Конь бледный

- Привет, Джереми. Джереми роняет челюсть на пол. Он выхватывает трясущимися руками из кобуры пистолет и целится в голову стоящего посреди гостиной мужчины. Мужчины, держащего на руках дочь. Не просто мужчины. - Ты… Ты Билл Сайфер? – хрипит Гарднер. Пять дней назад он посадил за решётку Диппера Пайнса, и вот тебе на – сюрприз. Губы Джереми дрожат, он взводит курок. День назад об этом объявили по телевиденью, во всеуслышание заявив Джереми Гарднера персональным оклендским героем. Два часа назад он пил кофе с коллегами, и светился счастьем. - Да, - соглашается Билл. - Убери от моей дочери руки, - немедленно заявляет Гарднер, делая мысленный вдох-выдох. – Ты арестован. Я не представляю, каким боком тебя занесло в квартиру главного следователя по твоему же делу, эмансипатор, но я, как представитель закона, требую, чтобы ты немедленно сдался. Билл Сайфер странно усмехается и хрустит шеей. - Во-первых, Джереми – если я уберу руки от твоей дочери, она упадёт на пол. Во-вторых, мои намерения слишком прозрачны, и уж если ты каким-то образом вычислил нас – неужели так сложно догадаться, что я пришёл убить тебя и твою семью? – он широко улыбается. Джереми сильнее сжимает рукоятку пистолета. Он глядит в прищуренные жёлтые глаза Сайфера, замечает на светлом милитаристском плаще бурые разводы, отдающие блеском. В его руках нет оружия, но из кармана торчит что-то, что он толком не может идентифицировать. Идентифицировать уровень опасности, грозящей ему, если он попытается сейчас применить силу, его дочери и… Осознание накрывает Гарднера. Когда паника проявляется в исказивших лицо морщинках, Билл улыбается ещё более дико. - А где твоя жена, Джереми? Полицейский рвано вдыхает успевший накалиться воздух и давит как можно более сухо: - Если ты что-то сделал с моей женой, тварь, я… - Ты… что? – Билл заливисто и в голос смеётся. – Убьёшь меня? Гарднер взводит курок, собирая всё самообладание в кулак. - Лучше не рыпайся, Джерри, - фамильярничает Сайфер с жёсткой едкой издёвкой, - иначе я откручу твой дочери головку. Знаешь, детские шеи такие тонкие и ненадёжные… - Ты не посмеешь..., - шипит Гарднер, ощущая, как трясутся вспотевшие руки. - Ну твою жену заколоть я как-то посмел, - слишком просто и так омерзительно безразлично замечает Билл, что у Джереми в действительности подгибаются колени. – Оу, тебя так это восхищает? Неважный был брак, наверное? - У тебя нет доказательств, - его губы дрожат в бесслышной истерике. – Ты лжёшь, и с чего бы мне верить тебе… Сайфер пожимает плечами и свободной рукой чешет за ухом. - А что бы меня остановило? – закономерно спрашивает он и плотоядно лыбится. Джереми чувствует позыв рвоты. - Блядь!.. - рокочет он было, но Билл подносит палец к губам. - Не ругайся при детях, Джерри! Может быть, убей я – я бы спас её детство от такого омерзительного папаши? А, как думаешь? – Билл глядит на сопящего в руках ребёнка. – Как зовут? Гарднер скрипит зубами, поднимается на ноги и делает шаг в сторону Сайфера, но вовремя замечает, как тот предупредительно сжимает двумя пальцами шею девочки и качает головой. - Ладно, я знаю, как её зовут. Впрочем, я всё о вас знаю. Но речь не об этом. Кстати, отдай мне свой пистолет, Джерри. Или я задушу твою дочь, прежде чем ты моргнуть успеешь. Джереми сглатывает и глупо мотает головой, но Билл наставительно закрывает глаза и протягивает руку вперёд. - Быстрее, Джереми. Не упрямься. И ведь ему ничего не остаётся. Второй раз в жизни Джереми Гарднера унижают до лязга зубов и слёз в уголках глаз. Первый был, когда он просил руки своей жены у её отца. Но происходящее сейчас втройне унизительнее и страшнее. Джереми в ужасе. В откровенном ужасе. - Отлично, - Билл достаёт магазин, пересчитывает патроны, потом вставляет обратно. – А теперь, Джерри, пора приступить нам к делу. - Чего ты хочешь? – немедленно перебивает его Гарднер, но