"Любовь — как дерево; она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во все наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвести даже на развалинах нашего сердца".
Виктор Гюго
Дорогой читатель! Давайте вернёмся немного назад и посмотрим, что делала Эсмеральда, когда Клод покинул её в бревенчатой хижине на лесной поляне. Оставшись в одиночестве и вдоволь наплакавшись после ухода архидьякона, Эсмеральда всё же постепенно успокоилась. Человек не может страдать непрерывно. Неизбежно наступает время, когда страдания теряют свою остроту, и хоть не исчезают совсем, всё же притупляются и тогда снова можно рассуждать здраво и продолжать жить дальше. Тем более, когда тебе всего шестнадцать лет, на улице прекрасная, летняя, солнечная погода и никто не ограничивает твою свободу, по крайней мере, на несколько дней, к тому же, преследующие тебя королевские солдаты далеко и потеряли твой след, а влюблённый тюремщик, пусть даже временно, оставил в покое, занявшись другими важными делами. Успокоившись немного, девушка умыла лицо и вышла из хижины. Присела на траву и принялась размышлять, как же ей использовать ту свободу, которую Клод предоставил ей в эти три дня. Первая естественная мысль, которая возникла в её мозгу, была мысль о побеге. Некоторое время она думала о том, может ли она осуществить свой замысел. Эсмеральда поднялась и направилась к краю поляны в ту сторону, куда ушёл Клод и всмотрелась в окружающую её лесную чащу. Лес в этом месте был очень густ, и на всём пространстве, куда мог проникнуть её взор, она видела лишь деревья и кустарники - некоторые из них переплетались между собой, образовывая непроходимые заросли. Она не могла разглядеть никакой тропинки, даже малейшей, едва заметной глазу опытного человека. Она вынуждена была признать, что только Клод знал, как можно было выбраться отсюда. Сама же она совершенно не помнила, в каком направлении нужно идти и совсем не ориентировалась в этом лесу. И всё-таки... Всё-таки она могла бы рискнуть. Захватив с собой запас провизии из хижины, она, несомненно, решилась бы пойти туда, в чащу, пусть даже заплутала бы и заблудилась (но, может быть, девушка смогла бы выйти к реке) - всё лучше, чем против своей воли раз за разом принадлежать нелюбимому человеку! Одна лишь мысль останавливала её, чтобы тотчас приступить к задуманному плану. И этой мыслью был Феб! Ведь священник обещал ей встречу с её ненаглядным Фебом, а если она сбежит... кто знает, увидит ли она его когда-нибудь. В глубине души Эсмеральда была уверена, что если встретится с капитаном, то стоит только ей увидеть его и рассказать ему всё... всю правду, благородный Феб непременно поймёт её, простит и спасёт, вырвав из ненавистных объятий Клода. Даже, если священник прав, и Феб, действительно, хочет жениться на другой (хотя девушка слабо верила этому, просто до последнего не хотела верить, она предпочитала закрывать глаза на предстоящий брак Феба - ей казалось, что Клод мог говорить ей всё это из ревности), но, даже, если архидьякон говорил ей правду, с присущей ей наивностью думала Эсмеральда, Феб, увидев её вновь и выслушав её исповедь, не сможет равнодушно отнестись к этому, и, несомненно, останется с ней. Ведь она столько перенесла ради него! Она так страдала! И Эсмеральда выкинула из головы все мысли о побеге. Ожидание встречи с любимым держало её крепче любого замка, крепче самой тяжёлой цепи. Клод, обещая ей эту встречу, инстинктивно понимал, что это обещание поможет удержать её возле себя. Все три дня она провела, по своему обыкновению, мечтая и грезя о Фебе. Большую часть времени она проводила на свежем воздухе. Она гуляла по лесной поляне, не отходя, впрочем, слишком далеко от хижины, собирала цветы и ягоды, кормила хлебными крошками птиц... Щёки её снова обрели румянец, как в былые времена. Внешне она оправилась, окрепла и стала ещё краше, чем была. Еды было вдосталь, ела она вкусно и даже изысканную пищу, которую не всегда могла есть, живя в цыганском таборе, носила красивые платья - в нарядах она не испытывала недостатка, Клод позаботился обо всём. И всё бы ничего... Но одиночество, в котором она находилась все эти дни, постепенно стало угнетать её. Девушка привыкла к тому, что в прежние времена её окружало много людей и сейчас ей не хватало простого человеческого общения. В Соборе, где она до того обрела пристанище, возле неё был хотя бы Квазимодо, здесь же не было никого... Иногда, особенно по вечерам, как только надвигались сумерки, ей становилось даже жутко... И где-то, в самой глубине своей души, боясь признаться в этом даже самой себе, она, порой, смутно жалела, что рядом нет Клода. Всё-таки в этой лесной чаще Клод был единственным живым человеческим существом, находящимся подле, он давал ей определённую защиту и спешил исполнить любые, самые малейшие её желания. И он обещал ей встречу с Фебом! Вот чего она, зная Клода, никак не могла понять и удивлялась этому безмерно! И если бы не эта его сумасшедшая страсть, думала она, страсть, которая причиняла ей мучения, моральные, а порой и физические, и которая являлась главной причиной её бед и страданий, Эсмеральда временами, с неохотой, но всё же вынуждена была признать, что Клод мог быть вполне нормальным человеком, когда она не выводила его из себя своей неприступностью и дерзкими речами, а особенно тем, что иногда не могла сдержаться и не упомянуть вслух имя Феба. Более того... Эсмеральда невольно краснела и смущалась даже наедине с собой, вспоминая об этом. Она не могла также не признать того, что, порой, в самые сокровенные минуты их близости, когда она целиком и полностью принадлежала ему, она испытывала (о, ужас!) яркий чувственный экстаз. Она беспрестанно винила себя за эти ощущения, упрямая девушка из чувства противоречия ненавидела Клода за то наслаждение, которое он ей доставлял, не могла простить ему, что против воли он вызывал в ней физическое влечение. Но тем не менее... Это случалось вновь и вновь, и она, к стыду своему, абсолютно ничего не могла с этим поделать... Вот почему Эсмеральда, страшась признаться в этом даже самой себе, страдая от одиночества и недостатка людского общения, подсознательно ждала возвращения Клода.