***
Сидя на постели, Кими долго смотрел в тускло-серое пространство перед собой. Потом машинально стер холодный пот со лба. Опять тот же сон… Один и тот же, он мучил его долгие годы ужасающими деталями, и даже сегодня он помнил все, что случилось десять лет назад, как если бы все это произошло лишь вчера. Он сполз с кровати, неторопливо прошагал в ванную и сунул голову под струю холодной воды. Каждое утро – вода, смывающая ночные кошмары, дающая новые силы жить дальше. – Доброе утро, Соно, – сказал он своему отражению в зеркале, проведя пальцами по едва заметному шраму на груди. След операции, которую сделали ему тогда. Здоровое сердце досталось Кими. После смерти брата… С тех пор он ненавидел весенний праздник. И воздушных змеев – тоже.***
Веселье вокруг… Лица, слова, жесты – всё радуется… Люди празднуют новый год по лунному календарю, и дни совпали так, что сегодня ему нет места среди них. Кими брел сквозь толпу на площади как лодка, рассекающая шумные весенние воды. Людской разноцветный поток огибал его, бесцельно идущего вдоль по улице. Кто-то повис на его рукаве и сказал со смехом: – Эй, парень! Сегодня же праздник, улыбнись! Кими не успел разглядеть лица, оно исчезло так же быстро, как и появилось, растворившись в толпе. Он вздохнул и продолжил свой путь, поглубже утопив руки в карманах куртки. Воспоминания нахлынули с новой силой… Белый потолок – первое, что она увидела, когда пришла в сознание. И улыбающееся лицо медсестры, проплывшее перед ее глазами медленным размытым пятном. – Доктор! – с неторопливостью сна прозвучали ее слова. – Она пришла в себя. Круглое как луна, доброе лицо врача склонилось над ней. – Очень хорошо, моя дорогая, – сказал он, – очень хорошо! Теперь мы быстро пойдем на поправку, – и, отвернувшись, сказал кому-то еще: – Уникальный случай! Хочется спросить, что происходит, но что-то мешает говорить. Во рту у нее длинная трубка, которая тянется к какому-то аппарату. Все так… нереально. – Ничего, – доктор потирает свои руки, так медленно, что хочется нажать на кнопку и ускорить воспроизведение, – скоро мы это снимем. Потерпи еще немного. Состояние как после тяжелого сна вне пространства и времени. Обрывки воспоминаний проникают под кожу, пытаются связаться в одну линию. Трудно, почти невозможно сосредоточиться... Она старается изо всех сил. Надо! Прошло несколько минут, наверное, или часов?.. Теперь она уже почти полностью пришла в себя. Мама, отец, брат… Где? Они… Внезапно, в один миг все, что случилось на дороге, вспомнилось, ворвалось в ее сознание, как вода из разрушенной дамбы в русло реки. Из широко раскрывшихся глаз брызнули слезы. И звон зашкаливших приборов взорвал все вокруг. – Сестра! Скорее! – крикнул врач, удерживая Кими, попытавшуюся подняться… – Надо же, – тихо добавил позже, почти с упреком. Ей сделали инъекцию, и она снова погрузилась в сон. Последнее, что она слышала, было писком прибора, отмечавшего биение ее сердца, – необыкновенно ровный и постепенно замедляющийся ритм, уходивший все дальше и дальше… Она проваливалась в глухую липкую темноту… Одна, совершенно одна… БАХ!!! Кто-то на лету со всего маху впечатался в Кими, вернув его в реальность. Отлетев, как мяч от стены, этот “кто-то” упал на асфальт, запутавшись в собственной одежде, в двух шагах от него. – Вот черт! – услышал Кими из-под капюшона светло-зеленого плаща недовольный девичий голосок. Капюшон упал, и по плечам незнакомки рассыпались длинные белокурые волосы. – Как будто в столб врезалась! И стоит же! Как храм Будды! Нет, чтобы девушке помочь подняться! А он стоит!.. Слегка опешивший от количества сказанного на едином дыхании в его адрес, Кими склонился к ней и предложил свою руку в полное распоряжение незадачливой незнакомки. – Прошу прощения, что… хм… оказался на вашем пути, – сказал он, поднимая на ноги девушку, налетевшую на него так неожиданно. – Прощения?! Надо же, вот нахал! – говорила та, сердито отряхивая перепачканный плащ и по-прежнему не глядя в его сторону. – О нет! На кого я похожа?! Вы только на это посмотрите! Ужас! Как я в таком виде покажусь на люди?! Кими огляделся вокруг. Ага! То что нужно – химчистка. У него вдруг возникло желание хорошенько постирать зеленый плащ прямо с его хозяйкой, потому как от ее слов начинало тихо звенеть в ушах. Аккуратно, но крепко, ухватив блондинку за руку, Кими зашагал по направлению к нужной вывеске. – Эй! Куда ты меня тащишь?! – завопила та, упираясь по ходу дела руками и ногами. Кими это, правда, ничуть не мешало. – Ты… ну просто… Он медленно повернул голову в ее сторону и приложил палец к губам. – Тише… На нас и так люди смотрят. Неужели вы хотите, чтобы они разглядели все сорок два пятна на этом чудесном плаще? Шутливые темно-карие, почти черные, глаза Кими встретились с двумя льдинками блондинки, которые буравили его из-под острых уголков бровей. “Настоящий дьяволенок!” – подумал Кими и продолжил свой путь, мягко, но надежно, удерживая ее за запястье. Блондинка, правда, умолкла, и сопротивление заметно ослабло. Как только они прибыли на место, Кими произнес: – Позвольте… – и нежно вытряхнул девушку из плаща. Та надулась, сверкая пронзительно-зелеными глазищами, и встала у стены, смеривая Кими с головы до ног гордым обиженным взглядом. Успев заметить, что фигурка у нее очень даже ничего, а глаза натуральные, Кими отдал плащ и заплатил за работу. – Извините, нужно будет подождать, – предупредил служащий, отчаянно кланяясь за причиняемые неудобства. – Конечно, девушка подождет, – кивнул Кими и повернулся к блондинке, которая по-прежнему испепеляла его взглядом, правда, не сильно в этом преуспевая. – Честь имею, сударыня! – сказал Кими с поклоном и вышел. – Ну и катись, грубиян! – услышал он себе вдогонку.***