слабина голоса выдаёт его трусливый страх с головой. Билл довольно кивает чему-то своему, но как только он открывает рот, улыбка исчезает с лица, оставляя голую ненависть и сдерживаемое желание уничтожать. Джереми кажется, что он как будто видит, как он преображается, и вновь чувствует желание провалиться сквозь землю. Лучше бы он, блять, в ту грёбаную ночь, ночь рождения его дочери, не отправился в этот грёбаный магазин цифровой техники, или хотя бы вылил ту грёбаную кровь в унитаз. Всё эта череда случайностей. Случайность – мгновение, думает Джереми. Всего одно мгновение, злая сила, и всё – его жизнь разрушена мелочью. Вся его жизнь. К горлу подкатывают рыдания, но он храбро держится. До поры до времени. - Ты кое-что украл у меня, Джерри, - медленно начинает Билл, - и я намерен вернуть это. В твоих интересах, цветочек, чтобы это «кое-что» было в целости и сохранности. Но, как я полагаю, Сосенка уже в тюрьме, следовательно, из-под своего надзора ты сдал его в клетку с обезьянами. Так? Кивни. И Джереми кивает. Даже несколько раз кивает. Слово «Сосенка» въедается в его память, но он деликатно молчит. В конце концов этимология названия прозрачна, но звучит слишком интимно. - Я не собираюсь узнавать, каким именно образом ты вычислил его, ибо мне похуй, - Билл делает шаг навстречу. – Сейчас в сумке, которая лежит у твоих ног, собрана вся документация по делу Диппера Энтони Пайнса. Подними её, достань папку с делом и дай мне в руки. Он суёт пистолет в тот же карман, где лежит, вероятно, нож, второй рукой держа всё ещё спящую, непонятно, каким образом, его дочь. - Живее, Джерри, я не хочу провозиться здесь всю ночь. И Гарднер послушно наклоняется, вытягивает из сумки несколько скреплённых файлов, а потом протягивает их Биллу. Тот мельком оглядывает обложку, и кивает. - Отлично. А теперь, - он задумчиво смотрит на сжавшегося несчастного полицейского, по лицу которого ползёт одинокая слеза, - я должен предупредить тебя кое о чём, Джерри. Чтобы между нами не было недосказанности. Ты слушаешь? В знак безграничного внимания Гарднер сжимает губы и трясёт головой, вцепившись пальцами в полы куртки. - Если о том, что я готовлю церемонию… освобождения, узнает хоть кто-нибудь, кого в этой комнате нет – я убью тебя и твою дочь. Не пытайся спрятаться, Джереми, я найду тебя абсолютно везде. Не пытайся искать меня, потому что я найду тебя прежде и снова убью вас обоих. Не пытайся вообще что-либо предпринимать против меня или Диппера Пайнса, иначе… Ты, должно быть, уже понял, что будет, если «иначе». Ты понял? Гарднер в истерике зажимает рот рукой и кивает. Бесконечное количество раз кивает, и громко всхлипывает. Как? Как всё так обернулось? Почему? Он разве заслужил? - Я рад, что мы поняли друг друга, - Билл Сайфер шагает ещё ближе, теперь они стоят практически вплотную. – Не думай, что я имею что-то против тебя, Джерри. Ты ведь абсолютный ноль и ровным счётом ничего не значишь. Хочешь, я дам тебе один полезный совет? Знай ты своё место, и такого бы никогда не случилось. Шелест ядовитых слов пронизывает Джереми насквозь, он беззвучно рыдает, не сдерживаясь, под тяжёлым взглядом Сайфера. Несколько секунд тот наблюдает за ним со своего ощутимого пьедестала, а потом вручает Гарднеру дочь и тенью скользит к входной двери. Он останавливается напоследок и ясным голосом говорит: - Твоя жена на кухне, Джерри. Можешь приступать к оплакиванию почившей с мыслями, что в её смерти виноват ты, и ещё раз ты. И помни – я наблюдаю за тобой. И выходит, аккуратно запирая за собой дверь. Гарднер, сжимая ребёнка в руках, бросается на кухню, несколько раз спотыкаясь. Глаза застилает пелена слёз, он рухает на колени при виде лежащего на столе тела. Манишка белого в цветочек передника залита кровью, горло вспорото тесаком. Руки безжизненно лежат по бокам, ноги болтаются внизу, свисая со стола. Джереми страшно