Конь бледный

- Не дрейфь, Сосенка, ты, что ли, не мужик? – заговорщически шепчет Билл мне на ухо. Одной рукой он поддерживает меня под локоть, второй жмёт на звонок. - Между прочим, это не я завывал, что у нас пустой холодильник. План отличный. - У нас нет холодильника, Билл, - фыркаю я, боязливо оглядываясь по сторонам, - этот план слишком рисковый. Ты хоть библию читал? - Делать мне больше нечего… Ладно-ладно, не смотри на меня так. Читал я, если что – блеснуть смогу, не беспокойся. - Ты уже когда-нибудь пробовал? - В теории… - Чёрт, Билл… - Не чертыхайся, иначе сана лишу, щ-щ-щенок! – шикает на меня Билл, усмехаясь в колоратку своей рубашки. – Я с ума сойду из-за этого сраного ошейника, Сосновое Деревце, тебе придётся до конца дней своих мне слюни подтирать… - Слава… Богу, что дней не так много осталось, - язвительно отшучиваюсь и дёргаю Билла за пальцы, которыми он держится за реверентку, - оставь воротник в покое. Некоторое время мы ещё звоним в дверь, пока наконец её не открывает довольно полная женщина в чёрном облачении, похожем на мешок. На груди её красуется внушительный такой крест. Краем глаза я замечаю, как Сайфер возводит очи горе, и дёргаю его за полу рубашки. - Чем могу помочь? – сиплым голосом спрашивает женщина. - Мирена, - начинает Билл замогильным тоном, - я – пастор из соседнего с вашим прихода, Билл Сайфер, а это мой ученик – Патрик. Я мельком, но знаком с вашим почившим мужем, и я не мог не прийти почтить его память. Лицо женщины сначала какое-то мрачное и очень недовольное, но слова, произнесённые Биллом, разглаживают морщины на лбу, и она слабо улыбается. - Наш пастор сегодня не пришёл, а мне так хотелось почтить память Брэдли должно… Так, как он бы хотел… Я сглатываю. - К сожалению, я не смогу задержаться на долго, я лишь хотел зайти, справиться о том, как вы себя чувствуете… И занести это. Билл, улыбаясь, протягивает Мирене букет мимоз, которые мы, кажется, оборвали с чьей-то могилы. Но Сайфер крайне талантлив во флористике. Немного бумаги для запекания, резинка, изолента… Мирена на глазах расцветает улыбкой, а он продолжает: - Он говорил, что они – ваши любимые. Над ресницами скапливаются слёзы, ручейками чертя дорожки по щекам. Мне становится немного стыдно. - Это так в стиле Бредли, - будто себе говорит она, - может быть вы всё-таки пройдёте? Там много гостей, правда. Я бы хотела поговорить с вами, мне так нужно кому-то… - В таком случае, - Билл строит очень серьёзное снисходительное лицо, - конечно же мы зайдём. Мирена слабо улыбается и пропускает нас внутрь дома. Несколько кресел и диван покрыты чёрной тканью, стол с тёмной скатертью, цветочки по подоконникам и полкам. Люди с постными лицами в чёрных одеждах. И маленькая девочка в розовом платье, разносящая печенье. - Совести у тебя нет, Билл, - шепчу я куда-то в пустоту. Мы приземляемся на диван. Сайфер оглядывается по сторонам с каким-то нездоровым интересом, закинув ногу на ногу. Надо сказать, ему идёт одежда пастора. Солидно. - Ты бы тоже хотел такие похороны? – между делом спрашивает меня он, оглядывая пришедших почтить память. - Нет, наверное. Ну, то есть, я не хочу, чтобы меня сжигали. Наверное, было бы разумно отдать своё тело науке, но… В общем, это сложно. - Нет, я не про способ избавления от тела. Я про всё это, - он обводит взглядом помпезный траур и поворачивается лицом ко мне. И всё-таки Билл – невероятно странное существо. Он мне и человеком не кажется даже. Не знаю, кем тогда, но точно не человеком. Его отношение, его взгляд на вещи и мир – абсолютно неповторимы и так индивидуальны, что под его «крылом» я чувствую себя где-то в совсем другом месте. В альтернативном Окленде, где есть только мы вдвоём, а остальные – картонные фигуры, пустыми глазами улыбающиеся из-за витрин магазинов, с тротуаров. Как лучезарные леди