***
Когда все хохотали над другим омегой, Гоша незаметно вышел из столовой. Главным образом потому, что туда зашли Люберские. Тим подмигнул Суруханову, а Том показал два пальца. Два часа. Не успеть. Мне не успеть, так как после истории будет две пары сценического искусства, а потом урок репетиций. Да и не поедет он с ними никуда, попытается улизнуть домой к Андрюхе. Всё надо было сделать до пяти часов, пока не пришёл дядька и на стройку бежать потом. Жаль, что никуда больше убежать нельзя. По пути на четвёртый этаж, Суруханова поймал завуч, сказал топать обратно на первый, там выпускники ждут. На склад год назад были убраны новогодние игрушки для украшения актового зала, только открыть, студенты сами всё найдут и заберут. Гоша бегом спустился, у склада и правда стояла толпа старшекурсников. Не обращая внимания на Суруханова, альфы уверенно зашли на склад, прошли в один из тёмных углов и забрали несколько коробок, их которых торчала яркая мишура, немного в пыли. Ни слова, ни взгляда, как будто Гоши и не существовало вообще. Только закрыв дверь и поднявшись почти на четвёртый этаж, Гоша встретился с ребятами с третьего курса, со второго, потом фотографы пришли за новыми стендами. И всё это было в беготне. Звонок на урок давно уже прозвенел, а Гоша никак не мог выпроводить студентов со склада, деливших новогодние игрушки. Гошу никто не слушал, но в конце концов Суруханов всё-таки закрыл эту чёртову дверь и поспешил на историю. Постучавшись, Гоша вошёл и учитель кивком головы указал, не отрываясь от объяснения темы, чтобы он быстро заходил. Рюкзак лежал там же, куда Гошка его бросил, когда смотрел в окно на улицу. Гоша сел за парту. Не было смысла искать глазами Люберских, он были далеко в аудитории, запаха истинных по близости он не чувствовал… Гошку потыкали карандашом в спину сверху сидящий студент, передав записку. Суруханов развернул и улыбнулся. Это был видимо он нарисован на виселице, заколотым и зарезанным, а в низу подписи пяти омег: Лёша, Женя, Сони, Макс и большими буквами СЁМЫЧ. Суруханов обернулся, ища на верхних рядах омежек… Сёмка шутливо показал Гошке кулак. Взгляд метнулся к учителю, который чихнул, задерживаясь на двух черноголовых альфах. Профили этих студентов были одинаковы, оба жевали жевательную резинку, кто-то их них постукивал карандашом по тетради. Тим. Может Том. Улыбка исчезла с лица Гоши так же, как и появилась. Гоша уставился в закрытое окно, сверху фрамуга была открыта, было приятно вновь вдыхать невидимый поток свежести. Профессор рассказывал что-то интересное, а потом показывал слайды, но Гоша смотрел и смотрел в окно. Зима сильна, всё сыплет снег, дразнит старика Мороза, а он кряхтит, да в пляс идёт, рисуя на окошках паутинную сеть. Сценическое мастерство у Гоши прошло также: две пары были посвящены метели за окном и спокойной мелодии, льющейся в одном наушнике. Второй работал, новые же, просто на скучном уроке Гошка незаметно засунул наушник под лохматые волосы и отвернулся к окну. Разыгравшаяся непогода за окном пленила. Лекцию вёл пятикурсник, профессор заболел, поэтому большая часть первой пары была посвящена презентации, а на второй смотрели кино и записывали контрольные вопросы по эпизодам фильма. На перемене конечно Гоше досталось от новых друзей, но несколько минут прошли всё же мирно и весело. Гошу успели расспросить о его способности есть еду одним взмахом вилки, на что он только отнекивался, что всегда так делает, не задумываясь над тем, что он вообще ест. Потом все трепались о предновогодних праздниках, но Суруханова утащил кто-то из учителей выдать со склада мел, а после шестого урока технический персонал получал моющиеся средства, долго и муторно пересчитывая. Гоша уже носил рюкзак с собой, научен, омег из виду потерял, все разбрелись по своим студиям. С хрен знает каким звонком Суруханов поспешил в танцевальную студию, так как должна была быть репетиция. Но