Мост

---------------------------------------------------------------------------- 1993 год, Национальный Институт Биотехники, Киото, Япония ---------------------------------------------------------------------------- Профессор Омаэ деловито листал страницу за страницей буклетов исследований. Это был пожилой джентльмен, лет шестидесяти, с проседью в коротких чёрных волосах, контрастировавшей с бледной футболкой и рубашкой. Рядом с ним была его занятая ассистентка, Азуса Годзо. Новичок в институте. Она стояла на цыпочках, на её голове длинные волосы были заплетены в косу, в то время как кудрявая чёлка свисала, которая, правда, сейчас была убрана лентой; пытаясь просмотреть бумаги Омаэ. Сама лаборатория была относительно небольшой, с широким письменным столом, несколькими компьютерами и несколькими экранами мониторов. Им приходилось делать всё компактно, поскольку в стеклянном корпусе размером два на три метра, занимавшем большую часть помещения, было кое-что ценное. Яйцо, единственное в своём доисторическом роде, но всё ещё живое яйцо с развивающимся эмбрионом внутри. Страница Омаэ была полна ежечасных фотографий развивающегося яйца, и ведь именно это привлекло внимание Омаэ. Однако, увидев множество фотографий, Азуса приподняла бровь в замешательстве. По большей части, изображения ничем не отличались от нынешнего состояния яйца. Свет окрашивался какими-то крапинками. Однако в иные часы скорлупа приобретала странный ярко-красный цвет, который она не видела с тех пор, как они погрузили его с острова, на котором нашли брошенным. — Странно, кажется, оно всё ещё меняет цвет. Я думала, что это было просто изменение цикла развития от транспортировки с острова. Но почему сейчас? Азуса пробормотала, склонив голову над кучей фотографий, когда Омаэ протянул ей альбом. Он посмотрел на яйцо, потирая подбородок, пока массивный предмет неподвижно лежал в инкубаторе. — У меня есть теория… Он указал на большое яйцо, провода, подсоединённые к которому, были прикреплены к мониторам, показывавшим постоянный пульс. — Когда мы нашли его на острове и взяли с собой, оно стало красным. Возможно, оно краснеет, если зародыш внутри него боится или в стрессовой ситуации, например, напуган внезапным движение вертолёта. Азуса откинула назад свои длинные волосы, всё ещё просматривая неменяющиеся изображения. Красные этапы, кажется, имели какой-то узор. — Понятно… но почему он всё время включается и выключается здесь? Его не перемещали, и я позаботилась о том, чтобы условия были постоянными и днём, и ночью — Не все условия постоянны, Азуса. Омаэ взял журнал учёта, пролистывая страницы, прежде чем открыть часть из них, содержащую часы работы. Он указал на одну конкретную часть. — Взгляни на это. Я проверил твои рабочие часы за неделю. Сравни с временной шкалой красных периодов. Каждый раз, когда ты выписывалась, яйцо становилось красным. Когда же возвращалась, оно приходило в норму. Вот почему ты никогда не видела красного цвета с тех пор, как он попал сюда. Он говорил спокойно, указывая между двумя исписанными страницами, чтобы доказать свою точку зрения. Лицо Азусы изменилось, и она откинула голову назад в явном замешательстве. — И почему же, профессор? Проговорила Азуса, заикаясь. Ей не нравилось, к чему клонился разговор. Она была всего лишь новичком-ассистентом, это было ей первое большое исследование! Мысль о том, что она сделала что-то, чтобы испортить его, сжимала её нервы в тиски. Она хотела опровергнуть любую ассоциацию, но, конечно же, временные промежутки совпадали безупречно. Когда она уходила, яйцо каждый раз становилось красным. Омаэ отвёл взгляд от журналов и снова посмотрел на яйцо, не обращая внимания на внутреннюю панику своей ассистентки. — Это часть моей теории. Я думаю, что он