"В любви главное - привычка. В ней сосредоточивается вся жизнь. Ежедневное появление солнца - привычка вселенной. Вселенная - влюбленная женщина, и солнце - ее возлюбленный".
Виктор Гюго
Феб де Шатопер стоял, прислонившись к дереву, и смотрел на Эсмеральду. Красивые глаза его абсолютно ничего не выражали. Ни радости от состоявшейся встречи с девушкой, ни восторга, ни любви... Была в них только некая досада, которую он даже не пытался скрыть, хотя бы из вежливости. Он нервно постукивал пальцами по позолоченному эфесу шпаги и молча ждал, что скажет ему Эсмеральда. Она же, растерявшись, от подобного равнодушного приёма с его стороны, в первую минуту даже не нашлась, что сказать ему и только молча смотрела на своего возлюбленного. Чёрные молящие глаза её лихорадочно блестели. - Ну, сударыня! - нетерпеливо и с раздражением спросил Феб. - Что ж, мы с вами так и будем стоять здесь до второго пришествия?! Говорите скорее, что вы хотите от меня и уходите. Мне нужно домой, клянусь брюхом Папы Римского! Дома меня давно ждёт моя юная жена, - он выделил голосом последнее слово, самодовольно покручивая усы. - О, Феб! - наконец с трудом вымолвила она. - Как же ты изменился, мой милый Феб! Скажи, неужели ты меня больше не любишь? - нежный голос её прервался. - Это же я, Феб! Я... твоя Готон! Твоя Эсмеральда! Твоя цыганка... Разве ты не узнал меня? Я сама пришла к тебе... Видишь ли, я больше не могла ждать... не могла жить без тебя, милый! Мне так тяжело! Мне столько пришлось вынести за то время, что я не видала тебя!.. Если бы ты только знал, что случилось со мною!.. - Я не понимаю вас, сударыня! - холодно прервал её капитан. - Я вас в первый раз вижу. Кто вы такая? - И так как она потерянно молчала, совершенно ошеломлённая его словами, он произнёс: - Если вам больше нечего мне сказать... - он отвернулся от неё, видимо, собираясь направиться к своему коню, который стоял неподалёку, переступая копытами в ожидании своего хозяина. Из больших красивых глаз Эсмеральды потоком хлынули слёзы и покатились по её округлым щекам. Как ни крепилась она, но при этом жестоком ответе своего возлюбленного не смогла сдержаться и заплакала. Она обеими своими руками ухватилась за его портупею. - Постой, Феб! - задыхаясь, закричала она. - Постой! Не уходи! Выслушай же сначала меня... Я так несчастна, если б ты только знал! Я прошу лишь выслушать меня... Феб обернулся с досадой, инстинктивно отстранившись от девушки. - Ну, что ещё? - спросил он, морщась. - Говорите же быстрее, сударыня! - Он окинул её безразличными глазами с головы до ног, взгляд его на некоторое время задержался на её большом тугом животе. Эсмеральда поймала этот его взгляд и вспыхнула до корней волос. - Ну, говори же! - приказал он ей грубо, отстраняя от себя её руки, цепляющиеся за него. - Я слушаю тебя... Эсмеральда в изнеможении опустилась на землю и смотрела на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, полными слёз, не в силах вымолвить ни слова. - Что же ты молчишь? Я ухожу, если тебе нечего сказать мне... - он сделал движение в сторону, как будто собираясь удалиться. Эти слова и это его движение словно бы подстегнули Эсмеральду. Несчастная девушка, опомнившись, заговорила быстро, сбивчиво и горячо: - Ты больше не любишь меня, мой Феб! Не любишь... Я вижу. Что же... Я заслужила это. Я это признаю... Но неужели тебе совсем не жаль меня? Если б ты только знал, через что я прошла! Ты думаешь, это я нанесла тебе тот злополучный удар кинжалом?! Нет... это не я... Ты мне веришь, не правда ли? Почему ты так холоден со мною? Ты думаешь, что я могу быть твоим убийцей, милый мой Феб? Нет же! Я отдала бы за тебя всю свою жизнь, если она тебе нужна... свою жалкую, никчёмную жизнь... Лишь бы ты жил! Я знаю, я заслуживаю презрения с твоей стороны! Что же мне делать, мой Феб, скажи? Это всё он... он! Это он виноват! Это священник! Клод Фролло! Это он ударил тебя кинжалом! Я видела это своими глазами... Ты упал... Какой это был ужас! - Эсмеральда закрыла лицо руками. - А потом я сидела в мрачном и тёмном подземелье... Там было так страшно! Так холодно!... Но, клянусь тебе, Феб, клянусь любовью своей, я не виновата!.. Меня обвинили ложно! Никогда, никогда я не могла бы ударить тебя! Я - не убийца, мой Феб! Ты мне веришь, милый? Скажи, веришь?.. А потом он пришёл ко мне туда, в подземелье... он говорил мне какие-то слова! Он клялся мне в любви! Я плохо помню, что говорил он тогда... Мне было тяжело его слушать... Так тяжело!.. - Она замолчала на некоторое время, не в силах справиться с охватившим её волнением. Во всей её позе, когда она так сидела перед ним, умоляюще глядя на него снизу вверх, было что-то такое, что вызывало сострадание к ней. Тут и камень бы растрогался, слыша её скорбные речи, произносимые нежным голосом. Феб, однако, стоял, смотрел на неё и ничего, кроме досады, недоумения и скуки не выражало красивое лицо его. Всё, чего ему хотелось - это уехать отсюда и покончить, наконец, со всей этой неприятной и неловкой ситуацией, в которой он оказался по вине этой цыганской девки. Она была влюблена в него, как кошка. А