***
Но раньше, чем состоялась негласная сделка между Лео Галанте и отчаявшимся в заключении солдатом Клементе, на охоту вышел напарник покойного агента ФБР. Эйдену и в голову не приходило уехать, бросив того, кто попал, вероятно, в самую крупную передрягу в своей жизни. Умом он понимал, что Фрэнки не мог выжить, так дерзко забравшись в самый дальний угол клетки с хищниками, и поэтому едва надеялся еще раз с ним перемолвиться – впрочем, на это его уже давно не тянуло. Фрэнки Поттс до последнего отталкивал напарника и настолько вывел из себя постоянными остротами в адрес его ирландского происхождения, что тот и сам от него отвернулся. И если бы не обостренное чувство справедливости и нежелание покидать город, не закончив все дела, Эйден бы уже купил билет на ближайший поезд. Но исчезновение Фрэнки позволяло ему не только заняться самостоятельным расследованием, но и решить еще один вопрос, из-за которого, собственно, его выбор изначально и пал на Эмпайр-Бэй.***
Гостиница «Уайтхолл-билдинг». Миловидная блондинка на ресепшне красила ногти и несколько минут делала вид, что не замечает терпеливо ожидавшего у стойки молодого человека. Его потертая куртка и джинсы не внушали ей должного благоговения. От таких посетителей не следовало чего-то ожидать. Максимум пройдется взглядом по прейскуранту и догадается, что его наличных хватит разве на какой-нибудь захудалый мотель в нижней части города. Медленно покрыв лаком последний ноготь на левой руке, она наконец подняла глаза на Эйдена и неохотно задала дежурный вопрос: - Чем могу помочь? - Добрый вечер, мисс. Я недавно вернулся из командировки и ищу друга, который остановился в этом отеле. К сожалению, мне не удалось связаться с ним после возвращения. Поэтому хотелось бы узнать, в каком номере он здесь проживает. Эйден очаровательно улыбнулся блондинке, пусть и сразу понял, что внушает ей лишь чувство брезгливости и желание поскорее отделаться. Похоже, пора купить новый костюм, если он собирается чаще выходить из уютного ирландского уголка в большой свет Эмпайр-Бэй. - У вашего друга есть имя? - Его зовут Фрэнки Поттс. Блондинка несколько секунд раздумывала. - Нет, постоялец с таким именем в гостинице сейчас не проживает. - Вы уверены в этом? - Разумеется. У меня отличная память – поэтому я уже много лет и работаю здесь администратором. Пока что жалоб не поступало, - вызывающе ответила она. - Вы сказали «сейчас не проживает». Значит, проживал раньше. Он точно был здесь, даю руку на отсечение. А вы готовы сделать то же самое? Эйден почти одновременно с ней взглянул на толстую книгу, в которой были записаны имена всех постояльцев – заселившихся и выбывших. Пару секунд до этого блондинка задержала взгляд на своей руке. - Хорошо, я проверю среди недавно выбывших постояльцев. Насколько широкий календарный диапазон вам нужен? На этом вопросе Эйден осознал, что и понятия не имеет, сколько времени назад Фрэнки мог переехать в другое место. Тот ведь никогда и не говорил об этом. «Уайтхолл-билдинг» был единственной координатой, о которой Эйден узнал еще до их прибытия в город. - В этом месяце ваш товарищ точно не появлялся, - отозвалась блондинка, с необычайным проворством листая журнал одной рукой. – Впрочем, как и в предыдущем. - Возможно, еще раньше? – неуверенно предположил Эйден, отметив, как та поджала губы, но все же перелистнула журнал еще на несколько страниц назад. Теперь она пролистает и до самой первой страницы, лишь бы поскорее выпроводить навязчивого незнакомца. Если бы в гостинице было разрешено выталкивать людей по одному ее желанию, дворецкие уже давно выставили бы его за порог. - Мистер Поттс. Сдал ключи от номера в позапрошлом месяце. Блондинка пожала плечами и вернулась к прежнему занятию. - И это все что вы можете сказать... Я так понимаю, уговор дороже денег. Прошу прощения, что отнял ваше время. Блондинка замялась на несколько секунд, и Эйден понял, что нащупал нужную точку. - Хоть вы и неотесанный невежа, я не позволю вам думать, будто этот грубый мужлан сумел бы меня подговорить. Я... я понятия не имею, куда мог съехать ваш дружок, но, если он все еще в этом городе и так же разбрасывается деньгами, то могу посоветовать одно место – «Герб Эмпайра». Надеюсь, вы слышали о нем? - Как же иначе. Отель в центре города заново открылся в прошлом году после долгих реконструкций. Газеты много об этом писали. - Да, шумиха была знатная, - не без досады согласилась блондинка. - Это ведь теперь лучший отель в городе, верно? - И туда вас в таком виде уж точно не пустят, - мстительно ответила ему она. В распоряжении Эйдена оставался еще целый вечер. Он мог успеть привести себя «в надлежащий вид» и подготовиться к следующему этапу поисков напарника. Предпочтя добраться до центра наземным транспортом, Эйден поспешил в сторону остановки, к которой приближался автобус с подходящим маршрутом. Прежде чем забраться внутрь, он помог спуститься с покатых ступенек выхода одной девушке, которая машинально поблагодарила его и сразу же понеслась через дорогу, по другую сторону от гостиницы. Руби Флауэр вернулась из «Сиракузы» даже раньше, чем планировала.***
Однако, едва она успела зайти домой, как из спальни донесся телефонный звонок. Как оказалось, не первый. Кларетте была предложена версия о том, что Руби помешивала ужин на кухне под громкие звуки радио и услышала телефон не сразу. Это было лучше, чем распространяться о работе, про которую Кларетта по-прежнему практически ничего не знала. Уговор с Бернардо о его молчании был непрочен и зависел от успеха детектива в деле Генри, о чем не было сказано вслух, но и без этого казалось очевидным. Руби договаривалась о визите к Кларетте, несколько дней назад подхватившей болезнь от сквозняка в квартире. В такие дни пожилая женщина маялась от ничегонеделания и чаще приглашала по очереди немногочисленных людей, с кем продолжала поддерживать общение. В их числе, вопреки казавшимся разногласиям, был и Бернардо. Руби случалось видеть и другого бывшего коллегу отца – Антонио Росси. Все эти мужчины в каждый свой визит пополняли домашний винный запас Кларетты и вместе с ней его же и растрачивали. - Тебе точно не нужны еще лекарства? Ты ведь говорила, что врач выписал