включить свет, он прячет голову малышки в воротнике куртки, вжимая её так сильно в себя, что она просыпается. Просыпается и тоже плачет. Но Джеру не до того. Он укладывает её на стул и тянется рукой к включателю. Комнату озаряет жёлтый уютный свет. Гарднер поднимается на ноги, шагает к трупу жены на столе и вдруг замирает. Горло сводит судорогой безмолвного крика, он хватается за шею и прижимается спиной к стене. Напротив него ярко-красным начертан на кухонном серванте огромный одноглазый треугольник, и надпись под ним – «I’m watching u». * Пружины упираются в костлявую спину, паршивая еда, которая, в общем-то, и не достаётся ему, косые липкие взгляды, антисанитария и унылые серые стены. Диппер прячется по углам, жмётся к полу, лишь бы никто не видел его дольше, чем нужно. Нужно для того, чтобы о нём могли сказать только «а, тот сопляк-коротышка? Нет, не видел». Его никто не знает, и никто не считает за человека, что только на руку. Когда Диппер появляется с утра в столовой на завтрак, то еду на подносе практически всегда оставляет нетронутой. Прежде, чем он окончательно исчезает из помещения, несколько рослых заключённых сворой накидываются на поднос. Диппер думает, тактика подобного «задабривания» до поры до времени убережёт его от чужих намерений. Проведя всего три дня в тюрьме, Пайнс успел приобрести себе в коллекцию заболеваний параноидальный психоз и манию преследования. Он ходит, вжав голову в плечи, постоянно озирается, но старается озираться так, чтобы это не выглядело подозрительно. Пусть он и не уверен в результативности своих стараний, однако, лучше перебдеть, чем недобдеть. В свободные часы Диппер занимается поиском необходимых предметов. Зажигалки и лезвия бритвы. Честно, он не особенно представляет, как делаются заточки, но имей он острый предмет, он бы что-нибудь точно придумал. В день Пайнс получает одну капельницу с морфином в течение десяти минут в лазарете. Этого слишком мало. С каждой минутой раковая боль становится всё нестерпимее, да и ломка набирает обороты. Жёлтые пятна кошмарно зудят. Нет, зудит вся кожа, особенно, когда Диппер замирает на своей верхней койке. Потому что, если он начнёт чесаться, вряд ли соседи оставят это без внимания. Ситуация казалась бы менее плачевной, если бы кровать так не скрипела. Но она скрипит, и Диппер не сможет ничего с этим сделать. Он может только сжимать челюсти и прятать руки под спину, чтобы держать их в узде. На утро четвёртого дня он находит в душевых бесхозное лезвие. Нет, мыться он не ходит, потому что слишком хорошо знаком с «шуткой про мыло». Понятное дело, рано или поздно ему придётся, но лучше уж Диппер постарается оттянуть это «поздно» до последнего. С зажигалкой же всё иначе. Вечером того же дня Диппер находит её лежащей на койке. Её и две маленьких, слишком знакомых ему, белые таблетки. Диппера это настораживает, и он не решается пока даже прикоснуться ни к тому, ни к другому. Но, так как всё это лежит на его койке… В общем, пока никого в камере нет, он, режа себе пальцы, кое-как крепит лезвие к зубной щётке, предварительно отпилив лезвием же головку. Пластмасса и металл туго плавятся, но тем не менее, спустя минут двадцать Диппер получает предмет, способный проткнуть кожу. Убеждается он в этом, делая аккуратный надрез на втором пальце. Но таблетки он не трогает, только кладёт их в карман форменных штанов. Утром пятого дня его первый раз избивают. Причина произошедшего до невозможности феерична – те самые злосчастные подносы с едой. Несколько бритых качков ловят его в плохо освещённом коридоре, когда он как раз ретируется вон из столовой, оставив подношение на столе. - Ты чё, мразота, нам, бля, подачки оставляешь?! – изрыгает «старший» брат, а вторые только страшно пялятся на Диппера. Диппер затравленно молчит и косится в пол. Попал. Старший подходит к нему и хватает за нос, больно сжимая грязными