Эта неожиданная встреча взволновала его. Как струя вольного шального ветра, которая внезапно врывается в давно закрытую комнату, перевернет в ней все, внесет свой новый порядок и так же внезапно, как и появилась, исчезнет где-то за плотно задернутыми шторами, оставив хозяина один на один со своими спутанными мыслями. Кими шагал знакомой дорогой, ставшей привычной за последние десять лет. Когда он был в таком состоянии, как сегодня, ноги сами несли его к этим старым воротам. Но, прежде чем войти, он остановился, чтобы вычистить голову от лишних мыслей. Несмотря на свой прескверный характер, блондинка его чем-то зацепила, и теперь мысли о ней вяло прокручивались заевшей пластинкой в голове. Но, встряхнув головой и оставив все земное за пределами, он погрузился в прошлое, стоило только пересечь черту у ворот. – Отец… Мама… Соно… Я вернулся, – прошептал он, опустившись на колени перед тремя плитами, такими же, как и все остальные в этом ряду, но безумно дорогими ему. Медленно он поднял руку и прикоснулся к холодному камню кончиками пальцев. Как же это так получилось? В который раз он задавал себе этот вопрос. Как вышло, что ребенок, обреченный на раннюю смерть, – живет, а трое сильных и здоровых людей – давно уже нет? Врожденный порок сердца не оставлял шансов на долгую жизнь, и он, зная об этом, пытался смириться с этой мыслью с тех пор, как понял, что происходит. Если бы не Соно, он бы не дожил и до десяти лет. Всё вышло совсем иначе. Судьба сыграла злую шутку с ними всеми. – Поговори со мной, брат… – Кими положил ладонь на плиту с именем “Хасанаги Сонодзабуро”. – Ты знаешь, какой сегодня день? Сегодня нам двадцать пять. С днем рождения… Кими сидел так долго, опустив голову и закрыв глаза. Дым палочек поднимался в небо. Нет. Брат не умер! Не умер, потому что живое сердце Соно продолжало биться в его груди… Так как же может умереть тот, чье сердце еще бьется? Соно жив, он будет жить. Он стал Кими, а Кими стал Соно.***
Он бродил по шумным улицам до вечера. Начался дождь, и стало совсем холодно. Это была давняя привычка – бродить в одиночестве по мокрым улицам, но сейчас отчего-то хотелось тепла и приглушенного света. Кими подумалось, не зайти ли в какой-нибудь бар, и он остановился, чтобы оглядеться в поисках укрытия. Редкие прохожие торопились скрыться от дождя и до парня, торчавшего посреди тротуара, им не было никакого дела. Неподалеку подсвечивала падающую с неба воду неоновая вывеска, на ней значилось – “Гадание и прорицание”, справа от нее располагался цветочный магазин. Ни одного бара поблизости не оказалось. Кими устало стер с лица холодные капли. – Не зайти ли? Предскажут мне там будущее или нет, но от дождя точно укроют на время. – Он вздохнул и толкнул дверь, авантюра, конечно же, но хоть какая-то пауза в этом долгом дне. За массивным деревом показался темный холл большого дома. Тишина и мрак. Ни звука. О, вот здесь разуться можно. – Есть тут кто-нибудь? – громко спросил Кими, на ощупь пробираясь вперед по мягкому ковру, потом, услышав приглушенное тиканье маятника больших часов, добавил чуть тише с усмешкой: – Кто-нибудь, кроме привидений? – Судя по отзвуку эха, потолок был высоким. – Сюда! – Певучий женский голос разлился в гулком коридоре. Уже лучше, хоть не старая ведьма тут сидит. Попривыкшие к темноте глаза выхватили очертание дверного проема впереди. Отодвинув рукой мерцающую звенящую занавесь, сплетенную из сотен металлических колец, Кими заглянул в небольшую комнату, освещенную лишь несколькими свечами причудливой формы. Свечи стояли на подставках по углам, а за низким столиком посреди комнаты сидела сама прорицательница, облаченная в темно-зеленое кимоно и расшитый серебром оби, складки одежды устилали все пространство позади нее. Кими, бросив беглый взгляд внутрь, застыл у дверей. Гадалка, увидев Кими, приподнялась. Шелк вокруг нее заструился, заиграл бликами. – Ты?!! – Гневно и изумленно сверкнул взгляд. – Я, – неловко улыбаясь, Кими склонился. Надо же было так попасться на неоновый огонек! Как глупая глубоководная рыбешка. – Эээ… Добрый вечер. Мне войти… можно? Утренняя знакомая, справившись с шоком, вызванным нежданным появлением нахала, церемонно села обратно, намереваясь доиграть свою роль до конца, хотя в такой ситуации это ей удавалось с видимым трудом. Она протянула вперед раскрытые ладони, указывая место, куда сесть, – напротив нее. Лицо ее приняло спокойно-сосредоточенное выражение. Странно, не японка, но одета изысканно и... правильно. Большие глаза, брови вразлет, вздернутый носик, упрямо сжатые губы – типичная ведьма. Кими подумалось о том, что первое впечатление его не обмануло: бесенок она и есть… Он прошел в комнату и опустился на татами, размышляя над тем, что такая светлая девушка делает в Японии. – Как плащ? – поинтересовался он. С чего-то надо было начать разговор. – Спасибо, стал как новый, – блондинка вздернула нос, – только теперь он мне жутко мал! – Жутко? – усомнился Кими: не так уж и плохи услуги химчистки в Токио. – Именно! Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Наконец, отведя взгляд, прорицательница взяла в руки Таро. – Что же ты… вы, – поправилась она, – хотите узнать? – А что вы мне можете рассказать? – ответил Кими, рассеянно поглядывая по сторонам. – Прошлое, настоящее, будущее. – С удовольствием послушаю, – Кими со скучающим видом вздохнул. Видя это, блондинка хитро прищурилась, и невозмутимо разложила карты. Брови ее недоуменно приподнялись, она начала неторопливо говорить: – Твоя жизнь отмечена смертью… Смерть была рядом… И смерть дала тебе жизнь… Кими разом сфокусировался на картах, проявляя интерес. Это прием такой или… – У тебя два лица… – продолжала гадалка, она взглянула на Кими и, отвлекаясь от темы, задумчиво добавила: – Очень симпатичных, кстати. Да. Улыбка впервые появилась на ее губах, смягчились резкие уголки бровей, придав чертам очарование и невинность. Она вернулась к картам, оторвав взгляд от изумленного и смутившегося от неожиданного комплимента Кими… Как?!.. И вообще, где это там нарисовано, что у него два лица?! – Твой удел – одиночество… Ты бежишь от мира. Так было, так есть. Но… Скоро все изменится. Появится друг… – Она повела головой, будто сомневаясь, задумчиво провела ноготком по поверхности карты и прикрыла глаза, почти шепча по слогам слово: – Ангел… – потом встрепенулась и уже громче добавила: – Нет, не единственный друг. Друзей станет много, и ты больше не будешь один. Сердце Кими дернулось и застыло. Друзей? Много… Он наблюдал, как, одну за одной, прорицательница сложила карты в колоду, придвинула к себе большой хрустальный шар в резной подставке из почти белого нефрита и начала смотреть в него. От нечего делать Кими – тоже. – Дай мне руки, – прошептала прорицательница спустя какое-то время. Когда их пальцы соприкоснулись, Кими почувствовал, почти физически, мощный поток энергии, который исходил от ладоней блондинки. – Ого! – прошептал он едва слышно. А девчонка-то не промах! – Я вижу… – зеленые глаза стали просто огромными, в них плясали языки пламени свечей, – я вижу две фигуры, черную и белую, стоящие плечом к плечу. Между ними – граница Света и Тьмы. – Да?.. – Кими подвинулся ближе к шару, но ничего такого не разглядел. Оставалось верить на слово. – Я вижу… вижу зеленый лунный свет, – уголки бровей прорицательницы вдруг испуганно поползли вверх. – Кто-то хочет, чтобы он погас!.. Я вижу пламенные руки, которые тянутся к лунному свету, они сжигают, разрывают на куски, разбивают на тысячи мелких осколков!.. Свет исчезает… Только тьма… Тьма… Поток был так угрожающе силен, что Кими сам не поверил в это. Гадалка задрожала, выдернула свои руки из его ладоней так, словно коснулась углей жаровни, и упала на пол без чувств. По всей вероятности, увиденное глубоко потрясло ее. Перемахнув через столик, Кими вмиг оказался рядом. – Хоть врача вызывать не надо, – он покачал головой, нащупывая пульс на тонком запястье. – Ничего… Жить будет. Надеюсь, долго и счастливо. Он приподнял девушку за плечи, потом несколько раз, но от души, шлепнул по бледным щекам. “А… красивая”, – Кими смотрел на розовеющее под белыми прядями, выпавшими из прически, маленькое ухо и тонкие, но чувственные губы. – “Такая красивая... Особенно, когда молчит”. Ресницы дрогнули, и гадалка разомкнула веки. – Это… это была война… – прошептала она в ужасе. – Я видела все! – Очень хорошо, – Кими кивнул головой с видом доктора, успокаивающего истеричку, – война так война. А теперь надо бы на свежий воздух и побольше отдыхать. – Нет! Ты не понимаешь! – Еще слабой рукой блондинка ухватилась за воротник куртки Кими. – Что-то должно произойти… Ты ничего не понимаешь!!! – Сказать по правде – ничего, – невозмутимо подтвердил он, – но сейчас это уже неважно… Забудьте. И все же слова гадалки его взволновали. Что там она такого увидела в своем шаре? Что ее так потрясло? А, может, она всего лишь обыкновенная стервозная истеричка, каких полно, и держит себя на пределе специально для того, чтобы “пророчества” были более эмоциональными? Словно прочтя его мысли, а может, вдруг осознав, что уже довольно давно полулежит на коленях незнакомого человека, блондинка оттолкнула Кими и встала. – Оставь меня, пожалуйста. Мне надо подумать. – Как скажете, – Кими пожал плечами и, поднявшись на ноги, направился к выходу. На пороге он обернулся. – Сколько я должен за… – он не успел договорить. – Уходи! – Гадалка взмахнула руками, брови ее жалобно приподнялись. Потом добавила отрешенно: – Просто уходи. Прорицательница стояла чуть боком к нему, зябко обхватив плечи руками, и смотрела куда-то в пространство. Тени падали на ее лицо так, что в тот момент она показалась Кими симпатичным зверьком. Мысленно он окрестил ее Кицунэко – “Лисенок”. Кими бросил последний взгляд на злосчастный шар. Длинная трещина змеилась на его поверхности. Он вздохнул и вышел. Опущенная занавесь заструилась и запела.***
С самого раннего детства ему приходилось думать о ритме – ритме больного сердца. Чувство ритма стало частью его самого. Он искал его везде, даже в шелесте листвы на деревьях. По его просьбе Соно начал занятия тайко, а вечерами играл для него и учил, насколько это было возможно. Сколько лет прошло, а он помнит эти уроки, они отпечатались в памяти, как самые дорогие воспоминания. Возможно, не только благодаря избавлению от тени смерти он, обязанный рано уйти из жизни, выбрал свою будущую профессию – кардиохирург, – но и благодаря тому, что всегда внутри пела эта песня: “Ритм – это жизнь”. С раннего детства он твердо усвоил эту заповедь. Она стала аксиомой его бытия. Уроки брата даром не прошли, в старших классах, да и теперь Кими редко расставался с барабанными палочками, иногда даже носил их с собой на лекции в сумке, правда, никому