Конь бледный

- Эм… Роджер – это вы? Роджер оборачивается и у неё в буквальном смысле этого слова отвисает челюсть. Вообще-то, день Роджер с самого начала не задался. Как и вся неделя. Как и весь декабрь. Но сегодняшний день – особенно паршивый. Революция вместе с батальонами революционеров требовала от неё активных действий, вследствие чего Роджер вынуждена была о чём-то думать, кроме ужасно больной и раздражённой Сэлти, которая устраивала ей полные злобы и ненависти выговоры. Выговоры касательно врачей, которых Роджер ей подсылала, выговоры касательно Билла, который решил очень вовремя окончательно свихнуться. Кстати, Билл тоже был проблемой, и Роджер тихо радовалась, что теперь уже не её. Рука Сэлти опухла в суставе и причиняла ей ужасные боли. Она не могла спать, её тошнило, и Роджер запрещала ей хоть куда-то выходить. На улицах было очень небезопасно, особенно для такой милой маленькой девушки, как выражалась сама Роджер. Когда у Роджер выдался часок на раздумья, она быстренько приняла решение, что революции пора свергнуть правительство уже наконец, утвердила план о подрыве здания мэрии, распорядилась по телефону с её новым замом – Гордоном, повесив на него обязанности по подготовке взрывательного устройства и своих камрадов, и решила плотнее приступить к лечению Сэлти и собственных нервов. Банкир, которого безбожно искалечил Билл, пришёл в себя именно сегодняшним утром, и Роджер очень пожалела, что Сайфер оставил его в живых. Дело было вовсе не в том, что он горланил гимн Америки ночи напролёт, или вёл себя с ними по-свински. Дело было в том, что никто не знал, что с этим самым банкиром делать. С одной стороны – он знал Роджер в лицо, и, возможно, знал место жительства Билла, что, кстати, очень вряд ли. Значит, надо было его убить. Но Роджер боялась убивать, потому что, признаться, она никогда этого раньше не делала. С другой – ну что он сделает, если всё уже давным-давно решено, и что уже ничего не изменить? Отпустить его, и забить? Роджер ломала над этим голову с трех ночи и по сей час – второй пополудни. Она натирала и так чистую стойку тряпкой, и думала о том, что на улицах творится полный пиздец, что людей грабят и даже убивают пачками, что по-хорошему надо валить из этого болота, и вся эта чепуха порядком ей наскучила. И, вероятно, не ей одной. Когда за своей спиной она услышала молодой, даже почти детский голос, она вздрогнула всем телом и замерла. Вошедшая, вероятно девушка, знала, как её зовут, и знала, где её бар. Либо это была какая-нибудь юная революционерша, либо инспектор налоговой, либо… Больше Роджер в голову ничего не приходило, но и тот и другой варианты удостаивались в её голове пометки «очередное дерьмо». Роджер обернулась на голос и, как было указано выше, у неё натурально отвисла челюсть. - Диппер, что с тобой? – глупо спрашивает она, хлопая ресницами и глядя на девочку. Девочку, совершенно точно девочку. Но разительно схожую с Диппером. Может быть, не настолько убитую, но такую же худую и грустную. - Я не Диппер, - говорит девочка и вяло улыбается ей краешком губ, - я его сестра, Мейбл Пайнс. Роджер даёт себе мысленный подзатыльник, выдыхает, осознав, что она явно не из налоговой, но немедленно напрягается. Сестра Диппера. Сестра Диппера здесь одна, она выглядит грустной, и Диппер, кажется, говорил, что искалечил собственного отца. И, вообще-то, он рассказывал ей про свою сестру. Просто у Роджер не очень хорошая память. - А, - не менее глупо выдаёт она и бросает тряпку в помойку, вытирая ладони о болотные милитаристские штаны. Мейбл снова ей как-то слишком придавлено улыбается и проходит внутрь бара. Она сжимает пальцами ремень сумки и долго молчит. Роджер становится очень неловко. Даже не то, чтобы за себя, а за Диппера, потому что его сестра выглядит ужасно измученной. Надо, наверное, как-нибудь её поддержать. Предложить чаю, или какое-нибудь пирожное. Или сразу сказать, что у Диппера всё в порядке? - А как ты сюда попала вообще? – отличная