пальцами. - Я, бля, ответа не слышу! А, пидор?! – двое сзади скалятся. – Язык проглотил, сучка?! Но Пайнс по-прежнему молчит, потому что унижаться он не станет, а нарываться – не считает правильной политикой… Кулаком ему ударяют под дых, вышибая из лёгких воздух. Диппер зажимает руками живот, сгибаясь пополам, и сдавленно шипит. Раздаётся гаденький хохоток. Потом Старший бьёт его ногой по коленям, и Диппер валится на грязный пол. - Знай своё место, собака! Чтобы свою жратву теперь за наш стол носил, и только попробуй надкусить! – рокочет тот, плюёт, попадая Дипперу на рубашку. Они уходят. Пайнс кое-как поднимается на ноги. Вот. Всё довольно просто. Только он сразу не уяснил некоторых тонкостей. Он в любом бы случае получил. И будет получать посмертно. Если только… Диппер сглатывает, прикрывая веки, откашливается и, прихрамывая идёт, куда шёл. Всё слишком просто, но ему невероятно тяжело принять это. Однако. Вспоминая глаза отца, Диппер сглатывает, выравнивает дыхание, и говорит самому себе – «Я это заслужил. Я убийца и тварь. Я больше не человек». Пятый день его пребывания в тюрьме насыщен событиями. По возвращению в камеру он обнаруживает внутри одного из своих шестерых соседей – Айка. Нет, Айк – точно такая же, как остальные, страшномордая лысая голова, и конкретно в нем самом ничего такого событийного нет. - Я тебя ждал, - говорит Айк, лежащий на своей койке, и Диппер застывает на пороге. Сердце ухает в пятки, Пайнс оглушён этими простыми словами. Они одни в камере, и, скорее всего, на достаточный период времени, чтобы его, Диппера, как ту самую сучку, изнасиловали. Но Диппер не паникёр, он сглатывает свой страх, и вскидывает брови. - Зачем? Айк усмехается, лениво поднимается с кровати и встаёт напротив него. - Ты принял? – прямо спрашивает он. И тут до Пайнса доходит. - Нет, - сухо отвечает он, роется в кармане и достаёт обе таблетки. - Почему? Ты ж абстинент. - Откуда мне знать, что это за таблетки. - Перкоцет, - Айк как-то мерзко ухмыляется. Вероятно, он здесь кто-то вроде Аптекаря, думает Диппер. Но Аптекари никогда не отдают за так, особенно в тюрьме. Валюта – сигареты, у Диппера нет сигарет. У него вообще ничего нет, кроме себя самого. И дело явно пахнет керосином. - Мне не нужно, - подумав, отвечает Пайнс и протягивает таблетки собеседнику. - У тебя рак. Ещё как нужно. - Как ты?.. - Жёлтые пятна, харча кровавая, чешешься по углам. Моя бабка болела, ей тоже морфиновую делали, - опережает его абсолютно ненужный вопрос. – Прими. Диппер нервно сжимает и разжимает пальцы. Похоже, этот парень за ним тщательно наблюдал. И это, чёрт возьми, просто охеренно плохо. Айк смотрит тяжело, хрустит шеей, делает шаг вперёд. - У тебя ломка. Без таблеток ты недолго продержишься. Пайнс глядит исподлобья на Айка и прекрасно понимает, во что ему эта милость обойдётся. Нет, эти две – аванс. А потом Айк посадит его на поводок. И что он за это попросит… Диппер забрасывает за щёку обе сразу. Айк растягивает губы в предовольной похабной ухмылке. - Ещё хочешь? – вытягивает из кармана стеклянный тюбик и протягивает его Пайнсу. Нет, это вовсе не милость. Жестокая игра. Только Диппер протянет руку, и тот погано заржёт, да спрячет свою конфету в карман. Здесь Айк царь и бог, а Диппер полудохлый нарколыга-зек. Но он тянет руку, и Айк с отвратительным «Ать!» вздёргивает свою вверх. - Ишь куда арабку наметил! – издевается он. – Если хочешь ещё – завтра в одиннадцать по позднему, в дальняке на третьем этаже. Чтоб был один. Диппер смотрит затравленной собакой, прижимаясь спиной к стене. Когда Айк выходит, задевает его плечом. Убедившись, что Айк не собирается возвращаться, Пайнс оседает на пол, обхватывая голову руками. Куда он, блять, попал? Чувство лёгкого наркотического опьянения накрывает его, поглощая боль, делая выбор о времяпрепровождении завтрашнего дня за него. Авось пронесёт. Диппер что-нибудь