Конь бледный

Диппера мутит. Вагончик, подскакивающий на каждой кочке, пахнет дешёвым марципаном и мерзким пивом, да еще и тащится, как улитка. Ужасно плохо. Может быть, это психосоматика, а может быть рак - Пайнс никак не разберет. Он чувствует режущую боль под диафрагмой, тошноту, головокружение. А перед глазами одна-единственная картина – удивлённое лицо отца. Или не одна? А картина, как огромное здание с грохотом уходит под землю, утягивая за собой десятки, возможно и сотни, ни в чём не повинных людей? Она не стоит у тебя перед глазами? Диппер чувствует, что, если он сейчас не выкатится на мостовую из этой проклятой машины, его стошнит на сиденье, или того хуже – на Билла. Он сдавленным голосом вещает нечто невразумительное Сайферу на ухо, Роджер немедленно вдавливает тормоз в пол. Плашмя шлёпается прямиком на сухой асфальт мостовой, кое-как на корточках ползёт до тротуара и, ухватившись за фонарный столб, сгибается пополам в порыве рвоты. Его долго рвёт какой-то мерзкой водой, потому что он, вроде бы, несколько дней ничего не ел. Потом вода под желтоватым светом фонаря смешивается с чем-то красным и ему становится больнее. Диппер конвульсивно дёргается, держась за горло, ноги подкашиваются, но Билл вовремя успевает подхватить его за талию, чтобы тот не свалился в собственную блевотину. - Мы дойдём пешком, - бросает он Роджер. Та что-то обеспокоенно спрашивает, Билл отмахивается. Через минуту, или больше, а может и меньше, Диппер слышит постепенно отдаляющееся тарахтение мотора. Билл удобнее перехватывает Пайнса, закидывает его руку себе на плечо, и неспешно шагает вперёд. Они молчат. Диппер – потому что ощущает жуткую жгучую боль в области желудка. Или он просто не знает, что сказать. Как объяснить… Впрочем, он уверен – Билл всё понимает. Билл знает, что Диппер за человек, кажется, лучше самого Диппера. А он не убийца. Точнее, не был им до сегодняшнего вечера. Пайнс болезненно выдыхает, его рука скользит по спине Сайфера вниз и безжизненно повисает. - У тебя спичек нет? – тихо спрашивает он. Пусть слова глухие и хриплые, но голос в ночной пустоте раздаётся так, будто они в высокой арке. Отражается гулом по стенам плотной темноты, сгустившейся над головами. - Нет, - коротко отвечает Билл. Диппер прислоняет голову к его плечу и снова вздыхает. - Через пару кварталов будем на месте. * И действительно, буквально минут через двадцать они поднимаются по лестнице на второй этаж игрового зала. Точнее, Билл, уже окончательно упокоив Диппера на своих руках, тащит его наверх. Как будто пальто или шарф, он закинул Пайнса на плечо, и это кажется Дипперу таким отстранённо смешным, что, если бы мог – он бы точно сейчас засмеялся. Билл устраивает его на диване, а сам идёт на кухню. Диппер остаётся один, а сейчас меньше всего ему хочется конкретно этого. Ему нужно поговорить с Биллом, прокричаться. О том, что только что они положили больше народу, чем тот же самый Чикатило. О том, что, возможно, Пайнс убил собственного отца. О том, что он, чёрт возьми, на смертном одре, да ни на каком одре, ей-богу, не желает больше принимать в этом участие. Не революция, бойня. Он не убийца, он этого не хотел. А ты уверен, что не хотел? Тебе на самом деле не нравится это чувство? Ты же с самого начала завидовал живым, разве не так? Может быть, всё-таки убийца? Пайнс запускает пальцы в волосы, впиваясь ногтями в кожу головы, чтобы искоренить мерзкий голосок. Будто ему недостаточно боли. И неожиданно он вдруг кое-что отчётливо осознаёт. Боль. Входит Билл, садится напротив, на корточки, всовывает между сухих белых губ Диппера фильтр, чиркает спичкой, подносит к сигаретному штрангу огонёк. Диппер затягивается. Если он поговорит с Биллом, ему сразу станет легче. Сайфер скажет, что наверняка Пайнсу ничего не известно, и делать преждевременные выводы – дилетантство. Диппер немного покричит о том, что ему, Биллу, поубавить бы цинизма, да проникнуться ужасом