попытка, Роджер, молодец. Девочка отмирает, как-то смущённо ерошит волосы и садится на высокий барный стул, поджимая ноги на перекладину. - Когда мы с Диппером гуляли, он показывал это место. На случай, если мне захочется дербалызнуть бесплатного пива. Ну или не пива. Или его найти, например. Ну, если мне очень будет надо, конечно. Просто вас там тогда не было, вы были у Диппера в квартире. Мы, кстати, так и не успели познакомиться, но я вас помню, - тараторит на одном дыхании, и Роджер честно очень сложно воспринимать быструю беспокойную речь, поэтому она поднимает один палец вверх, и Мейбл немедленно смолкает. - Думаю, тебе ещё рано пить пиво, - вторая отличная попытка, Роджер – рекордсмен по утешению несчастных брошенных сестёр раковых больных. – Но если хочешь, можешь выпить… чаю? - Да я, в общем-то, не за чаем…, - Мейбл соскакивает со стула. – Вы знаете, почему я пришла. Я вам, кстати, уже сказала. Роджер смотрит на неё устало и садится сама. - Ты хочешь с Диппером повидаться, да? – спрашивает она. Мейбл кивает. А Роджер вздыхает и закрывает лицо руками. - Слушай, я… Я думаю, что не знаю, где они сейчас, поэтому… - Чушь. Голос Мейбл мгновенно становится резче, и когда Роджер отлепляет руки от лица, то видит перед собой абсолютно другого человека. Впрочем, этот человек не менее измучен, чем предыдущий. Он так же худ, бледен и растрёпан, но во взгляде нет ни капли былой доброжелательности, ни смущения. Мейбл сжимает губы в тонкую полосу и сурово смотрит на Роджер. - Чушь? – Роджер удивлённо глядит на неё. - Вы знаете, где Диппер. Я знаю, что вы знаете. Роджер давится воздухом. - А зачем он тебе вообще? И Мейбл как-то криво усмехается. И продолжает мрачно смотреть на неё в упор. Она клонит голову к плечу и тихо говорит: - Наверное, потому, что он мне брат. И он скоро сыграет в ящик. А ещё он покалечил моего отца и сжёг мой город. Я злюсь на него и хочу его видеть, чтобы простить. - Пиздец, - Роджер глотает ком того самого воздуха, откашливается и складывает руки на груди. – То есть… Ну… Я, конечно, не хочу вмешиваться в ваши глубокие родственные отношения, но… - Но? – сухо переспрашивает Мейбл, всё ещё препарируя её холодным взглядом. - Мне кажется, сейчас не самое лучшее время… Вроде, вы оба целее будете. Чёрт возьми, какую чушь она несёт! - Знаете, как говорят? Когда кажется – креститься надо, - зло подмечает Мейбл. – Целее мы не будем, уверяю. Лучше вам действительно не вмешиваться в наши глубокие родственные отношения. Роджер теперь тоже злится. Её злит эта Мейбл, которая по какой-то причине ставит её на место. Её, которая лет на десять старше, минимум, её, которая, блять, не имеет ни малейшего отношения к дураку-Дипперу, к их папаше, ко всем её подростковым проблемам. Роджер ужасно задолбало всё это мракобесие, она жутко устала. От Сэлти, от грёбаных Билла и Диппера, и от того, что вынуждена решать проблемы всех-всех-всех людей на этой сраной планете! - Знаешь, ты вроде как ко мне за помощью пришла…, - медленно начинает Роджер, и Мейбл кивает. – Значит так. Если ты пришла ко мне за помощью, которую я имею полное право тебе не предоставлять, веди себя нормально! И не лезь ко мне со своими заморочками и комплексами старшей сестры! Мейбл дёргается и мрачнеет, но молчит. - Я не буду прыгать перед тобой на задних лапках только потому, что что-то там случилось с вашим папой, и что ты злишься на Диппера, потому что у нас всех в жизни творится полнейший пиздец! - Я тебя ни хрена не заставляю прыгать передо мной на задних лапках! – взрывается Мейбл и снова вскакивает со своего стула. Роджер, тоже разъярённая, вскакивает и нависает над ней, опасно скалясь. - Он что, виноват, что твой папан решил пойти в это чёртово бюро именно тогда, когда мы собрались его взрывать?! Диппер ни черта не хотел, чтобы так вышло! И если бы ты его видела сейчас, то понимала, что он за всё отвечает и сполна! – кричит Роджер, тыкая пальцем в лицо Мейбл, которая пучит глаза и надувает губы. - А