прислушивается ко внешним звукам. Яйца могут проводить звук, и если зародыш внутри достаточно развит, он в некоторой степени может слышать окружающий мир. Мне кажется, он слушает, чтобы определить что-то знакомое в надежде, что он запомнит своих родителей. Если динозавры или птерозавры гнездились бы, как большинство птиц, то мать или отец присутствовали бы почти всё время. Поэтому, если птенцы слышат, находясь в яйцах, они будут ассоциировать голоса со своими родителями и узнают их после вылупления. Шестерни в голове Азусы завертелись, её нервы начали успокаиваться. Мало-помалу складывалось новое заключение. — Т-ты имеешь в виду… Его?.. Меня? Азуса посмотрела на яйцо широко раскрытыми глазами, спотыкаясь о собственные слова, когда профессор Омаэ повернулся к ней. — Ты много напеваешь и размышляешь вслух, когда работаешь одна, чтобы составить себе компанию, и большую часть времени ты здесь как раз-таки одна. Так что вместо матери или отца… Он слышал тебя, Азуса! Произнёс Омаэ, прежде чем повернуться и направиться к двери, прихватив с собой несколько своих записей. Он должен был передать эту теорию совету директоров. Азусе потребовалось мгновение, чтобы вернуться в реальный мир, отвернувшись от яйца и повернувшись к профессору. — Он?! Омаэ снова шагнул за дверь, просунув голову в проём и придерживая её открытой. — Извини, я только сейчас вспомнил. Я проверил данные, полученные ранее, на модели роста детёнышей крокодилов. Их пол определяется температурой, в которой они находились, когда были в яйце. Нам придётся перестать использовать к яйцу «оно». Судя по цифрам, да… Поздравляю, мисс Годзо, это мальчик. Он ушёл, оставив Асузу одну в лаборатории, какой она почти всегда и была. Она работала в этой комнате неделями, даже не задумываясь об этом. Однако теперь всё было немного по-другому. Она больше не была одна. Шаг за шагом, дюйм за дюймом, он приближалась к краю стеклянного террариума. Молодой биолог сначала заколебалась, сжала пальцы и собираясь уйти. Но, словно притянутая магнитом, она подалась вперёд и протянула руку. Одним пальцем за другим она дотронулась до стекла, а затем медленно приложила к нему ладонь. Её сердцебиение замедлилось до умиротворённого состояния. Сверкающее солнце осветило окно, и она едва могла различить странные очертания за скорлупой. — П… Привет… малыш. Очертание двинулось и шевельнулось, словно будучи счастливым. По всей вероятности, так оно и было. Ведь он слышал свою мать! ---------------------------------------------------------------------------- 1993, Национальный Институт Биотехники, два месяца спустя ---------------------------------------------------------------------------- Пульс доктора Азусы Годзо стучал в висках, когда она в панике неслась по коридорам, её друзья Мики из отдела психических исследований и лейтенант Кодзи из G-Force пытались не отставать. Она только что вернулась с короткого свидания с Кадзумой Аоки и обнаружила, что её опекаемый пропал из своего гнезда. Замешательство быстро сменилось паникой, когда она узнала, кто взял его для теста. Когда она забежала за угол, её сердцебиение взлетело до новых высот из-за громкого шума, эхом отдающегося из комнаты 23А. Было слышно шипение рептилии, но оно точно звучало как детский крик. Азуса бросилась в комнату, пронеслась мимо охранника и чуть ли не пинком распахнула дверь. Не обращая внимания на рубку управления справа от себя, Азуса вскоре была встречена болезненным зрелищем. Детёныш динозавра, о котором она заботилась, был привязан к столу с ошейником, надетым на шею. Каждый раз, когда перепуганный ребёнок извивался или дёргался, пытаясь освободиться, ошейник трещал и посылал всё возрастающие импульсы по его телу. На данный момент его мышцы и нервы подвергались этим испытаниям