***
Эмили не просыпалась по ночам и не страдала бессонницей – в сон она проваливалась быстро, будто реальность кровавого города каждый раз отчаянно желала овладеть своей пленницей. А пробуждалась Эмили уже с трудом – почти каждый раз собственными руками цепляясь за жизнь, ускользая прочь из черных объятий сновидений.***
Солнечный свет стремительно пробивался через плотно задернутые бежевые шторы и окутывал теплом скупые цвета дежурной обстановки в кабинете доктора Блумберга. Гладко выбритый, с подкрашенными и уложенными волосами, в свободной голубой рубашке с серыми продольными полосами – пятидесятилетний мужчина выглядел несколько моложе своих лет и больше был похож на кинозвезду, чем на пластического хирурга. Он добродушно улыбался Эмили и вот уже на протяжении получаса вел с ней непринужденную беседу. - Кем были ваши предки? – этот вопрос он задал одним из первых, когда девушка вошла в кабинет и, несколько рассеянно с ним поздоровавшись, села напротив его рабочего стола. – У вас интересная внешность – чувствуется смесь разных кровей, но итальянской все же больше. - Это довольно странно, учитывая, что итальянское происхождение только у моей бабушки по линии отца. Ее семья родом из Ломбардии. Дед был американцем – более точной родословной я не знаю. Предки моей матери родом из Франции. - Вы привлекательны и юны для своих лет – поверьте, естественным ходом через некоторое время ваша красота распустилась бы, как пышный цветок. Мне даже жаль вмешиваться в природу, но увы, раз того требуют обстоятельства... Просто знайте, что я сожалею. - Не стоит, – отмахнулась Эмили. – Мы же не мертвеца хороним. Однако беседа с доктором помогла ей успокоиться и перестать сгущать краски в мыслях о предстоящей операции. В конце концов, Эмили никогда особо не заботилась о своей внешности и скорее считала свое лицо самым обычным, даже неказистым. - Вам введут надежный анестетик, который подействует дольше, чем будет продолжаться весь процесс. Вы проснетесь на следующий день – и как ни в чем не бывало вернетесь к привычным делам. - Эмили Флауэр уже сгорала в пожаре, переживет она и несколько надрезов скальпелем, - мрачно пошутила девушка.***
Ее отвели в стерильное помещение с ослепительно-белыми чистыми стенами, заставленное медицинским оборудованием. Посредине отливал серебристым мерцанием операционный стол. Прямо перед Эмили медсестра быстро расстелила белоснежную простыню и разложила прочие принадлежности. Блумберг жестом пригласил Эмили сесть на стул, стоявший у белой занавески, и, обернувшись к двери, махнул рукой. К ним подскочил невысокий щуплый паренек с фотокамерой в руках. - Что это? – невольно замахала руками девушка, пряча лицо. - Стандартная процедура, - пояснил Блумберг, отходя в сторону. – Мы всегда сравниваем результаты до и после. Кроме того, у любой уважающей себя компании имеется обширная клиентская база данных. - А разве в случае чего эти данные не раскроют обмана? – негромко возразила Эмили. Она, как дочь детектива, имела неплохое представление о путях, которыми шли ищейки, добывая информацию по тем или иным делам. - Сомневаясь во мне, ты сомневаешься в боссе, - покачал головой Блумберг. – Не время идти на попятную. Мое время расписано по часам, и чем дольше ты будешь оттягивать начало операции, тем небрежнее мне придется ее проводить, стараясь уложиться в сроки. Руки Эмили бессильно опустились по швам, и она, приняв безразличный вид, обратила взор на камеру. Стекло объектива сверкнуло, и на мгновение ей показалось, будто темное бездонное око, пробив все преграды, заглянуло прямо в душу. Паренек, прислонившись лицом к камере, свободной рукой проделывал некоторые манипуляции, регулируя механизм и вращая рычаг объектива. Затем последовала слепящая вспышка. За ней спустя некоторое время - еще одна. Медсестра заботливо помогла Эмили раздеться, облачиться в сорочку и улечься на стол. Доктор Блумберг тем временем вытирал стерильным полотенцем вымытые руки и натягивал тонкие хирургические перчатки. Обернувшись, он успел окинуть профессиональным взором отлично сложенную фигуру девушки. - Я сам, - кивнул он ассистентке и, приблизившись к столу, провозгласил: - Наркоз, будьте добры. Он сам ввел инъекцию и, пока Эмили, бледнея, медленно теряла сознание, стоял рядом, тихо приговаривая: - Спи крепко, девочка. Ты уже не проснешься прежней. А я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе.***
Бесцветная пелена – мягкая, обволакивающая, успокаивающая. В этом сне не было жертв и алых следов – лишь перистые облака и дым. Музыка тишины струилась невидимым дождем, оттесняя шум внешнего мира. И это могло длиться вечность, однако однажды оболочка не выдержала и сдалась натиску усиливающегося гомона. Голоса – инородные в этом сером пространстве – вновь заполняли чистый лист красками. Эмили почти легко пришла в сознание. Лишь поначалу она оцепенела от страха, боясь, что никогда не сумеет выбраться из того состояния, когда человек полностью ощущает себя «овощем» - обездвиженным грузом, мысли которого отрешены от внешней действительности. Она была окружена звуками, но ничего не видела. Постепенно зрение восстанавливалось, выбираясь из плотного тумана, и вскоре она смогла разглядеть окружающую обстановку. По краям больничной койки, стоявшей в самом углу комнаты, были расположены две тумбочки – на одной стояла лампа под ярким абажуром и лежали какие-то препараты, а на другой возвышалась фарфоровая ваза, в которой распускались бледно-розовые тюльпаны. Эмили небрежно оглядела прекрасный