не показывая. Это была его тайна. Почти каждый вечер в течение последнего года он играл в составе своей группы. Они пока не претендовали на звания и большие деньги, но музыканты собрались отличные. Вчерашнее напоминание о друзьях сыграло свою роль или просто вспомнилось, как он их нашел, но мысли съехали к прошлому рождеству. Вот так же, как вчера, бродил зимой по городу и ткнулся носом в объявление в окошке одного клуба. Зашел, парни возились с проводами и не сразу заметили его. Дождавшись паузы, спросил, нужен ли им еще ударник или место уже занято, те трое на него уставились, как на оленя, и веселый разговор умолк. То ли явился он как приведение, то ли оценивали долго. Поговорили, Кими в тот же вечер сел за ударную установку и отыграл соло, а потом с ужасом ждал ответа. Его взяли сразу, и ужас плавно перетек в тему, как теперь он будет учебу и новую работу совмещать с додзё. Но он ни разу не пожалел об этом решении. И сегодня Кими сидел за своим любимым, относительно уединенным, столиком, и, по своему обыкновению, перед вечерней работой пил черный горячий кофе. “Два лица”, – услышал он слова прорицательницы внутри себя, как эхо вчерашних событий. – “Как она угадала?” – Кими взял опустевшую чашку и перевернул ее на блюдце. – “У меня два лица: утром я Кими, а вечером Соно, и когда иду в додзё, я тоже Соно. А ночью? Когда сплю, и мне снится все тот же сон? Тогда я снова Кими… Нас по-прежнему двое, наверное, я растворяюсь в этом и нифига не чувствую одиночества. Почти, иначе бы… поселился бы под дождем”. Кими вздохнул. Что сказать, гадалка задела больные струнки души. Он сплел две судьбы в себе одном: Кими выбрал медицину, а Соно выбрал бы музыку, но оба они остались верны ритму. Весь секрет в том, что близнецы, как две половинки одной дыни похожие друг на друга, составляли оболочку одной сути. Румяный бочок со всем своим вкусом к жизни был отдан Кими, и он старался его не потерять. Детская привычка – говорить о себе "она". Прекрасно! Судьба сыграла с ним самую злую шутку, на какую только была способна. И больное сердце – всего лишь отголосок, следствие. Но вспоминать об этом сейчас не хотелось. Кими покачал головой и посмотрел на донышко чашки. – Вот это да! – Кофейная гуща очертила на дне светлый полумесяц. – Опять луна? Только на сей раз какая-то ущербная… Ну, ладно, хватит самосозерцания. Он стремительно поднялся на ноги и направился в сторону эстрады, но не успел сделать и двух шагов, как кто-то перерезал ему дорогу. БАХ! Кими едва успел затормозить и не подпнуть упавшего. Поймать уже не успевал. – Нет! Это невозможно! – раздался до боли в ушах знакомый голос откуда-то с пола. – Опять ты?! Невероятно!!! Давешняя блондинка расположилась на полу в самой живописной позе, среди складок собственного белого вечернего платья, и ее глаза сверлили Кими двумя буравчиками. Предупреждая словесную атаку, Кими протянул руку, но девушка опять возмущенно вздернула носик. – Хам! – И она показала собственный профиль во всей его гордой красе. Кими вдруг подумал, что блондинка видит не очень. Решив над ней слегка подшутить, он неожиданно, даже для самого себя, заявил: – Мышь. – Где?!! – взвизгнула гадалка. – Где?! – Вон, вон! Бежит по твоей юбке! Издав истошный вопль, девушка в мгновение ока оказалась на Кими, повиснув у него на шее. – Эээ… Ты меня… задушишь!.. – Кими сделал попытку ненавязчиво высвободиться – не тут-то было! Блондинка вцепилась намертво. Пришлось держать девушку на весу. Люди, сидевшие и проходившие мимо, замерли вокруг них, разговоры смолкли, все с нескрываемым интересом ожидали продолжения. Жуткое дело – внезапно почувствовать себя в центре внимания в самой неловкой позе, когда в зале полным-полно зрителей – и все они уставились на тебя! Кими и гадалка медленно огляделись вокруг, артистично, но несколько неловко улыбаясь присутствующим. Затем блондинка опустила один свой каблучок на пол, а Кими помахал всем ручкой. – Все! Спектакль окончен, спасибо за внимание. Приходите еще. Движение вокруг потихоньку возобновилось, публика загудела, вернувшись к прерванным разговорам и занятиям. Они простояли так еще несколько секунд. Блондинка, опомнившись первой, оттолкнула Кими. – Что это ты себе позволяешь?! – Она угрожающе сдвинула острые брови. – Держи свои руки при себе! Я вовсе не просила меня так крепко обнимать! Нахал! – Вот те раз! – ехидно хмыкнул Кими. – А кто меня сейчас чуть не задушил в своих нежных объятиях? – Когда это?! – Губы блондинки побледнели и сжались. – Да вот только что! – Бровь издевательски поползла вверх. Но ссориться снова не хотелось, и Кими просто улыбнулся ей в надежде, что на этот раз все обойдется. Несколько секунд девушка молча испепеляла его взглядом, а потом, не выдержав комизма ситуации, расхохоталась. – Меня зовут Мидори, – глотая смех, сказала блондинка. – Ханадзима Мидори /Hanazima (др. яп.) – Цветущий остров. Midori (яп.) – зелень, растительность/. Ты можешь звать меня Мидо. Кими совершил традиционный поклон, жалея только об одном, – что не успел представиться первым. – Хасанаги Кимитаро /В повседневном общении он менял свое имя (Кими) на мужское – Кимитаро/. Друзья зовут меня Кими. – Кими… – повторила Мидори, разглядывая его лицо. Было в нем что-то странное. Угадать, что в графе паспорта Кимитаро написано "пол – женский", было практически невозможно. Высокий, ощутимо крепкий, с широкими плечами и “плоской” грудной клеткой, он казался несколько худощавым парнем. Длинные миндалевидные глаза и широкие