зачем он вообще взрывал там что-то?! Зачем он убил столько людей?! Потому что он сам помирает? Так нельзя! Его ни черта не оправдывает то, что он помирает, потому что нельзя самореализовываться за счёт других! И не смей говорить про моего папу! – Мейбл яростно сжимает и разжимает кулаки, и щерит зубы. - Знаешь, что? Диппер – взрослый пацан, а не мамкин сынок, и он сам решает, кого взрывать и как ему саморел… самре… Да не важно, блять! Главное – это вообще не твоё дело! И вообще-то изначально мы не хотели никого убивать! - Это моё дело, я его сестра! А вот ты не имеешь права на меня орать и лезть ко мне, потому что ты вообще никто! Вы их убили – вот что главное! - Это ты ко мне лезешь, а не я к тебе! - Я лезу, потому что мне надо, а ты просто хочешь поорать! Они обе смолкают, тяжело дыша, Мейбл продолжает сжимать кулаки, а Роджер столешницу, и они обе считают себя полными идиотками. - И правда, - подмечает Роджер. Но вдруг, совершенно немотивированно Мейбл начинает взахлёб рыдать, очень громко и заливисто, и утыкается носом Роджер в шею, безвольно повисая. Роджер даже пугается такой резкой перемены, но потом, в некотором неловком жесте прихватывает её за плечи и с мудростью во взгляде смотрит в потолок. - Мне очень надо, - сквозь хлюпанье бормочет Мейбл, - правда, очень-очень надо… - Да хорошо, хорошо, пожалуйста. Мне не жалко, - Роджер монотонно поглаживает её по плечам. – Только давай не сегодня, окей? Мейбл отстраняется, трёт руками покрасневшие глаза и слабенько, но хитро улыбается. - Вот так бы с самого начала! А то не знаете, не можете! – с некоторым даже весельем говорит она. – Я могу послезавтра, например. Роджер в негодовании закусывает язык, чтобы не обматерить хитрых пронырливых детей этого мира и убирает руки, как будто от горячей кастрюли. Послезавтра она свободна, видите ли! Ей-богу, почему Роджер всегда такая глупая и доверчивая на женские слёзы?! Где её интуиция и железный стержень? - Ну послезавтра, так послезавтра, - холодно отвечает Роджер, вытягивает из мусорки тряпку и возвращается к полированию столешницы, стараясь выглядеть как можно отстранённее. Мейбл кивает и разворачивается к двери. Она практически выходит, не говоря ни слова, а потом резко останавливается в дверях. - Слушай, Роджер, - окликает её она, - а что у Дип-Дипа с Биллом Сайфером? Роджер поднимает на неё глаза и задумчиво пожимает плечами. - Ну, думаю, они любят друг друга. Эта девочка… Она снова кивает, немного растерянно, а потом исчезает в дверном проёме. Роджер вскидывает брови и снова шваркает тряпку в помойку. Она садится за стол и утыкается носом в гладкую чистую поверхность, неприятно пахнущую сыростью. Роджер очень устала. Ей надо отдышаться. * - Нет, нет, Билл, посмотри на него, - Диппер суёт в нос Биллу валета бубей, - конечно, он педик, у него нос крючком и длинные волосы! Сайфер вытягивает из его пальцев карту и подносит её чуть ли не вплотную к глазам, а потом делает очередной глоток из горлышка бутылки с виски, или какой-то ещё с дрянью, никто из них не знает. - Ну может быть этот и педик, - задумчиво бормочет он, - но пиковый точно натурал. Он такой… такой… Билл снова делает глоток и валится на пол. Диппер не может пить, ему больно, но он может курить травку и есть таблетки. И от этого ему честно только лучше. Он затягивается и падает к Сайферу, взбалтывая карточное море. - Мужественн-н-н-н-ный? – тянет он и глухо смеётся, когда Билл приклеивает карту ему на лоб. – Значит, он геронтофил? - П’чему? – Сайфер недоумённо пялится на него, пока Диппер разражается всё более громким смехом и уже даже хватается за живот. – То есть, ты сч’таешь, что мужественность – признак с’ксуального влечения к пенсионерам? Пайнс заходится истерическим приступом кашля вперемешку с хохотом и пытается изо всех сил выдавить из себя очередную шутку, но никак не может превозмочь. Они собирались поиграть в карты, но колода, которая завалялась у Билла на полках между книг, оказалась неполной. Поэтому