так часто, что он начал биться в конвульсиях с искрами, выскакивающими из ошейника. Всё, что мог делать Годзилла Младший, это звать своего родителя. Азуса ответила. Схватив висящую куртку и скомкав её в самодельную изолирующую перчатку, 29-летняя биолог схватила ошейник. Куртка лишь слегка изолировала её, удары тока пошли по рукам, заставив волосы стать ещё более вьющимися, чем они были, а мышцы на мгновение напряглись. Однако, работая между импульсами, ей удалось расстегнуть ошейник и отбросить его в сторону. Азуса откинула куртку и, тяжело дыша, упала на стол, а Годзилла устало застонал. — Извините за ток, я не видел вас, Годзо. Ехидный голос был столь же самодоволен, сколь и очевидна ложь. Доктор Мицуо вышел из рубки, поправляя очки. Усталое лицо Азусы быстро сменилось злобой при виде её соперника, хотя меньше сейчас её могла волновать их история и больше то, что он делал на протяжении последнего часа. — Почему ты бил его током, Мицуо?! Она рявкнула, отходя назад и положив руку на челюсть Годзиллы. Динозавр легонько заворковал от её прикосновения, зная, что теперь с ним всё будет хорошо. — На него уходит слишком много транквилизаторов, а нам было нужно, чтобы он оставался неподвижным для компьютерной томографии. Профессор Омаэ заметил, что вы ушли на запланированное свидание, поэтому я вызвался. — Он кричал! — Только некоторое время, ошейники не делают это долго, прежде чем животное решит заткнуться. Не заводитесь, похоже, никакого вреда не было нанесено. Мики и Кодзи, наконец, смогли догнать её, но были ошеломлены тем, что видели. Первый быстро подбежал к Азусе и Годзилле, а второй вытянулся по стойке смирно и повернулся лицом к доктору Мицуо. Несмотря на его формальные манеры и речь, было совершенно очевидно, что его кровь начала закипать, как только его глаз заметил шоковый ошейник. — Доктор, насколько я понимаю, профессор Омаэ назначил мисс Годзо ответственной за все исследования, непосредственно связанные с активом. Что всё это значит? Доктор Мицуо небрежно скрестил руки на груди и прислонился к дверному проёму рубки управления. — Компьютерное томографическое сканирование существа, чтобы составить строение его тела. Командир Асо запросил его у института на случай, если что-нибудь в этой штуке может навести нас на физическую слабость более крупной, давая информацию, которую могут использовать Меха-единицы. Однако из-за того, что существо не прекращало извиваться, а транквилизаторы не действовали, мне пришлось прибегнуть к более агрессивной терапии, чтобы заставить его стоять смирно. Он сказал острым, как бритва, языком, заработав заметное подёргивание глаза у лейтенанта и не столь деликатный взгляд у Мики. Азуса тем временем сосредоточилась на «малыше», потирая затылок Годзиллы и тихонько напевая, чтобы успокоить его. — Хорошо, малыш, этим людям нужно просто, чтобы ты постоял немного смирно, ладно? Машина страшная, но я буду здесь, хорошо? Годзилла, казалось, всё понял, тихонько чирикнув, прежде чем откинуть голову и расслабиться. Азуса улыбнулась, после чего она и Мики вышли из комнаты, чтобы закончить сканирование. Прошло несколько минут, пока большая машина в форме окружности двигалась вверх и вниз вдоль тела динозавра. Годзилла вздрогнул бы от всего этого шума и странного механизма, но он не двигался, как и просила его мать; всё это время он смотрел на неё через защитное стекло, пока процедура не была окончена. В этот момент, Азуса, сопровождаемая Мики, оказалась у ящера, развязывая путы. Как только последний ремень был расстёгнут, Азуса бросила взгляд назад, когда Годзилла встал из-за стола. — Если тебе нужно было, чтобы он не двигался, ты должен был позвать меня! Профессор Омаэ назначил меня ответственной за все исследования о динозавре, поэтому я