с постеров нижнего белья. Ненастоящие. Кажется, всё должно быть по-другому. Потому что Билл и его образ существования – вот что на самом деле ненастоящее. Как будто волшебное. И всё это, то, что сейчас происходит, и происходит на протяжении двух недель – абсолютная сказка. Мне навязчиво мерещится, что когда-нибудь меня выдернут из неё. Чем-то вроде мерзкого звона будильника. И я проснусь абсолютно здоровый, в своей постели, первого сентября. И пойду в школу, на первый урок, а потом какой-нибудь Энди Хартвел запрёт меня в туалете. А через год меня спросят – «На кого пойдёшь учиться, Диппер?». Я вспомню свой сладкий сон, в котором вместе с волшебным Биллом Сайфером обворовываю антикварный магазин. И возможно даже пущу скупую слёзку. «Конечно на финансиста, пап, как и ты. Вы же… Мы же все этого хотим». Или на врача, на криминалиста, на психолога, на чистильщика унитазов. Какая к чёрту разница? Так, мне кажется, это всё будет. - Сосенка, не засыпай, мы сюда пришли обедать, - Билл щёлкает пальцами у меня перед носом. Я окидываю его унылым взглядом и улыбаюсь уголками губ. Нет. Не сон, всё же это не сон. Меня пугает эта мысль, как никакая другая, но я вроде бы даже рад, что смертельно болен. К дивану подходит девочка с печеньем. На самом деле ей не меньше пятнадцати, но это смешное розовое платье может быть даже не выгодно молодит её на фоне прочего чёрного сукна. - Мистер, печенье будете? – она натянуто улыбается и протягивает Биллу тарелку. - Благодарю, юная леди. Движения Сайфера всегда такие лёгкие и грациозные. Даже когда он просто берёт печенье – всё равно грациозные. Такие плавные, но при этом быстрые… Как скрипичная игра. Я одёргиваю себя. - А вы? – девушка вопросительно смотрит на меня. - Да, да… Большое спасибо. В моём глупом и резком движении мало того – нет грации, оно такое нелепое и дёрганное, что мне становится неловко. Девушка даже усмехается уголком губ. Но её лицо больше похоже на размытое пятно. - Может быть, присядете с нами? – скорее из соображений вежливости спрашиваю я, двигаясь к Биллу. Тот заметно мрачнеет и незаметно для окружающих закатывает глаза. Она некоторое время думает, но потом всё же садится рядом, благодарно кивая. - Как вас зовут? – в разговорах с особями женского пола я никогда не был силен. И, в общем-то, ничего не изменилось. - Эллина, - просто говорит она, - мама повёрнутая. Ну вы знаете эту историю, да? Про прародителя всех греков, его Эллин звали. Поэтому Эллада и… Эллина неловко улыбается. Я не менее неловко улыбаюсь в ответ. - А я Д… Патрик. Мне очень приятно познакомиться с вами. - Думаю, похороны моего отца – не самое лучшее место и время для знакомства, Патрик. Но мне тоже приятно. Некоторое время мы молчим, пока вдруг у меня с языка не слетает самая нелепая нелепость, которую я мог сморозить на христианских поминках. - А что вы… Ну, собираетесь делать с телом? Эллина снова поворачивается ко мне и слегка наклоняет голову в бок. - Вы серьёзно хотите знать? – спрашивает она, вероятно, недоумевая. В этот момент я проклинаю себя и Билла за предшествовавший разговор. А также пихаю его в бок за усмешку, пущенную в мою сторону. - То есть, я хотел спросить, что… Чем… От чего ваш отец скон… Почил? – язык от смущения заплетается, мне кажется, что я краснею и бледнею одновременно. Голова начинает кружиться и к горлу подступает тошнота. Эллина смотрит на меня ещё с минуту, пока снова не наклоняет голову в бок. - У него был цирроз печени. Пил много, - сухо отвечает она. Я немедленно оживляюсь, но лучше бы кто-нибудь оторвал мне язык до того момента, как я говорю следующее: - А у меня неоперабельный рак печени. К слову. Ну, то есть, я тоже скоро умру… Ай! Билл больно сдавливает каблуком ботинка мою ногу, вовремя прекращая этот фонтан словесного дерьма. Лицо Эллины конкретно перекашивает, и