брови прикрывала непослушная мальчишеская челка, усиливая иллюзию. Но даже не крупные черты лица, не мужская одежда, не манера говорить скрывали истину. Это был прямой, не женский взгляд. Он притягивал к себе и не отпускал. И была в нем такая тоска, прикрытая напускной насмешливостью, что становилось не по себе. – Кими… – произнесла Мидори. – Красивое имя. Мне нравится! – Правда? – Все та же усмешка скользнула по его губам. – Мидори – тоже. Оно такое… хм… зеленое. Блондинка мгновенно подалась вперед. Ее глаза засверкали, как у разъяренной кошки, готовой исполосовать первого встречного и вдоль, и поперек, а в уголках бровей снова поселился маленький бесенок. Поняв, что игра слов не прошла, Кими поспешно ретировался: – Зеленый – мой любимый цвет! – Для пущей достоверности он приложил руку к сердцу. Но это было не так уж и далеко от правды: зеленый – цвет жизни. Мидори опустила ресницы. – Ладно, так и быть, прощаю. Но при одном условии! – Мм?.. – бровь Кими снова поползла вверх. – Ты выполнишь одно мое желание! – Мидори ткнула ноготком в его плечо. – Какое желание? – поинтересовался тот, недоуменно проследив за этим действием. Мидори церемонно присела за столик и подперла щеку кулачком. – Чай за твой счет! Всегда. – Изящным движением руки она указала на стул напротив. – Садись, пожалуйста. Всегда?! Как это понимать?! Кими озадаченно провел рукой по волосам. – Подчиняюсь грубой силе… Они пили чай и молча, исподволь, изучали друг друга. Наконец, Мидори изрекла: – Не знаю, что происходит, но думаю, что наша встреча – не случайность. – Да, – Кими кивнул в знак согласия. – Судя по тому, как судьба прямо-таки сталкивает нас вместе… – Кого сталкивает, а кого и швыряет, – Мидори надула щеку. – И преимущественно, в грязь. – Но это же ты на меня вчера налетела, разве нет? Так на что же ты сердишься? – Я не сержусь, – Мидори придвинула свою очаровательную улыбку ближе, – нет, я не сержусь, я просто в бешенстве! – Последнее слово в мгновение ока стерло с ее лица очарование спокойствия. Дальше она продолжала на сильно повышенных тонах. – Надо смотреть, куда идешь! – Вот именно, – невозмутимо кивнул Кими. – Скажи, а если бы на моем месте, действительно, оказался столб, что тогда? Его убийственно серьезный тон взбесил Мидори еще больше. Она вскочила и, упершись ладонями в стол, склонилась к лицу Кими. – Тогда?! – Да, тогда! – Кими занял ту же позицию, но он был выше и смотрел на Мидори сверху вниз. – С перерасчетом на твой характер, я думаю, столб упал бы. Точно. Еще немного, и сцена грозила стать батальной. Но тут чья-то рука хлопнула Кими по плечу, и как же вовремя. – Милые бранятся? – спросил вновь прибывший. – О-о! Какая красавица! Познакомь нас! Мидори глянула на него и натянуто улыбнулась. Кими повернулся к говорившему – молодому человеку с мечтательными глазами, с восхищением взиравшему на длинные белокурые волосы Мидори. – Как ты вовремя! – Кими положил руку ему на плечо. – Мидори-сан… Ацума-сан… – Мидори-сан… Какое прекрасное имя! – Ацума выглядел восторженным. Восторженным он выглядел, в принципе всегда, когда видел красивую женщину. Он тряхнул головой, отправляя длинные волосы за плечо, взглянул на Кими, потом снова на Мидо, прикидывая, в каких эти двое отношениях. Счастливыми они не выглядели. – Я, кажется, помешал вашему разговору? – Вовсе нет, – Кими улыбнулся как можно добродушнее. – Ты спас нас от очередной публичной ссоры. – Ого! – удивился тот. – И часто вы ссоритесь? – В последние два дня что-то часто, – Мидори аккуратненько взяла Кими под руку и положила голову ему на плечо. – Правда, дорогой? Кими открыл было рот в попытке возразить, но счел уместным закрыть его снова и только покорно кивнул. Польстило. – Ну, если вы уже помирились, – Ацума пожал плечами, – то нам пора начинать. – Иду, – отозвался Кими, глядя ему вслед. – Начинать… что? – полюбопытствовала Мидори. – А-а… – Кими повернул лицо к ней, загадочно улыбаясь. – Сразу видно, ты здесь в первый раз. Сейчас узнаешь, если, разумеется, останешься тут еще ненадолго… Простите, госпожа, я вынужден вас покинуть. С этими словами Кими деловито высвободил свой локоть из цепких девичьих лапок и, помахав ей на прощание рукой, скрылся из виду. – Ну вот… – Мидори обиженно надула губы и вернулась за столик к остывшему чаю. – Сбежал! Вечно мне не везет, только напрасно расточаю свое обаяние! И чего это они все от меня убегают? Ну, не понимаю я.***
Так они познакомились… Позвольте автору хроник добавить несколько ускользнувших от повествования деталей. Хасанаги Кими… Он жил в высотке, на втором этаже дома, где весь первый и пристройку занимал большой зал – додзё. Здесь когда-то преподавал айкидо его отец, Эйдзиро, здесь он еще в детстве проводил много часов каждый раз, сидя в углу на татами и наблюдая за учениками. Сонодзабуро тоже был учеником отца, и, пока он двигался, Кими в стороне практиковал дзадзен /(яп.) – сидячая медитация в практике Дзен-буддизма/. Но он смотрел, смотрел, и пытался мысленно делать то, что не имел возможности сделать физически. На самых простых упражнениях и тестах под постоянным присмотром отца он развивал в себе внутреннюю силу… Физическая слабость обернулась благом. По крайней мере, так теперь казалось Кими. В тот самый день после аварии на горной дороге детей привезли в одну из клиник Йокогамы. Кими удалось спасти, он находился в реанимации в бессознательном состоянии. Соно скончался в тот же день к вечеру из-за травмы мозга. К счастью, младший брат отца, Акира, приехал