должна быть предупреждена обо всех проведённых и проводимых исследованиях! Мицуо не шелохнулся, вставая из-за стола. — Конечно, мисс Годзо, всё это было простым недоразумением с моей стороны. Хотите присоединиться к моему отделу? Мы оба могли бы проделать много работы вместе с вами. Лицо Азусы медленно сменилось простой улыбкой, она закрыла глаза и подошла к своему коллеге, и Годзилла с Мики последовали за ней. Однако в тот момент, когда она собиралась пройти мимо Мицуо, её лицо исказилось и породило насмешливый взгляд, который мог прорезать сталь; прежде чем повернуться и ударить Мицуо по лицу достаточно сильно, чтобы он упал. Вернув выражение лица к простому счастью, Азуса перешагнула через него и направилась обратно к вольеру, ведя за собой детёныша динозавра, словно утка-мать. — Пошли, малыш, я принесу тебе пончиков, которые Кадзума оставил мне. Годзилла радостно защебетал, виляя хвостом так сильно, что тот хлестнул Мицуо по лбу, когда Младший прошёл мимо него, следуя за матерью. Мицуо застонал, поднимаясь на ноги с двумя заметными красными отметинами на лице. Он повернулся к ближайшему офицеру G-Force. — Эй! Разве ты не собираешься сделать ничего с этим?! Кодзи прислонился к стене, делая вид, что читает брошюру, которую вытащил несколько минут назад. С самого начала сканирования он знал, что будет дальше и предсказал это, как в письме. Лично, однако, он бы сделал сейчас хук справа. Лейтенант посмотрел на него с пустым выражением лица. — Честно говоря, я просто расстроен, что она опередила меня. --------------------------- 2010, Сан Франциско --------------------------- Набережная Сан Франциско была в практически мёртвой тишине, по сравнению с её обычным колодцем кипящей городской жизни. Час назад новый кайдзю, не похожий ни на одного из тех, что видел мир раньше, поднялся и пронёсся через мост Золотые Ворота. Многочисленным самолётам и вертолётам удалось отвлечь его на достаточное время, чтобы началась эвакуация. Но, увы, пули и ракеты могли только это и сделать. Треспассер вышел на берег и громил всё на своём пути. Однако, это не значит, что угроза отпугнула всех. Азуса Аоки, ранее Годзо, хмыкнула, поднимая раненого ребёнка и не обращая внимания на то, как он извивался, когда она помогала погрузить его в машину скорой помощи. Давным-давно закончив работу на родине, они с Кадзумой переехали в США несколько лет назад, вскоре после свадьбы. Годы были добры к её жизни, и она всё ещё жила почти так же, как и всегда; разве что несколько новых друзей, капелька морщин и пара седых волос. Имея опыт такого рода испытаний, они были одними из первых добровольцев, оказавших помощь в эвакуации. Однако, сосредоточившись на том, чтобы погрузить последнего человека в скорую помощь, Азуса не упустила случая заметить, что земля дрожит у неё под ногами. Высокая тень нависла над кварталом, громкий рёв сотряс воздух. Доктор Аоки подняла голову. Треспассер навис над водой, сломанные, скрипучие останки Золотых Ворот были слишком хорошо видны позади него. Светящиеся жёлтые глаза остановились на мигающих маяках на крыше машине скорой помощи, титан поднял когтистую лапу и протянул её вперёд. Для Азусы время замедлилось. В данный момент они были прямо перед её домом, а это означало… Треспассер уже схватил автомобиль кончиком когтя, когда быстрое, громкое гудение отвлекло его внимание. Существо Антеверса посмотрело вниз и увидело ярко-красный микроавтобус, едущий прямо под ним. Азуса несколько раз просигналила, кружа под кайдзю и стараясь избегать вездесущих выбоин и обломков. Она повернула руль, чтобы не врезаться в ногу зверя, стараясь изо всех сил удержать внимание кайдзю на себе, словно птица-мать изображая сломанное крыло кошке. Ей это удалось, и вскоре земля под ней задрожала, когда