придумает, потому что жить с такой болью он больше не может. Ему слишком тяжело. Он жмурится, чтобы не пустить слезу, и стукает себя кулаками по голове. Заслужил. Надо помнить, что он всё это заслужил. * - Чего вы боитесь помимо финансового краха? – громко заявляет Билл, пока оторопелая публика глядит ему в рот. – Есть такое место в нашей свободной стране, куда вас поселят, не понравься господам в верхушке. Кто из вас знает, как называется это место? Ну же, не стесняйтесь! Я уверен, многие знают! - Тюрьма! – кричит кто-то из толпы, и Сайфер довольно улыбается. - Верно, тюрьма, господа. Средство запугивания, ад на земле. Есть в тюрьме нечто романтическое. Они – как маленькие государства. Со своей иерархией, своими ценностями. Доводилось ли кому-нибудь из вас побывать в таком государстве? Поднимите руки! Большая часть зала, хоть и испуганно, но тянет свои ладони к потолку. Сайфер улыбается ещё шире. - Вам понравилось жить там? – с издёвкой вопрошает он, пуская по толпе гулкий ропот отрицания. – Верно. Никому не нравится. И знаете, что самое смешное, господа? Зал немедленно смолкает. Роджер, стоящая за сценой, замирает так же, как и остальные, с восхищением глядя на Билла, который тянет интригующую паузу. - Тюрьмы – микромодели каждого ныне существующего государства. Общества, даже. В них не больше и не меньше липкой мерзости, которой нас потчуют здесь. Просто тюрьма, знаете, утрированный пример. Настолько наглядный, что, посмотрев на его маленький, закрытый от чужих глаз, мирок в микроскоп, мы будем дивиться жестокости, творящейся внутри. Но подумайте, разве голая жестокость страшнее прикрытых мишурой красивых слов? А не наоборот ли? Тишину опять поглощает шёпот. Люди тихо переговариваются между собой, скрещивают взгляды, довольные собой и происходящим. - Я рад, что вас так много откликнулось, господа, - продолжает Билл. – Чем нас больше, тем мы сильнее, как я и говорил. До меня дошли слухи, что вы уже устраивали по городу несколько мятежей? Так вот, на этот раз я лично поведу вас. Потому что я часть вас, не ниже, не выше. Я часть каждого из вас, и каждый из вас – часть меня. И только поэтому число имеет значение. Народ согласно кивает, кричит что-то. Билл самозабвенно оглядывает ликующих людей, в душе его колышется желание достать травмат и попробивать им всем тупые головы, но он только улыбается ещё шире, ещё приторнее. - Начинать надо с малого, господа. Завтра тюрьма, через неделю Окленд, пару месяцев – Америка, год – и весь мир наш. Мы должны увидеть наглядно, как это будет. Мы обязаны научиться грамотно потрошить мир вместе с его системой. - Вы предлагаете расформировать тюрьму? – кричит кто-то сильно недовольный из толпы. – Извините, конечно, сэр, но вы только подумайте, сколько дерьма оттуда выльется! Некоторая часть тихо с ним соглашается, пуская очередной шепоток, но Билл спокоен, как обожравшийся удав. - Выйдите на улицу, включите ящик, поделите своё окружение на восемьдесят восемь – и вы увидите дерьма не меньше. И даже больше, скажу я вам. Преступники, убийцы, террористы, диссиденты. Они везде. Я, например, убийца, диссидент и террорист. И что же? Разве я убил больше, чем мрази в управе? Чем начальники этой самой тюрьмы? Вы лучше подумайте, сколько там сидит хороших людей. Видимо, конфликт исчерпан, Сайфер хлопает в ладоши и делает шаг назад. - К делу. Вы против?! – громогласно восклицает он. Толпа, с секунду подумав, орёт свои согласия на все лады, заставляя Сайфера испытывать довольно разнообразную гамму эмоций – от омерзения до чувства всепоглощающего собственного превосходства. - Тогда я объявляю общую боевую готовность. Бензин с апельсиновым соком, Молотов, всё что сумеете найти и соорудить! И завтра ближе к ночи мы выступим в свой первый общий крестовый поход! Нашей первой целью станет оклендский Синг-Синг. И больше всего, господа, я уповаю на вас. Билл