и хрупкий букет, и далее ее взгляд уже свободно и медленно путешествовал по окружающей обстановке, в которой не было ничего, что по-настоящему привлекало внимание. Серые стены, непроницаемые жалюзи на окнах, невысокий шкаф в углу, а около него кресло и столик, на котором лежала ровная стопка журналов. Вслед за зрением возвращались к жизни и оцепеневшие конечности. Первым делом Эмили, конечно же, постаралась протянуть одеревеневшие руки к лицу – и наткнулась на плотную маску из бинтов. Девушка бессильно вытянулась и замерла, направив взор в побеленный потолок. - Теперь кое-что изменилось. Если об этой тайне узнают другие, у тебя не будет другого выхода, как окончательно покинуть меня? От этого голоса у Эмили кровь прилила к сердцу и застучало в висках. Руби – бедная сестренка Руби, малышка, которую она оставила сиротой. Ей не было места в кровавом городе Эмили, ибо она все еще была жива. И девушка должна была сберечь хотя бы эту жизнь. Руби опустилась к кровати старшей сестры и прижалась к ее безвольно лежащей руке щекой. - Не бойся, я не выдам тебя. Просто не покидай меня, раз ты все еще живешь в этом городе и пошла на все это. Дай мне знак – хотя бы крошечный. Когда ты пройдешь мимо – я почувствую это. Я ничего не скажу, но... буду знать, что ты где-то неподалеку, и однажды, когда все закончится, мы вновь воссоединимся. Не как прежде... - в голосе девочки послышалась уловимая дрожь. - Но хотя бы мы с тобой будем вместе. Эмили с горечью взглянула на сестру и тихо сказала: - Я нужна тебе такой? Жестокой, расчетливой, хладнокровной убийцей? Ты сможешь разделить со мной эту ношу? Принять то, что произошло... Руби подняла глаза – в их уголках сверкнули маленькие слезинки. Она безмолвно вглядывалась в лицо... точнее, в белоснежную маску, закрывшую от нее облик Эмили. Лишь спустя минуту она прошептала: - Что бы ни произошло, ты – неотъемлемая часть моего мира. А я – твоя. Мы не можем расстаться навсегда. Я не уверена, что выживу в этом городе одна, без тебя. *** Когда Эмили окончательно пришла в себя, в комнате от надвигающегося на город вечера побурели краски. Она по-прежнему была одна. А розовые тюльпаны в вазе странным образом поникли, склонившись вниз, будто от тяжелого невидимого груза. Возле вазы лежал плотный бумажный конверт. Эмили потянулась к нему и взяла в руки. От вещицы слегка веяло горьковатым парфюмом. Включив лампу, девушка принялась распечатывать конверт. А спустя минуту она вздрогнула, и фотография, вытащенная на свет, едва не выпала из рук. Это был снимок, сделанный на Рождество. Руби очень хотела, чтобы старшая сестра вместе с ней улыбалась на фоне заснеженной Ред Черч, а Эмили терпеть не могла посещать церковь по праздникам, да и тогда тайная жизнь уже трещала по швам, поэтому улыбка старшей сестры была фальшивой и тусклой. Однако это не отменяло общей красоты фотографии. Черно-белому фону не удалось передать той гаммы красок, которыми всегда пестрел город в Рождество, не сумел он запечатлеть и живого румянца на щеках Руби и бледность Эмили, однако именно это придавало снимку налет необходимой гармонии и спокойствия. Сестры были вдвоем, пусть и тогда между ними уже пробежала тень. А на обороте аккуратным почерком по диагонали было выведено: «Моей старшей сестренке. Если ты получишь эту фотографию, то пусть мне приснится тот день, когда папа вернулся с войны, и мы все вместе собрались за столом. Ты – моя семья, и я по-прежнему верю в то, что ты не могла исчезнуть из нашей жизни навсегда». Горячая слеза упала на последнюю строчку. Эмили приподнялась и, прислонившись к спинке кровати, подняла перед собой снимок. Это было изображение жизни, которая ее не устраивала. Которую она с легкостью променяла на разбой и грабежи. На фотографии Эмили была собой и тяготилась этим. Теперь она была неизвестно кем – и ее жизнь оборвалась еще до того, как ей изрезали скальпелем лицо. До того, как тело Клары было найдено в сгоревшей машине. Она оборвалась даже не тогда, когда Эмили сделала тот роковой промах. Ее жизнь закончилась тогда, когда в голову впервые закралась мысль о том, что преступная жизнь может заменить ей семью. Теперь она уже не могла порвать со своей верой. Этот путь теперь был единственным, который привел бы к благополучию тех, кто все еще жив. Однако Эмили все же хоронилась где-то в глубине собственной души. А напоминанием ей теперь служил снимок, который девушка спрятала под подушку и, вновь уставившись в потолок, медленно погрузилась в сон. Под крышей клиники девушка провела еще неделю, прежде чем за ней приехал Тони. *** Руби, от радости подпрыгивая, бодрым шагом прогуливалась вдоль района Маленькой Италии. Природа в апреле щедро делилась солнцем, словно вымаливая прощение за самые холодные в истории города зимние месяцы. На прошлой неделе Кларетта наконец-то разрешила ей самой добираться из школы домой. До этого, сколько бы девочка ни упрашивала, она оставалась непреклонна. В связи с этим Руби сердилась и часами сидела одна в своей комнате, не понимая, что просто настолько дорога Кларетте, поэтому бабушка не решалась отпускать ее одну. А теперь она была свободная и почти уже взрослая. Данные когда-то обещания остаться ребенком выветрились из беззаботной памяти. Теперь Руби всей душой желала поскорее вырасти и превратиться в прекрасную девушку, чтобы однажды войти в церковь и уже наравне как бы случайно встретиться с тем, кто все это время тревожил ее мысли... Она, наверное, так бы и витала в облаках до самого конца пути, если бы за углом ее не