The Unforgiven

- Нет! Нет, это не было иллюзией, отец, я уверяю вас! – юноша припадал головой к решетке, он скользил ладонями по гладким стенам, пытаясь подняться с колен. – Я видел его вчера! Он говорил со мной! Прошу вас! Поверьте мне, - Айдо поднял голову и посмотрел на сосредоточенные глаза отца Курана. Он внимательно смотрел на Ханабусу и тихо качал головой, словно отказываясь верить в услышанное. - Айдо, - он провел мозолистой ладонью по его щеке, от пальцев священника томно тянуло ладаном. – Возможно, ты просто очень сильно скучаешь по нему, поэтому тебе так показалось. Ханабуса опустил голову, закусывая губу. Затем, вырывался из рук священного, тряхнув головой и произнес: - И вы не осуждаете меня? Что я влюбился в него? Что я причинил вам столько вреда? Пожалуйста, скажите сейчас мне правду. Я очень хочу знать это. Куран отвернулся от парня. Он медленно прошелся по камере, нервно перебирая в руках четки и задумчиво проговорил, как будто не решался сказать это: - Нет, я не думаю так, даже если моя религия запрещает это. - Правила этого мира не только это запрещают, они запрещают еще и меня, - усмехнулся Айдо. Священник передернулся и незаметно сжал четки руками, пытаясь перебороть накатившее отчаяние. Каждый раз, когда Ханабуса говорил таким тоном – бесцветным, усмехающимся, потерявшим жизнь он хотел вернуть его обратно… К жизни, вдохнуть ее, помочь ему задышать… Словно собрать осколки разбитой скульптуры обратно. Но это было невозможно, и Куран понимал это. Он повернулся к юноше и, встав на колени перед ним, схватил его решительно за подбородок, заставляя посмотреть на него. Ему как будто стало стыдно за свои прошлые сомнения. - Айдо! Твое явление не было ложью. С чистокровными вампирами такое бывает, когда они являются к тем, которым принадлежит их сердце. Такое было тысячу лет назад, когда чистокровный перелетел в тело своей возлюбленной и обрел свою прежнюю внешность и возраст, молодость. Возрождение после смерти во имя любви… - он опустил голову. - Между вами очень сильная связь, и ее не остановят никакие силы. Понимаешь? Ханабуса все это время смотрел священнику в глаза. Легкая дрожь пробежала по коже юноши, а в глазах затеплилось что-то, отдаленно напоминающее то, что он еще живой. Мрак, окутывающий его лицо последние дни, мрак, что тенью лег на него и давил каждый день истекающими минутами. Они бежали туда, где его ждал неизбежный приговор. Приговор, который свершился по вине роковой любви, - как он считал ранее, но теперь оказалось, что эта любовь может вернуть Каина к жизни, а Айдо лишить наблюдения своего собственного поражения. Своего проигрыша. Ханабуса встал, манимый этой мелькнувшей надеждой, он вцепился в пальцы священника до красных пятен на его коже: - Я прошу! – он выдохнул. – Расскажите, могу ли я сделать так? Если бы вы знали, как я хочу, чтобы все это закончилось! Как мне надоело каждый день видеть этот свет, который жжет меня невыносимой до боли мыслью, что скоро конец! И какой конец… Он хотел сказать свои последние прощай этому обманчиво сияющему свету… Который каждый день медленно сводил его с ума, убивал, пытая и терзая душу на части тихими пытками. Он не мог просыпаться с разрушающей пустотой внутри и с мыслью о том, что его сознание каждый день стремительно меняется… Он готов был умолять о смерти. Потому протянул руку Курану, цепляясь за него как за последнюю надежду. - Прошу вас, пусть я умру ради него… Пусть он будет жив, а я перестану наконец страдать! – слезы выступили на глазах парня, и священник медленно их стер пальцами. - Аминь, - шепотом произнес он, - да будет так, Айдо Ханабуса, - и приник с тяжелым вздохом к юноше. Он гладил его волосы, он крепко прижимал его к себе, пытаясь свыкнуться с мыслью, что совсем скоро он больше никогда не увидит его. – А ты не боишься, сын мой? Ты не испытываешь страха? Перед тем, что будет дальше? - Поверьте, - выговорил он, - я не боюсь этого с самого рождения. Меня давно уже нет. Это – моя тень, и я хочу покончить с этим. - Я помогу вам, я помогу вам, - клятвенно заверял шепотом отец Куран, качая головой. – Я помогу вам! Ты обретешь покой и полную свободу, сын мой, - сказав это, он выпустил Айдо из рук и поднялся с полной решимостью. – Ожидай меня здесь завтра в это время. Я навеки соединю вас… Он направился к выходу. Ханабуса с горечью отвернулся, думая о том, как до иронии это похоже на брачный союз. Смертельный союз, последний и трагический, но он связывает их навеки. Навсегда. - Постойте, святой отец! – звонкий голос юноши разрезал холодную, давящую головной болью, тишину вокруг. Он протянул руку и схватил священника за сутану. Отец Куран обернулся и увидел, что губы парня дрожат. - Пожалуйста, исповедайте меня, - прошептал он и посмотрел бездонными глазами на священника. – Я боюсь. *** Он боялся так, что был готов протянуть руку и Богу и дьяволу… Лунная дорога скользила таинственно по коридору, когда черная фигура священника вошла в камеру к Айдо. Он стремительно быстрыми