в студии была другая группа первокурсников, а всего таких групп было три. В этой Гоша узнал Сони, а вообще не сразу, только тогда, когда омежка подбежал к долговязому Суруханову сам и приоткрыл нежно-голубой лоскут на лице. Голубоглазый Сони утопал в шлейфах шёлка, беременности омеги было не видно. Сегодня привезли костюмы, вот все и нарядились. Омега был румяный и улыбался, попросил посмотреть, как он выступает. Сони солировал. Восточный танец был медленный, Гоша понял, что омежка по сюжету был волшебным облаком, шелка костюма переливались лазурным, белым, голубоватым, фиалковым и просто чисто-небесным цветом. Лёгкое облачко кружилось, ножки омежки семенили, шаги были маленькие, а движения переходили в плавные и красивые. У каждого танца есть душа, у этого она только рождалась. Суруханова дёрнули за шиворот и он сперва не понял кто?.. Оказалось Олька из танцевальной группы. — Нас выперли. Видишь? Эти тут расположились, а в другом классе вторая группа. Нам негде репетировать, если бы наш куратор не заболел, мы были бы здесь, а так… — Может в подвале? — Гоша испуганно распахнул глаза от сказанного и таращился на Ольку, которая тоже сделала глаза большими-большими. — Точно! Там же мебель недавно всю раскупили! Гоша ты молодец! — Олька полетела вниз, на лестнице затормозила, повернула обратно, и, схватив Суруханова за рукав, потащила его за собой на первый этаж. В ботаническом саду сидела степ-группа, ожидаю свою подругу. Все были почти уже одеты в верхнюю зимнюю одежду и ждали только отбой. — Девчонки! Вот он наш герой! — Олька вытолкала Гошку вперёд. — И чё? Герой-то герой, а чем он нам поможет? — Наталья неуверенно смотрела на нового члена их танцевальной группы. — Есть место, где можно репетировать, пока за нас некому заступиться, а когда Михаил Григорьевич придёт, мы опять будем танцевать в студии. Бетки встрепенулись и, узнав, что Гошка предложил подвал, все сразу и отчалили туда. Спустившись и включив свет, перед толпой бет и одним омегой предстал огромный зал, залитый дневным светом. Было так ярко от зеркал, отражающих свет, радость сама нарисовалась на лицах танцовщиц. Девчонки даже не побежали за музыкальным центром, сойдясь на том, что отрепетируют всё на счёт. Суруханов, да и все заметили, что по стенам в нескольких местах стояли кондиционеры, но они не работали, и потому в подвале было очень душно. Умаявшиеся беты отплясали час, доводя до автоматизма движения. Гоша, скинув свои кеды, танцевал, как мог и не мог тоже. С непривычки поднимать высоко колени в танце, ноги болели немного, почти полгода без тренировок, но азарт в глазах бет окрылял и Суруханов отбивал чечётку даже в носках. И последнее Гошу убило то, что в конце танца девчонки должны были ловить прыгающего Гошку на руки всей толпой, конечно, им только сейчас это в голову пришло. Раза два они омегу, конечно, уронили на бетонный пол, но всё же свой полёт с разбега Гошка всё-таки отрепетировал, падая на тёплые и маленькие девичьи руки. Как налетел вихрь цветных юбок, так и растаял, целуя и обнимая омегу до завтра. Гоша краснел, мог уже лопнуть как созревший помидор, но просто отвернуться не было никакой возможности. Уставший омега на миг забыл своё место в жизни. Танец дарил надежду, заставлял мечтать, ритм собирал тело по крупинкам и строил Суруханова как солдатика для войны, только вот с кем? Со своими истинными? Не получится. Свет погас, ключ тихо провернулся в замке и уснул в кармане под пуговкой потной зелёной рубашки до завтра. Мучила жажда, но выйдя из подвала, омеге не удалось попить воды, его приобняли так сильно с двух сторон, что косточки хрустнули, повели на улицу. Гоша с закрытыми глазами понял, что это Том и Тим. — Курточка твоя у нас уже, так что в раздевалку заходить не будем. Выведя Гошу на мороз, альфы ушли вперёд к так выделявшемуся, среди других машин, чёрному джипу. Гоша медлил. Не мог идти дальше. Андрюха. Но