"Ребенок - это грядущее".
Виктор Гюго
Наконец, спустя какое-то время, показавшееся ему веком, Клод Фролло увидел как Эсмеральда вышла из ворот казарм и медленно побрела прочь. Белая козочка шла за нею следом, время от времени издавая протяжное "ме-е-е", пытаясь тем самым привлечь внимание хозяйки, но несчастная шла, целиком погружённая в свои печальные мысли с застывшим выражением лица и даже не оборачивалась к Джали. Клод осторожно двинулся за Эсмеральдой. Она шла, еле передвигая ноги, и он очень скоро догнал её. Она как будто не замечала его. Как только священник приблизился к ней, он увидел на бледном лице её неподдельное страдание, полуоткрытые губы её что-то беззвучно шептали. Он услышал слова: "О небо! Это всё, наверно, происходит не со мною... Феб разлюбил меня!" Противоречивые чувства овладели его истерзанной душою. Он внезапно почувствовал дикую безумную радость, услышав это, но вместе с тем сердце его облилось кровью при взгляде на неё. Она шла с потерянным выражением на лице, ничего не видя перед собою. Он вдруг увидел, как красивое лицо её внезапно исказилось от сильной боли, она пошатнулась, опустив руку на живот, и громко вскрикнула... Он успел подхватить её в свои объятия, не дав ей упасть на землю. Она взглянула на него своими чудесными тёмными влажными глазами, и, казалось, ничуть не удивилась его появлению здесь в этот горький для неё час. С уст её сорвался ещё один протяжный мучительный стон. И Клод вдруг почувствовал, как в душу его заползает тихий первобытный ужас перед чем-то древним, неведомым и таинственным, которое неумолимо надвигалось на них подобно сгущавшейся темноте приближающейся ночи. - Что с тобою... дитя моё? Что случилось? - хриплым голосом, сорвавшимся на шёпот, спросил он её. - О!.. Как мне больно! - задыхаясь, едва выговорила она, вскинув голову, глядя на него снизу вверх своим взглядом, полным муки. - Ребёнок... он... - не договорив, она вновь скорчилась. Клод понял всё. Он оглянулся вокруг. Большой город лежал вокруг них, мрачный и суровый. Сигнал к тушению огней был дан около часу назад. Ворота казармы были закрыты на тяжёлые засовы. Двери домов добропорядочных богобоязненных горожан в ту жестокую и опасную эпоху средневековья запирались на ночь ещё раньше. И на чей-то стук в неурочный ночной час горожане отпирали свои двери не так-то легко и охотно, боясь бродяг, страшась разбоя и воровства, что в то мрачное время, описываемое нами, было обычным явлением и никого не удивляло. Чуть ли не каждую ночь, особенно в таком огромном и богатом городе, как Париж - столице французского государства, происходили ограбления и смертоубийства. Тем не менее, Клод, в сильнейшем волнении, не видя иного выхода, рискнул отвести Эсмеральду на обочину дороги и оставил её на несколько минут в одиночестве в тени раскидистого дерева. Компанию ей составляла одна лишь Джали. Сам же поспешно подошёл к ближайшему дому и громко и решительно принялся стучать в дверь деревянным молотком. Но сколь ни стучал он, дверь не отворилась. Казалось, дом будто вымер. Хозяева дома даже не приоткрыли ставни, чтобы узнать, кто беспокоит их сон. Клод после нескольких безрезультатных попыток достучаться в соседние дома, дабы попросить помощи у живущих там людей, после попыток, не увенчавшихся, впрочем, успехом, вернулся к Эсмеральде, которая стояла, как он её оставил, в изнеможении прислонившись к толстому стволу дерева. Увидев, что он вернулся один и никто не сопровождал его, она взглянула на него расширенными от страха чёрными глазами. Он молчал. Но молчание его было красноречивее всяких слов. Впрочем, боль как будто на время отпустила её. Не говоря ей ни слова, он взял её за руку, - обессиленная, она подчинилась ему с несвойственной её характеру покорностью, - и, подавив железным усилием воли своё беспокойство, повёл её прочь от этого места по дороге. Мысли о предательстве Феба, своего возлюбленного, на которого до этого рокового дня она возлагала столько надежд, отошли у девушки на задний план. Их заслонил естественный страх перед надвигающимися родами. Она