ситуации. Но по логике вещей Билл всё равно окажется прав. Он хлопнет его по плечу, усядется рядом на диван… Но Диппер молчит, и смотрит в фарфоровое лицо Сайфера, в его серьёзные лимонные глаза, на аккуратно очерченный прямой нос, тонкую расслабленную полосу губ, острые скулы, вздёрнутые брови. И Билл знает, что Дипперу станет легче, если они поговорят. Поэтому он сидит неподвижно. Диппер замечает под чуть завернутыми рукавами чёрной кофты столь полюбившиеся ему шрамы. Он не будет сегодня кричать, биться в истерике или строить глупые догадки. Нет. Ему хочется другого. - Прости, - сбитым шёпотом бормочет Диппер, глядя на лицо Билла из-под ресниц. – Я сильно виноват перед тобой. - Виноват? – переспрашивает Сайфер. Он, вероятно, не понимает, к чему Пайнс клонит. Да и сам Диппер не совсем понимает, что хочет сказать. Он больше понимает, что хочет сделать. Диппер откидывается на спинку дивана, пальцами отнимает сигарету ото рта, выпускает херовое дымовое колечко. - Я всё время тебя обвинял… Чуть ли не во всех смертных грехах, - хрипло продолжает он. – Я ни в чём не лучше. Но, вообще-то, я хотел сказать, что понимаю… Насчёт них. Пальцем указывает на изрезанные руки. - Ты сейчас точно об этом хотел сказать? – спрашивает Сайфер с недоверием. Пайнс рукой подпирает лоб, закрывает ею глаза, тихо усмехается. Волной накатывают слёзы, но это далеко не тот повод, чтобы в очередной раз разрыдаться. Он сухо шмыгает носом. - А о чём? Я убил полторы сотни человек, Билл. И, возможно, своего отца. Что тут может быть красноречивее молчания? Билл клонит голову вбок, поднимается на ноги, продолжает сверлить Диппера крайне внимательным взглядом. - Не знаю, что ещё сказать, - признаётся Пайнс, и лицо его искажает гримаса боли. – Мне жаль. Правда, мне очень жаль. - Да что ты несёшь? – наконец спрашивает Билл, упирая руки в бока. Диппер пожимает плечами, потупив взгляд в худые коленки. На нём всё ещё те полосатые красно-серые штаны. - Эй, Сосенка, - он нагибается над ним. – Подними на меня глазки, будь добр. Дипперу совсем этого не хочется, потому что на ресницах застыли каплями слёзы, белки наверняка красные, и вообще, сейчас ему страшно встречаться с пытливыми, пронизывающими до мозга костей, лимонными радужками с безднами-зрачками. И тем не менее он поднимает. Одной рукой Билл опирается о спинку дивана, второй касается его лица, осторожно убирая волосы пальцами. Диппер чувствует холод. Но его пальцы холодные не из-за какой-нибудь вегетососудистой дистонии. Они сухие, и как будто сделаны из бумаги. Дипперу хочется податься ближе, вплотную к ладони, прикоснуться своей. Да, ему этого хочется, и хочется прямо сейчас. Диппер хочет, чтобы Билл снова поцеловал, и в этот раз он не испугается, не сдаст назад. Но он остаётся неподвижным, как и невесомая рука Сайфера на щеке. Он наклоняется чуть ближе к лицу, Пайнс чувствует дыхание на коже. - Это я их всех убил, - шепчет он Дипперу на ухо. Что-то внутри замирает, но Пайнс, по-прежнему удерживаемый рукой, не имеет возможности отвернуться. Он глазами-блюдцами глядит на Билла. На его немного сумасшедшую улыбку, на исказившиеся чем-то поразительно неизведанным черты лица, тонкие морщинки у губ и под веками. - Нет проблем? Диппер поспешно кивает, спиной вжимается в диван. - Поэтому дыши ровно, не неси чушь. Всё в порядке, и с твоим отцом, уверен, тоже, - обыкновенным голосом заключает Сайфер, убирая руку. – Завтра мы свяжемся с Роджер, наверняка она уже во всю мониторит новости после нашего дебюта, небось и некрологи просматривает. Смерть этих людей – производственная случайность, поздно жалеть. Только подумай, сколько ещё людей погибнет в результате сегодняшней акции. Билл улыбается зачарованно, опираясь обеими руками о диван. - У тебя кровь на подбородке. Он приближается практически вплотную, открывает рот, языком касается кожи, ведёт им, едва ли касаясь кончиком кромки губ. Отнимает. Отстраняется. - Ложись