целый лист рецептов от простуды. - У меня есть все необходимое, но раз ты так настаиваешь… можешь захватить рома. Или виски. Они справляются с простудой лучше любых лекарств, скажу я тебе с высоты многолетнего опыта, - проскрипела Кларетта в трубку. – Жду завтра без опозданий. - Тебе в твоем состоянии все равно некуда спешить. - Мне есть куда вздремнуть, а ты не хочешь уйму времени простоять под дверью. Спорить, памятуя о крепком сне Кларетты, Руби не стала. - Тогда до встречи. Будь уверена, я не опоздаю. Положив трубку, она еще несколько минут молча просидела на кровати, выбросив из головы разговор с Клареттой и возвращаясь к мыслям, которые неизменно донимали ее на протяжении многих дней. Жизнь в пределах «Сиракузы» без ее владельца первый месяц текла своим чередом. Немногих испугал арест Генри, более того, не знавшее всей правды общество строило свои предположения насчет повода. Большинство соглашалось с тем, что нечистых на руку конкурентов, коих в Маленькой Италии было предостаточно, не устраивало постепенное восшествие «Сиракузы» на пьедестал лучших заведений района. Эта версия была красивой и лишь усиливала популярность места. Сам Альфред не очень в это верил, как не мог до конца поверить в истинность обвинений полиции, но пользовался тем, что играло ему на руку. Пока виновность синьора Томасино не доказана и его не упекли за решетку, заведению не угрожала никакая опасность. О другом варианте позаботился нотариус, который одним поздним вечером заглянул в «Сиракузу», чтобы выпить скотча и сообщить Альфреду важное известие. Бар не сумеют отобрать и в случае худшего исхода для Генри. У владельца все схвачено, в этом они могут быть уверены. Альфреда и остальных эта новость успокоила. Но не Руби. Девушка болезненно восприняла сложившиеся обстоятельства, куда болезненнее, нежели можно было подумать по ее внешнему виду. Она продолжала выполнять свою работу – пела на публике, нежно улыбалась зрителям, стоя на сцене, и была отзывчива на просьбы и поручения Альфреда и компании. Но, оставаясь наедине с собой, она погружалась в бессильное молчание и предавалась меланхолии, будто заранее ожидая худшего. Руби не хотела верить, и все же память неумолимо подсовывала ей мысли об Эмили. Если уж ее сестра в юном возрасте оказалась способна на неведомые страшные дела, то можно ли представить полностью невиновным богатого бизнесмена? Да, Генри был набожен, и каждое воскресенье Руби с трепетом издалека наблюдала за ним, видела его смиренно преклоненным перед распятием. Он пришел из ниоткуда и спас «Сиракузу», когда это было нужнее всего, а затем привел свой новый бизнес к процветанию. Он позаботился о них, обеспечив заведению юридическую неприкосновенность. Могло ли это подтверждать его исключительное благородство и честность? Руби не сумела уверенно ответить «да» и оттого страдала еще сильнее. В сумерках комнаты, единственным источником освещения которой остался тусклый ночник, мерцала темно-вишневая ткань вечернего платья девушки, небрежно брошенного на стул. Руби в очередной раз заснула без ужина, так и оставшегося красочной фантазией для телефонного разговора.***
В «Герб Эмпайра» на Эйдена уже никто не смотрел с презрением или брезгливостью. Конечно, теперь он выглядел куда более утонченно в новой куртке и с напомаженной шевелюрой, но, приди он в прежней одежде, к нему было бы приковано ровно столько же внимания – почти нисколько. Холл отеля был наполнен постоянным движением. Дворецкие не скучали неподалеку от ресепшна, а занимались работой. Не заканчивался наплыв людей и у стойки администратора. Темноволосый мужчина в униформе отеля одинаково отзывчиво обращался ко всем. Но Эйдену стало неудобно расспрашивать о Фрэнки на виду у стольких постояльцев, поэтому он решил подождать, пока поток понемногу схлынет. Юноша нашел удобную наблюдательную позицию и приземлился на диван, своей мягкостью практически сразу захвативший его в уютный плен. - Эй, красавчик, отчего скучаешь в одиночестве? Рядом с ним на диван опустилась пышногрудая рыжеволосая девица. От выреза на ее платье у Эйдена захватило дух, но он молча сглотнул и ответил, стараясь не выдать своего смущения: - Ничего особенного, просто жду приятеля. Девица лукаво прищурилась. - А он такой же симпатичный, как и ты? - Мне так не кажется, - отшутился Эйден и следом облегченно хохотнул. Рыжеволосая незнакомка поддержала его грудным смехом. Строгое воспитание матери-католички и работа в суровом коллективе ФБР сделали свое дело не хуже обольстительного декольте. Эйден с легкостью попался на удочку и даже не заметил, кем на самом деле была его собеседница. Он продолжал шутить и слегка покрывался румянцем от столь интимного внимания рыжеволосой. - Знаешь, мне нужно идти… по работе. Но через пару часов я буду свободна. Если захочешь увидеться снова – я буду в баре неподалеку от конференц-зала на одиннадцатом этаже. И, кстати. Мое имя – Изабелла, но зови меня просто Изи. - Приятно познакомиться, Изи, - пробормотал Эйден и проводил взглядом удалившуюся девицу, так заманчиво покачивавшую бедрами.***
- Мистер Поттс здесь не проживает. Мои извинения, - сказал администратор, захлопывая журнал. - Но проживал? Вы видели его здесь раньше? У Эйдена вновь взыграло чутье. Мужчина ответил с невозмутимым выражением, но при этом всячески избегал смотреть ему в глаза. - Каждый день через эту стойку проходит не менее сотни лиц. Я не могу пожаловаться на память, однако едва ли сумею вспомнить всех, с кем мне приходилось разговаривать за прошедший год. - Возможно, Фрэнки просил не беспокоить его по пустякам, но уверяю вас, что я пришел не с пустяками. У меня для него есть важные новости. Администратор тяжело вздохнул и оглянулся по сторонам, убедившись в том, что за ними никто не наблюдает. Затем он слегка перегнулся через стойку и поманил пальцем Эйдена. Тот тоже шагнул ближе и услышал тихое: - Мистер Поттс уехал из города. Боюсь, любые ваши новости ему уже ни к чему. - Значит, он здесь был, - торжествующе сказал Эйден. – Слушайте, мы можем договориться. Расскажите мне все, что вы знаете о его планах, и я не постою за вознаграждением. - Если бы не твой модный прикид и вопиющая неотесанность, я бы мог подумать, что