поджидали уличные музыканты. Кем были эти музыканты? Бедными и простыми, честными ребятами, которые искали возможности заработать на лишний кусок хлеба, но не хотели примыкать к бандам малолетних разбойников. Кончина Дрэго и его друзей еще некоторое время траурным шлейфом витала над районом, отпугивая особо осторожных и впечатлительных ребят. В их числе был и Альфредо Марино, долговязый сухопарый пятнадцатилетний паренек, который взял с собой двух друзей и собрал группу, игравшую в разные дни во всех концах района, привлекая внимание прохожих. Альфредо довольно сносно играл на гитаре, а его друзья управлялись с самодельными ударными инструментами. Им обычно перепадало каких-нибудь несколько центов, ибо всегда и везде найдутся сердобольные и просто весельчаки, которым не жалко и не зазорно будет кинуть в футляр музыканта пару монет. Спустя некоторое время музыканты стали избирательными в отношении тех мест, где усаживались играть. Несколько раз им довелось столкнуться с не столь дружелюбными земляками, давно считавшими нагретое местечко исключительно своим. Среди них был и довольно сильный физически попрошайка, и торговцы, и те, кому категорически не пришелся по вкусу разношерстный репертуар парнишек. Но вот то место, где Руби впервые их встретила, впоследствии стало одним из самых их любимых – во многом благодаря примечательному знакомству. *** Зажмурив глаза от солнца, Альфредо машинально перебирал пальцами по струнам инструмента, когда-то принадлежавшего его дяде, – тот в последние годы спился и выносил из своего дома все сколько-нибудь ценные вещи. Тогда Альфредо, которому очень жаль было инструмента, на котором дядя учил его играть с самого раннего детства, первый и последний раз в жизни решился на кражу. Рано или поздно гитара ушла бы за бесценок какому-нибудь невежественному барыге. Альфредо не жалел о том, что сделал – как не жалел и дядю, пусть когда-то и заменившего ему отца, которого у парнишки никогда не было, однако теперь мало походившего на человека. Теперь Альфредо отвечал за мать и двоих младших братьев. И ему надоело смотреть в глаза вечному спутнику каждого второго итальянского иммигранта – нищете. Он мечтал выбиться в люди, но сделать это не ценой своего достоинства, а заработать честно. Судьба итальянцев, с малолетства продвигавшихся по шаткой преступной лестнице, его не прельщала. Он мечтал о том, как станет знаменитым музыкантом, откроет свой ресторанчик и целыми вечерами будет выступать для зрителей – самых разных, от бедного докера до состоятельного торговца. И мафия не приложит руки к этой мечте. Он будет независимым и не преступит свои принципы. А пока он играл простые песенки из тех, что ему приходилось слышать по радио, подбирая их на слух и делая это неплохо, однако недостаточно виртуозно – не хватало опыта и мастерства. Его друзья также довольно сносно управлялись со своими нехитрыми партиями на ударных. *** Когда Руби впервые увидела эту троицу, они старались в такт исполнить очередную новомодную песенку, которую Альфредо выловил на радиостанции, игравшей в одной из закусочных в Вест-Сайде, – в поисках вдохновения он в свободное время бродил по разным местам в городе, которые еще позволяли впускать к себе оборванных итальянских мальчишек. Руби не на шутку заинтересовалась. Ее интерес к музыке с каждым днем только усиливался, и пение в церковном хоре по воскресеньям уже казалось девочке потолком, который отчаянно хотелось перерасти. Она не слушала радиостанцию, песни с которых копировал Альфредо, но зато любила слушать классику – баллады, оперные партии и неаполитанские песни. Услышав, как играют музыканты, она очень сильно захотела, чтобы они исполнили что-то подобное, а не жужжащий хит, который девочке был совершенно не по душе. Она слегка затормозила и некоторое время постояла в раздумьях, однако скрепя сердце вытащила из-за пазухи монету, подаренную бабушкой за отличные оценки, и, приблизившись к музыкантам, бросила ее в футляр из-под гитары. Альфредо мгновенно прервался, чтобы окинуть удивленным взглядом эту дерзкую девчонку в опрятном пальтишке, чья монета с таким звоном приземлилась на дно футляра. Ему хватило ироничности сделать шутливый реверанс в сторону Руби, после чего он в приподнятом настроении прочирикал: - La vostra moneta - e stiamo andando incontro ai desideri dei nostri amici*. Чего желаете, signora? Руби несколько смутилась и даже сделала шаг назад. - Chi si paga - si prenota la musica. Кто платит - тот и заказывает музыку. Так что нам сыграть для юной особы? – склонив голову набок, с широкой улыбкой проговорил Альфредо. - Старинные неаполитанские песни знаете? – робко произнесла Руби, потупив взор. Троица дружно посмотрела на нее и рассмеялась. - Это не наш репертуар, но мы попробуем что-нибудь сообразить. Уж слишком ярко сверкает твоя монета, - прищурившись, сказал Альфредо. Он уверенно подмигнул товарищам и провел по струнам, извлекая протяжный звук. Дядя однажды играл ему нечто подобное, но парнишка не был уверен, вспомнит ли он ту песню сейчас, спустя столько времени. Однако механическая память оказалась куда крепче, чем он ожидал. Руби узнала песню с первых нот. Это было одно из тех задушевных итальянских посланий, от которых веяло экзотической стариной и незнакомыми ей, но все же в какой-то степени родными пейзажами. Она не удержалась и запела. Итальянский она знала не очень хорошо, однако слова впились в память и лились из ее уст сами – достаточно было лишь довериться песне. Руби напевала – и испытывала новые ощущения, ведь раньше ей не доводилось петь на улице, перед незнакомыми мальчишками и под гитару. Песня кончилась неожиданно быстро, и когда был сыгран последний аккорд, девочка отошла от наваждения и только собиралась поблагодарить незнакомцев за эти прекрасные минуты, как вдруг увидела перед собой протянутую для рукопожатия руку музыканта. - Я – Альфредо, для друзей Альфред, - дружелюбно сказал он, не отрывая восхищенного взгляда от Руби. – Если ты позволишь, я с этого дня постоянно буду мечтать о том, как ты поешь вместе с нами. Это было чудесно. ______ *(Ваша монета - и мы идем навстречу пожеланиям наших друзей)***