куртка? Бежать до дома было далеко, замёрзнет, но Андрюха? — Суруханов, по-хорошему просим, — Люберские открыв двери машины, уж сели, Том за руль. — Я... я не могу. Отдайте куртку, — Гоша боялся, он ещё не понимал, как вести себя с этими альфами, ведь единственное, что у него получалось, не получилось с Люберскими. Чем защищаться? Страх выносил мозг, в такие напряжённые моменты ныла сломанная рука, напоминая, что лучше не провоцировать альф на агрессию. Но Андрюха дома и голодный, поэтому этот страх перекрыл другой, только по размеру был больше — потерять Андрюху. Надо было соблюдать режим, благодаря только ему, брат стал есть сам и ходить регулярно в туалет, пусть и в памперс. — Я не могу сейчас. Мне нужно домой, — уже твёрдо сказал омега, коченея на морозе, ледяной ветер охладил разгорячённого омегу в миг, но Суруханов продолжал упрямо стоять напротив открытых дверей машины, сжимая руки в сухие кулаки. — Не обсуждается, — в один голос. — Иди сам или мы поможем. Гоша обернулся кругом, как назло никого, ни учителей, ни студентов, ни солнца, ни тепла, лишь одиночество и несправедливость больно обнимали уже замёрзшее тело. — Ну? - Тим вылез из машины. — У меня брат инвалид, мне нужно его кормить, я не могу заниматься с вами уроками сейчас, - продребезжал зубами Гоша, говоря правду и пытаясь рассмотреть в машине свою куртку. Том и Тим удивлённо переглянулись, пошептались. — Ладно, вали домой, а мы пока на фотосессию съездим, тебя заберём в пять. Не вздумай не выйти, нас без тебя отец домой не пустит. Понял, Тараканов, как мы теперь домой попадать будем? Только через твоё репетиторство, — Том бросил омеге куртку, Суруханов конечно же ещё быстро напялил на себя, вытаскивая из рукава шапку. Гошку всё ещё трясло от холода, кеды он не успел переодеть, у кроссовок подошва была потолще конечно, но времени уже не было идти обратно в школу и переобуваться. Гоша прокашлялся от прощального привета машины Люберских и побежал. На бегу согреваясь. Бежал домой... Нет, не домой. Это не его дом. Сковывая сердце льдом, Гоша бежал к брату, к единственному родному человеку."Неунывающий"
13 февраля 2016 г. в 10:33
— Есть кто живой?
Гоша опомнился. Вскочив на ноги, он привёл в порядок свою одежду.
— Д-да… Сейчас выйду.
— Эй! Мы электрики, нам лампы нужны!
У Суруханова задрожали руки, но время не способно было остановить волнение омеги, Гошка вздохнув побольше воздуха, крикнул из дальнего угла склада: — Какие и сколько?
— А сколько привезли, вот все и давай, по заказу ведь.
Отдышавшись, Гоша всё же выглянул и увидел двух альф.
— Давай поживее, нам делать надо, — ворчал один взрослый альфа.
Другой, что помоложе, заинтересованно рассматривал Суруханова, потом подал бумажку: — Вот от директора записка.
Гоша прочитал записку, где было написано выдать все привезённые лампы электрикам, для проведения света в освободившийся от мебели подвал. Суруханов стиснув зубы после случившегося, быстро перетаскал все лампы обратно со стеллажей на стол, упарившись, а электрики не спеша унесли все лампы в подвал. Когда последняя лампа исчезла со стола уволившегося завхоза, Гоша наконец-то перестал трястись, работа поспособствовала. Закрыв дверь на склад, всунув ключ в карман рубашки, омега решил тоже спуститься за электриками и посмотреть, что затеял директор в подвале. Любопытным Гоша был с детства. Раньше там было полно мебели, насколько помнил омега. Когда в конце сентября Суруханов приходил в школу, был такой ясный момент в его жизни, с неделю где-то, пока дядька был в больнице, то Гошка относил старые мольберты в подвал. Гоша не поверил своим глазам! Подвал был пуст. На стенках висели стенды с большими фотографиями молодых людей, возможно ли, что это выпускники? Фотки были с танцевальных и музыкальных выступлений, с каких-то поездок в другие города, награждения на сценах, много чего интересного, но никого омега на фотках не знал.