спать, Сосенка. Ты устал, - сладким голосом цедит Билл. И широко улыбается. Диппер примерзает к сидушке, ошарашенно глядя на него. Открывает было рот, но, как рыба, его закрывает. Чувствует, как кровь приливает к щекам. Нет, кровь никуда не приливает. Стрелки часов не движутся. Время, кажется, вовсе остановилось. * Вчера группой злоумышленников был произведён теракт Национального Бюро Кредитных Историй Окленда. Взрывательное устройство, вероятно, было установлено в центре теплоаккумуляционной системы здания, что определённо увеличило радиус действия и мощность устройства. Здание Бюро буквально ушло под землю на глазах у сотен очевидцев… На данный момент количество человеческих потерь составляет около восьмидесяти семи человек. Больше сотни граждан находится в тяжёлом состоянии и нуждается в реанимационной палате… Свыше четырёхсот человек остались без работы, что уж говорить о клиентах НБКИ. Огромная часть информации касательно кредитных историй граждан Окленда погребена под развалинами здания Бюро. Данная акция протеста, несомненно, негативно отразится на финансовом положении множества компаний и банков, которые наверняка потеряют большинство своих клиентов, и теряют уже сейчас. Также это сильный удар по экономике Окленда… Практически пятьсот аккаунтов сотрудников НБКИ, вплоть до работников охраны и персонала, одновременно были взломаны злоумышленником. На страницах пользователей было размещено видео с пропагандой, содержание которых как минимум будет преследоваться по статье "экстремизм". Главный отдел полиции Окленда и министерство внутренних дел во главе с мэром города настоятельно предупреждают – данные видеоролики должны быть удалены со страниц пользователей в течение следующих двадцати четырёх часов. Распространение пропаганды будет преследоваться законом… Личности злоумышленников до сих пор не установлены. Очевидцы – сотрудники Бюро – утверждают, что видели на этажах здания субъект, крайне схожий по внешним данным с персонажем пропагандистского видеоролика, в компании ещё одного человека. Известно, за совершённым террором стоит преступная группировка, но на данный момент ни полиция, ни министерство безопасности граждан, ни министерство внутренних дел не берутся судить наверняка. Однако, полиция, спустя всего день, продвинулась в расследовании, и в скорейшем времени дело будет закрыто. Убедительная просьба – не поддавайтесь на провокации… * Мерно попискивает аппарат жизнеобеспечения, палата погружена в желтоватый полумрак. Женщина ссутулившись сидит на стуле возле койки, постукивает пальцем о металлическое крепление. В палату входит высокий хмурый врач, сомкнувши в неловком жесте руки за спиной. Женщина не обращает на него внимания до поры до времени, пока тот не кладёт ладонь ей на плечо. - Миссис Пайнс, - начинает он, но женщина обрывает его. - Хелен, - сиплым голосом просит Хелен. Врач кивает. - Хелен, боюсь, у вашего мужа большие проблемы. * Мерно постукивает метроном в плохо освещённом жёлтой лампой кабинете. Мужчина, ссутулившись над старым металлическим столом внимательно разглядывает фотографию в прозрачном полиэтиленовом пакетике для вещ. доков. «Быть такого не может», думает Джереми, беря фотографию в руки. «Рядовое ограбление магазина цифровой техники, какое оно вообще может иметь отношение к теракту?» Но отчего-то идея крепко-накрепко въедается в подкорки мозга. И чем дольше он баюкает ее в голове, тем более толстые корни она пускает. «Это же были обыкновенные подростки-воришки, разве нет?» «Но с другой стороны, на что им понадобилось тратить столько времени на эти жёлтые каракули?» Джер аккуратно погружает фотографию в пакетик и потирает лоб рукой. Он никогда не был силён во всей этой загадочной исторической дребедени, но почему-то сейчас твёрдо уверен – вряд ли бы кто-то стал просто так рисовать глазастые треугольники на стенах обыкновенного магазина цифровой техники. И, кажется, у этого кое-кого большие проблемы.