ты из полиции. Ты ведь не из полиции? Администратор сложил руки на груди и демонстративно подался назад. - Фрэнки Поттс – мой друг. Он вам показался человеком, который способен дружить с полицейскими? - Я должен задать вам еще один вопрос. Он резко сменил выражение и обратился к нему с дежурными интонациями: - Хорошо. Это мы учтем. Кроме того, вам нужна в номер пишущая машинка? Этого намека оказалось более чем достаточно. - Предпочитаю классику. "Ундервуд" с черными клавишами. - Разумеется. Для постояльцев у нас найдется все, - он благосклонно кивнул. Эйден с легкостью прошел тест. - Четырнадцатый этаж. Номер, к счастью, пока свободен. Через час к вам придет горничная. Располагайтесь с комфортом. Администратор передал ему ключи от номера и указал направление к лифту. - Этого достаточно? – Эйден выложил оставшиеся у него после визита в магазин и парикмахерскую доллары. - Уже заплачено, - сообщил администратор. Заплачено на час. Едва ли это мог быть кто-то другой, кроме как Фрэнки. Значит, либо он самовольно сбежал из города, но по доброте душевной оставил кое-что коллеге на память, либо предчувствовал, что ему понадобится помощь, и, конечно же, знал, что его напарник полезет из кожи вон, чтобы найти исчезнувшего мужчину. Их же связывает общая работа, в конце концов. Пусть и не такая общая и не такая уж и работа.***
Час прошел для Эйдена впустую. Он тщательно исследовал апартаменты и проверил все возможные тайники. Книжная полка, рабочий стол, на котором наверняка стояла пишущая машинка, шкафчики в ванной – эти места вдоль и поперек просмотрел бы и персонал отеля и, возможно тот, кто мог быть здесь после Фрэнки, но до Эйдена. Однако не помогло и знание тайников, которое он почерпнул из служебного опыта. В номере не обнаружилось ни следа. Администратор пустил его в номер Фрэнки, чтобы тот убедился – связаться с товарищем или найти что-либо без желания оного не получится. А был ли это номер Фрэнки? Горничная явилась вовремя. Эйден уже собирался без лишних слов покинуть апартаменты, не вступая в диалог с сухонькой женщиной в серой рабочей униформе, но та, закрыв дверь, преградила ему путь и, встряхнув черными волосами, произнесла с ярко выраженным итальянским акцентом: - «Ундервуда» у нас нет. - Я догадался, - зевнув, сказал Эйден. Ему уже не терпелось покинуть это бесполезное место и забыться хотя бы на вечер, желательно в обществе рыжеволосой Изи. - Они в тот вечер забрали из номера все его вещи, даже машинку. Вы бы в любом случае ничего здесь не нашли. - Они? Итальянка вскинула широкие брови и подбоченилась. Эйден непроизвольно отметил про себя, что она, должно быть, еще не такая старая, как может показаться. Возможно, она постарела внешне прежде срока. - Ваш друг заплатил администратору за то, чтобы он оставил кое-что тому, кто придет его искать, на случай если… - она сделала паузу. – Когда с ним решат покончить. Неужели ему выпала счастливая карта в виде всезнающей горничной, которая ни с того ни с сего решила ему помочь? - Слушайте – у меня, да и у вас, мало времени. А я могу многое рассказать. Я знаю, кто такой мистер Поттс. С тех пор, как мне однажды попался на глаза лист из машинки. Он его случайно уронил и наверняка по пьяни. Он постоянно пил и водил сюда разных мерзавцев и шлюх. Но иногда сидел один целыми вечерами, запершись, и велел никого не пускать. Да, я увидела лист. И сделала так, что, кроме меня, больше никто с тех пор не убирался в этом номере. Если бы не я, этот жалкий пьяница пожил бы на свете еще меньше. - Что же с ним случилось? - Не перебивайте меня, - вскинулась горничная. – В последние дни он пил еще больше и уже никого не приводил. Зато очень много сидел и стучал по машинке. Один лист за другим. И в течение трех дней к нему пришли всего двое. Его беременная жена, а через два дня… - Его беременная кто? – не удержался Эйден. Он впервые в жизни слышал о том, чтобы у Фрэнки была жена. - Мистер Поттс потом скандалил, что у него никогда не было жены. Он напился, но не могу исключать того, что он не лгал. Я видела ее и подавала ей стакан воды. Белокожая красотка с черными кудрями, в желтом балахоне. Месяц четвертый-пятый. Она что-то болтала о том, как муж последнее время плохо с ней обращался и не навещал ее в санатории. - Она говорила, в каком санатории? – осторожно поинтересовался Эйден. - Нет, не говорила. Какое вам до этого дело? Жена или не жена – не она последней видела вашего друга. Это был другой человек. И до того, как я назову его имя, поклянитесь, что уничтожите его. Вы ведь тоже оттуда… из ФБР? Эйден не счел нужным отрицать. - Только ответьте: почему вы все это мне рассказываете? Почему не выдали его сами? Вы разбогатели бы на этой информации. Лицо итальянки потемнело. - Я больше не веду дел с теми людьми. Они убили мою дочь и даже не дали мне ее похоронить. Sono bastardi. Ублюдки. Увидеть этого мерзавца с его шлюхами за решеткой для меня было бы куда дороже денег. - Его имя? Эйден почувствовал волнение даже на кончиках пальцев. - Я дам вам кое-что, - горничная втиснула ему в руку два сложенных листка бумаги. – На одном из них – послание от вашего друга, которое он не успел отправить лично. Клянусь, я прочитала лишь первую и последнюю строчки. Ваши дела – не мои дела. На другом – список людей, которым я желаю или тюрьмы, или смерти. И если вы благодарны мне за то, что я вам сейчас рассказала – сделайте все, чтобы покончить с ними. А теперь уходите. Эйден не успел опомниться, как оказался в коридоре. Итальянка осталась в номере. Он продолжал сжимать в руках листки. Здесь нельзя смотреть. Он изучит их в более безопасном месте и решит, что делать дальше. Но сначала – глоток чего-нибудь освежающего. И желанная встреча.***