В мае стала известна судьба Вито Скалетты, который был приговорен к десяти годам заключения в тюрьме за торговлю крадеными талонами на бензин. Военное положение в стране на момент совершения преступления, безусловно, отягощало приговор, и недавняя победа союзников не стала смягчающим обстоятельством для тех, кто, по словам судьи, «всячески препятствовал ей». Гарнет не особо расстроилась по этому поводу. Заключение Вито в тюрьму за столь незначительное по меркам преступного мира деяние лишь подтверждало тот факт, что он - самая мелкая сошка, до которой нет дела даже его собственной семье. Однако другу Вито, Джо, было не наплевать, и он слишком рьяно вступился за друга перед своим капо, за что схлопотал место в черном списке и был вынужден срочно покинуть город. Но прежде он позвонил Тони, чтобы тот приехал на вокзал и забрал ключи от квартиры. Подслушивавшая на другом конце провода разговор Гарнет поспешила в гостиную, чтобы успеть поймать Тони прежде, чем тот успеет покинуть дом. Прежнее имя действительно отныне не принадлежало ей – зато вместо этого у нее был другой, слегка вздернутый, нос и более круглый овал лица. Стоило Блумбергу немного поколдовать – и новые черты уже не напоминали о прежних. Тони с трудом привыкал к этой новой сожительнице – однако ее легко узнаваемые манеры в итоге примирили его с положением вещей. И все же Гарнет заметила, что с недавних пор его обращение к ней охладело. - Можно и мне наконец-то выбраться из этой кротовьей норы? Тем более с недавних пор мое общество стало совершенно безопасным для любого человека. - Кто я такой, чтобы мешать девушке прощаться с возлюбленным, - саркастически отозвался Тони, снимая шляпу с вешалки. – Полно краснеть, я же не слепой, в отличие от этого повесы. Если ты не будешь полчаса наводить красоту, то, возможно, еще успеешь заскочить в автомобиль прежде, чем он отъедет от дома. - Зачем мне наводить красоту – я теперь и так ничего, - расплывшись в довольной ухмылке, парировала Гарнет. – Это тебе стоит поспешить, иначе я заведу мотор прежде, чем ты донесешь свои дряхлые кости до машины. - С «красотой» у тебя и дерзости прибавилось, хотя казалось, что дальше некуда. Не стоит добавлять мне лишние пару десятков лет. - Нет, восемьдесят лет даже для тебя – чересчур. - Да ты совсем отбилась от рук, дорогая, - вскинув густые брови, хмыкнул Бальзамо.***
В районе Диптона Гарнет не была с тех пор, как в Эмпайр-Бэй приехал Кеннет Флауэр. В тот заснеженный январский вечер Эмили Флауэр стояла на платформе железнодорожной станции вместе с сестрой и ожидала надвигавшихся перемен. Прибывая на вокзал, человек неизбежно поворачивает свою судьбу в другую сторону, в независимости от движущих им причин – будь то поездка в другой конец страны или же проводы друга, уезжающего в этот самый конец. Сама того не подозревая, Гарнет шла навстречу тому, чтобы окончательно распрощаться с еще одной ниточкой, связывавшей ее с Эмили, – девической влюбленностью. Джо поджидал их в темном углу зала ожидания – непривычно скрытный и осторожный. Но едва он увидел Тони, как тотчас бодро подпрыгнул на месте и шустрым шагом направился навстречу им. - Вот что значит платить по счетам. Более чем уверен, что, не будь за Генри должок – тот самый, когда мы спасли его задницу и довезли ее прямо до Эль Греко, – он сам мог бы приехать ко мне домой и пустить пулю в лоб в обмен на пару сотен зеленых друзей и личную благодарность от Луки, - последние слова прозвучали с особым сарказмом. - Слава Мадонне, он человек чести и, в отличие от этого самого Луки, не пидор. - Помогли ему вы двое, а бегством спасаешься ты один, - не преминула уколоть его Гарнет. - Малышка Эмили пришла проводить меня? Я почти прослезился от умиления, - моментально вскинулся на нее Джо. – Или же... ты все-таки решила воспользоваться шансом и свалить из этого города не в одиночку? Что ж, тогда добро пожаловать на мой корабль... Я постараюсь сделать все, чтобы рейс вам понравился, - его широкая ухмылка заслонила половину лица. - Неужели достаточно было изменить форму лица, чтобы ты воспылал страстью? – скривилась девушка. – Развлекайся в одиночестве, я не собираюсь покидать Эмпайр-Бэй. - Детишки, я все еще здесь, - подал голос Тони, прерывая обмен остротами. – Если Джо опоздает на поезд, то ему и пластической операции будет мало, чтобы замаскироваться на всю оставшуюся жизнь. Так что давай свои указания и отчаливай с миром. Джо подбросил в воздухе связку ключей. - Я хотел отдать их тебе, дружище, но подумал и решил, что нашей крошке они пригодятся больше. Держи, - точным броском он отправил предмет в руки Гарнет. Та ловко его поймала. - Женщина лучше сумеет приглядеть за очагом, кроме того, мне кажется, ты с радостью воспользуешься шансом увидеться со своей родней. Гарнет уже знала о том, что фотография в конверте, подброшенная ей в больнице, была делом рук Джо – иначе кто