Треспассер с рёвом погнался за её фургоном. Азуса нажала на газ, ускоряясь вдоль единственной относительно целой дороги, толкаемая каждым шагом позади неё, который разбрасывал мусор повсюду, пока она мчалась к уже разрушенной части города около моста. Даже когда едва ли не схвативший её кайдзю послал кусок бетона размером с бейсбольный мяч в её теперь разбитое заднее стекло, она сохраняла столько самообладания, сколько могла, и сосредоточилась, несмотря на обстрел стеклом. К сожалению, её успех был недолгим. Низкая максимальная скорость и мусор, заполнявший дорогу, не могли долго держать фургон впереди 50-метровым шагов долго. Как только она приблизилась к краю набережной и моста, один из краёв когтей Треспассера задел её заднее колесо и вырвал его. Рёв шины о разбитую дорогу смолк, и фургон перевернулся, скользя по земле с градом искр. Шины и шестерни сцепились и завизжали, разрывая друг друга на части, составляя фургон. Сломанный автомобиль скрипел и стонал, когда он накренился с носа и с усталым стуком упал на мостовую. Застонав от первого удара, уткнувшись лицом в подушку безопасности, Азуса неуклюже сумела высвободиться из своей могилы. Ухватившись за край того, что раньше было дверным косяком, биолог средних лет выбралась из машины и упала на мост. День сменился ночью, когда огромная тень поглотила её и всю улицу, а сверху потекло неземное сияние. Азуса осторожно посмотрела в слюнявую пасть Треспассера, клыкастую челюсть с акульей ухмылкой. Избегая осколков стекла и бетона, она, шатаясь, поднялась на ноги и посмотрела назад со стоическим презрением. Семнадцать лет уже давно стёрли всякую кротость. Она сделала слишком много, чтобы бояться. У неё была успешная карьера, счастливый брак, много друзей, и она оставила свой светлый след в мире. Даже если её маленькая выходка купил эвакуированным несколько драгоценных мгновений, всё это того стоило. Треспассер выглядел почти недовольным отсутствием реакции человека, но не обратил на это особого внимания, подняв лапу. Не похоже, что у неё через пару секунд будет лицо, которым она будет смотреть на него. Семья Азусы была в безопасности, за исключением одного. Того, кто следовал её примеру и двигался прямо на Треспассера. Того, кто кто никому не позволит угрожать его матери. Прежде чем Треспассер успел прижать женщину к асфальту, живая приливная волна вырвалась из воды прямо в сторону обидчика. Угольно-серый хвост рванулся из потока морской воды и ударил Треспассера в живот. Между массой хвоста, его скоростью и ядерным импульсом, посылаемым голубыми волнами при ударе; грохочущий треск сломанных рёбер был слышен чересчур. Треспассер оказался отброшен в доки, корчась и рыча из-за боли от массивного рубца на половину его груди. У него не было времени среагировать, прежде чем разъярённый Король Монстров оказался на нём, придавив агрессора ногой. Спинные шипы запылали огненно-синей яростью, 100-метровый, полностью взрослый Годзилла взревел, прежде чем ядерный импульс пошёл удар за ударом. Сотрясающий землю правый хук о похожий на топор гребень инопланетного зверя разломил его, несмотря на то, что Треспассер провёл когтями по рукам и ногам Младшего; ящер схватил его за горло и швырнул в залив. С глазами, всё ещё пылающими от ярости, заряженными плазмой, Годзилла встал между поднимающимся незваным гостем и городом, прежде чем войти в бухту и прикончить его. --------------- Час спустя --------------- Азуса стояла совершенно неподвижно на краю руин, которые когда-то были мостом Золотые Ворота, морские брызги и яркий синий свет пересекали её лицо. Битва была окончена, если это вообще было можно так назвать. Треспассер лежал мёртвый в заливе, Годзилла разомкнул челюсти, чтобы выпустить в его горло полностью заряженный непрерывный