Не присылай ко мне ангела

Налаживание быта — дело непростое. Мерлин успел в этом убедиться на собственном горьком опыте и почти уже пожалел, что позволил Артуру так легко впутать себя в это. Но, с другой стороны, нельзя было не признать, что принц его здорово выручил. Он дал волшебнику крышу над головой и работу — и Пендрагон, конечно, не виноват в том, что такой неряха. Мерлин брезгливо поднял двумя пальцами очередную грязную рубашку, найденную в глубине шкафа, принюхался и сморщил нос. Судя по вони, в эту рубаху заворачивали сырую рыбу и потом о ней забыли, никак не меньше… Он пнул носком ботинка груду белья, валявшегося на полу, которое предстояло выстирать. А это был почти весь гардероб Артура. Очевидно, Седрик думал о золоте принца все то время, пока был слугой, не утруждая себя стиркой… — А-апчхи! Пол под кроватью, похоже, давно не знал влажной уборки. Как и вся комната. Мерлин печально осматривал масштабы погрома и уныло думал о том, что не управится до конца дня. А ведь ещё нужно было привести в порядок собственную комнату. Потратив еще немного времени на то, чтобы пожалеть себя, новоиспечённый слуга взял себя в руки и решительно вышел из покоев. Он не допустит, чтобы его выгнали с работы в первый же день. Основная сложность состояла в том, что ему никто не желал помогать. Мерлину стоило больших трудов раздобыть ведро с водой и тряпку, швабру, веник и совок. На кухне на него не обращали внимания, дворцовые слуги были слишком заняты своими делами, и лишь Гвен уделила ему несколько минут, чтобы помочь найти все нужное. Артур вернулся в покои к обеду, в грязных сапогах, совершенно не обращая внимания на отчаянные вопли слуги, только что вымывшего пол. — Где мой обед? — только и поинтересовался он. — Почему стол не накрыт? Мерлин выпрямился с тряпкой в руках, перестав протирать мебель; в спине у него что-то хрустнуло. — Я только закончил с уборкой, а теперь по твоей милости мне придётся заново перемывать пол. Хорошо, что не в обеих комнатах. Когда я успел бы заняться обедом? — Его всего-то нужно было принести из кухни. Если ты не способен даже на это, что ты вообще можешь? — осведомился Артур. Мерлин разинул рот от негодования: — Ты что, прослушал ту часть, где я говорил, что убирался в комнатах? — Мерлин, ты должен быть расторопнее, если хочешь удержаться на этой должности, — с этими словами принц покинул покои. Слуга швырнул тряпку в ведро, помедлил и наклонился, принимаясь ее отжимать. Он успел отмыть пол от грязи, когда в комнату вновь вошёл Артур. Все в тех же испачканных сапогах. — Нет, ну ты издеваешься! — воскликнул волшебник. Он смотрел на чёрные следы, и начинал проклинать этот день. — Чтобы такого больше не было, ты должен будешь вычистить всю мою обувь, — раздался позади голос принца, и слуга с тоской оглянулся на длинный ряд сапог, которые он выудил из шкафа, из-под кровати, из-за штор и даже с подоконника. — А пока сделай перерыв. — Мне некогда, здесь работы до ночи! — воскликнул Мерлин. — Если ты упадёшь от голода, Мерлин, толку от тебя не будет. Вымой руки и садись. Слуга обернулся и увидел, что принц поставил на стол две тарелки, а поднос отложил в сторону. Взглянув на Мерлина, Артур чуть отодвинул соседний стул и пригласительно кивнул на тарелку: — Это тебе. — Мне? — Ты ведь ещё не обедал? — Нет. Он вымыл руки, нерешительно сел за стол напротив сына короля — который уже вовсю уминал сытный обед, не обращая на него ни малейшего внимания. В тарелке лежали кусочки жареной индейки с луком и овощами. Мерлин схватил вилку, наколол большой кусок и запихнул в рот. Артур вскинул на него глаза. — Что? — с полным ртом спросил Мерлин. — Дожуй, потом будешь говорить, — спокойно ответил принц. Он немного подождал, а затем проговорил.— Возьми вилку в левую руку. — Но я правша, — возразил слуга. — А в правую — нож. — Но так неудобно. — Так — правильно по этикету. Научишься. Разрезай мясо на более маленькие кусочки, накалывай вилкой! Да оставь ты её в левой руке, не перекладывай! — Не понимаю, зачем это мне, — пожаловался Мерлин, неумело орудуя приборами. — Разве Гаюс не учил тебя этому? — Гаюс предпочитает есть ложкой — ну супы там всякие, каши. — Что ж, раз некому было это сделать, я займусь твоими манерами. Тон принца был абсолютно спокойным. Мерлин несколько секунд пристально смотрел на него, но так и не увидел в выражении лица своего сотрапезника издевку. — С моими манерами все в порядке, знаешь ли. — Разумеется. А что не в порядке, мы исправим. — Да нечего исправлять! — Неужели? Думаешь, не найду, к чему придраться? — прищурился