еще мог знать их тайну и заслужить настолько сильное доверие Руби, что та решилась передать ему послание для старшей сестры? - Твоя сестренка по-прежнему живет ожиданием встречи с тобой – пожалуй, не знаю ни одного другого человека, который так крепко держался бы своей веры в лучшее. Кроме того, она, оказывается, очень недурно поет – еще один повод навестить родной район и увидеть, как без тебя в обществе молодых людей расцветает этот прелестный цветок. - А я и понятия не имела, что ты знаешь столь изящные слова, - протянула Гарнет. - Ты удивишься, но я знаю немало подобных слов. Так гораздо легче очаровывать цыпочек, знаешь ли. Я и без того достаточно привлекателен, но... как говорится, сэкономишь лишнее время в одном месте – и приобретешь в другом. - Я буду скучать по твоим выходкам, дружище, - Тони заключил парня в крепкие объятия. Джо бодро похлопал его по спине. - А я – по твоей выпивке. Да и сам ты мужик неплохой. Даром что старше на два десятка – в душе самый настоящий вояка, да и многим зеленым юнцам фору дашь. Тони, оглянувшись, коварно улыбнулся девушке, очевидно припомнив ее ранее сказанные слова.***
Тони и Гарнет не остались дожидаться поезда, который должен был увезти Барбаро в далекие теплые края. Они попрощались в зале ожидания – Тони скупо и с достоинством, а Гарнет – с присущей ей ироничностью и в то же время сожалением. Однако тогда она впервые поняла: хоть и будет скучать по Джо, разлука с ним не стала трагедией. Он может осеменить хоть все побережье штата, в котором уютно обоснуется, - ей теперь никакого дела до этого совершенно нет. Возле машины Тони неожиданно взял ее за руку и глухо произнес: - Ты хоть теперь понимаешь, что, кроме меня, у тебя не осталось ни одного друга в этом городе? После нескольких минут безропотного молчания Гарнет ответила: - Возможно, они все же есть. Ты... сможешь устроить мне встречу с доктором Лестером?***
Визитка коронера ожидала Гарнет на следующее утро - к ней прилагалась записка, в которой размашистым почерком было выведено любезное приглашение на ланч в одной из закусочных сети «Эмпайр-Бэй Дайнер», в районе Ойстер-Бэй. Что было вполне обосновано – этим крупным районом всецело владела семья Фальконе, и именно здесь должны были пересекаться его союзники, если желали сохранять доверие босса и осведомлять его о своих действиях. В этот день Гарнет впервые провела полчаса в общественном транспорте. Затесавшаяся в разноликую толпу автобусных пассажиров, она вновь почувствовала себя ее частью. Самая обычная американская девушка – кукольные черты лица, аккуратные локоны забраны под фетровую шляпу с широкими полями, платье прямого кроя украшено белоснежным воротником, а через плечо перекинута миниатюрная сумочка. Один весельчак даже попытался заигрывать с ней, но его попытки были встречены равнодушно, а последовавший за ним стальной взгляд и вовсе охладил пыл неудачливого ухажера. Гарнет была захвачена мыслями о предстоящей встрече и ожидала ответов на свои вопросы. Ей было необходимо прояснить для самой себя картину происходящего. До сих пор она вынужденно плыла по течению и подчинялась указаниям тех, кто подобрал ее и укрыл от преследований людей Клементе и полиции, но далее это продолжаться не могло. Она должна была обрести самостоятельность. Но прежде стоило убедиться в собственных туманных догадках и заручиться большим количеством союзников, и в числе таковых Гарнет с самого момента встречи в доме Тони Бальзамо подозревала доктора Лестера.***
Он ждал ее за самым дальним столиком закусочной, неподалеку от которого мигал разноцветными огоньками музыкальный автомат, разражаясь бойкими звуками кантри. На самом деле, Рику Лестеру было тридцать восемь лет, но напряженная работа и жизнь в промышленном районе заставили его состариться раньше срока. Седина в волосах и пышных усах придавали ему вид строгий, но вместе с тем презентабельный. Он был надежным человеком и профессионалом в своем деле, но Гарнет только предстояло убедиться и в том, и другом. Подсознательно чувствуя его поддержку, она не могла отделаться от мысли, что, работая в следственном отделе, Лестер получал задания и от мафии. Эмили Флауэр была знакома с устройством юношеских преступных банд, но пока что и понятия не имела, насколько непростым и коррумпированным был мир уже «выросших» людей. - Добрый день, - оказавшись рядом со столиком Рика, тихо поздоровалась Гарнет. Тот резко повернулся к ней и на некоторое время застыл с недоуменным взглядом. - Это я, мистер... - Эмили? – еще шире раскрыв глаза, проговорил он. - Гарнет. Гарнет Уилфул, - мягко поправила девушка. - Разумеется, - уже спокойнее отреагировал Лестер. – Здравствуйте. И прошу вас, никаких мистеров, просто Рик. - Как пожелаете. Гарнет уселась напротив мужчины и, сняв с плеча сумочку, бросила рядом. Следом на диванчик опустилась и широкополая шляпа. К ним тотчас шустро подбежала официантка. Гарнет как можно более непринужденно заказала сэндвич и воду с лимоном. - Это невероятно – то, что сейчас передо мной... - Рик едва не запнулся от подступившего волнения. - Доктор Блумберг проделал блестящую работу – отныне вы неузнаваемы. И все же даже в этих новых чертах я вижу вашу мать. Гарнет вскинула на него заблестевшие от волнения глаза. - Я думала, что вы были знакомы с Кеннетом. - Вашим отцом? О нет, при жизни мне довелось увидеться с ним лишь пару раз, косвенным образом... если вы имеете в виду знакомство по работе, то он ведь работал в другом отделе – я же по большей части связан с отделами убийств