***
И так, несмотря на древний закон, согласно которому Моргана должна была вот-вот пройти коронацию, каким-то образом главным в сложившихся обстоятельствах снова стал Артур. Казалось обычным и правильным довериться ему, его суждениям, его решениям. Опереться на него, такую твёрдую и надежную опору, и ждать. Ощутить себя в безопасности, как за каменной стеной. Не бояться, потому что он не боится. Моргана ощутила укол совести за то, что переложила всю ответственность на брата. Но он не возражал, а ей так было спокойнее. Она сидела в каморке лекаря и толкла в ступке какой-то порошок по его поручению, пока сам хозяин комнаты вполголоса переговаривался с ее братом. Она даже не вслушивалась. — Перескажи ещё раз, — вдруг обратился принц к волшебнику. Мерлин, стоявший тут же и не принимавший в разговоре активного участия, не стал спорить и пересказал услышанную песню ещё раз, монотонно и устало. — Что бы это могло значить? — спросил Артур, ни к кому конкретно не обращаясь. — Сир, если мотивом для убийства короля была месть, а это, несомненно, так и было, возможно, то, что Джеффри стал второй жертвой — это закономерность. — Конечно, это не случайность, Гаюс! Но почему? — Возможно, это месть от родственника казнённого колдуна или колдуньи? Джеффри в песне назван хранителем закона. Ведь он действительно знал закон лучше всех. Также в песне ему было сказано поумерить пыл. Что, если на него напали за то, что именно он составил законопроект запрета на магию? — А это он составил? — нахмурился Артур. — Да, по поручению вашего отца. — Тогда все сходится. Отец подписал этот закон, и теперь им обоим мстят за то, что какой-то колдун был казнен. — Но почему именно сейчас? Оба собеседника посмотрели на волшебника, задавшего этот вопрос. — Трудно будет установить, за какого именно мага мстят, — добавил Мерлин. — Насколько я знаю, на костре в Камелоте погибли десятки колдунов. — Сотни, — негромко поправил Артур, и от его спокойного тона и пристального взгляда Мерлину стало не по себе. Как будто принц проверял его реакцию, зная, что и он маг. — Ты прав, Мерлин. Так почему за казнённого стали мстить только сейчас? Почему не раньше? — Не было возможности, — предположил Гаюс. — Наш преступник долго учился колдовству. Чтобы достигнуть подобного мастерства, требуются годы упорного труда и, конечно, талант. Убийца силён. Возможно, он ждал своего шанса долгие годы. — Возможно, это сын или дочь казнённого колдуна, которые были слишком малы на момент казни. Теперь они выросли и смогли отомстить, — высказался Мерлин. — Все возможно, — неохотно согласился Гаюс. Он бросил внимательный взгляд на мага; тот ничего не заметил. Ещё несколько минут все трое молчали, наблюдая, как Моргана, смочив тряпицу, протирает лицо библиотекаря, даже не шевельнувшегося за все время. — Это хорошая теория, Мерлин, — неожиданно поддержал Артур. — Я помню, как отец упоминал о сыне Нимуэ. — Нимуэ? — непонимающе переспросил юноша. — Она была придворной колдуньей Камелота ещё до моего рождения. А потом она предала моего отца. Она сбежала до того, как её смогли арестовать, и скрывалась несколько лет. Ее нашёл Гаюс, насколько я понял… Да? — Да, — кратко ответил лекарь. Было очевидно, что оба юноши ждут от него более подробного рассказа, но Гаюс явно не собирался распространяться на эту тему. — Гаюс был проездом в какой-то деревне, — пояснил Артур Мерлину. — И там случайно встретил ее. Что она там делала, Гаюс? — Я не спрашивал. — Она же там родила ребёнка, да? — не отставал принц. — Сколько лет назад это было, примерно лет двадцать? — Да, — кивнул пожилой мужчина. — То есть, сын Нимуэ вполне мог захотеть отомстить за свою мать? — взволнованно спросил Мерлин. — За то, что ее изгнали и преследовали? — Он мог бы, — охотно ответил Артур. — Если бы дожил до этого дня. — То есть? — Гаюс вернулся и рассказал об этой встрече отцу, а также о том, что ребёнок родился мертвым. Не так ли, Гаюс? — Да, именно так я и доложил. — Отец говорил, его рыцари тотчас же