умеет пробуждать в людях стремление к единству. Он со звериным упоением наблюдает, как бурно аплодируют сидящие в зале. Точнее, они вскакивают с мест, кричат лозунги, поддакивают друг другу пожимают руки и… И много чего другого, Биллу, в общем-то, абсолютно плевать. Сайфер раздражён. Он потратил на возню с Джереми и его семьёй, с проверкой данных, с этой проклятой агитацией, слишком много времени. Шесть дней он тратит на эту херню. Много. Непозволительно много. Он совершает невероятное количество ошибок, он на столько не имел права. Билла нервирует мерзкое зудящее чувство в районе сердца, и даже ровные выверенные движения лезвия по коже не могут избавить его от него. Всё это чересчур. Слишком много «слишком». Слишком поздно, слишком далеко, слишком сильно и слишком больно. Как его угораздило так вляпаться? Казалось бы, можно ли было вляпаться сильнее, чем тогда, двадцать один год назад? О да. Пять лет назад он потерял ещё и свою голову. Он соскальзывает со сцены, бросает что-то организационное Роджер и идёт в подсобку, где его ждут любимые серебряная бритва и перекись водорода. Билл давно думает о том, что они с Сосенкой оба слишком много теряют ради этого идиотского слова «вместе». И тем не менее Сайфер прекрасно знает, что никогда уже не сможет остановиться. * Возле дверей уборной Диппер наблюдает не знакомого ему рослого заключённого. Он хмуро смотрит в противоположную стену, заслоняя спиной дверь. Завидев Пайнса, тот клонит голову в бок и отступает в сторону, давая дорогу. У Диппера от страха подкашиваются коленки. Но ещё больше они подкашиваются от ломки и кошмарной раздирающей боли. Он столько раз думал-передумывал, что отступать поздно. Щиколотку греет заточка, и Диппер абсолютно точно знает, что ни в коем случае не даст «унизить» себя. Не даст, что бы эта мразь ему не вдалбливала в башку, но свой мерзкий член в задницу Диппера он не засунет ни в одном возможном случае и ни в одной вариативной реальности. Только разве что в мёртвую задницу. Пайнс сглатывает, кивает самому себе, открывает и закрывает за собой дверь. Возле писсуаров на самом деле стоит Айк и гадко ухмыляется. - Пришёл, сучка? – елейным голосом цедит он и отлепляется от стены. Жёлтые гнилые стены, покрытые пооткалывавшейся по всему периметру узкого помещения плиткой. Три писсуара, две раковины, зарешёченное окно. Диппер оценивающим взглядом огладывает обстановку. «Пиздец мне», думает он. - Пришёл. * Билл кивает Роджер, которая в порыве сестринской нежности жмёт его руку. Но Сайфер естественно немедленно выдёргивает её и суёт в карман. - Ты запомнила, что я сказал? – переспрашивает он в очередной раз. - Да запомнила, запомнила, - ворчит она, но по расширившимся зрачкам видно её нетерпение и возбуждение. Никак адреналин ударил. – Делимся на две группы, те что снаружи горланят всякую хуйню, что ты там понавтирал, а я во главе с остальными врываюсь через главный вход и начинаю там всё разносить. Так? Билл снова кивает и уже было оборачивается к чёрному входу. - А ты один справишься? – взволнованно кричит она вслед. - Что за вопрос…, - шепчет Билл, поправляя полицейскую фуражку на голове. Завидев его, полицейский за конторкой сначала улыбается, но потом синеет. Фуражка летит на пол, резким движением Билл выхватывает из кармана пистолет Джереми и расшибает голову несчастного коменданта в кровь и мясо. - Руки поднял! – орёт он другому. «Другой», забрызганный ошмётками головы товарища робеет, так же синеет, лепеча что-то убогое. Билл безумно щерится, перевешиваясь через столешницу и хватая его за воротник. - Ну же, свинка, где мои трюфеля?! – рокочет он в лицо паренька, который отчаянно хватается за его руки. Губы коменданта дрожат, тот пытается что-то выговорить. Билла это немедленно начинает раздражать, поэтому он, особенно не задумываясь, несколько раз бьёт его башкой о контору, пока тот не теряет