она скороспешно поднимается, поправляя платье. - Ладно, - холодно говорит она, разворачивается и ускользает в толпу. Некоторое время мы сидим молча, но я прямо-таки плечом, которым касаюсь плеча Билла, чувствую, как его сводит судорогами еле контролируемого смеха. И молю бога, чтобы его не прорвало, потому что вот тогда моё самообладание точно треснет. Но Билл вообще-то не из тех людей, которые привыкли себя сдерживать во имя добра и тактичности. - Дамский угодник, - сбивчиво шепчет он мне на ухо, - если ещё скажешь, что учишься целоваться на помидорах, клянусь, я выдвину твою кандидатуру на премию «самый эпичный герой-любовник всех времён и народов». - Иди в задницу, Билл, - я злобно огрызаюсь, - я ни к кому не подкатывал, просто… Просто пытался поддержать разговор, и облажался. - Облажался? – продолжает горячо шептать Сайфер, задевая кожу дыханием, от чего мне становится странно не по себе. – Я бы не сказал, что ты просто облажался, я бы сказал, что это был самый красивый провал в истории всех подкатов. Это же надо… - Заткнись, Сайфер, последнее предупреждение, и… - И что? Закадришь меня до смерти? На этот раз я даже почувствовал, как горят щёки, как меня нервирует горячее дыхание Билла на щеке и шее, и как мне хочется врезать ему. - Я отойду. Нехорошо стало, - сдержанно киваю самому себе и встаю с дивана. - Жду тебя здесь, мой Дон Жуан, - Сайфер жеманно причмокивает губами. - Ты, блять, пастор, Билл, - злобно каркаю в ответ и быстрыми шагами ретируюсь в толпу. *** Мирена раскладывает по тарелкам шницели и картошку и садится за большой стол. Сидящие люди сцепляют руки по кругу и склоняют головы к груди. - Поблагодарим бога за этот обед нашей молитвой. И попросим его…, - женщина смаргивает слезу и продолжает вещать, - позаботиться о Бредли, в честь и память которого мы здесь собрались. Святой отец, произнесёте молитву? Билл, кажется, давится воздухом. Если бы Диппер в этот момент так же им не подавился, он бы посмеялся над ним. - «Отче наш»? – спрашивает он, прочистив горло. Мирена кивает и к Биллу устремляется с десяток глаз. Он встаёт, поправляет идеально сидящую колоратку, и, мельком окинув Пайнса взглядом, ровным голосом читает молитву. Он закрывает глаза, смыкая руки в молящемся жесте, сводя тонкие длинные белые пальцы друг с другом. Его осанка как всегда идеально ровная, вот только чёрная пасторская одежда стройнит кого угодно, придаёт значимости. Некоторый дворянский лоск. И Билла она тоже стройнит. Выделяет острые широкие плечи, лопатки, аккуратную талию. И тёмные элегантные брюки, визуально удлиняющие и без того длинные стройные ноги… И подчёркивающие бёдра. Что? Диппер снова одёргивает себя, заставляя отвернуться от читающего молитву Билла. Да, эстетически Билл очень даже приятен его глазу. Даже больше, чем очень. Да. Да-да-да. Он, когда просыпается раньше Сайфера, сидит и подолгу разглядывает тонкие «фарфоровые» черты лица. Больной ублюдок. Билл заканчивает молитву раскатистым общим «Аминь» и садится обратно, снова переглядываясь с Диппером. Комната наполняется звоном бокалов и вилок с ножами, но ни единым словом. То ли это такая традиция, то ли народ под высоким впечатлением. Тишину разрешает звонкий голос Эллины: - Мистер Сайфер, у вас такая странная фамилия, особенно для церковнослужителя. Мирена давится картофелиной. - Элли, пож… - Вы ведь знаете, что Сайфер – одно из имён дьявола? – вроде, Эллине нравится то, что она сейчас делает. Дипперу даже кажется, что Билл поперхнулся. - Откуда такая информация, юная леди? – ядовито улыбаясь, спрашивает он. Впрочем, Диппер не понимает, чем это вообще может задеть Билла. - Из книжки Уильяма Хъортсберга. Называется «Падший Ангел». - И тебя это забавит? – спрашивает вдруг Билл. – То, что у священника фамилия Сатаны? Смешно ведь, правда? Кажется, время на