Билл напился, а Диппер, как бы иронично это ни звучало, накурился. - Нет, просто…, - он снова закашливается, вытирает кровь о штанину, - любая Дама ему в матери годится, а если он натурал, то… Теперь смеётся Билл, закрывая рот кулаком и опираясь на локоть. Он шарит рукой в поисках чего-то среди разбросанных по полу карт, а потом вытягивает какую-то и суёт Дипперу под нос. Тот удивлённо смотрит на крестового короля, а потом на Сайфера, и спрашивает: - И? Билл закатывает глаза и прислоняет к королю несчастного пикового валета. - Пе-до-фил, - по слогам произносит он, как будто Диппер ошибся в чём-то очень важном и теперь круглый дурак. Диппер валится обратно на ковёр и закрывает лицо руками, чтобы хоть немного приглушить истерику на почве слишком несмешных мудозвонских шуток для окончательных дегенератов. И Билл, философ, сумасшедший шизофреник, самый мужественный в жизни Диппера мужчина, смеётся, как последний деградант. Они и в самом деле не совсем понимают, что такого смешного во всём этом, но когда ты пьян или в трипе, всё становится смешно и просто. А потом в комнату протискивается Роджер и обнаруживает их двоих, лежащих на полу в горе разноцветных бумажек и каких-то фантиков, и смеющихся над сложенными вместе крестовым королём и пиковым валетом. Билл замечает её первый и зажимает рот Дипперу рукой. - Привет, Р’джер, - мямлит он с очень серьёзным видом, - как дела? Роджер морщит брови и губы, а потом присаживается в кресло над ними. - Вы надрались? – задаёт она в большей степени риторический вопрос, глядя на творящееся на полу копошение и шиканье. - Нет, - твёрдо отвечает Сайфер, и Диппер начинает истерически хихикать сквозь его пальцы, слюнявя их. Роджер раздражённо закатывает глаза и откидывается на спинку кресла. Билл с Диппером о чём-то шепчутся на полу, но она ужасно хочет надавать им обоим за свои страдания и уйти, ничего никому не говоря. И тем не менее… - Мне надо с вами серьёзно поговорить, - заявляет она и снова встаёт, не без усилий. Они замирают на полу с глупыми лицами, изображая концентрированную серьёзность, Билл даже складывает руки на груди. Роджер хочется стукнуть его мыском берца по затылку, но она стоически выдерживает соблазн и продолжает свою мысль: - Первая новость. Диппер, - она делает многозначительную паузу, чтобы Пайнс успел нахмурить брови ещё с большей обстоятельностью, - зря ты корчишь мне морды, потому что завтра приедет твоя сестра. Роджер даже чувствует некоторое больное удовольствие от того, как мгновенно ирония исчезает с его лица и превращается в удивление, смешанное со страхом. - Сегодня она завалилась ко мне в бар и устроила истерику. Я не хочу её терпеть, поэтому сам с ней разбирайся, - с деланным равнодушием подытоживает Роджер и выдыхает. Диппер подтягивается на руках и садится, прижимая ноги к груди. Надо же, он действительно выглядит напуганным, думает Роджер. Они не очень похожи характерами. Сестра такая бойкая, хитрая и очень даже стервозная штучка, а Диппер… Дитя цветов, мать его. - И Билл, - продолжает она не менее строго, - наши дорогие друзья «рэволюционеры» затребовали у меня продолжения банкета. С четырнадцатого на пятнадцатое ночью мы идём взрывать Оклендскую мэрию вместе со всеми её потрохами, это понятно? - А я-то тут при чём? – бормочет Билл, подтягиваясь к Дипперу, и теперь они похожи на пасхальные яйца. – Взрывай, что хочешь… - Ты – очень причём, ясно? Ты – эмансипатор, Билл, и поведёшь своё стадо на водопой, иначе я просто откручу тебе, блять, голову! – рявкает Роджер. – Я устала, ей-богу, от твоих выкрутасов! Я тебе не мамка, сам эту кашу заварил – сам и расхлёбывай! - Я ничего не заваривал, Роджер…, - начинает было Билл, но Пайнс аккуратно тычет его в бок пальцем, и он обиженно замолкает. - Серьёзно, знаете, вы могли бы мне уже помочь разгребать ваше дерьмо, - Роджер потирает ладонью лоб и упирает руки в боки. – То есть, я не говорю, что только ваше, моё тоже, конечно, но… Диппер протягивает ей полупустую