности, даже под песни барда, я считаю секунды до взрыва. - Вау-у-у! У нас сегодня лазанья! И яблоки в карамели! – восхищённо восклицает сестра и вонзает вилку в несчастную лазанью с такой силой, что мне кажется, будто я услышал, как она стукается о тарелку. *** Мама искоса посматривает на меня время от времени, пока Мейбл с набитым ртом вещает о своей поездке. Я задаю ей вопросы. Бесконечные вопросы. Мне уже и самому хочется остановиться, но я спрашиваю и спрашиваю её. Она рассказывает обо всём сразу, вперемешку, переключаясь с одной истории на другую, сдабривая какими-то странно-нелепыми ненужными фактами, и слушать становится просто невыносимо. У меня уже который день болит живот, да так, что не могу есть. И голова болит. Состояние вообще отвратительное. Мне хочется только лежать на кровати. Даже читать не хочется. Я через силу улыбаюсь, когда Мейбл травит шуточку. Но мне не смешно. Самое мерзкое, что помимо физической боли, моя грёбаная душа истекает воображаемой кровью. Мне завидно. Вот чего я боялся больше всего. Того, что буду завидовать живым. Тем, кто может жить и наслаждаться жизнью. А как я проживаю свою? Точнее, как я её проживал? Школа-дом-школа. Компьютер, книжки, глупые мысли о недоступных девчонках. У меня нет даже друзей, которые будут скучать по мне. И вряд ли я смогу изменить что-то за последние свои два-три года. И хочу ли я что-то менять? Мне же так жить зашибись?.. Именно этих мыслей я боялся. Что буду завидовать. Особенно боялся, что буду завидовать собственной сестре. Единственному другу. Самому лучшему другу. Я не слушаю Мейбл. И знать не знаю, сколько пропустил, чтобы в какой-то момент удачно влиться в разговор. Мама улыбается ей и говорит что-то, а я снова в вакуумном пузыре. - Мейбл, - неожиданно для самого себя прерываю её. Три пары глаз устремляются в мою сторону. В глазах мамы немыслимая обреченность и вроде бы мольба «не говори, не говори ей!». О чём думает папа мне, как всегда, не понятно. Но я был бы рад услышать от него негласный совет. Сестра улыбается и таранит меня своими живыми, искристыми, весёлыми глазами. И в голове я рисую картину. Как изменится её лицо, когда я скажу. Не говорить! Не говорить ни в коем случае! Просто заткнуться сейчас и ляпнуть что-нибудь дурацкое! Или пусть родители ей сами скажут… Нет. Я сам должен. - Мейбл. У меня рак печени, - выдавливаю я. И вдруг инстинктивно закрываю глаза. Это не трусость. Это инстинкт. Наверное. Мы молчим. Я слышу шелест папиной газеты. Все звуки становятся громче, когда ты закрываешь глаза, поэтому в комнате далеко не тихо. Где-то на улице лает собака. - Ты сейчас пошутил так неудачно? – слышу наигранно ироничный голос сестры. Да! Да, я пошутил! Это всё большая глупая шутка! Ошибка! Это просто ошибка, карточки с диагнозами перепутали! - Нет. Я не пошутил. - В смысле «не пошутил»? – продолжает Мейбл, и с каждым словом в голосе всё меньше иронии и весёлости. - Только в том смысле, что я сказал правду, - я тихо выдыхаю и приоткрываю глаза. Мейбл сидит, всё ещё сжимая в руке вилку. Сидит чуть ссутулившись, поэтому на её смешном до абсурда малиновом свитере образуются огромные толстые складки. И волосы у неё растрёпанные. И жутко растерянное лицо. - То есть, ты типа можешь умереть? – спрашивает она. - Ты, кстати, тоже можешь умереть. Не к месту. Я сказал совсем не к месту. И сказал это зря. - Ну, то есть, умереть не от старости или из-за какой-нибудь катастрофы, а потому, что ты… - Мейбл заикается и, видимо, только сейчас до неё доходит суть происходящего. Когда я киваю, растерянность сменяется открытым ужасом. - У тебя всегда было плохо с чувством юмора, Дип-Дип. Потому что это вот совсем не смешно, - голос дрожит. Вероятно, она и сама уже не верит в то, что говорит. - Мейбл, милая… - было начинает мама, но папа обжигает её своим серьёзным взглядом. - Этого быть не может, - после некоторой паузы продолжает сестра, - с тобой этого быть не может. - Со всеми может, Мейбл, - зачем-то опять возражаю я. - Да хватит! Диппер, этого не может быть с тобой! Не мо-жет! – неожиданно громко выкрикивает она и вскакивает из-за стола, чуть не опрокидывая стул. - Ну не надо, пожалуйста… - бормочу я. Правда, уже поздно что-либо говорить. - Какого чёрта, Диппер?! Так всегда! Так постоянно! Зачем ты?! Ну зачем?.. – Мейбл всхлипывает и, таки роняя стул, сжимает кулаки. - Сейчас я пойду в свою комнату, посижу там, а потом ты придёшь и