Артур. Мерлин возмущённо зыркнул на него. — Я даже не сомневаюсь, что найдёшь. С твоим-то характером… — Спасибо. Я знаю, что у меня замечательный характер, — Артур мило улыбнулся, а Мерлин предпочёл проигнорировать его. Подождав, пока слуга закончит с едой, принц произнес: — Налей-ка мне воды. — Кувшин к тебе ближе, — заметил Мерлин. — Но ты — мой слуга. Ты обязан прислуживать мне. — Ну ладно, — пожав плечами, Мерлин встал, обошёл стол и взял кувшин. Почти сразу Артур тоже поднялся, заявив: — Неправильно. — Да что неправильно? — Когда обслуживаешь гостя, например, наливаешь напиток, левую руку нужно закладывать за спину. Вот так, — Артур схватил его руку и показал. — Но так неудобно, — повторил Мерлин. — Зато так правильно. Ты ведь принцу служишь, а не какому-нибудь там варвару. Учись и запоминай. Ладно, мне пора. Тарелки на кухню унеси и можешь продолжать уборку. — Спасибо за разрешение, сир! — съязвил Мерлин. — Пожалуйста, — величественно кивнул Артур, силясь подавить улыбку. — И, Мерлин? Я ожидаю, что к вечеру ты закончишь. Стоит ли говорить о том, что ужин ты должен будешь принести сам, или это и так понятно? И все в тех же грязных сапогах блондин покинул покои. Мерлин обреченно застонал и потянулся за тряпкой. И каким таким манерам Артур собрался его обучать?! Сам осел невоспитанный!

***

Вернувшись вечером в покои, принц вынужден бы признать, что они выглядели куда лучше, чем раньше. Да, было чисто, и под кроватью тоже, никаких валяющихся на полу вещей и открытых сундуков. Он придирчиво осмотрел содержимое шкафа: сапоги были начищены, хоть и не идеально, на его взгляд; большая часть одежды отсутствовала. — Сушится, — сказал Мерлин. Он не убирался в конюшне, собак не выгуливал. Некогда было. Артур предвидел это, поэтому попросил другого дворцового слугу. Все же он понимал, что у Мерлина не десять рук. — Мог бы перестелить мою постель, — заметил принц и, заглянув в комнату слуги, нахмурил брови. — Мерлин, только не говори мне, что собрался спать на этом. Этому одеялу два десятка лет, его ни разу не стирали за это время, ты можешь себе представить, сколько пыли скопилось? Почему ты не купил себе новое постельное белье? — Было бы, на что, — хмуро ответил Мерлин, и Артур запоздало сообразил, что у того, должно быть, совсем не было денег. Принц мысленно стукнул себя по лбу. — Вот держи, — он протянул слуге мешочек с серебром. — Здорово, только день прошёл, а мне уже за месяц заплатили, — недоверчиво сказал волшебник и взвесил мешочек в руке. — Или больше? — Это не жалование, это тебе на всякие бытовые нужды. Завтра пойдёшь и купишь себе одеяло, и что там ещё надо. Купи себе… — Артур придирчиво оглядел его с головы до ног, и Мерлин невольно попятился, — что-нибудь из приличной одежды.  Волшебник только открыл рот, как принц продолжил: — А пока возьмёшь запасное одеяло из моего шкафа. О, ты шторы снял у себя? Молодец. Постираешь их завтра вместе с моими. Что за бардак у тебя в комнате? Разложи все вещи, вот же шкаф. Кстати, вспомнил, надо будет наточить мои мечи, загляни завтра в оружейную. И учти, тебя подменять больше никто не будет, так что псарня и конюшня на тебе с завтрашнего дня. Артур вернулся к себе и уселся за стол. — Не вижу, — заявил он. — Чего не видишь? — не понял Мерлин. — Я, кажется, велел позаботиться об ужине, — напомнил принц. — Ой, — спохватился слуга. — Вот именно, «ой». — Я сейчас, — Мерлин двинулся к двери, но его остановила легкая улыбка на лице принца. — Я забыл про ужин, но ты улыбаешься? — Да, — подтвердил Артур. — Почему? — У меня хорошее настроение. Ну что же ты встал? Беги, твой господин очень голоден. — Нет, сначала скажи, почему ты так странно улыбаешься. — Ну ладно. Ещё недавно ты дерзил мне на каждом шагу и говорил, что твоё уважение надо заслужить. А сейчас беспрекословно исполняешь мои приказы. Выходит, я заслужил твоё уважение? Мерлин беспомощно уставился на него, не зная, что ответить. — Ну? - поторопил принц. — Ты ведь платишь мне за исполнение приказов, - выпалил маг. — Да, но уважение… — О, его тебе только предстоит заслужить. Но ты на верном пути. И слуга исчез за дверью. Артур усмехнулся, сам не понимая, что на него нашло. Почему казалось таким важным, уважает его Мерлин или нет? Он теперь слуга, вот и нашёлся способ приглядеть за магом, а заодно и приструнить этого дерзкого мальчишку, заставить его слушаться на законных основаниях. Но что-то подсказывало Артуру, что этот слуга просто ещё не освоился, он не станет всегда беспрекословно выполнять поручения. И где-то глубоко внутри Артуру это нравилось.