раньше, чем был отключен аппарат поддержания биологических функций. Тело Соно жило еще два дня. По закону три независимых врача подписали заключение о смерти, а Акира, как единственный родственник, – все документы на трансплантацию. Еще три человека получили донорские органы Соно, частично окупив стоимость операции по пересадке сердца. Спустя шесть недель, проведенных ею в палате интенсивной терапии, Акира начал этот разговор. Он присел на край больничной койки, привычным движением провел ладонью по длинным волосам племянницы. Он чуть заметно волновался, и Кими поняла – скажет дядя что-то очень важное. – Врачи сообщили мне, что ты быстро поправляешься. Скоро мы сможем поехать домой. Поживешь у меня? – Я хочу домой… в Токио, – был ответ. – Но…– Акира запнулся. Ему хотелось, чтобы ребенок сменил обстановку, однако решительности в глазах Кими было предостаточно. – Хорошо, как скажешь. Поедем в Токио… Он умолк. – Ты хотел что-то сказать мне? – Кими уставилась в потолок. – Ты давно лежишь на спине? – Акира все не решался. – Надо почаще переворачиваться. – Нет, совсем недавно. Дядя… – ожидание в голосе. – Что-то не так? – Нет-нет… все в порядке, – дальше он говорил, глядя в пол под ногами. – Хотя, конечно, как к этому относиться. Я должен… рассказать тебе о результате анализов, которые делались перед операцией. – Все-таки со мной не все в порядке… – Кими прикусила губу. – Я умру… да? – Да, – Акира взглянул на нее внезапно сурово, – когда-нибудь. Но не скоро. Не думай о смерти. Она теперь далеко. Подумай о том, что твои родители хотели видеть тебя здоровой и счастливой. Ради них, ради Соно! Выполни это их желание… Ты не имеешь права на отчаяние. Кими приподнялась и села. Акира помог ей. – Я сделаю это. Я… обещаю! – Впервые за все это время Кими позволила себе плакать, уткнувшись в плечо дяди. – Расскажи мне… – Такое случается, но редко, – начал говорить Акира, когда она немного успокоилась и бессильно положила голову на его плечо. – Мне очень жаль, что сообщаю тебе в такой форме, но… ты не совсем девушка… – Как это? – Вы с Соно однояйцовые близнецы, у вас одинаковые хромосомы, и ты должна была родиться, как и он, мальчиком. Но, как мне объяснили врачи, в эмбриональный период произошло нарушение развития… Гормональная система сбилась на тип женской… – он умолк, давая время на осмысление, и просто гладил по голове. – Вот так у моего старшего брата родилась дочь. – Значит, я… мальчик? – Кими смотрела в одну точку. – Мальчик… Как и Соно, только… С того дня многое в голове Кими перевернулось, и Соно стал ему еще ближе, чем раньше. С того самого дня Кими начал привыкать думать о себе как о юноше. При выписке он расспросил врачей по поводу своего гормонального отклонения и получил на руки полное медицинское заключение. Теперь многое стало на свои места. Но все последующие годы Кими мучительно искал свое место в картине мира. Новое было принято легче, чем думал Акира, но убить память о девочке, любимой всей семьей, Кими не решился, она была ему так же дорога, как память о погибших родных. Да и как бы он объяснил всему миру, что она – это он? А нужно ли было миру это знать? Вот так и получилось, что в его жизнь прочно вошло раздвоение сознания. Она привыкла… Он привык. Они привыкли меняться… После операции Кими прошел долгий восстановительный курс. Сердце, которое ему трансплантировали, прижилось идеально. Он возродился телесно, шрам на груди с годами стал практически незаметен, но трагедия оставила незаживающую рану в душе. Змей, улетающий в небо, стал для Кими символом неотвратимости, неумолимости судьбы, а чувство ритма – целью жизни, ее смыслом. Спустя немногим более полугода Кими в новом качестве вошел в двери додзё, теперь принадлежавшего ему и Акира, как опекуну. Дядя оставался единственным кровным родственником, он стал и учителем, и другом для него. Тренировался Кими настойчиво, все время пытаясь перейти черту возможного, чем Акира был недоволен, хоть и понимал, племянник пытается догнать, наверстать упущенные возможности. Благо отец научил Кими работать с энергией Ки, оставалось только повторять и повторять то, что тот видел множество раз. Акира был сражен волей в достижении цели, наблюдая за ним день за днем. Воля к жизни превратилась в цель, Кими шел к ней, не останавливаясь ни на час, и был достаточно самостоятельным, местами даже слишком. Когда же ему сравнялось двадцать два, дядя с легким сердцем вернулся в Йокогаму, вполне спокойный за его будущее и за дела в додзё. После школы Кими окончил медицинский хирургический колледж, потом поступил в Токийский Императорский университет на медицинский факультет, к тому времени уже твердо определившись со специализацией. По вечерам он играл в клубе, а все остальное свободное время отдавал додзё, где преподавали уже лучшие ученики отца и дяди, и репетициям на ударной установке в гараже, примыкающем к додзе. Так он и жил, в своем собственном мире… Пока неожиданно на повороте судьбы в него не врезалась эта блондинка… Эта сумасбродная блондинка, сбившая его планету с орбиты. Ханадзима Мидори… Солнышко, заинька, ягодка, рыбка и прочее – произнесите в ее адрес любой из данных эпитетов, и вы немедленно отпразднуете встречу с первым, удачно подвернувшимся ей под руку, тяжелым предметом. Так было во времена ее пятилетия, так было, когда ей минуло все двадцать два. Более подходящие для нее определения: чертенок, ведьмочка, дьяволенок в зеленой юбке, бешеная кошка, “сделаю, потом подумаю”, “с дороги, а то укушу!” - и т.