"Явления, повергающие нас в недоумение и именуемые нами прихотливой случайностью в природе и случаем в человеческой жизни, суть не что иное, как следствия законов, сущность которых мы только начинаем постигать.
Виктор Гюго
Клод Фролло сидел возле пылавшего очага, полностью погружённый в свои тягостные думы. То и дело мысленно возвращался он к ночному разговору с Эсмеральдой. Не мог он забыть тот разговор. Но не мог и отпустить Эсмеральду, сколь бы она ни молила его о том! Отпустить Эсмеральду от себя - значило отпустить и свою жизнь... Кроме того, есть ведь дочь Агата!.. Вот кто связывал их между собою крепче всяких иных уз! Эсмеральда молода, горяча и страстна... Рвётся на волю. Но это со временем у неё пройдёт, - размышлял Клод. Что даст ей свобода? Тысячи и тысячи женщин живут без этой самой свободы... "Да и кто из нас свободен, если хорошенько подумать?! - горькая усмешка тронула уста Клода. - Разве сам я свободен? Я не могу свободно дышать с тех самых пор, как увидел эту черноглазую, гибкую, длинноволосую плясунью! Разве знал ты покой, Клод Фролло? - спросил он сам себя. - Даже после того, как сделал её своею, что изменилось?.. Принадлежит ли она тебе до конца? Нет, не принадлежит!" О! Какая ужасная мысль! Он не переставал ревновать её. Это мог быть Феб или же не обязательно Феб... Какая разница! Ничего не изменилось. Уже не единожды Клод овладел её прекрасным стройным телом, он был первым и единственным её мужчиной и надеялся, что единственным он будет и впредь. Он брал её всегда, когда желал этого, и она, вроде бы смирилась - отдавала ему себя... Точнее, не отдавала себя, нет... Скорее, смирившись с неизбежным, позволяла ему владеть собою... Словно... Словно бы снисходила до него! Это будет точнее... Да, он владел её телом. Но владел ли он её душою? Её дерзкой, непокорной душою? Нет! И Клод Фролло был вынужден это признать. И ещё одно тревожило его. Указ короля, по которому дочь Агату следовало отдать в чужую семью, а саму Эсмеральду постричь в монахини католического женского монастыря. Указ короля - не шутка. Он добился помилования для Эсмеральды - матери своего дитя, но какой ценой?! Время от времени он справлялся о состоянии здоровья старого монарха и знал, что король Людовик долго не протянет. Ему становилось всё хуже и хуже. Его Величество никого уже не пускал к себе в уединённый замок Плесси-ле-Тур, где жил как в тюрьме, окружив себя шотландской гвардией, никому не доверяя и опасаясь за свою королевскую власть и жизнь. Нет, король Людовик Одиннадцатый, сыгравший такую роковую роль в судьбе босоногой цыганской девушки, сам уже не жилец на этом свете! После смерти короля Людовика, которую, судя по всему, оставалось не так уж долго ждать, на французский престол вступал его единственный выживший сын Карл, которому вскоре должно было исполниться тринадцать лет. Тринадцатилетний мальчишка! К тому же, слаб здоровьем... Но он же и будущий государь влиятельнейшего и могущественного королества. Его малолетний возраст указывал на то, что от его имени будут править другие. Кто же будет регентом при малолетнем короле? Проницательный и дальновидный архидьякон склонялся к тому, что регентшей при Карле может стать его старшая сестра Анна де Божё, о которой её венценосный отец говорил, что это — «наименее безумная женщина во Франции». Но нельзя было скидывать со счетов и главного соперника Анны за власть - первого принца крови Людовика Орлеанского, который пользовался огромным влиянием у поддерживающих его французов и был главой опозиционного движения по отношению к царствующей династической французской ветви. Клод Фролло, решив во что бы то ни стало избавить Эсмеральду от участи монахини, решил выждать благоприятного случая и, когда он представится, не упустить его. С этой целью он, наблюдая за политической обстановкой накануне смерти царствующего монарха, постоянно отлучался в Париж. Эсмеральда, Гудула и крошка Агата в его отсутствие вели прежний образ жизни. Так миновало лето - жаркое, цветущее, напоённое ароматами леса... Но однажды, в самом конце августа, до них докатилась весть, что король Людовик находится при смерти. Клод