секунду замирает в комнате с тикающими часами. Замирают вилки у тарелок и ртов, замирает Эллина, замирает Диппер. Один только Билл улыбается холодной улыбкой. - Ну да, это смешно, - неуверенно отвечает девочка. Мирена первая нарушает, звякая ножом о керамику. Она деликатно кашляет, чтобы прервать затянувшуюся паузу. И Диппер думает, что пора кончать банкет, пока чего-нибудь ещё более из ряда вон не случилось. Всё равно он уже вполне себе объелся. Он успевает открыть рот, однако рвущееся наружу «Нам пора» застывает на языке, одёрнутое холодными и почему-то наполненными злобой словами: - Сатана – это хуйня, девочка. Билл с секунду ещё улыбается, а потом встаёт из-за стола, выдёргивая свою реверентку и кидая на стол. - Нам пора, - говорит он за Диппера и буквально вытряхивает его из-за стола, волоча за собой, больно сжимая плечо. Сайфер хлопает дверью и продолжает тянуть за собой Пайнса вниз по улице, слишком быстро шагая, чтобы тот за ним поспевал. Через минуты три они скрываются за поворотом, где Билл бесцеремонно прижимает его к стене и чуть было не рвёт рубашку, повторяя то же самое уже с реверенткой Диппера. - Ты прав, план был плохим, - между делом говорит Билл, смотря на белый ошейник каким-то ненавидящим взглядом, - ненавижу, блять, людей. Дипперу почему становится снова не по себе. По-хорошему, он должен спросить сейчас, в чём дело, и что это был за концерт. Но отчего-то голову посещает здравая идея – не сейчас. А лучше – вообще никогда. Он не находит ничего лучше, кроме как сжать ладонь Билла своей и кивнуть. Сайфер смотрит на него каким-то нечитаемым взглядом, а потом говорит: - Мне надо пойти к Роджер, взять для тебя филлохинон, - коротко говорит он, - возвращайся домой, если хочешь. Диппер снова кивает и отпускает его руку. И вскоре Билл уже растворяется за следующим поворотом. *** Мне не хотелось идти домой, потому что всё это как-то странно и не в стиле Билла. Как будто его что-то очень разозлило. Но на моей памяти его ничто так не злило. Пусть мы и знакомы около месяца. А, впрочем, у меня так же есть одно невероятно важное дело сейчас. Которое не терпит отлагательств и требует относительной пунктуации. Я направился к местному торговому центру. Накрапывал мелкий дождик, да и в принципе было уже далеко не тепло, чтобы разгуливать в одной рубашке. Я поёжился, сжимая в кармане брюк упаковку обезболивающих. Было бы неплохо сесть на автобус, но денег у меня не водилось с тех пор, как я улетел из-под родительского крыла, а платить за проезд оксикодоном - слишком нелегально. Вчера я звонил Мейбл с таксофона. Договорился с ней о встрече. Естественно, это «договорился» выцеплено из очень яркого контекста, так как сестра чуть ли не благим матом, вперемешку с признаниями в вечной любви, покрывала меня за этот побег. На данный момент картина происходящего в голове совсем не складывалась. Естественно, сестра никогда меня не подставит, поэтому наша встреча с обеих сторон в строгом секрете. Но тем не менее я всё так же не представляю, чего хочу с этого всего получить. Вернуть Мейбл? Ну да, но Мейбл не получится вернуть без остальной семьи. Что значит вовсе не вернуть, а вернуться. А вот чего я не хочу – так это возвращаться и терять дружбу Билла. Но я поступаю очень нечестно. По отношению ко всем. *** Я присел за столик в обговорённом кафе, вежливо кивнул официанту, намекая на отсутствие денег. Ждать долго не пришлось, и вскоре на шее уже висела Мейбл, перебирая пальцами волосы. Вероятно, она так же задумала прийти пораньше. - Выглядишь ужасно, - улыбаясь, и утирая ещё даже не выступившие слёзы, сказала она, присаживаясь напротив. Назойливый официант тут же подскочил, отвратительно слащаво улыбаясь, и подсунул Мейбл под нос меню, но та не глядя заказала две чашки кофе, желая скорее избавиться. - Ты тоже не очень, - я