Он нашел ее у барной стойки. Девица поедала пирожное и делала это так сексуально, что у Эйдена закружилась голова. Он догадывался, чего хотел от нее прямо сейчас, но едва ли думал о том, чтобы сказать ей это прямо. Разве можно говорить такое даме, особенно когда знаком с ней всего лишь пару часов? Но она удивительно быстро взяла инициативу в свои руки. Небольшая беседа – и Изи ненавязчиво намекнула, что продолжила бы разговор подальше от людей, к примеру, в номере. - Но я здесь не живу. У меня нет номера, - опустил глаза Эйден. - Зато у меня есть, - вкрадчиво прошептала она. Они поднялись еще на пару этажей выше, где у Изи обнаружилось весьма комфортное и обставленное со вкусом гнездышко. - У тебя красивый номер, - заметил Эйден, любуясь окружающей обстановкой и проходя вглубь апартаментов. – Да и ты… очень красивая. Он снова покраснел. - Как же ты мило розовеешь. Именно это мне и нравится в тебе – непосредственность. Кстати, ты уже давно знаешь мое имя, а я все еще нет. Мне интересно, не подумай. Пока отвечаешь… не хочешь выпить? - Мы ведь уже выпили внизу, - робко возразил Эйден, провожая ее взглядом. – Мне кажется, я уже сильно опьянен – и дело не только в вине. «Не хочешь говорить, как тебя зовут, - что ж, твое дело». - Знаешь, на удивление, мне кажется то же самое. «Нерешительный мальчик, сам ни за что не начнет». Изи резко развернулась на каблуках и приблизилась к Эйдену. - Я мечтала сделать это с самой первой минуты, как увидела тебя там, на первом этаже. Прижавшись к юноше, она его поцеловала. Эйден вспыхнул, но отнимать губ не спешил. Когда, наконец, Изи отпрянула от него, чтобы глотнуть свежего воздуха, он еле слышно произнес: - А мы не торопим события? - Это «Герб Эмпайра», милый. Здесь двое встречаются и понимают, как сильно нужны друг другу. Терять время можно за пределами этого отеля. Но в пределах… только здесь и сейчас. - Хорошо. Просто я… как бы сказать. Эйден окончательно залился краской. - Не могу. - Не можешь? А, по-моему, очень даже можешь, - рука, поглаживавшая его грудь, спустилась туда, где стремительно нарастало томительное напряжение. - Нет, я не об этом. - О… я поняла. Ты еще никогда не был с женщиной? Изи широко улыбнулась, обнажив крупные белые зубы. - Признаюсь честно, ты один из немногих. Пожалуй, я даже не припомню, чтобы у меня было что-нибудь с такими, как ты. - А у тебя было много мужчин? - Какая сейчас разница. Мне предстоит сделать тебя мужчиной – вот на чем следует сейчас сосредоточиться. О, это так эротично. Дальнейшее происходило словно в тумане. Кажется, вначале Изи сняла с него куртку и расстегнула пуговицы на рубашке, а затем отошла от него на полметра – чтобы он смог любоваться ей во весь рост – и целиком обнажилась. У Эйдена пересохло в горле, когда он увидел ее пышные формы во всей красе. Она вела его к постели, словно факир - зачарованную кобру, и он так же, извиваясь, стремился за ней, изнывая от нетерпения. Эйден был в отличной физической форме и с самого начала задал бешеный темп. Он входил в рыжеволосую бестию снова и снова, с каждым разом распаляясь все сильнее. Он жадно сминал ее полные груди, ни на мгновение не выпуская их из рук, и наслаждался ее протяжными вздохами, а затем и всхлипами. Так продолжалось несколько минут, и все это время Эйден неустанно двигался с энтузиазмом молодого быка, впервые выпущенного на арену. Когда все закончилось, он обессиленно опустился на влажные простыни рядом с ней. - Ты был восхитителен, - тяжело дыша, сказала Изи. – И, честно говоря, я нечасто произношу подобное искренне. Но сейчас это так. Мне бы хотелось сделать тебе небольшую скидку. - О чем ты? Изи с усилием поднялась с постели и, обойдя ее, направилась к туалету. - Я сейчас вернусь и скажу тебе свое окончательное решение, а ты пока отдохни. Ты славно потрудился, особенно для первого раза. - Какое решение? – Эйден приподнялся с постели. Но она уже захлопнула за собой дверь, оставив его размышлять в одиночестве, что не особо выходило – после случившегося мысли в голове совершенно перепутались. - Я решила. Сто долларов, милый. Кроме моего постоянного клиента, так больше никто не платит. И, знаешь, на месте обычных девушек я бы сама платила тебе за секс. У Эйдена потемнело в глазах. - Что ты сейчас сказала? - О, не смотри на меня так. Мы славно поиграли, но… ох, может, еще десятку скинуть? А давай сделаем так в следующий раз. Мы ведь еще увидимся? - Мне… нужно идти. Эйден оделся быстрее, чем могла бы зажечься и погаснуть спичка, всунул в руки рыжеволосой купюру и, прежде чем та успела открыть рот, выскочил из номера. Он еще никогда не чувствовал себя столь униженным. Более того, в этом была и его вина. Потерял голову из-за ее манящей наружности и в упор не разглядел проститутку. Уже на улице, вдохнув ночного воздуха, он глухо рассмеялся. - А у тебя было много мужчин? - Какая сейчас разница. Кто знает – может, она спала и с тем типом, что приходил к Фрэнки перед его исчезновением? Это «Герб Эмпайра», милый. Здесь двое встречаются и понимают, как сильно нужны друг другу. Место, где богатые бизнесмены и гангстеры на ночь снимают не менее богатых шлюх и наслаждаются «здесь и сейчас». И эти люди за несколько месяцев погубили Франческо.***
Настало время выяснить правду. Эйден плюхнулся в кресло у окна своей комнаты, выходившей на внутренний двор ирландского района, и вынул из кармана заветные бумаги. Развернув первый лист, он обнаружил несколько наспех выведенных строк с несколькими подчеркнутыми в них именами. Первое из них, принадлежавшее убийце его напарника, Эйден, помрачнев, сразу же узнал. Досье этого человека лежало поверх остальных в тайнике юноши, самым последним из тех, что Фрэнки успел ему передать. Остальные же имена не всплыли в его памяти. Впрочем, итальянка добавила к каждому имени краткий синопсис, нечто вроде обрывочных заметок, которые могли бы иметь более подробное воплощение. Путем анализа прерывистых и местами калькированных фраз Эйден предположил, что у списка существовал более подробный старший брат на итальянском, и оказался близок к истине. Горничная хранила целый каталог известных ей преступлений, приправленный проклятиями на родном языке, у себя за пазухой, отчего оригинальная бумага давно успела пожелтеть и покрыться старческими трещинами. Несчастной женщине она заменяла по ночам молитвослов. Эдди Скарпа. Управляющий борделя на краю Чайнатауна. Шестерка хозяина и редкий подонок. Пьет, как собака. Убийца твоего друга. Тони Бальзам. Шестерка шестерки, но любимец хозяина. Больной садист. Привез в бордель виновницу в смерти моей Клары. Эмили. Потаскушка Бальзама, что жила в борделе. По ее вине забрали мою дочь. Она должна быть жива и знает, где