шла за Клодом, а он вёл её в темноте, сам не ведая куда. Козочка шла за ними, ступая своими изящными копытцами. Так шли они по дороге некоторое время, пока Эсмеральду не скрутил новый приступ боли. Она охнула и остановилась, вцепившись в широкие плечи Клода Фролло, как в единственную свою опору. - Я не могу больше идти... - слабо простонала она со слезами на глазах. - Сколько же можно это терпеть?! У меня нет сил... Тут нервы её окончательно сдали. Сгустившаяся вокруг них темнота действовала на неё угнетающе. Ей было очень страшно. Когда очередная болезненная схватка отпустила её, она в ярости принялась колотить Клода по груди своими маленькими кулаками. - Это ты во всём виноват! - рыдая, кричала она. Чёрные длинные волосы её разметались, вьющаяся прядь упала ей на лицо. - Только ты! Ты виноват в том, что Феб не любит меня больше! Он бросил меня... Он считает меня грязной, гулящей, уличной девкой, которая отдаётся кому попало!.. Это просто невыносимо! Это из-за тебя я терплю такую адскую муку! Как же мне больно! Больно! Будь ты проклят со своей дьявольской любовью! Я не могу так больше... Это ты виноват во всём! Клод Фролло мужественно вытерпел её жестокие слова и удары. Как только она выдохлась, он крепко схватил девушку за запястья и отвёл её руки от себя. - Замолчи! - выкрикнул он ей в лицо, глядя на неё пронизывающим горящим взглядом. - Замолчи же! Да, я виноват... Это так! Но и твоей вины в этом не меньше, слышишь! Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, полными слёз, и ничего не отвечала. - Зачем ты ушла от меня? - гневно и с упрёком говорил он, не в силах остановиться. Все пережитые им чувства с тех самых пор, как он обнаружил побег Эсмеральды, всё, что ощущал он, всё, что держал в себе до этой минуты - всё это вновь вернулось к нему, как только она упомянула имя Феба. Горячая кровь закипела в его сердце, и душа наполнилась гневом и острой ревностью к сопернику. - Ты ушла к нему! А ведь я говорил тебе, что ты ему не нужна и никогда не была нужна! Разве ты слушала меня? Разве ты меня слышала?.. Он всегда был таким, слышишь! Всегда!.. Он хотел сказать ей что-то ещё, но тут горькие слова его прервал очередной болезненный стон Эсмеральды. Гнев его мгновенно утих и он сразу замолчал, как будто на голову ему вылили ведро ледяной воды. Он оглянулся в отчаянии. Кругом было пусто. Ни единого человека не увидел он вблизи. Он бросил свой острый взгляд по сторонам, вглядываясь в темноту. Ему показалось, что несколько в отдалении от того места, где они стояли, он увидел расплывчатые и неясные очертания какого-то деревянного строения: не то хлева, не то сарая, не то чьей-то хижины. Он вновь схватил стенающую Эсмеральду за руку и потащил её за собою в том направлении. Она шла медленно и тяжело. Несчастная уже не могла сдерживать криков - острая тянущая боль волнами накатывала на неё, боль, от которой ныло и словно бы разрывалось на части всё её многострадальное тело. В испуге она хваталась за Клода, стараясь не упасть на землю. Он поддерживал её, и так добрались они, наконец, до ветхого строения. Они услышали, как замычала корова. В самом деле, то был чей-то хлев. Хозяйственные постройки стояли рядом с домом, в котором, несомненно, кто-то жил. Но у Клода не было времени выяснять, кто же были хозяева этого дома. Он толкнул дверь хлева. Она не поддалась. Надавив на неё плечом, он расшатал руками несколько досок. После некоторых усилий, спустя несколько минут, он открыл дверцу хлева и втащил изнемогающую от боли Эсмеральду внутрь. Нащупав в темноте руками сено, сваленное в кучу, он наскоро приготовил из сена что-то вроде мягкого ложа. Эсмеральда осторожно опустилась на это импровизированное ложе. В хлеву царила тьма. Постепенно глаза Клода привыкли к темноте. Но надо было поискать света. Он принялся ощупывать руками всё, до чего мог дотянуться. Над входом в хлев он нащупал висевший на большом гвозде старый фонарь. Трясущимися от волнения руками он зажёг его. Тусклый свет фонаря осветил внутренность деревянной постройки. Потревоженная непрошенными гостями, пёстрая