Фролло поспешил в столицу. Эсмеральда обратилась к нему с просьбой взять и её с собою. Накануне важнейших событий она просто не могла сидеть в доме спокойно. Дни были однообразны и походили один на другой. Сначала Клод отнёсся к этой её просьбе крайне отрицательно, но потом подумав, что если уж Эсмеральда вбила что-то в свою хорошенькую головку, так непременно выполнит это, и, опасаясь, что она снова может попытаться сбежать, всё же согласился взять её в Париж. Держать её при себе было менее безопасно для ревнивого архидьякона, а безграничная ревность его очень хорошо известна читателю. Погода стояла прекрасная. И он решил взять в город всё семейство, включая малютку Агату. Приехав вместе с ними в Париж, он снял для них небольшую комнатку под самой мансардой на улице Дофина в доме галантерейщика Готьера. Прошло несколько дней. И вот, 30 августа 1483 года, королевские глашатаи объявили всему парижскому люду: "Le roi est mort! Vive le roi!", что в переводе с французского означало: "Король умер, да здравствует король!" В тот день, во время торжественной церемонии похорон, когда провожали тело умершего монарха до королевской усыпальницы Сен-Дени, толпы парижского люда запрудили улицы Парижа, по которым медленно двигался пышный королевский похоронный кортеж. Эсмеральда вместе с матерью и дочерью тоже находилась среди этой толпы. Клод Фролло, исполняя обязанности архидьякона, в это время стоял перед главным входом в Собор Парижской Богоматери. Эсмеральда, благопристойно одетая в костюм зажиточной добропорядочной горожанки (густые шелковистые волосы её были упрятаны под белоснежный чепец), держала на руках маленькую Агату. Глядя на двигающийся мимо неё траурный кортеж, в душе она испытывала что-то вроде мрачного удовлетворения. Вот он - тот самый деспотичный и жестокий государь, который хотел предать её казни за преступление, которого она не совершала, который хотел упрятать её в монастырь... Вот он лежит сейчас, бездыханный, недвижный в то время как она, полная жизни, во всём блеске своей молодости и красоты, стоит сейчас среди людской толпы, провожая взглядом кортеж, везущий короля в последний путь. И такая жажда жить, просто жить, дышать свежим воздухом охватила всё существо Эсмеральды, что она в волнении крепко прижала к себе малышку Агату. Агата, взволнованная шумом и толкотнёй разноголосой толпы, испугалась и разразилась звонким детским плачем. Её плач привлёк внимание блестящего, роскошно одетого офицера, сопровождавшего королевский кортеж верхом на коне. Эсмеральда подняла голову и встретилась глазами с этим офицером, в котором тотчас с замиранием сердца она узнала Феба де Шатопера. Он тоже узнал её, несмотря на то, что в этой одежде столичной горожанки не так-то просто было узнать прежнюю цыганскую плясунью с полуобнажёнными плечами. Узнав Эсмеральду, он впился в неё взглядом. Она же стояла неподвижно, не замечая, как сзади на неё напирает толпа горожан, стояла, совершенно ошеломлённая, онемевшая, гордо выпрямив свой гибкий стройный стан. Её чёрные выразительные брови сошлись на переносице. Тонкие ноздри её трепетали от обиды и гнева. На глазах показались слёзы. Но она упрямо смахнула их с ресниц смуглой ладонью и с вызовом посмотрела на капитана королевских стрелков, обожгла его взглядом своих красивых очей. Капитан Феб в эту минуту не принадлежал сам себе. Он сопровождал траурный кортеж короля и проскакал мимо Эсмеральды, которая стояла с ребёнком на руках, бледная и прекрасная. Когда Эсмеральда увидела Феба, притупившиеся было ранее в её сознании боль и обида, которые он ей причинил, вспыхнули в душе с новой силой, и первой мыслью её было покинуть то место, где она встретилась с ним. Но сделать это было не так-то просто. Любопытная толпа парижан, собравшаяся поглазеть на кортеж, была так густа и огромна, что нельзя было выбраться из неё. Надо было ждать, пока городской люд начнёт расходиться. А это могло быть ещё не скоро. Во всяком случае до тех пор, пока почившего монарха с почётом не опустят в роскошную гробницу базилики Сен-Дени. Поэтому, спустя какое-то время, когда Феб, побуждаемый любопытством, а быть может, чем-то