тело Клары. Карло Фальконе. Хозяин. Наркоман, плодящий наркоманов по всему городу. Вор чужих жизней. Заслуживает прилюдной казни. В оригинале список заканчивался следующими словами: Dio vede tutti i nostri peccati. Chi semina lacrime raccoglie lacrime. (Господь видит все наши грехи. Кто посеял слезы, пожинает слезы.) В переводе же заканчивался призывом, с каждым годом крепчавшим в душе беспомощной озлобленной женщины: Покажи убийцам их могилы. Эйден вздрогнул – даже криво переведенный огрызок текста бросал в дрожь своим духом маниакальной ненависти и жажды мщения. Юноша свернул список и убрал его в ящик, принявшись за второй лист – письмо Фрэнки. «Если ты сейчас читаешь это, значит, еще не все потеряно, четырехлистник. Вероятнее всего, мои мозги уже лежат в чужом багажнике, пока остальной набор сжигают в печи за городом. Куда менее лестно думать, что моими потрохами могут закармливать свиней на скотобойне Клементе. И в этот момент я должен чувствовать особую ответственность за чужую жизнь. Поэтому, как бы я ни пренебрегал тобой на протяжении всего нашего сотрудничества, сейчас без капли сарказма заклинаю тебя: вали из города. Вали быстрее, чем сволочи узнают, что ты прочел мою записку. Если тебе дороги твоя мамаша и сестры, и ты хочешь увидеть их еще разок в своей жизни, порви этот лист прямо сейчас. Ты еще слишком молод и наивен. Ставлю на десятку, ты даже не раскусил, что я намеренно обижал тебя все эти месяцы. Лишь бы ты даже не подумал соваться ко мне в гости или, чего хуже, в соседи. В тот самый первый день, когда ты у вокзала отказался ехать со мной, я понял, что справился со своей задачей. Хочешь знать правду? Я действительно недолюбливаю ирландцев, но если бы я задразнивал каждого встречного ирландца, как задразнивал тебя, то не дожил бы и до нашей поездки. Недооценивай своих предков, парень. Достаточно было одного моего предупреждения, которому ты все равно не придашь значения. Остается перейти к делу. Когда ты окажешься в номере, то ничего там не найдешь. Признаюсь тебе как на духу – ведь теперь ты мой единственный исповедник, ирландец. Я имел глупость держать в номере парочку классических тайников. Скорее всего, ты без труда бы их обнаружил. Их сумела обнаружить даже одна гадина, что, прикрывшись большим пузом и некоторыми знаниями обо мне (слитыми кем-то из девиц, которым я платил за секс – отчего говорю тебе: никогда не предавай им ни одного своего побуждения), без труда проникла в мое логово. Мне уже конец, я чувствую себя покойником и не надеюсь на помощь извне. Штаб отказался извлекать меня из операции, понимаешь? Я увяз в этом дерьме до конца своей жизни, который уже не так и далеко. Ты решил, что сумеешь отомстить за меня и самостоятельно завершить операцию, верно? Подумай еще раз, нужно ли оно тебе. Эти чертовы гангстеры и их сифозные шлюхи и без нашей помощи перережут друг друга, хотя кое в чем я уже им помог и безмерно горжусь этим. Но если ты хочешь поддержать попойку, то вот тебе адрес места, где я схоронил кое-какие ценности и дальнейшие инструкции к ним. Мне не нужно говорить, чтобы ты не в коем случае не ехал туда при свете дня. Самые страшные дела творятся ночью, но они же и размывают радиус зрения врагов, чтобы мы тоже успели сделать свою работенку. Удачи, парень, и подумай снова о тех, кто ждет тебя дома. Мне было нечего терять, и я пустился во все тяжкие, но не пожелаю такого пути и сраному врагу.Фрэнки.
P.S. Ты сможешь найти кое-что в местечке под названием «Сиракуза» в Маленькой Италии. Рано или поздно тебе бы не удалось обойти вниманием район пиццеедов, так начни с одного из самых светлых мест в этой клоаке. P.P.S. И с прошедшим днем святого Патрика. Черт знает, какого числа вы там отмечаете, может, я пропустил его еще при жизни. Но лучше поздно, чем никогда, и всякое такое, да? По крайней мере, весна еще не закончилась.***
Спустя месяц после ареста Генри в жизни единственного близкого друга Руби, Альфредо Марино, наметился судьбоносный поворот. По крайней мере, так виделось самому Альфреду, на протяжении нескольких месяцев безнадежно влюбленному во Франческу. Та оказалась замужней дамой, кроме того, старше его на полных восемь лет. Мог ли Альфред с первого взгляда это понять? Совершенно не мог, ведь хрупкая и скромная Франческа казалась моложе, и уж точно сложно было вообразить ее женой грубого и неотесанного ирландца. Альфред не мог представить родных, которые со спокойной совестью отдали бы добрую и милую Франческу в руки этого, по слухам, отъявленного негодяя и пропойцы, и заключил, что она, скорее всего, сирота, а ее братья и сестры либо умерли еще в младенчестве, либо вовсе никогда не существовали в этом мире. Но одним дождливым вечером Франческа задержалась в «Сиракузе», проведя время за доверительной беседой с Альфредом, о чем он раньше не мог и мечтать. Франческе было необходимо узнать мнение радушного хозяина ее любимого бара о том, как ей стоит принять брата, который вернулся в город после нескольких лет отсутствия. Возмущению Альфреда не было предела. Значит, брат существует, и он просто не препятствовал несчастливому браку Франчески, потому что по необъяснимым причинам покинул город на целых шесть лет? В голову юноше ударило два тока – счастье от беседы с любимой девушкой и злость на ее беспутного брата. Ответ Франческе был продиктован лишь ими. Альфред предложил привести брата сюда, провести вечер в расслабляющей обстановке и сюда же привести всю остальную семью. Под «остальной семьей» он подразумевал Эрика и его сестру Джессику, которая пару раз заглядывала в «Сиракузу». Это с ней и Франческой в тот рождественский вечер познакомилась Руби. - Не уверена, что сумею собрать всех вместе в один вечер, но попробовать можно. Ты прав. Им нужно встретиться в непринужденной обстановке. А уютнее бара, чем у вас, я и не знаю. Рассеянная улыбка Франчески, мимолетом адресованная Альфреду, вознесла его до небес. Ради этого события, в придачу воодушевленный столь волнительным разговором, Альфред за неделю зарезервировал для компании столик в укромном уголке с видом на сцену с левой стороны, поспорил с шеф-поваром из-за меню и подобрал на гитаре две новые мелодии, к одной из которых в предпоследние