бутылку виски вместо ответа, и Роджер, немного пораздумав, берёт её и прикладывается к горлышку, а потом падает в кресло. Пайнс сидит и задумчиво теребит краешек рубашки. Он выглядит грустным и растерянным, и ей кажется, что зря она так жёстко с ним. Но исправлять что-либо уже поздно. Билл поднимается на ноги и шаткой походкой идёт к занавеске. Вытаскивает оттуда свитер и возвращается к Дипперу. Он натягивает его на него, оставляя висящие рукава и смотрит сверху вниз. - Сосенка, иди вздремни, - говорит он практически трезвым голосом. Диппер смотрит на него, легко кивает, Билл помогает ему подняться, и он уходит за занавеску. Они остаются вдвоём с Роджер. Та потягивает виски маленькими глотками, пока Сайфер не вытаскивает из её пальцев бутылку и не прикладывается сам. - Как Сэлти? – между делом спрашивает он. - Как говно, - тихо отвечает Роджер. – Жить мне не даёт просто, пилит и пилит… Кошмар какой-то. Она никогда такой не была и… Не знаю, что вообще делать. Уже скоро сама начну людей убивать. Она тяжело вздыхает и исподлобья взглядывает на Билла. Тот стоит и задумчиво смотрит сквозь неё. - А ты как? – спрашивает Роджер. - Не люблю его сестру, - просто говорит Билл. * Джереми стучит зубами и кутается в тонкий пиджак с прожжённым воротником. Он договорился с Говардом, его старым другом из управления, на частную встречу и вот уже минут пятнадцать стоит тут один на морозе – ждёт его. Фонарь неприятно подмигивает ему, у Джереми сводит челюсти и спину из-за дрожи. - Прости, Джерри, - из темноты выныривает запыхавшийся Говард с сумкой наперевес, и протягивает руку в приветствии. – Задержали с отчётами, вот я и… Гарднер пожимает его руку, не особенно вслушиваясь в путаные извинения Говарда и, когда тот заканчивает, достаёт из кармана папку с фотографиями. - Это что? – спрашивает Говард, тупо уставившись на протянутый предмет. - Как «что». Улики по делу Эмансипатора, - голос Гарднера хрипнет, и он начинает отчаянно кашлять. – Я же тебе по телефону сказал, что… - Да брось, Джерр, - мужик усмехается и хлопает его по плечу. – Брось ты эту чушь, ей-богу! Давай лучше пойдём выпьем, или хотя бы о чём-нибудь более… Джереми осаждает его ледяным взглядом, и Говард послушно умолкает. - Я сюда не брататься с тобой пришёл, - негромко начинает он, - я пришёл отдать тебе улики по делу Эмансипатора, потому что я, в отличие от тебя, исполняю свой долг. - Нет, Джерри, ты просто дурью маешься, - всё ещё шутливо, но уже с опаской прерывает его Говард, - тебе не кажется, что пора уже прекратить? А то похоже на навязчивую идею… Следующим делом Джереми прижимает Говарда к фонарю, угрожающе мигнувшему, и начинает нервно шептать: - Может быть, потому, что эта мразь убила мою жену и разрушила карьеру?! Ты выслушаешь меня, а потом пойдёшь и расскажешь обо всём боссу от моего имени, ясно? - Да ясно, ясно, не кипятись так, окей? – испуганно лепечет Говард, и Гарднер отстраняется. – Что это за баба хоть? - Это Линда Матиас. Выйдете на неё и узнаете всё о Билле Сайфере и Диппере Пайнсе, включая то, где они сейчас находятся. У неё бар на Принс-авеню, - поясняет Джереми, перебирая фотографии. – Пользуется прозвищем «Роджер», но в базах Линда Матиас. Пробей её, и накрывайте, пока слишком поздно не стало. - А с чего ты взял, что она вообще как-то со всем этим связана? – недоумённо вопрошает Говард, вглядываясь в лицо стриженной под ноль девушки на фотографиях. Джереми отстраняется от него, вытягивает из кармана сигарету и закуривает. - Проследил за сестрой Пайнса, вчера. Они вели довольно занятную беседу. Девчонка хочет повидаться с нашим дружком Диппером завтра. Правда, меня какая-то другая баба чуть не спалила, поэтому место встречи и способ передвижения я не узнал. Но, думаю, послезавтра вы вполне сможете их повязать. Говард изумлённо смотрит на курящего, спокойного, как удав, Джереми, и даже хлопает несколько раз в ладоши. - Когда это ты успел стать таким крутым парнем, Джерри? – глупо спрашивает он и