отправились в ту деревню, но Нимуэ там уже не было. Кстати, а что это была за деревня, Гаюс? — Небольшая деревня на границе, — уклончиво ответил старый лекарь, подходя к кровати больного и поверяя его температуру. — Я знаю это, но как она называлась? — Да ты отстанешь, наконец, от Гаюса?! — не выдержала Моргана. — Что ты пристал к нему с глупыми расспросами! Какая разница! Сын Нимуэ не мог этого сделать, раз родился мертвым! — Я только веду к тому, что это мог сделать любой сын или дочь любого колдуна или колдуньи, которые пострадали от закона отца! — Конечно, — согласился придворный лекарь. — Вы абсолютно правы, Ваше Высочество. А теперь, пожалуйста, оставьте меня с пациентом. Ему необходим покой, а мне легче работается в тишине. — Мы уходим, Гаюс, — Моргана подхватился брата под локоть и подтолкнула к двери. Мерлин, тоже собиравшийся уйти, остановился, услышав строгий голос своего временного опекуна: — А ты, мальчик, останься. Волшебник взглянул на захлопнувшуюся за августейшими особами дверь и оглянулся, но, вопреки своему тону, Гаюс не выглядел рассерженным. — Поможешь мне здесь. За больным нужен постоянный уход. — Хорошо, — пробормотал Мерлин. Он уселся на скамью подле Джеффри и вгляделся в лицо пациента: ничего нового, ничего обнадеживающего. — Гаюс, если Артур не найдёт этого колдуна, Джеффри умрет. Лекарь не ответил. Он извлёк из шкафа все его содержимое и сейчас занимался тем, что разглядывал каждый пузырёк с лекарством. Это занятие помогало ему оценить запасы готовых микстур и одновременно отвлечься от ненужных мыслей. — Хочешь знать, о чем я думаю? — звонкий голос вырвал придворного из размышлений. — Нет, не особенно, — сухо произнёс Гаюс. — Я думаю: как поразительно, что Артур, стремясь найти этого неизвестного колдуна, ни разу не подумал обо мне. — Он знает, что ты здесь ни при чем. — Чтобы наслать на кого-то проклятие, необязательно находиться рядом с этим человеком. — Это правда, но также правда и то, что ты этого не делал, Мерлин. — Но мой отец тоже может быть одним из казненных Утером! Лекарь, наконец, оторвался от своего занятия. Мерлин смотрел прямо на него, ожидая ответа, и по его лицу ясно было видно, как он хотел, чтобы его слова опровергли. Гаюс смягчился. — Нет, Мерлин. Твоего отца среди них не было. — Откуда ты можешь знать, Гаюс? — Просто знаю и все. — Моя мать никогда мне ничего говорила о моем отце, — настаивал волшебник. — Что, если я от него унаследовал свою магию? Лекарь вздохнул. Помедлив, он выпрямился и подошёл к юноше. — Я служу в этом замке всю жизнь, Мерлин. Я видел списки казненных, много раз лично слышал оглашаемые приговоры. Клянусь, твоего отца там не было. Он обнял и прижал к себе мальчика, желая, чтобы тот выбросил эти мысли из головы. Но Мерлин явно не собирался этого делать. — А ты можешь поклясться, что он не был колдуном? Гаюс закрыл глаза. Ах, он столько лгал в отношении этого мальчика! И предпочёл бы отныне говорить только правду. Но пока это было невозможно. — Нет, Мерлин. Бесспорно, быть Повелителем драконов — не означает быть колдуном. Но это все равно имеет отношение к магии. Балинор был связан с магией, как ни крути. — Он ещё жив? — вдруг спросил волшебник. — Я не знаю, Мерлин, — честно ответил лекарь. — Я не знаю.***
Эта ночь была тяжелой. Гаюс не мог уснуть, слушая почти беспрерывный голос в своей голове. Дракон настойчиво звал его, но лекарь не собирался приходить, хорошо зная, о чем пойдёт разговор. Он встал, ещё раз проверил больного. В состоянии Джеффри не произошло никаких изменений, и на данном этапе это было хорошо. По крайней мере, не было ухудшений. Затем Гаюс заглянул в соседнюю комнатку. Там безмятежно спал мальчик, из-за которого дракон так разволновался, из-за которого не мог спать Гаюс. Он привязался к этому мальчику, не за последние дни, а с первых минут его появления на свет. С того самого момента, как принял решение, изменившее судьбу этого мальчика, навсегда, судьбу его родителей и, может быть, судьбу всего Камелота.