скажешь, что пошутил! - Я не пошутил, Мейбл… - Это понятно?! Она чуть было не спотыкается об стул и, тихо чертыхаясь и всхлипывая, уползает наверх. Мы опять остаёмся втроём. Мама утирает красные глаза салфеткой и сводит ладони. - Почему нельзя было нас хотя бы предупредить? – задаёт она вполне закономерный вопрос. – Почему нельзя было сказать завтра, или послезавтра, а? Она же только приехала. - Блять. - Диппер, фильтруй речь, пожалуйста! Я не слушаю больше маму. Достала. Встаю из-за стола, кладу обратно нетронутый кусок лазаньи и поднимаюсь вслед за Мейбл. Сзади наконец слышится голос папы, который наверняка сейчас начнёт успокаивать маму. Да, пусть успокаивает. К чертям. *** В комнате Мейбл темно, я передвигаюсь на ощупь. На кровати никого нет, что очень даже странно. Можеть быть, она в моей комнате? Когда я уже собираюсь повернуть назад, спотыкаюсь о какую-то фигню, валюсь на пол. Тихий мат перебивает осознание того, что она лежит под кроватью, повернувшись к просвету спиной. - Эй… - Уходи! – пискает она, когда я трогаю её за спину. - Когда вылезешь – уйду, сразу. - Ты врёшь. Вместо ответа я хватаю её за плечи и вытягиваю с пылью к себе. Как и всегда, прячется в свитер. Как и всегда. - Можешь меня не слушать, конечно, но я всё равно скажу. Я не собираюсь ни перед кем извиняться. Я не виноват. Мейбл всё равно тихо плачет, привалившись к моему плечу. В комнате душно и пыльно, потому что её никто не проветривал с тех пор, как сестра уехала в летнюю школу. Мы сидим в темноте около её кровати и всё очень плохо. Я плохо себя чувствую, я плохо веду себя, я плохо поступаю с Мейбл. - Только… Не плачь, пожалуйста. Всё и так идёт наперекосяк. Мы же с тобой... - Не надо было мне уезжать… - выдавливает она, - это всё из-за меня. Если бы я осталась, ты бы точно ничем не заболе-е-ел!.. На последнем слове она начинает плакать с новой силой. - Это слишком глупое заключение, даже для тебя, - я чуть улыбаюсь и продолжаю, - Если не виноват я, это вовсе не значит, что виноват кто-то ещё. Я бы всё равно заболел. И тут уже ничего не поделаешь… - А рак ведь лечится? Я про рак вообще-то ничего не знаю. Только из «Breaking Bad», и у того мужика была... Ну как её там… - Ремиссия. - Но потом рак всё равно вернулся же! Долбаный рак! - Ну да, но если у меня будет ремиссия, то… Одним словом, это круто. - И она будет? – Мейбл наконец высовывает голову из своего импровизированного кокона. - Ну… Ну естественно будет. Ещё бы. Да, конечно будет, - немного замявшись отвечаю ей. Мейбл далеко не дура. - А если не случится, то… Сколько у тебя примерно времени? - Вполне возможно, я успею отстроить метамфетаминовую империю и обеспечить свою семью. Мейбл мокро усмехается. - У тебя с химией не очень, - бормочет она, вытирая нос о мою футболку, - но, если что, ты меня обязательно предупреди! Я улыбаюсь. По-настоящему улыбаюсь. И ещё крепче обнимаю её. - Хочешь, историю расскажу? - М-м-м? Ты ещё спрашиваешь! - Я пару дней назад ночью гулять ходил. Зашёл в магазин – купить зажигалку. Продавец отказывался её продавать, и тогда за меня вступился какой-то парень. Представляешь, вытащил пистолет и пригрозил, что, если мне этот несчастный кассир не пробьёт зажигалку, он ему мозги вышибет. - Прям так и сказал? «Вышибу мозги»? - Ну не прямо так, но что-то на то очень похожее. Не перебивай. - Хорошо-хорошо… - Так вот. В результате кассир таки продал мне эту зажигалку. А пистолет оказался муляжом. - Откуда тебе знать, что это муляж? – Мейбл тыкает меня в бок, а потом устраивается поудобнее. - Он сам мне сказал. Вообще… Такой странный он был. Какой-то… Совсем не от мира сего. - Это в смысле, не от мира сего? – улыбается. Ну слава богу. - Ну, знаешь… Высокий такой, худой, ужасно в светлых тонах, жёлтых. То есть, кожа, конечно, не жёлтая, белая. А вот волосы и глаза… Не то, чтобы нечеловеческие, но странные какие-то. - Что, принца встретил своего что ли? – сестра ехидно цокает языком и пробегается пальцами по моей руке. - Иди в пень, Мейбл, ей-богу! Почему мужчина для другого мужчины не может быть просто… эстетичным? - Эстетика эстетикой, а… - Я тут ей душу изливаю, а она!.. Мейбл заливается смехом, пусть и немного истерическим, и наконец полностью выныривает из своего улиточьего домика, хватаясь за живот. Я только обиженно отворачиваюсь, но в тайне… Всё уже не так плохо. Минуту назад, по крайней мере, было намного хуже. А всё потому, что Мейбл приехала.