Электрики молча начали делать свою работу: на полу стояла стремянка, и альфы вставляли лампы в светильники. Работал молодой, а пожилой только пыхтел и руководил. Тускло горел свет ещё пока в старых лапочках, но, с прибавлением дневных ламп, в подвале, скорее всего, будет приличная видимость. Танцевальной сцены не было, как в актовом зале, вместо неё был широкий белый экран от пола до потолка, и внизу небольшой пьедестал, на котором, за неимением ничего, можно станцевать, если захочется. По краям расположены музыкальные колонки, пол бетонный, значит, ещё что-то будут делать. Гоша осмотрелся вокруг. Пространство подвала будет использоваться под дискотеку, точно. Все несущие колонны были выложены зеркальной мозаикой, каменные низкие сидения вокруг. Гоша снова посмотрел на потолок. Между рядами ламп дневного света висели большие шары, из той же зеркальной мозаики, как и на колоннах, только фрагменты стекла был меньше в несколько раз. Взгляд был брошен снова к фальшивой сцене. В правом углу место диджея, ведущего дискотеки, а слева, Гоша, заглянул за широкую шторку — ничего, кроме старых запертых дверей. Просто уголок для кого-то. Для такого как я, наверное.
— Ну шевелись, шевелись, скоро обед, а работы ещё много, — снова ворчал старый альфа на молодого парня.
Гоша опомнился от резкого голоса и вылез из укромного местечка, ещё раз оглянулся на сцену и пошёл на выход из подвала. Обед? Уроки? Зачем всё это? Потому что обещал учиться. Если бы не это, ушёл из школы. Зачем Андрюха вытянул из меня обещание? Как будто знал, что с ним случится, и я останусь совсем один. Неприятно ныла рука. Во рту было гадко. Гоша направился по коридору к питьевому автомату. Прополоскав рот и выпив воды, Суруханов поднялся на четвёртый этаж, но урок права у первокурсников уже закончился, в аудитории была другая группа студентов. Педагог так и сказала — второй курс.
Рюкзак? Прозвенел звонок. Это с урока или на урок? Суруханов не понимал, сколько времени прошло, не помнил звуков, когда отсасывал у близнецов, помнил лишь их горячие члены и альфовский запах, туманивший разум. Больно и обидно, несправедливо и непонятно, и снова мучительно больно в груди… Больно… Звонок с урока, так как студенты повыскакивали из учебных кабинетов.
— Эй, ты! Твой рюкзак Синий Драко забрал, сказал тебе передать. У вас история на этом же этаже, первая пара уже прошла, — незнакомый студент поделился с Сурухановым нужной для него сейчас информацией. Гоша поковылял по коридору в другое крыло, аудитория истории сегодня тоже общая для всех первокурсников. Там будут все, все те же самые. И они.
В аудитории было мало студентов, кое-где на партах валялись рюкзаки, сумки, тетрадки и книги, почти все были на обеде. Гоша прошёл к открытому окну, там было не занято. Бросив рюкзак на рядом стоявшую парту, он выглянул с четвёртого этажа на улицу через окно. Редкий снег падал почти незаметно, небо было светло-серое. Внизу стояли Люберские в куче альф и вся компания курила. Смеялись много. Гоша неотрывно смотрел на Тима и Тома. Издалека казалось, что природа клонировала одного человека, но Гоша знал, чем отличались близнецы ещё помимо глаз — своим неповторимым запахом. Почти одинаковый аромат, но Гоша чувствовал отличие. Тим-Том. Том-Тим. В жизни не забыть. Альфы продолжали шутить, возможно, они говорят обо мне? Гоша стал всматриваться поверх парней, сфокусировав взгляд дальше, на Детский бульвар. Нет никого, так мало людей, а кто есть, те спешат куда-то, закутавшись в шарфы. Было холодно. Гоша уже рассматривал снежинки на своей рубахе, они были такие разные, но так дружно покрывали зелёные синяки на запястьях. Суруханов не хотел слушать и слышать, но смех его альф всё равно отпечатывался у него в мозгу. Смех над ним. Над ним. Почему же мне не хочется смеяться? Ведь они что-то интересное рассказывают. Смешное. Но смеяться не хочется совсем.