Феб (увы и ах!) так привык к женскому вниманию, привык, что он неизменно вызывает восхищение и любовь женщин своей красивой наружностью. Он относился к этому, как к чему-то, само собой разумеющемуся. Но ему не нужны были лишние осложнения... Цыганка же намеренно или не намеренно то и дело осложняла его жизнь, а он стремился жить легко и свободно. В то время, как она изливала перед ним свою душу, он думал, как бы поскорее избавиться от этой досадной помехи. Между тем, Эсмеральда продолжала совсем тихо, так что он едва мог слышать её: - Милый мой Феб! Священник преследовал меня всюду... Он угрожал мне... угрожал виселицей, если я не отвечу на его любовь... О! Мне пришлось через это пройти! Он поставил меня перед страшным выбором - смерть или же его любовь... Я до последнего сопротивлялась ему... Он взял меня силой... О! Феб! Если б знал ты, как это было страшно! Я не в силах описать тебе всего ужаса, что я пережила тогда! Но я сама согласилась принадлежать ему (о, горе мне!), я сама не знаю, что нашло на меня тогда, должно быть какое-то затмение... Он даровал мне жизнь ценою позора! Это было ужасно! - девушка опустила глаза. - Феб! Милый! Я знаю, я достойна того, чтобы ты презирал меня! Но неужели ты никогда-никогда меня не простишь? Я ношу в себе его дитя... Помоги мне, Феб, прошу тебя! Ты такой благородный! Ты - мой спаситель! Прости меня, Феб, умоляю тебя! Ведь есть же в тебе сердце! Ты ведь любил меня, Феб, когда-то... Быть может, ты до сих пор любишь меня... Умоляю тебя! Не бросай же меня! Если я больше недостойна того, чтобы ты любил меня, - с рыданием произнесла несчастная, - хорошо же! Я согласна быть твоею вещью, твоей рабой, всем, чем тебе будет угодно! Я буду чистить тебе сапоги, буду прислуживать тебе, мой Феб... Только не прогоняй меня, прошу! Не делай вид, будто ты совсем не помнишь меня... Ты убиваешь меня этим... Мне совсем некуда идти, Феб. Я ни за что не вернусь к нему обратно, теперь, когда я увидела тебя... Если ты прогонишь меня от себя, я умру... Неужели тебе совсем не жаль меня?! Неужели ничего не осталось от твоей любви ко мне! Я до сих пор всё так же люблю тебя, Феб! Я увидела тебя... теперь я согласна умереть, если ты не примешь меня, но я не хочу более принадлежать ему. Всею душой, всем сердцем я принадлежала и принадлежу лишь тебе, любимый! Феб презрительно взглянул на Эсмеральду сверху вниз: - Сумасшедшая! О чём ты просишь меня? Ты - уличная девка, цыганка! А у меня есть жена. Довольно сказок!.. Я сыт ими по горло. Оставь меня! Иди к тому, от кого нагуляла своё дитя... Иди к отцу своего ребёнка. Быть может, он примет тебя... - Феб! Что говоришь ты сейчас? Ты ли это мне говоришь, мой Феб?! Куда же мне идти? Мне некуда идти, - вскричала Эсмеральда. - Ах, ведь ты не знаешь... Я - не цыганка по происхождению. Я нашла свою матушку. Я - такая же христианка, как и ты. У нас с тобою одна вера! Я - француженка. Я - не знатна... Но что из того? Во имя Неба! Во имя нашего с тобою христианского Бога помоги мне, Феб! Не бросай меня! Я согласна быть твоей самой последней служанкой... Я не могу вернуться к нему. Это просто невозможно! - Эсмеральда в отчаянии протянула руки к капитану. - Иди к своей матери... Иди, куда угодно! Какое мне дело? Если ты и дальше будешь преследовать меня, девка, ты пожалеешь о том, что родилась на свет. Мне больше не о чём с тобой разговаривать... Я и так потратил на тебя больше времени, чем следовало... Уходи! - Феб, больше не слушая девушку и не глядя на неё, направился к своему коню, отпустив напоследок, по своему обыкновению, несколько крепких ругательств. Вскочив на коня, он поскакал по направлению к воротам. А Эсмеральда осталась одна, глядя ему вслед. Вот он скрылся вдали. Она долго не могла прийти в себя. Она не помнила, как один пожилой солдат, глядя на неё с сочувствием, тогда как многие из его более молодых товарищей ухмылялись, а некоторые откровенно смеялись, пользуясь тем, что капитан уехал, помог ей подняться и проводил её до ворот. Она шла словно во сне. Возле ворот её ждала Джали. Козочка всё это время не отходила от казарм, поджидая свою хозяйку. - О небо! Это всё, наверно, происходит не со мною... Феб разлюбил меня! - шептала про себя бедная девушка, направляясь от ворот казармы. Козочка шла за нею следом. В глазах Эсмеральды не было больше слёз. Душа её застыла. Тело болело, спина ныла. Она чувствовала какую-то тянущую тупую боль в спине. Она смертельно устала. Ей хотелось лечь тут же на землю, и уснуть. Но она машинально продолжала свой скорбный путь, еле передвигая ноги, не зная куда она идёт, не видя ничего перед собою. Надвигались сумерки. На улице быстро темнело. Пройдя от ворот казармы шагов триста, она наткнулась на чью-то высокую фигуру в чёрном плаще, подняла голову, и совсем не удивилась, увидя перед собою Клода Фролло собственной персоной. Отупляющее безразличие целиком владело ею. Тут внезапная резкая боль пронзила спину и низ живота. Она вскрикнула от этой неожиданной и резкой боли, пошатнулась, едва не упала и почувствовала, как сильные мужские руки подхватили и приняли её в свои объятия.