по-дружески кладёт ему руку на плечо, но Гарднер шарахается в сторону, роняя сигарету на пиджак. - Нужда заставила, - не без некоторого пафоса говорит он, но скорее тихо и страдальчески. – Ладно, бывай Говард. У меня общежитие закрывается. И Джереми исчезает в темноте за пределами фонарного света, оставляя Говарда одного, с папкой фотографий в руках и странным осадком на сердце. Что-то в Джереми показалось ему таким жутко надломленным, что он даже немного расчувствовался. Впрочем, сентиментальность быстро утонула в восторге и тщеславии, которые захлестнули Говарда. А в случае чего он скажет Джерри, что не расслышал ту часть, где надо было рапортовать от его имени. Насвистывая, Говард направляется к своей машине. Кажется, его ждёт большой успех. * Мейбл упирается в меня взглядом покрасневших глаз, и мне становится невмоготу липко и жарко. Мы стоим друг напротив друга, и сзади стоит Билл, чей взгляд я чувствую лопатками. Вероятно, ненавидящий и требовательный. - Билл, выйди, пожалуйста, - хрипло прошу я. Сайфер кошачьей походкой скользит мимо меня, и краем глаза я замечаю его настолько жирно безразличную гримасу, что мне становится даже не по себе. Взглядом приглашаю Мейбл пройти внутрь и указываю на кресло, но она отказывается. Между нами виснет тяжёлое молчание, потому что мне страшно, а Мейбл, кажется, и в самом деле ненавидит меня. Она подстриглась до каре, всё равно растрёпанного, и слишком сильно похудела. Лицо осунулось и посерело, губы потрескались, из-под юбки торчали палочки-ноги. Как будто она здесь больна раком. Впрочем, не думаю, что я выгляжу хоть чем-то лучше. - Мы переезжаем в Пьемонт, - тихо говорит Мейбл, и я немного отмираю. Я киваю несколько раз, потом открываю и закрываю рот. Мейбл смотрит выжидающе и складывает руки на груди. - Почему? – глупо спрашиваю я. - Потому что город горит, - сухо отвечает сестра, - и ещё потому, что теперь папа не может работать. Мы будем жить у его родителей какое-то время. Я виновато опускаю голову и снова киваю, сплетая похолодевшие пальцы. - Я… Я не обвинять тебя сюда пришла, - продолжает Мейбл. – Просто спросить кое о чём. - Да? - Зачем тебе надо было всё это делать? Вопрос пронзает мой лоб острой стрелой, и мне даже на секунду кажется, что я просто упаду сейчас, но нет. Я стою. А я вовсе не хочу стоять. Хочу вызвать у неё жалость и грохнуться в кровавом припадке на пол, чтобы Мейбл забыла про все свои вопросы. - Я…, - прочищаю горло, - ну, наверное, у меня не было конкретной цели. Просто… так получилось. - Ты скажи мне, Диппер, - Мейбл подходит чуть ближе, - ты кому-то мстил? За то, что ты умираешь. Или просто так, ради весела всё это затеял? Невольно отшатываюсь назад. Потому что мне ужасно страшно слышать эти слова, словно гвозди в мою голову. Я не знаю ответов, я просто ни о чём не думал, я делал, я делал это просто так, это не было ни весело, ни грустно поначалу, просто… так надо было. Мы с Биллом вдвоём, вот и всё, вот и все ответы, но для Мейбл это вовсе не ответы. Ничерта. - Нет, Мейбл, я не мстил, потому что некому мстить за проведение, - робко начинаю я. – Я… Я не думаю, что смогу сейчас назвать тебе какой-то мотив, и… - А ты подумай, - она делает ещё шаг ко мне и встаёт практически вплотную. – Подумай, что ты можешь мне сказать, чтобы я тебе поверила, и чтобы я смогла сегодня тебя обнять. - Я не знаю, Мейбл, я… Я ничерта не знаю, что ты хочешь услышать, - я теряюсь в словах, в собственных панических мыслях. Мне нужно это прощение, как глоток воды умирающему в пустыне, потому что да, я умираю. Я не верю ни в рай, ни в ад, да и в первый мне в любом случае не попасть. Но только не Мейбл. А о чём я вообще думал, когда изо всех сил отталкивал от себя мысли об этом разговоре? О том, что вернусь домой в канун собственной смерти, упаду им всем троим в ноги и буду долго плакать и молить о прощении? Грёбаный трус. Мерзкая тряпка. Отвратительно. - А тебе не надо знать, что я хочу услышать, Диппер! – выкрикивает мне в лицо