Снежинки всё падали на рукава рубашки, попадая на лицо и волосы омеге. Некоторые хрупкие кристаллики таяли, но Гоша не видел, как всё это происходило. Просто было холодно, но это надо было Суруханову, немного свежего воздуха, нового снега, отчуждённости, тишины, когда никого нет рядом. Даже заходившие с обеда студенты садились за свои парты и что-то тихо делали. У кого-то постоянно сдыхал телефон от разрядившейся батарейки, у кого-то свистели смс, звонки, шёпот, разговоры, постепенно шум стал отвлекать от созерцания волшебства зимы. Но на душе стало легче, как будто снег поделился чем-то тайным с омегой. Гоша даже слизнул с рукавов рубашки слой холодных пушинок. Снег растаял во рту приятной прохладой. Омега сглотнул мягкую влагу, горло охладилось. Было вкусно…
— Суруханов! Ты сдурел что ли! — Сёмка отпихнул Гошку от раскрытого окна, и захлопнул створку. — Вот идиот! Так ведь простыть можно!
Гошка стоял рядом с Рубежным Сёмкой и просто дышал.
— Суруханов, какого чёрта ты так долго был на складе?.. — Сёмка повёл носом, потянул воздух, сморщился, как и прошлый раз, когда учуял от омеги запах альфы. — Суруханов, на обед за мной пошёл быстро.
Сёмка конечно хотел добавить, что это конечно не моё дело, что ты делаешь в школе и с кем, но с Люберскими лучше не связываться, им нужен только секс и всё, но промолчал, во рту была сладкая арбузная конфета Женьки. Сёмка думал, что сам он играл со многими омегами в школе, а ведь ещё полгода не прошло, как он учился в этом учебном заведении, ему ли говорить Суруханову, чтобы он был святошей? Нет, Сёмыч не будет, тем более сейчас, когда сам не может разобраться, что, твою ж папань, происходит между ним и Борисом?!
— Сём, я не могу обедать, денег нет.
— Да кому ты нужен со своими деньгами?! Ты по лимитке питаешься, за тебя всё оплачено школой, пошли быстрее! — ворча на Гошку, Сёмыч вытолкал ещё туго соображающего омегу из аудитории, а потом вовсе потащил его вниз на первый этаж. Вымыв руки, омежки прошли в одну из ниш столовой, это стало излюбленным местом дружной компании первокурсников. Кто первый прибегал в столовку, тот и занимал нишу на всех, а ему потом приносили поднос с едой. Сейчас там сидел Лёшка, Женька, Макс и Сони, Сёмыч погрёб туда, ну и Суруханов тоже по инерции за Рубежным, по растерянности.
Обед у омежек был в разгаре, так что Сёмыч дружелюбно толкнул Суруханова к пугливому Сони, который ковырялся в салате…
— Сони, есть не будешь, приму меры, — проходя мимо с подносом еды, Ростислав Ярославович заставил всех остановить процесс поедания пищи за столом на несколько секунд. Медик ушёл, все зажевали дальше, похохатывая над Сони, который в быстром темпе уплетал фруктовый салат за обе щёки.
Гоша посмотрел на поднос, который стоял на столе перед ним. От вида и запаха пищи закружилась голова. Все были поглощены своим обедом, Гоша осмелился и тоже взял вилку… В столовой было красиво, первый раз здесь был. Живые растения на перегородках, цветут пышно, короткие лианы почти не вьются, но пытаются выжить в душной столовой. Вкусно. Лёша ел медленно, но с таким живым аппетитом, наблюдать было интересно. Сёмка успевал травить анекдоты и есть то одно, то другое, и снова за первое блюдо. "Пиздабол, дай поесть" пролетело Максом, на что Женька умоляющее посмотрел на Рыжикова, так как есть и ржать не было уже мочи. Сони чувствовал себя в омежьей компании уютно, и правда аппетит приходит во время еды. Удивляясь самому себе, он лупил вторую куриную котлету, так заботливо подброшенную Максом к нему в тарелку.