***

В лесной глуши стояла торжественная тишина. Изредка ухал филин, вышедший на ночную охоту. Луна освещала чащу, сияя между тёмными облаками и россыпью ярких звёзд. В такую же ночь, почти двадцать лет назад, рождалась и умирала новая жизнь, невинная, желанная и горько оплакиваемая. — Я ничего не мог сделать. Он мертв, Нимуэ. Мальчик родился мертвым. — Нет… Нет! НЕТ!!! — Это правда. — Нет, нет, нет… этого не может быть… — Мне жаль, Нимуэ… Она рыдала, сжимая в объятиях бездыханное тельце, маленького человека, плоть от ее плоти, часть ее души, родную кровинушку, и не могла в это поверить. Ее сын, ее любимый сын, ее мальчик… Ее слезы капали на личико мертвого младенца. Она раскачивалась с ребёнком на руках, покрывая его поцелуями, не в силах смириться с его смертью. Рука лекаря коснулась ее: — Мне так жаль, Нимуэ. — За… замолчи! Замолчи! Ты не знаешь, ты ничего не знаешь… О боги, как же мне жить дальше… Зачем мне жить дальше… — Нимуэ… — У меня никого не осталось… как это могло случиться?! Это ты виноват! — Нимуэ, ребёнок родился преждевременно, раньше срока. При таком раскладе риск неизбежен… — Замолчи, о боги, замолчи, клянусь, я убью тебя… — она вновь разрыдалась, прижимая к себе ребёнка. — Мой… мой сын… мой мальчик… Нимуэ проснулась с криком, и ещё несколько мгновений не могла прийти в себя, пребывая во власти кошмара. По её лицу бежали слезы. Колдунья испуганно огляделась, но ее окружали темные покосившиеся стены заброшенной хижины, а вовсе не солома и зажженные свечи. Она поднялась со старого продавленного матраса; ее все ещё колотило. Двадцать лет прошло, а она до сих пор не смирилась. Смерть ее ребёнка будет сниться ей вечно, преследуя ее, не оставляя в покое. Она выглянула в выбитое окно; где-то там, в ночном лесу, охотился ее дракон. Ее единственный друг. Единственный, с кем она могла разделить тяготы жизни, ведь радостей у неё не осталось. После смерти сына в ее жизни была лишь одна цель, и она собиралась достичь ее любой ценой. Нимуэ отступила назад и провела рукой перед собой; ее глаза стали золотыми, и на стене дома возникло зеркало. В отражении она увидела свою комнату в замке; там стало значительно чище, кто-то постарался. Некоторые полки были заняты; точнее, на них валялись вещи. Одежда была разбросана везде: на стульях, на столе и даже на кровати, на которой кто-то спал. Приглядевшись, колдунья узнала юношу, которого видела ранее днём. Кто же он такой? Почему ему разрешили занять ее комнату? Нимуэ отвернулась, и зеркало исчезло. Незнакомец ее не слишком интересовал. Но за остальными жителями замка она была бы не прочь понаблюдать. Она займётся этим утром. Колдунья легла в постель, натянув одеяло. Но едва она заснула, как кошмар вновь завладел ее сознанием; она проснулась. Неужели тот ужас всегда будет преследовать ее? Она была не в силах забыть. «Мне очень жаль, Нимуэ…» — Нет, неправда, — вслух проговорила жрица. — Тебе не было жаль моего ребёнка, Гаюс. Мог бы не врать. Тебе было жаль её ребёнка, но не моего. Она встала и отправилась искать своего дракона. Он должен был быть рядом. Он всегда был рядом. В лесу было спокойно и умиротворенно, но Нимуэ была не в настроении вдыхать чистый воздух и наслаждаться природой, без забот. Она не могла спать спокойно, так пусть и другие не будут. — Карадег! — крикнула жрица наугад; все равно здесь ее никто бы не услышал, кроме дракона. — Карадег! Через несколько минут послышалось характерное хлопанье крыльев. Колдунья отступила; на поляну упала огромная тень, и белый ящер максимально тихо опустился на землю. Умные глаза не мигая смотрели на неё. Дракон медленно облизнулся, обнажая острые зубы; у пасти ещё алела кровь. — Раз ты уже наелся, можем лететь обратно в пещеру. Несмотря на то, что дракон не говорил, он превосходно понимал ее. Идея ему не понравилась. Он