"Больше часа, не пошевельнувшись, просидел он так, пристально глядя на опустевшую келью, мрачнее и задумчивее матери, сидящей между опустевшей колыбелью и гробиком своего дитяти".
Виктор Гюго "Собор Парижской Богоматери"
Что же делал Квазимодо всё это время? Давайте вернёмся к глухому звонарю Собора Парижской Богоматери и посмотрим, чем он был занят после того, как обнаружил отсутствие цыганки. Сказать, что он обезумел от горя после долгих безуспешных поисков Эсмеральды, это не сказать ничего. Снова и снова принимался он обшаривать каждый уголок Собора, даже тогда, когда уже и сам страшный Тристан Отшельник, утратив всякую надежду и изрыгая ужасные ругательства и проклятия, наконец, удалился прочь, убедившись в том, что девушка и в самом деле не скрывалась больше под сводами приютившего её ранее храма. Квазимодо в течение дня в сильнейшей тоске несколько раз возвращался к опустевшей келье, несмотря ни на что, безотчётно надеясь увидеть в ней черноволосую плясунью. Мы знаем, что с утра в этой келье поселилась новая обитательница, но Квазимодо не подозревал об этом, он не знал, что Гудула попросила у монахов приюта. Он не застал её в келье, так как бывшая затворница Роландовой башни почти весь день просидела на ступенях Собора Парижской Богоматери, безуспешно ожидая появления архидьякона, и вернулась к себе лишь поздно вечером. Разочарованный Квазимодо к тому времени уже ушёл. Безутешно рыдая и издавая глухие стоны, он всю ночь бродил по Собору, оплакивая исчезновение Эсмеральды. Сердце несчастного разрывалось на части. Он страдал, страдал ужасно, и всё никак не мог понять, куда же делась та, ради спасения которой он, не задумываясь, пожертвовал бы самой своей жизнью. Он предчувствовал недоброе, и в его мозгу зародились первые слабые подозрения, которые укрепляясь всё более и более, переросли, наконец, в страшную уверенность. Он понял, кто мог быть её похитителем. Сопоставив все события в своём воспалённом бессонницей и отчаянием мозгу в некое подобие логической цепочки, он уже не сомневался, что виновником всех несчастий, преследующих юную смуглянку, был он - священник, архидьякон Собора Парижской Богоматери, его приёмный отец Клод Фролло. Звонарь вспомнил всё. Он вспомнил, как священник однажды вечером велел ему похитить Эсмеральду и то, какие обстоятельства помешали этому похищению свершиться, а потом вспомнил и ту ночь в келье, когда он сам помешал обезумевшему архидьякону овладеть цыганкой. Квазимодо инстинктом угадал, что вряд ли священник оставил совсем свои домогательства в отношении Эсмеральды, и то, чего не удавалось достичь Клоду прежде, вследствие игры случая, на сей раз вполне могло произойти. Несомненно, это именно он и никто иной похитил девушку. Осознав всё это, звонарь ощутил вместо острой ненависти (которую он чувствовал бы по отношению ко всякому другому, оказавшемуся на месте Клода Фролло) глубокую и мучительную скорбь.Противоречивые чувства раздирали его впалую грудь. Глубочайшая благодарность и искренняя привязанность, испытываемые им по отношению к своему приёмному отцу, столкнулись в его сердце с горячей преданностью и любовью к прекрасной Эсмеральде. Непримиримый поединок этих двух сильнейших чувств, которые он питал к самым дорогим для него людям, священнику и цыганке, до крайности измучил его душу. Звонарь направился на самый верх башни к крошечной потайной келье архидьякона. Входить туда запрещалось кому бы то ни было без специального на то разрешения самого Клода. Квазимодо знал это. Но он хотел также знать, где сейчас находился Клод Фролло, и так как, обойдя весь собор, не нашёл его, то хотел удостовериться, не заперся ли священник у себя. Он горел желанием расспросить его об Эсмеральде, о том, что архидьякон сделал с нею. Но сколько он ни колотил в дверь кельи своими мощными огромными кулаками, сколько ни прислушивался, напрягая свой и без того слабый слух, никто не отозвался... Келья хранила молчание. И дверь её не открылась перед несчастным, мучимым неизвестностью, Квазимодо. Устав бродить по Собору, звонарь более двух часов просидел неподвижно возле «Марии» - своего любимого колокола. Сон не шёл к нему, несмотря на физическую усталость после предыдущей бессонной ночи, когда он защищал Эсмеральду и Собор от бродяг, идущих приступом, и он не мог сейчас уснуть, хотя был очень вымотан, испытывая помимо физической усталости не менее сильную душевную тревогу. И лишь только бледный утренний рассвет проник сквозь окна Собора, Квазимодо уже опять был возле кельи цыганки, сам не зная, зачем он туда идёт, раз её там нет. Но к этой келье влекло его снова и снова с неодолимой силой. Каково же было его удивление, когда звонарь увидел внутри кельи коленопреклонённую женскую фигуру. Сердце его на миг перестало биться, когда в первую минуту он подумал, что девушка каким-то чудом вернулась вновь под защиту этих стен, под защиту его самого, преданного ей звонаря. Но он тут же понял, что ошибся, приняв за Эсмеральду другую женщину. Женщина эта была старше годами и, когда она обернулась на звук прихрамывающих шагов Квазимодо, он узнал в ней затворницу Крысиной норы. Гудула, в свою очередь, увидев звонаря Собора Парижской Богоматери, прервала свою молитву и пристально посмотрела на него. Появление Квазимодо в этой келье не удивило её. Она многое повидала в своей жизни и столько пережила, что давно перестала удивляться. Её трудно было чем-нибудь поразить. Поэтому, увидев уродливого звонаря так близко от себя, она не испугалась, лишь смотрела на него лихорадочно блестящими тёмными глазами, и было в её взгляде что-то такое, до боли знакомое звонарю! Где-то он уже встречал такой взгляд… или похожий на него, где-то видел такого же цвета глаза, такие же тёмные, только более яркие, огромные и выразительные. - Эсмеральда! - имя девушки невольно сорвалось с его губ. Услышав это имя, вретишница тут же вскочила с колен с необычным для неё проворством и вцепилась ему в руку, тряся её и глядя на него полубезумными глазами. - Ты знаешь, где она? – закричала она прямо ему в лицо. – Ты знаешь, где Эсмеральда? Ты слышишь меня?! Не молчи... Говори же!.. Где моя дочь?! Где она?