сознание. О, Биллу прекрасно известно, где, что, когда... Он перезаряжает пистолет и, форсируя турникет, устремляется вверх по лестнице. * Диппера валят на пол, тот отбивается изо всех сил, мажет руками куда попадёт, брыкается и бьёт ногами о стены. Стоит ли говорить о превосходстве противника? Нет, слишком очевидно. Айк уже с расстёгнутой ширинкой пытается приноровиться к Дипперовой задней части, но для начала ему надо хотя бы остановить поток бесконечных движений и пиханий. Но Диппер поклялся себе, что брыкаться и сопротивляться он будет до своей смерти, и никак иначе. Ему бы только дотянуться до заточки, что спрятана в носке. Айк хватает его руками за шею и вытягивает в положение «стоя», прижимая за горло к стене так, что Пайнс еле достаёт мысками до кафеля. - Что ж ты… трепыхаешься-то… шлюха!.. – сквозь тяжёлое дыхание рычит Айк. Он переворачивает резким движением Диппера лицом к стене, упирая щекой в плитку, но Пайнс, только-только вроде бы успокоившись, ногой со всей силы исподнизу бьёт в пах заключённого. Тот, зажимая причинное место, отстраняется, корчась в муках. Буквально на секунду. Секунду, которой Дипперу хватает на то, чтобы выхватить заточку из носка, предварительно, естественно, полоснув ею по ноге. - Откуда?.. – поражённо хрипит Айк, наблюдая в руках Пайнса изнасилованную всеми возможными способами зубную щётку. - Ты же мне сам, пиздюк, зажигалку подарил! – орёт со всей мочи Диппер, у которого бешено пульсирует кровь в ушах. Ну надо же, сколько жизни может быть в смертнике, периферическим сознанием подмечает он. Но сейчас не для философских размышлений. Айк бросается на Диппера, словно медведь на оленёнка. Секунда, мгновение, случайность ли? Пайнс вонзает заточку в глаз Айка, а потом, ухватив его ладонью за затылок, насаживает на рукоять до тех пор, пока заточка не входит полностью. Всё это время Айк нечеловеческим голосом орёт, его кровь, смешанная с уже стекающим по пухлой щеке белком, брызжет Дипперу на лицо и форменную голубую рубашку. Но Диппер не может остановиться и давит до тех пор, пока мужик замертво не падает к его ногам. Диппер дрожит, его воротит. Он не знает почему и от чего конкретно, но его точно сейчас стошнит. - Ну, кто теперь кому вставил?! – взрывается он, воззрившись на валяющийся на полу труп. – Кто здесь сраная шлюха, Айк?! В этот момент в комнату врывается подельник. * Билл вытирает нож о полицейский пиджак и тянет за ручку двери. Отсчёт он не ведёт, но точно больше двадцати. Шестеро застрелены, пуль-то всего шесть, тринадцать зарезаны, как минимум четверо задушены. Нет, всё же ведёт, но что-то точно опустил. Полицейского в рубке он первоначально пришибает дверью, а потом добивает ножом, пробивая висок. Компьютер, как он и предполагал, распаролен, надо только пару кнопок нажать, да несколько цифр ввести. Одно мгновение – Билл усмехается тому, как глупо и ненадёжно всё это устроено, второе – он уже за столом. Введите пароль администратора. Мысленно Сайфер благодарит Роджер в очередной раз. Безусловно, вслух бы он никогда не сделал этого. Подтвердите статус операции «аварийная разгерметизация камер заключения». Введите пароль администратора. Статус операции «аварийная разгерметизация камер заключения»: выполняется. Статус операции «аварийная разгерметизация камер заключения»: выполнен. Билл сжимает челюсти и встаёт из-за стола. Уши закладывает оглушительный вой сирены. * Шкафообразный вепрь врывается внутрь комнаты и несётся на Диппера, который никаким образом не успеет вытащить из глазного отверстия Айка заточку. Не успевает он опомниться, как «охранник» прижимает его к стене опять же за горло и рычит что-то невразумительное. Неожиданно в коридоре, да и в самом толчке, раздаётся вой сирены. Зэк отскакивает от Пайнса, настороженно вслушиваясь в звук и слова, что болтает аварийная система. «Просьба покинуть…» «Пожарная тревога…» Диппер