и поджогов. Зато благодаря работе я однажды познакомился с вашей матерью... Лицо Гарнет потемнело. - Гибель ее родителей в автокатастрофе, - закончила за него девушка. – Около тринадцати лет назад. - Верно. Черты ее нервно исказились. - Вы тогда только начинали, верно? Не в следственном отделе, а в обычном городском морге. В смерти моих бабушки и дедушки не было ничего сверхъестественного, кроме того, что... они погибли по пути на празднование моего пятого дня рождения. - Я знаю, - бесцветно ответил Рик. – Дейзи тогда всю ночь провела в морге, и я не мог уйти и оставить ее в одиночестве. Она прогнала Кеннета, когда тот приехал забрать ее – ведь «именинница не могла в свой день остаться в пустой квартире с одной лишь бабушкой...» И я пытался утешить ее, как мог, а она говорила и не могла остановиться. - Она тогда была беременна моей младшей сестрой, - почти неслышно промолвила Гарнет. - Она невероятно стойко пережила случившееся. Ваша сестра, кажется, родилась совершенно здоровой и в срок? - Если бы ее не было, я даже не знаю, ради кого мне сейчас оставалось бы жить. Рик хотел ответить, но замолчал при виде приближавшейся официантки и терпеливо дождался, пока та накроет на стол и уйдет. - Благодарю, - голос Гарнет дрожал, как тончайшая струна, задетая грубым движением. - Если понадобится что-то еще – лишь позовите! – прощебетала официантка и, развернувшись, направилась к своей стойке. - Я хотел сказать, что кончина Дейзи стала для меня потрясением. Невозможно было поверить, что она способна на такое – после того, что она выдержала много лет назад... - Все дело лишь во мне, - жестко сказала Гарнет. – Началось из-за меня много лет назад... и продолжается по той же причине. Да вы и сами прекрасно знаете обо всем – вы видели почти всю мою семью на своем столе. - Не всю, - возразил Рик. – Дейзи занимался другой мой коллега. Он поймал окончательно потускневший взгляд Гарнет. - Эмили. Эмили... простите мне, если я продолжу обращаться к вам таким образом? Она кивнула. - Я решил поговорить с вами начистоту, потому что понимаю, как это важно для вас. По своему опыту знаю, как опасно хранить свое горе внутри, не делясь ни с кем. Почти уверен, что по этой же причине сломалась и ваша мать. А ведь вам пришлось в разы тяжелее... Вы – всего лишь юная девушка, пусть и не совсем беззащитная, но все же заслуживающая глубокого сочувствия. И, чтобы вы хотя бы ненадолго перестали корить себя в смерти отца, я кое-что скажу. Только слушайте внимательно. Вы слушаете меня, Эмили? - Да. Что же еще мне остается, - нервно озираясь по сторонам, произнесла она. Рик был прав – ей необходимо раскрыться целиком хотя бы одному человеку. Встреча с Лестером была для нее настоящим подарком свыше.***
- Жизнь – это дорога. Вначале это была едва вытоптанная тропа, вдоль которой цвели пышные заросли, а шаги прохожих смывал ночной дождь. Но проходили столетия, и дорога расширялась, кусты вырубались, а тропа становилась настоящей проезжей частью. И вот теперь живые существа возникают прямо посередине этой проезжей части – ибо у большинства нет иного выхода. Немногим повезет родиться на оставшихся островках природы, убереженных от монстров с громадными глазами-фарами, снующих взад-вперед по дороге и раздавливающих все, что попадется им на пути. Клумбы и оранжереи будут уничтожены, когда их настигнут эти чудовища. Они не сумеют убежать, как бы ни старались – потому что смерть сильнее жизни. Цветы, распустившиеся посередине дороги, обречены рано или поздно погибнуть под гигантскими колесами. Цветы, выросшие вдали от всего этого, умрут, задушенные терниями и сорной травой. Ни в одном уголке земли они не смогут найти вечное убежище. И никто никогда не предскажет, будет ли уничтожена вся клумба, или же те ростки, что были заботливо укрыты погибшими собратьями, смогут вырасти и показать миру свой взрослый облик, а после состариться под солнцем. Ваш отец уже был слаб, Эмили, когда вы навели на него пистолет. Он вернулся с Сицилии с травмой, которую достаточно было слегка задеть, чтобы дело кончилось летальным исходом. Возможно, если бы вы прицелились повыше или пониже, он мог бы выжить. Но испытывал бы при этом ужасную боль. Любой человек, каким бы сильным он ни был, рано или поздно устает от боли. Не могу ручаться, что ваш отец не устал от этого тоже, ибо не знаю, что произошло с ним на войне, и говорю только о том, что показала экспертиза. Но мне хочется убедить вас, что не все в этом мире зависит от нас. - Это точно ваши слова, доктор Лестер? – еле слышно произнесла Гарнет. – Вы не готовили этой речи заранее по чьему-нибудь приказу? Ведь вы, должно быть, стали великолепным актером и фальсификатором за все те годы, что обманывали полицию, раз до сих пор этого обмана не заподозрила ни одна живая душа. Мужчина нахмурился, и на его лбу проявились глубокие морщины. Сейчас он выглядел еще старее – тридцативосьмилетний в теле пятидесятилетнего. - Мой брат был сержантом полиции, когда на улице посреди бела дня его застрелили ублюдки из ирландских кварталов, которым чужды любые принципы, даже те, которых придерживаются наши с вами общие знакомые. Тогда я только начинал работать в следственном отделе и уповал на справедливость закона и его всемогущество. Как и любой наивный молодой энтузиаст, который только появляется на службе. Но это были очень скользкие люди, не гнушавшиеся ничем, и при помощи самых грязных способов они всегда находили путь на свободу. Если бы не мистер Фальконе, который любезно предложил отомстить за