— Нет, обалдеть! Все лопать, а меня в ссылку искать нашего новоиспечённого завхоза, а он на истории снежинки ртом ловит, представьте, себе… Суруханов… Ты что всё уже съел?!
Гоша осмотрелся вокруг непонимающе. У кого компот и сок стояли нетронутые, пирожки там, рогалики всякие ещё на блюдцах лежали, а у него уже чисто вылизанные тарелочки…
— Гоша, мы не знали, что ты будешь есть и взяли всё понемногу, но ты так быстро всё съел?! — Лёшка оберегающе откусил свою булочку с курагой и отпил компот из стакана. Женька привстал и правда… У Суруханова на подносе всё было чисто. Ни крошечки. Прикольненько...
— Люберские к тебе приставали? — Макс жевал сосиску в тесте, запивая горячим чаем, и так, просто, не по теме спросил.
— Нет, — насторожившись, ответил Гоша. — Спасибо, я пойду, — Суруханов хотел встать, но Сёмка его остановил.
— Ну уж нет! Пришли без тебя, а уйдем все вместе, правда ребят?
Парни, улыбаясь, закивали, стали забрасывать в себя кто что не доел, последние кусочки еды, кроме Женьки. Тот щурился, пил чай с лимоном, и давился земляничной конфеткой, вертя белый фантик в руках. Сегодня меню предоставило для студентов наваристый гуляш, вкус которого успел распознать Оторва, без гарнира конечно, просто двойная порция мяса, тем более Славочка давал денег и говорил есть всё, что захочешь, с условием обязательно употреблять в пищу овощи. Что ж, одна долька лука, чеснока и много мяясо, мррр, а чего? Грипп же носится по школе, а Новый Год на носу, болеть не охота. Утренний отвар ромашки всплыл в уме омеги и тут же испарился. Жёлтенькая в привычку вошла. Тем более после стаканчика лечебной травы целовали сладко, эээхх, зачесалось чего-то в одном месте.
В дверях столовой стоял и улыбался директор. Как только Женя поставил пустой стакан на поднос, Святослав Ярославович удалился к себе в кабинет, где его ждал брат — Мстислав, Ростика только не хватало. Поэтому он и забежал в столовую увидеть старшего брата, предупредить о сходке Князевых.
Макс вдруг поперхнулся и закашлялся, все стали ему помогать, долбить по спине, от чего он ещё пуще разозлился и зафыркал хорошими матерочками на всех.
— Ну и чё ты? Мы же помочь хотели! — возмущался Сёмка.
Макс наконец прокашлявшись, указал пальцем в одном направлении, куда посмотрели все омежки.
В дальнем углу сидел Жулио, Женька не сразу узнал того, кого бы предпочёл не видеть никогда, ведь он тоже Талисман. Похоронив все тайны, омега не хотел ничего помнить, не хотел, но Жулио своим заносчивым видом напоминал, кто они есть на самом деле, и как ведут себя в начальный период течки. Волосы омеги были собраны в низкий хвост, Жулио ел, а напротив него сидел, развалившись и что-то говоря, Ройландо. За их столом не присутствовало такой дружелюбной атмосферы, как у омежек, это было видно и невооружённым взглядом.
Сони перестал жевать. Макс стал шептать на ухо другу, чтобы он думал в первую очередь о ребёнке и не забыл зайти сегодня в медкабинет к Ростику. О ребёнке, снова повторил Макс, обнимая друга и соприкасаясь головами. Как всё сложно-то. Вовка в музыкальном зале сказал Максу не вмешиваться ни во что и поберечь своё здоровье, не нервничать. Но как? Сони такой глупый, глупый, и он, как и Макс, ждёт лялечку, маленького человечка, только Вовка желал ребёнка, а Рой даже и не знает, что его истинная пара ждёт от него малыша. Оберегать, всё равно буду оберегать от этого паскуды, не хочу, чтобы у Сони опять крыша поехала.