ещё, более сильным, чем простое любопытство, почувствовавший вдруг неожиданно для самого себя неодолимое желание вновь увидеть черноглазую девушку, которая сама искала когда-то встречи с ним, называя себя его рабой, когда Феб, говорим мы, как только смог, поспешил возвратиться на то место, где увидел Эсмеральду, она всё ещё стояла там, сжатая со всех сторон людьми так, что не могла свободно двинуться. Феб подумал, что не худо было бы спросить у этой настырной девки, которая сама искала его, кое-что, интересовавшее его, о чём он не спросил в тот вечер, торопясь поскорее уйти от её настойчивых просьб о помощи. Во всяком случае, теперь стоило бы расспросить её поподробнее об обстоятельствах покушения на него какого-то священника. Кого же она называла тогда? Вроде бы... вроде бы... архидьякона Клода Фролло? "Право, сумасшествие какое-то! - думал Феб. - Но всё же узнать обо всём поподробнее от этой цыганской девки, нагулявшей от кого-то ребёнка, и прибежавшей ко мне, не мешало бы." Он смотрел на Эсмеральду и видел, что одета она хорошо и выглядит прекрасно, как добропорядочная замужняя женщина. Он понял, что беременная девушка, просившая у него покровительства, вовсе не бедствует. Видимо, вернулась к тому, кто... "Неужели, архидьякон Собора Парижской Богоматери Клод Фролло, этот строгий святоша, и в самом деле не чужд плотских радостей?.. - спрашивал себя Феб. - Или эта девчонка выдумала всё, стремясь повесить на меня своего ребёнка?" Вторично увидев капитана, который вернувшись, неотрывно смотрел на неё, не спуская своего взгляда, Эсмеральда вспыхнула до корней волос. Она вдруг почувствовала в своей душе непонятный страх. К тому же, она не хотела больше его видеть, оскорблённая до глубины души прежним его равнодушием... Обеспокоенная его пристальным вниманием, Эсмеральда всё же повернулась, чтобы потихоньку пробраться сквозь толпу, которая понемногу начала расходиться. Она стремилась скрыться, затеряться, быть может, постараться выйти из толпы и убежать... Эсмеральда видела, что Феб направил своего коня в том же направлении, в каком двигалась она. Ребёнок на её руках вновь закапризничал, как только она начала пробираться сквозь толпу. Она передала плачущую Агату Гудуле, которая шла за нею следом, так как вретишнице было легче и удобнее пробираться, чем самой Эсмеральде, которая шла впереди, прокладывая дорогу себе и матери. Так они шли какое-то время. Гудула держала малютку, ступая следом за Эсмеральдой до тех пор, пока толпа не разделила и не разлучила их. Феб, однако, сидя верхом на коне, не выпускал Эсмеральду из виду. И как только она выбралась из толпы, она увидела его неподалёку. Он наклонился к подошедшему к нему солдату, которого сам подозвал, и что-то говорил ему, указывая на Эсмеральду. Эсмеральда, с трудом выбравшись из толпы и потеряв из виду Гудулу и Агату, думала только о том, как бы избавиться от капитана и побежала в противоположном направлении от Феба и солдата. Непонятный страх схватил её цепкими пальцами и не отпускал. Она бежала, то и дело оглядываясь назад, и видела, как за ней кинулись вдогонку двое королевских стрелков... Задыхаясь, в панике, она побежала быстрее... Белый чепец развязался на бегу и упал с её головы. Густые чёрные волнистые волосы рассыпались по её плечам. Не видя никого и ничего перед собой, стремясь убежать от преследовавших её солдат, Эсмеральда мчалась, куда глаза глядят... и на бегу налетела на какого-то молодого человека. Она упала ему прямо в руки. - О-о-о! Кака-а-а-я красотка! - услышала она над собою чей-то юношеский сильный голос и, подняв, голову, замирая от страха, увидела статного, высокого красавца в богатой одежде. Она затрепыхалась в его сильных руках, стремясь освободиться. - Пустите меня! - закричала она. - Пустите же, сударь! - Куда же мы так спешим? Позвольте спросить вас, прекрасная незнакомка... Как зовут такую очаровательную девушку, которая без сопровождения разгуливает по Парижу - этому вертепу бродяг и разбойников? Клянусь всеми святыми, где-то я уже видел эти красивые чёрные глаза... - продолжал молодой человек. - Прошу прощения, но где же я мог вас видеть, сударыня?