шагами прошел к нему и зажег свечку на полу, откинул капюшон и одним движением острого ножа перерезал цепь Ханабусы. Она тяжело упала на пол, кольцами скатываясь к ногам юноши. Айдо сделал с трудом шаг вперед, спотыкаясь и придерживаясь за руку Курана, едва передвигая затекшие ноги. Пройдя до стены, он упал на руки отца Курана и слабо рассмеялся: - Я не существую уже очень давно… Взгляни, я даже не могу ходить. Разве я человек? Разве я вампир? Скажите, мне кто я! Я - никто! Лучше быть мертвецом. - Айдо, после смерти… - Нет, перестаньте! Я не желаю ничего слушать о райских кущах или пытках… Ад и рай я видел уже здесь. Иногда они так тесно друг с другом связаны, что даже смешно как тесно… - голос Ханабусы сорвался. Священник умолк, помогая Айдо сесть на холодные плиты темницы. Он не желал больше учить юношу. Он больше не маленький мальчик и теперь он знает больше, чем сам он, отец Куран. - Я хочу умереть за него, хочу отдать свою жалкую жизнь за его… Я хочу, чтобы он забрал мои силы. Я хочу, чтобы он продолжил править. Пусть все будет для него, пусть, - мечтательно шептал Айдо, пока отец Куран находился книгой в руках на коленях возле него. - Позови же его, сын мой. Пусть он придет и исполнит твое желание. Ханабуса закрыл глаза, душевно взывая к нему… Это было сильнее любой молитвы, быстрей молнии, быстрей чем солнечные лучи касаются Земли, скорей, чем летят порывы ветра в неизвестность… Это была столь сильная связь… Слабый свет осиял темницу, и едва заметное очертание Каина вошло сквозь стены. На глазах бледного и встревоженного священника Акацуки и Айдо жарко поцеловались. Отец Куран поднял руку, готовый начать обряд. - Ты должен очень сильно хотеть этого, - прошептал священник. – Ты уверен? - Я никогда в жизни так ничего не желал. Забери мое тело, забери его! – закричал он, хватая священника за подол, - отдай ему! Я хочу этого! Не сомневайся, прошу! Я готов отдаться ему. - Я люблю тебя, Айдо! Я не смогу спокойно жить, зная, как ты мучился! Ответь, почему я должен жить, а ты нет? Почему я должен каждый день встречать закат, а ты будешь ничем? Почему я должен буду продолжать жизнь, а ты будешь скитаться в поисках покоя? – Акацуки не мог принять такого дара, не представляя свою жизнь без юноши. - Потому что твои предки все решили уже за нас. Это должно было произойти. Пусть сила поглотит слабого. Как бы я не старался бунтовать против справедливости, она есть. И теперь ты наконец казнишь меня, как должен был с самого начала. Не противься, забери мои страдания, преврати этот пепел в огонь. - Я люблю тебя, Айдо, - этот голос разрывал буквально сердце и сознание Акацуки. - Я люблю тебя тоже… - Я тоже... – этот голос эхом проникал агонией в его жилы, вырывая страдания и даруя жизнь. Айдо откинул голову назад, в тающем свете свечи заблестели обильно заструившиеся по его лицу слезы. Губы раскрылись, дыхание участилось. - Я чувствую его, отец Куран… Он здесь… Такое чувство, словно он в моем сердце… - он шептал эти слова, растягивая сладким шепотом эту горькую истому. Он словно уже впал в бессознательное состояние и медленно исчезал, растворяясь в этой любви… Он слышал лишь слова своего возлюбленного. - Я с тобой, я здесь, Айдо, - Каин ворвался в его сердце, увидев распахнутые двери… Он падал в него в головокружительном полете, он растворялся с его чувствами, принимая иной облик… Он исчезал в невесомости, становясь им и вкушая яд его боли… - Я люблю тебя, - сдавленно шептал он, сжимая ладони в кулаки и теряясь в безумной улыбке. - Я люблю тебя, - эхом отвечала тень его любви. - Я хочу, чтобы стал настоящим. Я… - в этот момент боль сжала его сердце до невозможности, и из уст юноши вылетел против воли ужасный вопль: - Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Этот крик скользнул в душу священника, сквозь его черную как ночь сутану и растворился там… Он наблюдал невозможное, как на его глазах дух становится человеком… Встав на колени, он неистово молился в углу, прижав крест к груди, умоляя небеса смягчить страдания этих юных несчастных… Когда он обернулся назад, то Айдо уже не было. Он пропал, исчез в неизвестных мирах, растворился как морская пена тает на воде… И тогда священник понял все отчаяние, что он пронес с собой, глухо упал головой на пол и зарыдал, крест упал с него, ударяясь о пол… - Зачем, зачем? Столько страданий и боли! Сколько же жесткости ты еще хочешь послать на нас? За что ты так нас мучишь? Как можно верить, когда происходит такое! – священник вскочил в порыве ярости на ноги и сорвал с себя сутану, кидая ее на пол. Айдо уже не было. И он никогда больше не сможет существовать… Что же он видел за всю свою жизнь? За что ему было столько мук? Он отмучился за все прошлое… Он стал невинной жертвой. И достойно принял свою смерть. Он дал будущее другим… Но его голос больше никогда не прозвучит в стенах этого мира. Он больше никогда не взглянет в глаза своим глубоким взглядом синих глаз… И это отчаяние отец Куран с Каином понесут как свое наказание.