д., и т.п. Список этот можно было бы продолжать и продолжать, в арсенале Мидо было много вариаций. Тем не менее, Мидори – отнюдь не горсть камней в красивой упаковке, нет. Ее показно-скверный характер – это всего лишь некая “броня”, привычка предупреждать нападение, прочно усвоенная с малых лет. Настоящих своих родителей Мидори никогда не знала. Да и что это были за родители, если они, по словам женщины, которая присматривала за ней, продали ее в цыганский табор за гроши! Она хорошо помнила ее слова. Такое не забывается. Белокурый ребенок – находка для кочующего азиатского цирка. Целыми днями тяжелый труд за миску еды. И не свободна, и не досыпала, и били ее, а она тоже… в долгу не оставалась. Когда же на нее наваливались всей дружной толпой детишки циркачей, она забиралась на клетку старой бенгальской тигрицы, которая никогда не трогала малышку. Может, за ее бесстрашие, а может, и за наглость. Так было, пока ей не исполнилось шесть лет. Однажды цирк приехал на большую ярмарку в Калькутте. Девочка, тайком сбежав из шатра, гуляла вдоль красочных рядов, уплетая манго, которое стащила тут же, неподалеку. И вдруг, словно бы ниоткуда, перед ней возникла уже не молодая темноволосая женщина с изумительно белой кожей и глазами цвета звездной ночи, одетая во все черное. – Как тебя зовут? – спросила она. Ее тихий завораживающий голос почему-то казался таким знакомым, родным. – Зара, – ответила та и шлепнула в пыль огромную кость манго, обглоданную ею до изумительной чистоты. – Тебе больше подойдет другое имя – Мидори. Какие зеленые глазки… Женщина подарила ей какую-то красивую безделушку и исчезла в толпе. Вечером того же дня, – Мидори помнила все, что тогда произошло, до мельчайших подробностей, – эта женщина появилась у них в цирке. Хозяин обильно и громко говорил, указывая пальцем на ребенка, девочку трепали все, кому было не лень, а ленивых там не водилось. Но женщина остановила этот словесный поток решительным взмахом руки – будто мечом отсекла. – Сколько? – спросила она. Ей была названа сумма, как показалось тогда Мидори, астрономическая, раз пальцев рук не хватило подсчитать. Совершенно невозмутимо женщина расплатилась с хозяином наличными и сказала: – Я забираю ее сейчас. – Разумеется, госпожа. Сделка есть сделка. Вот так маленькая бродячая циркачка Зара стала Мидори. Женщина оказалась прорицательницей из Японии. Она увезла ее с собой и удочерила. Хотя Мидори всегда называла ее “бабушка Унмэй /(Unmei) (яп.) – судьба/”. Унмэй научила свою приемную дочку всему, что сама знала и умела, и не только тому, что напрямую касалось магии и предсказаний. Она привила девочке любовь к традициям японского народа, обучила музыке и пению. Мидори получила тонкое разностороннее образование гейши и обнаружила в себе много скрытого и прекрасного. Но она быстро скрыла это прекрасное, чтобы никто не смог ранить ее чуткую душу. Мир жесток, он давит хрупкие нежные цветы безжалостно, беспощадно, и, чтобы выжить, нужно быть сильной, не показывать своих слабостей. Цветы. Это была настоящая страсть Мидори. В ее оранжерее при маленьком магазинчике, также принадлежавшем Унмэй, жили десятки самых разнообразных растений: от бонсаев до тропических гигантов – все, что она смогла собрать под одной крышей в том самом доме, куда попал Кими в один ненастный вечер. Но самыми любимыми для Мидори оставались хризантемы. Каждая из них имела свое имя и свой характер. Все цветы были ее друзьями, ее безмолвной радостью. Хотя… Иногда – она была уверена в этом – она слышала их, чувствовала то же, что и они, разговаривала с ними на одном языке – языке эмоций, и ее любимцы отвечали ей тем же. В отношении же людей Мидори придерживалась двух правил: “Лучшая защита – хорошая атака!” и “Не открывать дверь души слишком широко, чтобы плюющий в нее, то бишь в душу, не попал!”. Школа детства не прошла бесследно. Видя горячую привязанность Мидори к растениям, Унмэй настояла на том, чтобы ее воспитанница изучала ботанику в вузе, а не только в своей оранжерее и магазине, за которым нужно было присматривать, помогая бабушке. В день принятия этого судьбоносного решения в их доме под вывеской “Гадание и прорицание” было необычайно шумно, но Мидори знала: если уж Унмэй что-нибудь решила, сопротивление как минимум бесполезно и только усугубит положение, хотя тратить несколько лет на теорию, когда уже есть много лет практики, очень не хотелось. Таким образом, Мидори училась, Мидори помогала в магазине, да и на предсказаниях можно тоже неплохо заработать, Мидори крутилась и вертелась, как хороший perpetuum mobile. Особенно после того, как бабушка оставила ее. Однажды Унмэй собралась в дорогу, сказав Мидори, что едет на свою родину, маленький островок где-то на юге японского архипелага. Она сделала ей последний подарок: со своей шеи Унмэй сняла кулон-пентаграмму на длинной цепи, и надела его на Мидори. – Он защитит тебя, моя девочка. Что бы ни случилось, никогда его не снимай, – дала она напутствие. Это были ее последние слова. А потом она просто ушла из ее жизни. В дверь… Позже Мидори получила от нее послание: “Ты стала совсем взрослой, и твоя старая бабушка уходит. Я научила тебя всему, раскрыла многие секреты. Теперь твоя очередь искать ответы на вопросы. Ты родилась под счастливой звездой, и она будет вести тебя по жизни. Запомни, моя девочка: кто много работает, тот многого добьется. Иди прямо, к своей звезде, и никогда не сомневайся в успехе! А теперь – прощай”. Три дня Мидори ревела в оранжерее. Она осталась совсем одна. Ее спасли растения… Так, в одиночестве, она прожила еще два года, пока в один празднично-дождливый день не врезалась на полном ходу в столб, именуемый Хасанаги Кимитаро.***