— Женя, ты ведь знаешь, почему Жулио не было в школе так долго? — обеспокоенно спросил Лёшка, открывая бутылку с минеральной водой. Сёма удивился, что Матиольский полил рядом стоявший засохший цветок, чего-то прошептал растению в листья и чуть улыбнулся Рубежному в ответ. Сёмка повертел у виска другу. Типа сбрендил что ли? Лёшка хитро прищурил свои сапфировые глазки и убрал бутылку в рюкзак.
Женя знал, что Мстислав и Жулио пара, только вот последний восторга от этого не испытывал. Слава просто сказал, что они притираются друг к другу. Лишь один единственный раз, Оторва слышал, как Жулио кричал на кухне у Славы, а точнее это была квартира его брата Мстислава, эта чёртова вентиляция озвучила всё, что выплёскивал из себя черноволосый омега, а именно, что Мстислав неделю не выпускал никуда из комнаты. У Женьки при визге Жулио даже волосы на голове дыбом встали, начёс делать нет надобности. Затем шум, как будто драка, короткая вроде, звуки секса, а потом директор увёл Женьку в спальню и сказал, не брать в голову, сами разберутся. Больше ничего такого Женька не слышал. Святослав просто поговорил с братом, чтобы он больше не занимался сексом с Жулио в своей квартире, за неисправностью вентиляционного хода. Это и озвучил сейчас Оторва, сидящие вокруг омеги стали для него настоящими и единственными друзьями.
— Так ему и надо, пусть перевоспитывает, а то больно гордый этот Жулио, — только и смог ляпнуть Рубежный. Все сидели и переваривали новую информацию, наблюдая за посадкой черноволосого омеги за столом.
— Он красиво танцует, — пропищал Сони.
— Сони, хорош уже мямлить, говори громко и ясно, я тоже видел твой танец, супер, ничем не хуже этого аристократа, нет, поглядите на него, как он ест, я, блядь, так тоже умею! — и Сёмка стал пародировать Жулио. Омеги все засмеялись и Сони тоже, когда Рубежный выпрямил спину и стал жеманно открывать рот, облизывая пустую вилку, это больше походило на эротическое поедание банана.
Жулио повернулся на буйный хохот, доносящийся из-под ниши, узнал, кто там сидел, резко встал из-за стола и ушёл. За ним последовал и Ройландо.
— Вот, вот, катитесь, парочка! — крикнул Сёмка в след ушедшим.
Сони загрустил. Слишком часто стал повторять Макс, чтобы он думал о ребёнке. Да и врач, как узнал, что Сони беременный, обещал помочь со всем, ну, с рождением малыша. Обещал положить в лучшую больницу и не оставлять одного. Это было странно слышать от школьного врача, ведь на самом деле беременных омег в школе было много, только не все знали об этом. Всё началось с того, что новый директор распустил альф и фотографов по всей школе, объединив с музыкальными и танцевальными классами, где были в основном течные омежки. Беты так с ума не сходили по омегам, как альфы, были, конечно, пары, но недолговечные, все мечтали о своих истинных. Так сказал врач, попросив не рассказывать никому, так как сами ученики пока не хотят огласки, а в помощи врача нуждаются. Вот и бегают все к Ростиславу за советом, ну и помимо этого, в любви все глупые признаются. Вот поэтому и подумал врач, что я тоже хочу признаться в чувствах, но мне этого не надо. Кого бы я хотел любить, тот бросил меня, а я глупый хотел убить себя, но теперь не могу ненавидеть своего альфу, ведь он подарил мне чудо, ради которого стоит попытаться быть хоть капельку счастливым.
— А где Суруханов?..
Все посмотрели на то место, где сидел Гоша и куда показывал пальцем Сёмка Рубежный. Омеги не было. Исчез, как будто и не бывало, только поднос с грязными тарелками говорил, что всё это не привиделось омегам.