дни написал проникновенные строки. Накануне визита Франчески и ее семьи Руби целый вечер разучивала новую песню, в которой неожиданно нашла отзвуки знакомой и ей страсти. - Песня чудесная, но я никогда не устану тебе повторять, Альфред: она не оценит ни строчки. Она останется равнодушна к твоему выбору столика и новому рецепту пасты, и уж тем более она не услышит меня, когда рядом будут два самых важных для нее человека – муж и брат, - твердила Руби и, преодолевая усталую зевоту, вновь пропевала куплет, нажимая пару нот на клавишах, но те отказывались ее слушаться и выдавали лишь мелкую дисгармонию. Поздний час притуплял восприятие Руби и постепенно удалял от слуха песню, сочиненную Альфредом, как бы та ни касалась ее собственной души. Но Альфред едва слышал подругу. Он уже жил днем, которого ждал, и изнывал одновременно от нетерпения и ревности. Но когда еще он сможет познакомиться с семьей Франчески и увидеть ее мужа? Наконец он убедится, что тот – полное ничтожество, а Франческа услышит в песне о чувствах юноши, который влюблен в нее по-настоящему. Руби и Альфред могли бы посоперничать друг с другом с безрассудности своих страстей, однако робость и воспитание не позволяли одной даже задумываться о некоторых вещах, которым было вольготно в мыслях и поступках другого.***
Эрик не внял просьбам жены и не пришел на встречу. Джессика тихо чем-то заговаривала расстроенную Франческу, пока Альфред стоял у сцены и от досады сильнее сжимал в руках гитару, словно пытаясь ее лопнуть. Руби по традиции пряталась перед выступлением за занавесом и настраивала себя, поглядывая в переписанный текст, который знала всего сутки. В отличие от Эрика, Вито Скалетта явился в бар, хоть и с опозданием. Альфред внимательным взглядом проводил его до самого столика. Франческа слегка просветлела и даже охотно обняла брата. Тот крепко сжал ее в объятиях и через несколько секунд выпустил затем, чтобы усесться напротив, рядом с Джессикой, которая дружелюбным тоном поинтересовалась, как у него дела. - Начинаем, - одними губами прошептал Альфред, глядя в сторону Руби. Та кивнула ему в знак того, что готова. Затем юноша взобрался на сцену и, прильнув к микрофону, обратился ко всему залу: - Buona sera, miei amici! Добрый вечер, друзья! Как и в любой другой день, «Сиракуза» с радостью принимает у очага всех, кому по душе старинная ностальгия, традиционная кухня и прекрасная музыка. Мы хотим, чтобы вы улыбались, когда находитесь здесь, и не просто улыбались, но наслаждались каждой проведенной минутой. Моя гитара и голос моей очаровательной подруги – в вашем распоряжении. А сегодня мы бы хотели предварить нашу традиционную вечернюю программу и кое-чем новым. -… это означает, что общения с зятем у меня просто не должно существовать? – тем временем Вито препирался с сестрой. – Чем больше я узнаю подробности о твоей семейной жизни, тем сильнее мне хочется поговорить с твоим мужем… без свидетелей. - Господи, Вито, перестань, прошу тебя! Эрик не пришел, и кто знает, почему на самом деле. У него всегда много работы. - Знаю я, что это за работа, - хмыкнул Вито. - Вначале – соло на гитаре, небольшая дань флорентийским мотивам. - Давайте хотя бы ненадолго отложим семейные дрязги и просто насладимся вечером. А отсутствие моего брата я считаю скорее подарком, чем поводом для ссоры, - протянула Джессика. - А затем – новая песня. Крошка Руби, как всегда, жутко волнуется, поэтому прошу поддержать ее аплодисментами! Присутствующие охотно последовали призыву Альфреда, и незначительная реплика Франчески потонула в общем шуме. - Grazie. И в добрый путь! Пока тянулось соло Альфреда, а Франческа и Джессика выбирали в меню ужин, Вито скучал, прислонившись к спинке кресла и разглядывая окружающую обстановку. Говорить с сестрой было совершенно не о чем. То же и с Джессикой – ее неумное стремление разбавить разговор саркастическими высказываниями вместо улыбки вызывало лишь раздражение. Отдельно от этих впечатлений «Сиракуза» несомненно была хороша. Где-то на задворках сознания Вито снова всплыла его мечта, которой он делился с Джо еще в юном возрасте – открыть уютную пиццерию с самым широким ассортиментом во всем районе. А ведь владелец бара еще моложе самого Вито. Но это оказалось не самым ошеломляющим открытием вечера. - «Вишневая пристань». Песня о надеждах, устремлениях и, конечно же, о любви, которая даже в шторм найдет маленькую пристань, чтобы спастись для дальнейших странствий. Голос Альфреда слегка дрогнул. Таким Руби слышала его впервые. Впрочем, и собственную песню ее друг демонстрировал на публике в первый раз. - Предлагаю послушать. Эта девочка, как ни крути, мне нравится, - сказала Джессика. - С радостью послушаю еще что-то, кроме твоих острот. - Нахал! Франческа без слов укоризненно покачала головой в адрес младшего брата.***
Взглянуть на зал в сакральные для Руби минуты было все равно что добровольно напороться на ножевое ранение. Когда ее голос облетал «Сиракузу», мысли с трепетом качались на воздушных волнах, рисуя для девушки свою реальность. В первый месяц, когда они с Альфредом только открыли заведение, она, поднимаясь на сцену, зажмуривала глаза, чтобы ни в кое случае не рассеять иллюзии – где зал в ее воображении был полон и сверкал серебром и мишурой. С тех пор, как здесь появился Генри, она боялась даже на миг бросить взгляд в сторону того самого столика. Когда они с Альфредом снова остались одни, Руби не смотрела в сторону столика уже потому, что не могла видеть его пустым. Не изменила она заветам своей фантазии и в этот раз. Но теперь «тот самый столик» не пустовал. Гости, расположившиеся за ним, обернулись к сцене и внимали исповеди молодого человека о своих чувствах, излагаемой голосом юной певицы. Сердце Джессики было растоплено, словно мороженое в нагретой розетке. Франческа, не догадывавшаяся о том, что песня посвящена ей, приуныла и больше думала о своем, чем о летевших к ней словах. Вито, не отрывая взгляда от певицы, практически не слышал того, о чем она пела. Он был взволнован другим – длинными темно-ореховыми локонами, широко раскрытыми затуманенными глазами и округлой стройной фигуркой девушки. Ее облик взывал к воспоминаниям шестилетней давности, когда, будучи совсем еще зеленым пареньком, вернувшимся с Сицилии, Вито столкнулся в дверях с незнакомкой, впоследствии оказавшейся старшей дочерью Кеннета Флауэра – друга, которого он обрел на войне и так скоро потерял, вновь оказавшись дома.***