мотнул головой, глядя на хозяйку. Но Нимуэ была непреклонна: — Я знаю, тебе не нравится то… существо. Но они сами не оставили мне выбора. Я должна сделать все, чтобы корона досталась Артуру, понимаешь? Рыкнув, Карадег пригнулся к земле, чтобы она могла забраться ему на спину. Если бы он был человеком, он бы раздраженно вздыхал. А если бы мог говорить, то вовсю оспаривал бы ее идею. Но Нимуэ не могла по-другому. Они взмыли высоко в небо, так резко, что дух захватило. Колдунья крепче вцепилась в своего дракона. Она так и не смогла до конца привыкнуть к полетам. Наверное, если бы она была настоящей Повелительницей, все было бы по-другому. А ее ребёнок? Он ведь летал на драконе, ещё будучи в утробе матери! О, он был бы прирожденным «наездником»! Наверное, в воздухе чувствовал бы себя сильнее, чем на земле. Если бы они только дали ему родиться… если бы он не погиб по воле злодейки-судьбы… Дракон начал снижаться и вскоре плавно приземлился на выступ скалы, высоко над пропастью, равнодушно глядя вниз. По нему было видно, как ему не хочется идти; Нимуэ не стала настаивать. Она пошла одна, одна пробралась в темную пещеру и магией зажгла факел. Она знала, что её ждут. — Ангел! — крикнула жрица. — Я вернулась! В самом дальнем конце пещеры, повернувшись лицом к неровной шершавой стене, сидел мальчик. Маленький, необычный: весь в сияющем белом одеянии, с мягкими белыми волосами, сливающимися с одеждой; хрупкая беззащитная фигурка, опирающаяся руками о стену. Ладони его и босые ноги были тоже молочно-белого цвета, неестественного. Нимуэ остановилась напротив, но мальчик не шелохнулся. — И почему ты вечно являешься мне в этом образе? — с досадой сказала жрица. Мальчик зашевелился, меняя позу, но не поворачиваясь к ней лицом. — Ты специально меня мучаешь, да? — Ты сама себя мучаешь, — прошелестел тихий голос. — Ты желаешь видеть пред собою этот образ и одновременно страшишься. Каждый видит меня в разном облике. Не счесть моих ликов. — Но только со мною ты — маленький мальчик! — Тот, что умер и тот, что жив в твоём сердце, — парировал ребёнок. При этом голос у него был совсем не детский. Тихий, шепчущий и таящий опасность. — Если бы ты только открыла глаза, Нимуэ, ты бы увидела гораздо больше, но ты увязла в своих снах, в своих воспоминаниях. Если бы ты отпустила этого мальчика из своего прошлого, ты бы увидела и настоящее, и будущее, но ты слепа, ты упиваешься своим горем… — Прошлое — единственное, что у меня осталось, — сказала жрица. — У меня больше не будет детей. — В будущем… — У меня нет будущего! Но я могу создать его для другого. Ты забыл о своих обязанностях. Джеффри Монмута ещё не умер. — Его дни сочтены… — Ускорь его конец! Я устала ждать. — Всему своё время… — Нет! Нет, ангел! Я забрала у тебя время. Ты обязан исполнять мои приказы. Я повелеваю: Джеффри Монмута должен умереть сегодня же! Колдунья покинула пещеру, унося факел с собой. Впрочем, мальчику свет и не нужен был. Как только она повернулась к нему спиной, мальчик выпрямился в полный рост. От его одежды вспыхнул яркий белый свет, освещая каждый камень, каждую трещину, каждый выступ. Вспышка могла бы ослепить любое живое существо, но жрица древней религии ушла невредимой. Мальчик в этот миг был вовсе не похож на человека: на его лице отразилась ярость, искажая детские черты; блеклые глаза стали багровыми, рот приоткрылся в немом крике. Руки оказались связаны верёвкой; эти руки он протягивал в сторону выхода, но не двигался с места. А за спиной мальчика чуть подрагивали настоящие крылья. Вдруг мальчик насторожился, замерев и как будто наблюдая за чем-то краем глаза. Он повернулся в другую сторону; его красные глаза закрылись, и он в исступлении закричал страшным голосом: — Выпусти меня! Я знаю, ты видишь меня! Выпусти меня отсюда! И Моргана Пендрагон в ужасе проснулась.