корова, находившаяся в стойле неподалёку от них, снова недовольно замычала. Лежащая на сене Эсмеральда, не переставая, стонала, закрыв глаза. Боль от родовых схваток, которые шли одна за другой всё чаще и чаще, становилась уже нестерпимой. На нежном лбу её от усилий, которые делала она во время родовых схваток, выступили капли пота. Он опустился возле Эсмеральды, с тревогой и болью глядя на неё. Он вытирал ей лоб и не знал, чем же он мог ещё помочь ей. Он подумал и решил принести хотя бы воды. Для этого ему надо было поискать какую-нибудь бадью. Он подумал, что мог бы также постучать к хозяевам в дом, хотя стояла уже глубокая ночь. Может, ему повезёт на этот раз: они откроют дверь и примут Эсмеральду под свой кров. С этой целью он поднялся и хотел уже отойти от неё, чтобы выполнить своё намерение, но тут во время одной, особенно сильной схватки, открыв глаза, она судорожно схватила его за руку. - Не уходи, Клод! - крикнула она. - Не оставляй меня... Мне так страшно! Прости за всё, что я наговорила тебе! Только не оставляй меня здесь одну. Прости меня за всё, умоляю! Если я и в самом деле виновата перед тобой, прости, но не уходи... Я, наверно, умру... Я чувствую приближение смерти... Не оставляй меня здесь, прошу! Ах, как мне больно!.. Она сжимала его руку с такой силой, что рука покраснела и пальцы его опухли. Но он даже не заметил этого. Муки, которые терпела она, были для него во сто крат хуже собственных мучений. Отчаяние его удваивалось от того, что он ни чем не мог ей помочь. Крики её отдавались в его голове. Если б он мог разделить с нею её боль! До него даже не сразу дошло то, что она назвала его по имени. Она в первый раз назвала его по имени! Никогда раньше не говорила она ему: "Клод!" Обращаясь к нему, она в лучшем случае говорила ему "ты" или же старалась оскорбить, называя его разными нелицеприятными словами. Душа его в одно и то же время разрывалась на части от сумасшедшей радости, когда она, наконец, назвала его просто по имени и просила не оставлять её, и в то же время он испытывал огромную тревогу за неё и ребёнка... Он остался с нею. Суровые черты его лица смягчились. По щекам его одна за другой катились слёзы, но, взволнованный до глубины души, он не замечал этого... Он бережно гладил её по волосам, смотрел на неё с глубокой нежностью, называл любимой и говорил ей что-то ласковое, утешая её словами, какие только приходили ему в голову. Казалось бы, навек утративший истинную веру в Бога под влиянием всех тяжких испытаний, которые ему суждено было пережить, Клод Фролло опустился на колени возле роженицы и молился всей своей душою и всем сердцем о благополучном разрешении от бремени. Часы этой ночи тянулись для них бесконечно, нестерпимо медленно. И мукам, которые испытывала Эсмеральда, казалось, тоже не будет конца. Схватки шли уже безостановочно. Они накатывались друг за другом, словно волны, и накрывали её, принося с собой терзающую её тело, разрывающую боль. И Эсмеральда, будучи заложницей природы, не могла даже сказать кому-то: "Не надо! Перестань! Останови этот ужас! Я устала! Хватит!.." Наконец, бледный рассвет просочился сквозь щели хлева. Хозяева дома пробудились, поднялись с постели с утренней зарёй, и хозяйка в белом аккуратном накрахмаленном чепце, заколотом на её голове замысловатой булавкой, вышла, намереваясь подоить корову. Подойдя к хлеву и увидев неожиданную для себя картину, она охнула от изумления, деревянное ведро выпало из её рук и покатилось по земле... Что же она увидела? - Девочка родилась! - воскликнула она. - Да какая красавица, право слово! Слава Всевышнему! - она перекрестилась. - Это добрый знак! Некоторое время спустя измученная Эсмеральда уже лежала на чистой постели в жарко натопленной спальне того дома, где они нашли приют. Очаг ярко и весело горел в печи. Она спала. А рядом с кроватью, на которой она спала, в большом коробе, закутанное в детское одеяльце, лежало крошечное существо - маленькая девочка и тоже спала. Клод Фролло неподвижно сидел возле них на табурете и, не отрываясь, глядел на спящих...