смерть моего брата надлежащим образом, они до сих пор ходили бы по земле. С тех пор я выбрал другую дорогу и играю по своим правилам. Поручения босса приходят лишь время от времени – все остальное время я выполняю свою работу на совесть и потому не зря считаюсь одним из лучших криминалистов в этом городе. Скажи мне, Эмили, было бы лучше, узнай полиция обо всем, что произошло той ночью в Чайнатауне? - За что застрелили вашего брата? – тихо спросила Гарнет. - Он был слишком честным парнем, - сухо ответил Лестер. – Ваш отец тоже был слишком честным парнем – повторюсь, я не знал его хорошо, но разговоров о нем среди копов было предостаточно. Такие, как он, в любом случае не умирают в собственной постели от глубокой старости. Более того, он прошел войну и испытал то, о чем мы с вами никогда в жизни и помыслить не сможем. Заказ Гарнет лежал нетронутым. Ее лицо совсем побледнело – она лишь безмолвно смотрела на Рика и внимательно его слушала, жадно впитывая каждое слово, как изголодавший в пустыне странник впитывает по капле живительную влагу. - И я предлагаю выпить за победу в этой войне. Ваш отец приложил к ней руку. Он мог погибнуть еще там, в далекой Европе, но у него хватило сил вернуться домой и умереть здесь - пусть и не совсем с честью. Но перед смертью он видел лицо не какого-нибудь фашистского поганца – он видел вас. Свою старшую дочь, свою гордость – я уверен, что он гордился вами. Все мы гордимся своими детьми. Я, к примеру, горжусь своей дочерью, которой недавно исполнилось десять лет. Она – невероятно смышленая и рассудительная и с радостью помогает своей матери. Она всегда восторженно бежит навстречу мне, когда я возвращаюсь с работы. Ради чего мы живем? Я – ради своей дочери. А Кеннет жил ради своих дочерей. «Теперь вы переняли у него эту обязанность. Ваш долг – уберечь от бед младшую сестру, как ее когда-то еще до рождения уберегла ваша мать», - закончила мысленно Гарнет. Она опустила глаза и принялась слишком сосредоточенно разглядывать свой сэндвич. Пока Рик терпеливо дожидался ее ответа, она, закусывая губу, перебирала в уме слова, не желая в очередной раз показаться взбалмошной и непослушной девчонкой. - Едва ли он гордился мной – своими поступками я за последние годы разрушила все, чем он только мог дорожить. Не такого цветка заслуживало мирное и спокойное семейство. Я и моя жизнь – скорее сорняк, губящий ухоженную клумбу. Ваша высокопарная речь имеет смысл. Мне давно стоило самой встать на проезжую часть, а не выталкивать туда других членов семьи... - И вы неверно поняли мою речь. В этом городе – да и, наверное, во всей Америке – никто никогда не выбирал, где ему расти. Мы все сопротивляемся встречному движению, Эмили. Вопрос лишь в том, сколько мы сумеем продержаться, прежде чем и нас сметет с этой земли. Гарнет внутренне замялась, однако, собрав в охапку остатки самообладания – она едва держалась после столь откровенного разговора – пристально посмотрела на доктора и сказала: - Вы уже оказали мне неоценимую помощь. Но могу ли я рассчитывать на вас в дальнейшем? - Я отозвался на ваше приглашение и сам назначил место встречи. Вы все видели и слышали. Или полагаете, что всему причина – ваше новое привлекательное личико? Я обычно не веду столь откровенных разговоров с клиентами. - Вы – коронер. «Клиент» из ваших уст звучит устрашающе, - призналась Гарнет. Лестер изобразил некое подобие улыбки. - Разумеется, вы можете на меня рассчитывать. Я знаю, что вы собираетесь добиться положения среди людей Фальконе, но никогда не обнадеживайте себя. Не всем, кого боссы вызывали на личные аудиенции, удалось выбиться в люди и закончить счастливо. Преданность тоже ничего не гарантирует. - А что же гарантирует? - Ничто не гарантирует. Вы уже на собственном опыте убедились в том, что не стоит доверять даже себе.***
- Здравствуй, Тони, - глядя за спину Гарнет, любезно поздоровался Лестер. Тони Бальзамо вошел в закусочную все той же размашистой походкой, выражающей уверенность в себе и непрошибаемость. Официантка у стойки бросила на него застенчиво-заигрывающий взор – он умел привлекать к себе внимание в любом месте. Гарнет обернулась вслед за приветствием собеседника. - Уже соскучился по мне? – лениво сострила она. Тони же был на удивление серьезен. - Не было времени, крошка. Рик, я вынужден прервать ваш деликатный разговор и забрать мисс Уиллфул с собой. - Что случилось? Еще один пожар? - притворно вздохнула Гарнет. - Дела, малышка, дела. Не все же тебе в укрытии отсиживаться. - Мы уже закончили, - Лестер кивнул собеседнице. – Моя визитка у тебя, в случае чего ты всегда можешь звонить на этот номер. Да что уж там, можешь и заглядывать – просто так... - Спасибо вам, Рик, - схватив шляпу и сумочку, Гарнет поспешно встала из-за стола. – Непременно загляну когда-нибудь. - Твой? Если никто не против, я захвачу с собой. С утра ни одной свободной минутки на перекус, - Тони потянулся за сэндвичем. – Нет, мистер Лестер, я не позволю вам платить за мой обед – вы были на свидании не со мной, а с моей подопечной, - он потянулся к карману и небрежно выбросил на стол зеленую банкноту. – Сдачи не надо.***
