"В этом сердце звучит все та же струна, струна самая затаенная, самая чувствительная; но вместо ангела, ласково прикасающегося к ней, ее дергает демон"
Виктор Гюго "Собор Парижской Богоматери"
Эсмеральда вскочила и со страхом смотрела на распростёртого Клода Фролло у своих ног, смотрела с чувством брезгливого отвращения и инстинктивного ужаса, как смотрят, к примеру, на ядовитую змею, готовую в любой момент ужалить. Она видела, что он безмерно страдает, видела его муки, но, от природы способная на сострадание, девушка не испытывала к нему ни малейшей жалости. От всего пережитого она ещё не пришла в себя. Душа её была опустошена, она совершенно отчаялась. Все чувства в ней словно застыли, надломились, притупились; даже любовь к Фебу, поддерживающая её до сих пор и бывшая для неё опорой, помогающая ей терпеливо переносить все несчастья, служившая ярким лучом в беспросветном мраке отчаяния, даже эта любовь как будто отодвинулась куда-то и осталась на задворках её сознания. Клод некоторое время оставался неподвижен, не отнимая ладоней от своего лица. О чём он думал в этот момент? Что происходило в тёмных безднах этой таинственной и грешной души? Вдруг архидьякон, не поднимаясь с колен, обхватил сильными руками Эсмеральду за талию и крепко прижал к себе. Он поднял голову, и Эсмеральда увидела его молящие глаза, в которых сейчас, казалось, отражалась тысяча мук, испытываемых им. А ещё там, в глубине этих тёмных глаз, горевших каким-то внутренним огнём, она увидела знакомое уже ей желание. Она невольно отпрянула от него. - Прости меня! О, прости! - проговорил он хрипло. - Я ничего не могу сделать с собой. Это сильнее меня... - Он приподнял подол белого платья, обнажая её стройные ножки. Эсмеральда с содроганием вновь ощутила на своей нежной коже его настойчивые поглаживания и почувствовала, как его жадные пальцы коснулись внутренней стороны её бёдер... Трепеща всем телом, она сделала было тщетную попытку освободиться, но каждое её движение с целью вырваться из плена обхвативших её рук, приводило лишь к тому, что он всё крепче прижимал её к себе. Силы их были не равны. Эсмеральда могла уже неоднократно убедиться в этом. Неужели всё снова повторится? Неужели ей суждено переживать этот кошмар вновь и вновь? Неужели она опять будет задыхаться от горькой муки и жгучего стыда, чувствуя его стальную хватку, заново пройдёт этот путь позора и отчаяния? Нет, это просто невозможно! Невыносимо! Она ощущала себя такой слабой... Властный, пронизывающий взгляд Клода Фролло, смотревший на неё в упор, подавлял её волю. - Мне больно! - не выдержав, жалобно вскричала она. - Мне страшно! Я не могу... не хочу... Отпусти меня... Слова несчастной девушки едва коснулись его слуха. Клод просто перестал принадлежать самому себе. Он поднялся на ноги и теперь возвышался над ней. Не обращая внимания на её мольбы, он поднял её на руки, лёгкую как пёрышко, и, изнемогая от жгучего желания, осторожно и бережно опустил на ложе. - Люби же меня, моя красавица! Не противься... Позволь же и мне любить тебя, не причиняя тебе боли. Ты увидишь, что моя любовь может быть и другой... совсем не жестокой, а наоборот... я буду очень нежен с тобой. Прошу тебя только об одном, доверься мне, подчинись, не бойся меня, и я не причиню тебе вреда... - словно в бреду, задыхаясь, шептал он и припал губами к её дрожащим губам... Цыганку внезапно охватила странная апатия. К сожалению, она по опыту прошлой ужасной ночи знала, чем могло закончиться её бешеное сопротивление желаниям архидьякона. Она уже поняла, что бесполезно умолять Клода, просить его, чтобы он отпустил её на свободу, напрасно взывать к его милости, даже проклинать его не имело смысла... Всё это ни к чему не приведёт. На смену всему этому к ней вдруг пришло спасительное безразличие... Эсмеральда на время словно отстранилась от своего тела, покорно уступая настойчивым исступлённым ласкам священника. Она не чувствовала ничего, а только бессознательно стремилась избежать боли, которую он мог вновь причинить ей, вздумай она и на сей раз противиться его страсти. Клод же с радостью воспользовался тем, что она больше не отталкивает его от себя. Его вёл древний, как мир, мужской инстинкт, который подсказывал ему, лишённому опыта близкого общения с женщинами, что нужно делать и как себя вести сейчас...