улыбнулся в ответ, - но, наверное, лучше, чем я. - Как сказать. Но сейчас речь не об этом. Мы окинули друг друга оценивающими взглядами, и я чуть склонил голову, позволяя делать всё, что ей будет угодно. - Я не хотела этого говорить, но… Ты меня очень подставил, - серьёзно заявляет Мейбл наконец, собравшись с духом. - Я знаю, извини. - Нет, подожди. Ничего ты не знаешь. Если я не расскажу об этой встрече маме, то за твои поиски возьмётся полиция. Хочешь этого? - Не хочу, - отвечаю, как можно покорнее, сдаваясь на милость, потому что количество моих косяков, которые Мейбл приходится заклеивать чуть ли не скотчем, уже точно перевалило за две сотни. - Значит, ты понимаешь, что тебе придётся с ними встретиться? В ближайшем времени. - Мейбл… - Я не говорю, что тебе надо возвращаться. То, что ты им скажешь, и что для себя решишь касательно дальнейшего будущего – единственно твой выбор. Я не буду как-то в нём участвовать. Вот прямо вообще не буду, - голос сестры такой твёрдый и командный, что на секунду мне хочется сморозить что-то вроде «Есть, мэм!». Она замолкает на секунду. - Ты ведь не хочешь возвращаться, да? Я качаю головой в отрицании. И мне как будто кажется, что Мейбл «обезнадёженная» оседает на стуле. - Слушай, я… - Тебе хорошо? С этим твоим другом и… ну, так, как вы живёте? Я снова просто киваю, потому не представляю, что вообще дельного можно сказать в такой отвратной ситуации. - Это главное, - Мейбл вроде как улыбается, но улыбка настолько вымученная, что я буквально ощущаю ментальный выстрел в голову. Протягиваю руку к руке сестры, сжатой в кулак, и аккуратно беру в свою. Руки у неё, как и у меня, тёплые, и в голове проходит косвенная параллель. Ведь сегодня я так же держал руку другого очень близкого существа. Только холодную, даже ледяную. И мне становится тошно от этой параллели. - Я не хочу делать этот выбор, Мейбл, - хрипло начинаю я, откашливаясь то и дело, - я его ненавижу. Я порой думаю, мол, «какого хера?», какого хера я должен выбирать. Между тобой и… Я просто не могу, понимаешь, не «не хочу». Я не смог удержаться и всё равно тебе позвонил позавчера. Потому что не могу, совсем. - Ну ты же... - Да, я прекрасно осознаю, что придётся. И, в общем-то, я уже сделал его, но… Мейбл касается своей второй рукой тыльной стороны моей ладони. - Всё нормально, Дип-Дип, не парься. Просто, помни о своей, э-э-э, старушке Мейбл. В конце концов, ты никуда не уезжаешь, и мы сможем встречаться иногда… Короче, я люблю тебя и всегда буду на твоей стороне, - в конце концов выдыхает она. Официант приносит кофе. - И, я думаю, если ты всё уже решил, то… Ну, для убедительности, возьми с собой этого твоего друга, - заключает сестра и убирает руку, хватая ею кофе. *** Билл стоит у стойки, устало колупая пальцем древесину. Сэлти роется в своих закромах, Роджер громко шелестит газетой. - Тебе Алпрозалама? – выкрикивает Сэлти из чулана. – Или что-нибудь посильнее? - Давай его, - без особого интереса к происходящему отвечает он. Роджер отрывается от газеты и сверлит долгим взглядом Сайфера, пока тот наконец не оборачивается и не выплёвывает острое: «Чего?» Она встаёт со стула, обходит стол и останавливается возле него. - Ты уже рассказал своей Сосенке? - А смысл? – не без толики злобы кривится Билл. – Мы ещё не находимся на такой степени доверия друг другу, знаешь ли. - Да брось, ты же в нём души не чаешь, - отмахивается Роджер, - если гордость берёт своё, то это ты зря, потому что если… - Тебя кто-то спрашивал? Роджер ловким движением пригвождает руку Билла к столешнице и вспарывает перочинным карманным ножиком рубашку. Сайфер лениво дёргается, когда кусок ткани летит в сторону, обнажая кожу, облепленную пластырями. - И к чему был весь этот цирк? – он скептически вскидывает бровь. - Что будет делать твой щеночек, когда ты вскроешься?