- Неплохая закуска, - на ходу пожевывая сэндвич, отметил Тони. - А поделиться? Ведь это из-за тебя я не успела сама его отведать, - язвительно проговорила Гарнет. - Это платье чудесно облегает твои стройные формы. И вечером я приготовлю одно из лучших национальных овощных блюд специально для тебя, милашка. - С чего это ты вдруг печешься о моей фигуре? – скривилась Гарнет. - Всего лишь не хочу, чтобы моя женщина раздобрела еще в молодости. Знаешь, я люблю дам постройнее. - Твоя – кто? – громко переспросила девушка, от неожиданности заявления споткнувшись на ровном месте. Со стороны Тони послышался раскатистый хохот. - Да расслабься. Какая же ты женщина – совсем еще кроха. Он довел ее до большого черного лимузина, расположившегося прямо напротив входа в закусочную – миновав парковку, автомобиль встал на проезжей части, однако, на удивление, не привлекал внимания патрульных. Тони любезно открыл перед ней дверь лимузина, подождав, пока девушка заберется внутрь, а затем хлопнул дверью и, обогнув автомобиль спереди, направился к водительскому сидению. А тем временем Гарнет вновь оказалась лицом к лицу с боссом мафиозной семьи Фальконе.***
Карло окинул ее оценивающим взором. - Вот что значит довериться настоящему профессионалу в своем деле. Пожалуй, отправлю мистеру Блумбергу еще один чек в знак признательности. Я всегда ценю тех, кто выполняет свою работу на высшем уровне, и никогда не скуплюсь на награду. - А они, в свою очередь, ценят ваши чеки, мистер Фальконе, - криво улыбнувшись, произнесла Гарнет. - Вот теперь развеяны мои последние сомнения. Это точно та самая девушка, с которой я когда-то приятно беседовал в «Эдеме», - довольно сказал Карло. – Не буду медлить - я нуждаюсь в талантах этой девушки прямо сейчас. - Тони? – вырвалось у Гарнет. - Я здесь, дорогуша, - вслед за голосом Бальзамо послышался шум заводящегося мотора, и лимузин тронулся с места. - Так что ты там говорил про то, что я твоя женщина? Карло расхохотался. - Ты можешь не оскорблять меня такими пошлыми намеками? Я же и правда хочу видеть тебя в качестве еще одного профессионала, однако на другом поприще. - То есть... - Как тебе такой подарочек? Карло продемонстрировал неожиданную ловкость, выхватив из внутреннего кармана пиджака пистолет и направив его дуло прямо в сторону Гарнет. Девушка и не шелохнулась. - Поразительное хладнокровие. Между прочим, обычные шлюшки при его виде моментально разбегаются. Они приучены не пугаться лишь одного агрегата. У тебя же ровно противоположная реакция и на то, и на другое. - Реакцию на второе в полной мере еще никто не проверял, - не удержался от замечания Тони. И ему даже не надо было оборачиваться, чтобы узнать, какую гримасу прямо сейчас скорчила его подопечная. - Хотя ты сама прекрасно обо всем знаешь – ведь ты же работала там. Скажи, ты хорошо помнишь тамошних девочек? Может быть, с кем-нибудь из них тебе удалось подружиться? Мало ли, всякое на свете бывает. На ум Гарнет пришла подружка Джо, Изи, но она решила, что это будет несущественный для Карло факт. - Я не горела желанием заводить дружбу с тамошним персоналом, - ответила она, не сводя взгляда с нацеленного в ее сторону пистолета. - Но ведь ты помнишь хотя бы имена? В обязанности охраны входит иметь некоторые представления о своих подопечных. - Допустим, - неопределенно отозвалась Гарнет. - Тебе знакомо имя Мерил Джандис? Гарнет не придала большого значения тому эпизоду столкновения с одной из люксовых проституток «Эдема», однако внешность бывшей любовницы Карло была слишком примечательной, чтобы ее можно было совсем забыть. Кроме того, она успела кое-что узнать от Изи об истории попадания Мерил в бордель. - Блондинка с роскошным бюстом и не менее роскошными бриллиантами, с жадным до вашей ложи взором, - отчеканила она. - Верно. Я рассчитывал и на твою отличную память! – еще шире улыбнулся Карло. – Все это значительно упрощает дело. Оно довольно деликатное, так что у нас мало времени на обсуждение. - Если вы хотели держать все в секрете, то большой черный лимузин, ждущий меня у входа в обычную забегаловку, смотрелся довольно вызывающе. Карло вновь расхохотался. - Люди куда невнимательнее, чем ты думаешь. Тем более если им это выгодно. Так вот, мы немного отвлеклись от темы. Мерил Джандис, как тебе наверняка известно, моя бывшая любовница. Она была золотой жилой «Эдема», и ее любили многие мои клиенты, в том числе и наш друг Тони, - лукаво подмигнул он девушке. - Но это в прошлом. Она предала свое дело и, что еще более тяжко, меня. Предала, потому что в ней взыграло жалкое и мелочное желание отомстить. - А я предупреждал, что женщины не выносят, когда их домогательства на протяжении долгого времени остаются без ответа, - вновь подал голос Тони. - Она воспользовалась всеми своими привилегиями, что предоставило ей рабочее место. Всеми своими уловками. Она собрала огромное количество компромата на меня и некоторых моих коллег посредством разных способов, включая спаивание, манипулирование и прочие... женские уловки. И когда она решила, что этого достаточно, то вышла из игры и предъявила мне угрозу. Мне. Ты представляешь это зрелище? - Почему бы и нет? Судя по тому, что я слышала, у нее не оставалось выбора. Либо работать на вас до конца жизни и смириться с тем, что ей уже никогда не стать вашей... спутницей вновь, либо решиться на отчаянный шаг, - ответила Гарнет. - И что же, по-твоему, она поступила верно, выдвинув против меня шантаж? – нахмурился Карло. - Не в моих правилах судить людей, о которых я мало знаю. Однако... что-то мешает вам и вашим приближенным уладить это дело. Она не так глупа, как может показаться. Карло еще минуту наблюдал за ней недвижным взором и, наконец рассмеявшись, бросил пистолет ей прямо на колени. - Я тебя понял, сметливая девочка. Значит, мне остается лишь озвучить свою просьбу вслух. Сделай одолжение - избавь нас от этой вздорной шлюхи, - сказал он.