пытается отдышаться, но сделать это не в состоянии. Он было на полусогнутых ногах ныряет под рукой бугая, но тот вовремя ориентируется и пригвождает Пайнса за волосы к стене. - Ты куда намылился, выблядок?! – изрыгает он. Пайнс зажмуривается, ловя ртом воздух. Сильная огромная лапища сжимает трахею, Диппер гортанно кашляет, слабыми кулаками избивая предплечье мужика, но сделать он ничего не может. Перед глазами мелькает мысль, что он встретит свой конец в обосранном толчке Синг-Синга, когда хватка вдруг ослабляется, а на лицо дождичком льется что-то тёплое и мокрое. Всё ещё с закрытыми глазами Диппер хватается за писсуар руками, чтобы не свалиться на пол, и хрипит, стараясь восстановить дыхание, что довольно тщетно. Проходит, может быть, секунд десять, когда он всё же открывает глаза. Перед ним материализуется вспоротое горло бугая, и торчащее из него окровавленное лезвие. И струйки крови, некогда брызнувшей ему на лицо. Когда труп стекает с ножа вниз, к своему трупу-начальнику, перед Диппером предстаёт не кто иной, как… Пайнс затравленно и рвано выдыхает, всё ещё хватаясь за писсуар. - Билл?.. – практически беззвучно шепчет он. Билл вытирает нож о полицейскую куртку и убирает в карман. - Вижу, ты тут поразвлёкся, - нечитаемым на предмет эмоций голосом рапортует он, взглядом указывая на тело Айка. Диппер только сглатывает и прикрывает веки. Каменное лицо Сайфера в секунду сменяет миллион выражений. Он хватает Диппера за руку, притягивает к себе под плечи, и тащит вон. Коридор заполонён людьми в форме заключённых. Они орут, толкаются. Пытаются как можно быстрее пробраться к лестнице, но каждый лезет вперёд другого, и люди буквально идут по головам других людей. У Билла есть пистолет, поэтому пройти сквозь толпу им не составляет особенного труда. Сайфер тащит Пайнса вниз по лестнице чуть ли уже не на руках, пока тот отстранённо наблюдает за происходящим вокруг. Несколько лестничных пролётов полыхают огнём, кое-где валяются разбитые бутылки, пахнет бензином и порохом. Дипперу хочется спросить у Билла, что произошло и… происходит до сих пор? Он видит Роджер, швыряющую камнем в одного из охранников, бегущего на неё с палкой. Но голос его пропал окончательно, и кроме нечленораздельного пыхтения он вряд ли что-то выдавит сейчас из себя. Зэки потоками вытекают изо всех щелей здания. Чёрные, белые, жёлтые… Они бегут через двери и из окон. Они с Биллом тоже выбегают, из парадного входа. Сайфер тащит его вперёд, как вдруг почему-то останавливается. Он шепчет короткое: «секунду». Диппер оборачивается в сторону, куда тот идёт. Какой-то охранник замахивается резиновой дубинкой на разошедшегося заключённого, но Сайфер ударяет первым. Сбивает ударом каску с головы служителя порядка, каска сбивает наземь зэка. Билл бешенным ударом отправляет туда же полицейского и прижимает его шею ногой к земле до тех пор, пока тот не перестаёт конвульсивно дёргаться. А потом он орёт уроду, лежащему на земле: - Запомни моё лицо, падаль! Я тот, кто спас тебя только что, я тот, кто освободил тебя и всё это зверьё! Я твой царь и бог, ты это понимаешь?! И я приказываю тебе, всей этой своре, убивать, крушить, кромсать и жечь этот долбанный город! Ты слышишь меня, собака?! Мужик что-то испуганное лепечет ему в ответ, Диппер не слышит. Это и не важно. - Потому что если ты не сделаешь этого, я приду и отниму у тебя всё то, что только что дал, - шипит Билл. А потом они идут к какой-то машине, Сайфер запихивает Пайнса внутрь, сам садится за руль, дёрганными движениями пытается завести её. Получается раза с четвёртого. Они резко трогаются с места на бешеной скорости. Билл смотрит только вперёд, на дорогу, и шевелит губами беззвучно. А Диппер клонит голову к его плечу, утыкаясь носом, и прикрывает веки. - Скоро мы будем дома, Сосенка, - тихо шепчет Билл, второй рукой прижимая его к себе. – Скоро всё будет хорошо.