луч. Луч плазмы разрезал и обжигал плоть и море, пока плоть не загорелась. Кроме глотки, от зверя ничего не осталось. Ни костей, ни мышц, ни ядовитой крови — только дым. Борьба, вероятно, почти полностью истощило его запасы, ему нужно было охладиться. Это был первый раз за многие годы, когда он был напуган, так что многие борьба и шрамы, которые пришли с этим, не имели значения. Наконец, решив, что он достаточно убил труп, Годзилла прервал свой луч и бросил голову без тела на мелководье. Его зрачки расширились, превратившись в шары, когда когда сияние покинуло их. Затаив дыхание, когда свечение спадало с его шипов, чемпион Терры вскинул голову и издал рёв, который затмил бы раскаты грома. Предупреждение для других потенциальных обидчиков, сигнал для людей. Лёгкая улыбка появилась на лице Азусы. Она бы сомневалась, что сейчас могла бы услышать звук лучше. Рёв Годзиллы стих, когда он остановился, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. По всему заливу вновь вспыхнули огни города. Со своего наблюдательного пункта Азуса осмотрела повреждения. Из некоторых предприятий всё ещё валил дым, многие доки были разрушены, и она стояла на развороченной надвое достопримечательности. И всё же, когда масса огней и отдалённые звуки аварийных сирен завыли, она поняла, что всё могло быть гораздо хуже. — Было бы хуже, если бы он не продолжил бой в бухте и доках… Годзилла, казалось, изучал городской пейзаж по той же причине, прежде чем, прорычав себе под нос, направиться к морю. Но он не уйдёт, не повидавшись с матерью. Через минуту ходьбы он остановился в 50 метрах от края моста Золотые Ворота и Азусы; мать и ребёнок смотрели друг на друга. Годзилла хотел подойти поближе, но предостережение Леи снова и снова всплывало у него в голове, как бы того ему не хотелось. Та же самая энергия, которая давала ему силу и ответственность, была той же самой, которая могла бы убить человека, если он окажется слишком близко на долгое время. Хоть он и контролировал все выходящие дозы радиации, чтобы не загрязнять районы, в которых он бывал, и не тратить энергию; он не мог обеззаразить себя от неё. Это было максимально близкое расстояние, на которое он мог приблизиться, чтобы не причинить вреда людям. Воспоминаний было достаточно. Хоть он и не мог говорить, лёгкая печаль и беспокойство на лице кайдзю были очевидны. У матери же не было ничего подобного, только счастье. Не имело значения, что он не мог говорить, она знала его с тех пор, как он вылупился, и могла читать его лицо, словно книгу. Впервые за последние полтора десятка лет она могла смотреть своему ребёнку прямо в глаза, и в этих золотистых глазах она видела что-то знакомое. Счастье насытилось бескорыстной гордостью, когда она смотрела на Годзиллу, сияя. — Не волнуйся, малыш, я в порядке. Мы в порядке… Годзилла тихо проворковал, вытягиваясь во весь рост из усталой сутулости. Стоя на мелководье у моста, он возвышался над всем, что попадалось ему на глаза. Азуса улыбнулась, прикрыв рукой глаза, чтобы посмотреть наверх, и её шарф закачался на ветру. Иногда она даже забыла, как-то яйцо переросло в гору. Она оглядела своего сына. Как и любая мать, она прежде всего помнила начало. Даже если он был размером с корову в тот день, когда вылупился, всё равно мысль о том, что безмятежный, кроткий, как ягнёнок, младенец вырос таким, что может двигать горы, заставлять землю дрожать и говорить сквозь гром; ошеломляла. И она никак не ожидала, что он вырастет таким… хорошим. И всё это время эти нежные глаза выглядели одинаково. Если и была на свете хотя бы одна по-настоящему гордая мать, то она стояла на Золотых Воротах. Крошечная слеза счастья скатился по её улыбающемуся лицу. — Аната га содатте кимасита… ваташи, но кодомо… (Ты так вырос… мой малыш…)