Май 1951 года Генри был охвачен противоречивыми настроениями, но преобладающее из них шептало ему на ухо нелицеприятную истину о том, что за эти два месяца, проведенные им за решеткой, семья Клементе не предприняла ни единой попытки вызволить своего солдата. Но что казалось еще более странным, адвокаты, с которыми Генри пытался связаться самостоятельно, один за другим отказывались браться за его дело, будто заранее запуганные или подкупленные неизвестными недоброжелателями. Одно служило утешением – федералы были лишены возможности прибрать к рукам «Сиракузу». Генри отказывались помогать продажные адвокаты, но у него оставался верный нотариус, которого не смог бы переманить на свою сторону даже сам босс Клементе. Не смог бы по самой простой причине – он никогда не видел этого скромного клерка в лицо и тем более не знал его имени и места жительства. Мужчина, остававшийся безымянным для внешнего мира, без особых проблем поддерживал связь с Генри и в последние два месяца, не выходя из своего кабинета. Ему не составило труда в сжатые сроки переписать документы, изменив имя владельца, и опоздавшим следователям ничего не оставалось, кроме как уйти восвояси, предоставив персоналу «Сиракузы» распоряжаться работой заведения, как и прежде. «Сиракуза» с недавнего времени стала особенно дорога для Генри – не только как подвластное детище, но и как место, в котором витали образы минувшей юности. Он едва ли сознательно признавался себе в том, что семья «Сиракузы» постепенно стала и его семьей. От одиночества порой сложно отвыкнуть, но Генри никогда и не привыкал к нему. Слишком сильно он был привязан к воспоминаниям о сицилийской семье, в которой когда-то вырос – настоящей, связанной кровными узами и любовью, а не чувством подчинения и нерушимыми правилами.***
В тени высаженных вдоль берега реки Калвер раскидистых деревьев притаилось двухэтажное здание из темно-красного кирпича. Снаружи оно ничем не выделялось среди других построек, разбросанных по территории промышленного района Риверсайд. В похожем, как две капли воды, доме через дорогу с утра и до позднего вечера принимала заказы слесарная мастерская. Погрузочные машины без остановки курсировали по привычному маршруту, занимаясь доставкой мебели и оборудования в разные концы города. Но одному заказчику не пришлось платить за доставку. Для Лео Галанте достаточно было завести дружбу с владельцами здания-близнеца, чтобы получить полный комплект деревянных стульев и комодов в сжатые сроки и по приличной скидке. Расчетливый консильери семьи Винчи со вкусом обустроил гнездышко для себя и своих помощников, с самого начала небеспричинно рассудив, что оно может стать не только пунктом деловых встреч, но и будничным постоялым двором для любого из членов группировки. И, действительно, со временем питомцы Лео все чаще слетались к прибрежному логову, порой без причины, лишь с желанием отдохнуть в тишине, порыбачить или же просто выпить с товарищем, встреча с которым в более людном месте могла бы немедленно вызвать кривые толки. Привлекала внимание и разворачивающаяся с этой части берега панорама. Вдали, за речной гладью, с одной стороны высилась массивная дамба, а с другой расстилался зеленый холм, на верхушке которого узорчатой шапкой вилась обсерватория. И Генри прекрасно знал, кому она принадлежала. Знал он и о том, что в паре минут езды от кирпичного дома находилась скотобойня, которой заправляли люди Клементе. Оценив выбор места для стратегического пункта, Генри мысленно снял перед Лео шляпу. Практически зажатый между главными крепостями двух враждующих семей, дом алел в лучах солнца и темнел в ночи, но при этом был совершенно неприметен и для того, кто с высоты холма оглядывал окрестности противоположного берега реки, и тем более для того, кто был сосредоточен лишь на убранстве внутренних помещений и содержимом скотобойни. Никто не мог и подумать, что между Сциллой Клементе и Харибдой Фальконе в гуще одноликих мастерских и заводов спрячется маленький темно-красный диверсант.***
Лео принимал умеренную солнечную ванну на шезлонге в нескольких метрах от дома, почти у самой кромки берега. Чуть дальше раскинулась компания из трех человек, лениво покуривавших рядом с дымящимся грилем. Водитель, привезший Генри, припарковался в прилегающем к дому гараже и заперся там наедине с автомобилем, чтобы сразу же сменить на нем номерные знаки. При виде гостя Лео оживился; однако нужно было обладать острым зрением и неплохо знать этого старика, чтобы по-настоящему оценить проявления подъема и благосклонности с его стороны. Генри до сих пор не имел близкого знакомства с Лео, но полагался на собственную зоркость, и ему удалось поймать смысл тех невербальных сигналов, посредством которых люди круга Галанте изъяснялись как на родном языке. Вот он приподнимается, демонстрируя внимание и готовность к приветствию, но при этом продолжая располагаться на лежаке так, словно его ничего больше не интересовало, кроме загара. Тончайшие линии разбегаются на его подтянутом, но все же не совсем лишенном морщин лице. Для полной картины не хватало более четкого контура глаз, но до них еще нужно было суметь добраться. Генри ювелирно сокращал дистанцию, не торопясь целиком выйти из тени под палящее майское солнце. - Buongiorno, синьор Галанте. Или все же на американский манер...? - Мы все уже давно превратились в американцев, мой мальчик. И я сто лет не слышал в свой адрес подобного обращения. Прямо-таки повеяло базиликом и бальзамиком, - весело прищурился Лео. – А ты сам еще вспоминаешь о своих корнях, Дженерозо?