сестра. – Я разве кого-то порционно убивала? Я разве устроила раскардаш, что теперь на улицу выйти страшно? Я бы такого в жизни не сделала, Диппер, поэтому я хочу услышать о твоей мотивации! Я закусываю губу и отворачиваюсь, чтобы не разрыдаться, или чтобы Мейбл хотя бы не видела этого, но она грубо пальцами хватает меня за подбородок и возвращает лицом к себе. Я смотрю ей в глаза, испещрённые лопнувшими сосудами, полные непонимания, ярости и боли. Она всё ещё удерживает меня, хотя я вряд ли смогу отвернуться. Я поджимаю губы и, прикрывая веки, но продолжая зрительный контакт, как можно аккуратнее и тише говорю: - Всё начиналось просто, как детская забава, Мейбл. Мы просто смеялись и… Мне плевать на всю эту революцию, и на символику тоже. А дальше… а дальше, - я закашливаюсь, закрывая рот рукой. – Ну, просто потому, что я мог. Я же… Я никогда ничего не мог, Мейбл. Я всегда сидел за твоей спиной, за маминой и папиной. А здесь я мог, понимаешь? Я был гением, и я был свободным… - Ты и сейчас считаешь себя свободным? – Мейбл отстраняется и смотрит на меня то ли с презрением, то ли с тоской. – После того, что ты сделал с людьми и с этим городом? Потому что ты просто мог. Я сглатываю. Да. Да. Я уничтожил своего отца, я уничтожил город, я убил сотню людей. Но я чувствую себя свободным, потому что каждый раз, когда я падаю перед толчком на колени и меня рвёт собственными внутренностями, я искупаю вину. Я семнадцатилетний умирающий эгоистичный ублюдок. Но я просто человек, не больше и не меньше, что бы ни говорил Билл. Я мерзкая тварь. Я человек. Человек ко всему приспосабливается. Человек рационализирует любую гадость, потому что иначе бы я был уже мёртв. А я, как никто другой, хочу, чёрт подери, жить. - Да, - тихо говорю я. Вижу слезу, ползущую по щеке Мейбл, вижу, как она пожимает губы и стискивает края толстовки в кулаках. - Правда?.. - слабым голосом переспрашивает она. Я рвано выдыхаю и протягиваю ей руку в надежде, что она всё-таки коснётся меня пальцами, но Мейбл отшатывается назад. - Да кто ты вообще такой?! – выкрикивает она мне в лицо. – Я не знаю, кто ты такой. И лучше бы вообще никогда не знала, потому что ты не мой брат, Диппер! Мой Диппер никогда бы так не сделал! - Мейбл, послушай, пожалуйста…, - шепчу я надорвано, и тяну вторую руку, она снова делает шаг назад. – Просто попробуй понять, я… - Нет, Дип-Дип, - всхлипывает она. – Ты не представляешь, что я делала всё это время. Я… Я столько говорила маме о том, что ты бы никогда в жизни, что ты добрый, что ты мой самый чудесный и… Я изо всех сил дралась за тебя, потому что ты очень хороший человек, но… Какого чёрта?! Знаешь, подохни, Диппер! – выкрикивает она и разворачивается к щели. У меня дрожат губы и ноги, я не поспеваю за ней. Мейбл громко всхлипывает и бежит по лестнице вниз, зажимая лицо руками. Когда мы оказываемся перед выходом с фабрики, и я уже вижу Роджер, стоящую около старенького пикапа. Мейбл останавливается в дверях и оборачивается ко мне в последний раз. - Папа говорит, это он во всём виноват, но… нет, это не правда, - она запинается на полуслове, а я тяжело дышу, чуть было не падая с ног, метрах в четырёх от неё. – Ты знаешь, что что бы ты ни делал и ни говорил, я всегда буду считать тебя самым лучшим человеком, а когда ты умрёшь, я буду очень долго плакать. Но так просто нельзя было. Она снова разворачивается и идёт к машине, а я пытаюсь выдавить хоть слово, хоть что-нибудь кроме того, какая я мразь и что лучше бы мне правда побыстрее уже сдохнуть. - Мейбл, извинись за меня перед мамой и папой, пожалуйста…, - сорванным голосом шепчу я, и она не слышит меня, потому что Роджер давит гашетку в пол, и машина трогается с места. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Я падаю на колени, а потом лицом в пол, грязный и вонючий, и мне кажется, что вокруг меня растекается что-то, но это действительно уже совсем не важно. Я не слышу шагов Билла, не замечаю, как он подходит сзади, переворачивает меня, закидывает на плечо и идёт вверх по лестнице. Мой свитер теперь воняет дерьмом. Я и сам воняю дерьмом. Билл сваливает меня в кресло. Мы молчим. - Эй…, - глухо окликаю его я, глядя куда-то в мерзкую зыбучую пустоту, что распространяется по комнате сзади. Сайфер садится передо мной на корточки и смотрит исподлобья. - Я давно хотел спросить, Билл, зачем это тебе? Просто... Ты столько громких слов говоришь на публику. Что-то вроде "хватит быть овцами, станьте пастырями! Вы хозяева своей жизни, какого же чёрта эти страховщики указывают вам её цену?!" - К чему ты клонишь, Сосенка? - Никак не пойму... Тебе же это нахер не надо, я ведь прав? Билл чуть заметно кивает и улыбается. - Так зачем? Он смотрит на меня задумчиво, а потом стягивает с моей ноги ботинок и швыряет его в сторону. И второй тоже. - Знаешь…, - тихо говорит Билл, скатывая носки с щиколоток. – Я… Я ненавижу этот мир, Сосенка. Я хочу, чтобы он горел, тонул, бился в агонии и испражнялся под себя всем тем омерзительным дерьмом, что сочится из его обитателей ежесекундно. Люди – глупые, жестокие твари, и я мечтаю, чтобы они пожирали друг друга, чтобы убивали и расчленяли, позабыв обо всех этих вневременных истинах, которые они так безбожно эксплуатируют, а втихаря ебутся с собственным отражением. Он замолкает, разглядывая мою ногу, а я слушаю его и мне становится так спокойно и безветренно на душе, что хочется даже усмехнуться. - Почему ты так не любишь людей, Билл? Сайфер поднимает на меня глаза и снова кривит губы в болезненной улыбке. - Потому что я их очень боюсь, Сосенка, - он говорит это таким спокойным голосом, как будто что-то настолько очевидное, что даже странно, что я и сам этого не знал. – Но самое страшное в том, что я теперь слишком хорошо знаю, что значит – быть человеком. Он целует мою ногу и снова поднимает глаза на меня. А я, закрыв лицо ладонями, сотрясаюсь в рыданиях. * Мейбл на трясущихся ногах шагает по тротуару к дому. Она смотрит на разваленный, жёлтый от фонарного света асфальт и считает трещины. Роджер подкинула её до угла и уехала по своим делам, а Мейбл… Далеко за полночь, и на улице очень холодно, но Мейбл идёт в одной толстовке и громко шмыгает носом. Впереди виднеется их жёлтый сухой палисадник, но ей совсем не хочется домой. Она думает, что не будет ни о чём говорить родителям, но ей так ужасно страшно и так тяжело, что вряд ли она долго выдержит и не упадёт в нервозный обморок в какой-нибудь неподходящий момент. Неожиданно из-за поворота, нарушая тишину, выезжает большая чёрная, но немного обшарпанная машина. Мейбл передёргивает плечами и продолжает идти к дому. Из машины высаживается несколько человек, сколько точно – из-за темноты она сказать не может. Когда они начинают двигаться в её направлении, Мейбл боязливо сжимает ремень сумки и ускоряет шаг. - Эй-эй! Постой! – громким голосом окликает её один из людей, от чего её как будто подбрасывает в воздух. Она бросается через улицу бегом, несколько человек устремляется за ней. Мейбл очень-очень-очень устала. Вероятно, если бы она чувствовала себя хоть немного получше, то… имеет ли смысл говорить о вероятностях, когда всё так очевидно. Кто-то подсекает её под ноги в темноте, Мейбл валится на асфальт и царапает ногу, она хрипло вскрикивает. Слишком хрипло, чтобы кто-нибудь услышал, потому что сегодня её голосовые связки настрадались. Несколько мужчин хватают её под руки и куда-то тащат, Мейбл изо всех сил пытается вывернуться или закричать, но чья-то огромная рука чем-то вонючим и мокрым зажимает её рот и нос. Она брыкается и бьёт ногами в разные стороны, однако, безуспешно. Сознание постепенно ускользает, Мейбл изо всех сил старается взять над собой контроль, но выходит не очень. Люди подтаскивают её к машине, около которой стоит ещё один, низенький и толстый. Он выходит на свет и Мейбл кое-как различает узкий разрез глаз. Китаец, наверное. - Привет, девочка, - отрывисто говорит он, улыбаясь, - я мистер Юн. Мейбл теряет сознание.