* Брови на лице Генри резко приподнялись и опустились. - А это обращение последние лет двадцать я, пожалуй, слышал еще реже, чем вы «синьор». - Знаю, - усмехнулся Лео. – Не мог удержаться. Ты был славным юношей в далеких тридцатых. Но долой прелюдии. Добро пожаловать в наш скромный штаб. Come piace? - Неожиданный выбор, мистер Галанте, вот что я могу сказать. - Если «синьор» в какой-то мере польстил, то «мистеров» я и без тебя ежедневно коллекционирую. Давай обойдемся без того и другого, - Лео возвел глаза к небу. Он помолчал несколько секунд и продолжил: - Видишь на том берегу обсерваторию? Знаменитая резиденция Карло Фальконе, откуда он через увеличительное стекло любуется звездным небом и совершенно не обозревает окрестности Эмпайр-Бэй. В чем же причина стремления к звездам, такого сильного и жадного, что ради них он ни за что не опустит стекло вниз? Не составило бы труда заметить меня, отдыхающего на другом берегу и с усмешкой созерцающего его крепость… - Может, он тоже тоскует по звездному небу Сицилии? – проговорила приближавшаяся к ним Гарнет. – И, глядя в телескоп, мыслями витает где-то совсем далеко отсюда? Но это даже забавно. Удивлена, что его до сих пор мало кому удавалось обводить вокруг пальца. Ведь, пожалуй, Карло – самый возвышенный мечтатель в этом городе. - И ты, разумеется, гордишься тем, что тебе удалось это уже дважды? Появление старой знакомой удивило Генри едва больше, чем обнаружение тайного логова Галанте. И все же он заинтересованно разглядывал Гарнет с головы до ног, мысленно строя предположения об обстоятельствах, при которых та после всех пережитых ею альянсов сумела прибиться к новой группировке. Впечатлила Лео своими навыками стрельбы, приключенческими рассказами о прошлых преступлениях или же каким-нибудь особым умением, к примеру, оживить старика в постели? Она уличила его в бесстыдном разглядывании и, нахмурившись, запахнула пиджак, скрывая подозрительные округлости в районе талии, которые намечались даже под просторной мужской рубашкой. - Пока гордиться особо нечем. Ведь мерзавец все еще жив, а мне приходится, как и прежде, бегать у него на побегушках. Лео легкой поступью ворвался в их общение. - Как видишь, здесь можно встретить друзей. Девочка убедила меня в том, что ты пригодишься, и я согласился помочь. Генри и бровью не повел. Он без объяснений давно догадался, что кому-то пришлось замолвить за него словечко. - Теперь хоть ясно, чья это была идея. - Не стоит благодарности. Думаю, мы квиты, - отозвалась Гарнет. - Могу лишь предполагать, во сколько обошлось уничтожение моего скромного дела. Но не уверен, что затраты равноценны покупке ресторана, - лукаво прищурился Генри. - Согласна. Поэтому ты здесь. Генри пожал плечами – мол, я жду конкретных разговоров о деле вместо патетики уже несколько минут. - Присаживайся. Важные разговоры не ведутся стоя. Лео опустил руку на спинку соседнего шезлонга. Немым жестом он вслед за Генри пригласил и Гарнет. Та с кряхтеньем уселась на траву прямо напротив собеседников. Округлости выдались еще заметнее, но их обладательницу, похоже, это уже не волновало. - Не беспокойся о потраченном времени. Мы закончим говорить еще прежде, чем на гриле дожарится наш ужин. Он ведь почти готов, правда, Флауэр? Прежде чем Генри успел отреагировать на всеведение Лео, тот выстрелил следующей репликой: - В городе началась война. Ответом ему послужил понимающий кивок. Действительно, об этом с некоторых пор заговорили даже в участке. - Твоя семья начала первой. Они пренебрегли всеми негласно чтимыми правилами и проявили невиданную агрессию по отношению к другим солдатам. И все из-за чего? Из-за белого порошка, связываться с которым было строго-настрого запрещено еще в начале становления всех трех семей. Фрэнк всегда был прав в том, что наркотики следует запрещать повсеместно. - В эту часть бизнеса я никогда не лез и не собираюсь, - откликнулся Генри. Воспользовавшись моментом, он поудобнее уселся на шезлонге, причем таким образом, чтобы не упускать из виду и внимательно смотревшую на него Гарнет. - Альберто подключил к наркоте малую часть наших людей. Не знаю, правда, насколько сильно изменился расклад за пару месяцев, однако… Прибыль от порошка до недавнего времени шла лишь в плюс команде. И мы заметно укрепили позиции в городе. Гарнет приглушенно рассмеялась. Она явно была довольна тем, к чему клонил Генри. - Прибыль внушительная, не спорю. Но там, где начинаются столь большие деньги, все заканчивается месивом. Альберто ведь не захотел терпеть конкурентов, урвавших кусок пирога. Его пирога. Лео одарил Генри выразительным взглядом. Не выдержав, слово перехватила Гарнет. - Он отвез на скотобойню самых доверенных людей Карло Фальконе. Он пытал их. Одного зарубили топорами, и следом за ним пришла бы очередь и Тони, если бы не… Она шумно выдохнула и опустила глаза. - Смерть Луки и еще десятка людей – вполне достойная плата за одного убитого солдата и нескольких отделавшихся испугом, - заметил Генри. - Они все собирались пустить людей Фальконе на фарш. А ведь еще недавно Клементе громко выпивал за здоровье Карло в его борделе! Ничто не предвещало резких перемен в отношениях, - возразил Лео. - Ему следовало вывесить военный флаг заранее, предупреждая на всех улицах о своих намерениях? Альберто всегда был вспыльчивым. Он ненавидит, когда другие лезут на его территорию, пожалуй, сильнее, чем кто-либо другой. Кроме того, он уже однажды стерпел, когда часть наших пришили или похитили в этом самом борделе. И кто же? Капо Фальконе, человек, которому он так или иначе доверял! - Грехи Рокко не касаются никого из нас. Он самостоятельно просчитался и тут же был наказан, - вспылила Гарнет. - Наказан тем же способом, каким хотел уничтожить босса. Предательством. И сейчас вы предлагаете уже мне совершить предательство по отношению к своей семье. Генри медленно переводил взгляд со старика на шезлонге в сторону девушки на траве и обратно. Все более сильная взаимосвязь ощущалась между этими двумя. Он понял, что столкнулся с союзниками особого рода. Лео сделал огромное одолжение Гарнет, протянув руку помощи солдату из чужой семьи, но и Гарнет не просто так очутилась в этом странном месте, в приближенном кругу консильери Винчи. Один раз она уже подорвалась при выборе друзей, значит, теперь ее привели сюда куда более заманчивые перспективы. А тем временем Лео выбросил еще один аргумент, который не мог не задеть Генри за живое. - Не совсем так. Я предлагаю ответить на предательство твоей семьи. Раз Альберто так любит во всем быть первым, почему же из изолятора тебя вытащили мы?