Кими спускался по ступенькам университетского еще плохо обжитого студентами корпуса. На сегодня конец занятиям, и оставалось еще много времени до вечера. Он остановился на очередном пролете и посмотрел в кристально-ясное небо, высоко запрокинув голову. День был великолепный – солнечный, теплый. – Ну, наконец-то! А то все дожди да дожди, – произнес он, с наслаждением любуясь свежей зеленью в соседнем сквере. – Наверное, самое лучшее время для Мидо… Взгляд упал на что-то светлое, и ноги подкосились. Кими ухватился за поручень, чтобы не поломать каблуки. На скамейке у фонтана, как ни в чем не бывало, сидела обладательница очаровательной белокурой головки. И, судя по всему, ждала его. – И зачем я ей сказал, где учусь, – сидела она так, что мимо не проскочишь. – Что делать, что же делать?! – Кими в панике схватился за голову. – Если она увидит меня в этом… Будет шум, все узнают… Кими оглядел себя и впервые за долгие годы ужаснулся своей привычке играть чужую роль. Юбка до колен, форменная женская блузка, туфли на каблуках визуально подчеркивали другую сторону жизни, но лицо не сменишь. Механически извлекая из нагрудного кармана пиджака небольшие очки, которые были ему абсолютно не нужны, но придавали солидности облику заученной студентки, Кими понял, что это плохая маскировка. М-да-а-а. Кое-что, определенно, будет. Мидори ведь еще не знает “второго” его лица, и если столкнется с ним вот так, неожиданно… Нет! Уж лучше он потом все объяснит, в более подходящей обстановке. А то, как подумаешь, сколько будет крика… После шока. Кими огляделся, подыскивая подходящую “жертву”. Ага, вот идет Хидэми, его очаровательная сокурсница. Какие у нее замечательные большие солнечные очки – именно то, что надо! – Хидэми-кун, – Кими подбежал к девушке, – пожалуйста, одолжи мне очки на денек! И еще пару заколок. Огромное спасибо, завтра верну! Встрепанная Хидэми застыла на полушаге с открыто-безмолвным ртом, из ее прически на лицо упали несколько прядей. А Кими уже стремительно удалялся, на бегу собирая волосы из хвоста в узел… – Ничего себе! – только и сумела вымолвить ошарашенная девушка. Затем она достала карманное зеркальце и принялась изучать ущерб, нанесенный ей Хасанаги. “И что это на нее нашло? – подумала она. – Неужели, влюбилась? Ах, как романтично! Наша Кими, наконец-то, влюбилась! Точно, влюбленные всегда так странно себя ведут! Завтра расскажу девочкам… Но вот волосы бы лучше распустить или завить. Что же это она так?” И Хидэми, все еще философствуя на данную тему, продолжила свой путь. Мидори тихо сидела на скамейке и наблюдала, как играют солнечные зайчики в брызгах фонтана. Сердце поет, в душе играют флейты… Она ждет кого-то очень-очень дорогого... Вот мимо, мерно ступая, проходит девушка на высоченных каблуках. Что-то неуловимо-знакомое есть в ней… Хм, странно! Ой, какая высокая, ноги прям из ушей! Да, подросла японская нация… Может, у нее спросить?.. Она поднялась со скамейки. – А… Простите… - начала она. – Э-э… Да-да? – девушка застыла на месте, не разворачиваясь. – Вы не подскажите, где находится медицинский факультет, меня интересует отделение кардиологии? – Это здесь, – было указано на корпус. – Из кардиологии уже все ушли. – Да?.. Странно, – Мидори развернулась к зданию и задумалась, глядя прямо перед собой. “Не могла же я его пропустить…” – А может быть, еще не все?… Она повернула голову, но высоченной японки уже не было и в помине. Как в воздухе растворилась. – Мистика!.. – выдохнула Мидори. Она еще немного постояла в растерянности, а потом медленно пошла по дорожке вдоль сквера, раздосадованная произошедшим. –Да уж какая там мистика, - Кими приподнял голову из-за куста позади скамейки. “Не знал, что будет так трудно признаться ей в том, что… Что я не… хм…” – подумал он. Что-то внутри сопротивлялось тому, чтобы рассказать Мидори правду о себе. Кими тихонько зарычал от досады на самого себя и свою нелепую жизнь и ударил рукой по земле. Вслед за этим из-за соседнего куста вылетел кот, как Кими показалось, дымчато-серый, с черной маской и ушами. Увидев человека, он подскочил на месте, изогнувшись в воздухе дугой. При этом его хвост, длинный и загнутый кочергой, угрожающе распушился наподобие щетки. Истошно возопив чуть не по-человечески, он припустил по весело зеленеющему газону и цветущим клумбам в сторону ближайших деревьев у пруда. Взъерошенные цветы медленно покачивали разноцветными головками. – Бедняга, – Кими с сожалением вздохнул, глядя на попорченные клумбы. – Кажется, я его напугал. Тихо-мирно дремал себе кот на травке, а тут рычат всякие. Он поднялся на ноги и шагнул сквозь лаз в кустах обратно на дорожку. Блондинка давно уже скрылась за углом. – Интересно, – произнес Кими, опустошенно глядя ей вслед, – с какой скоростью рванет от меня Мидори, когда узнает правду? И, слушая аккомпанемент своих невеселых мыслей, Кими повернулся в противоположную от Мидо сторону и двинулся к другим воротам, отбивая дробь каблуками. Боже! Как он их ненавидел, эти каблуки! Но что делать? Надо быть выше, намного выше… Чтобы парни не приставали…***
– Ты где был?!! – Мидори едва не проткнула Кими своим острым ноготком. – Я тебя спрашиваю, где ты был весь день?! – Мидо… Я… Э-э-э… Ну…. – Нет, вы только посмотрите! Я его ищу везде, а он… Как ни в чем ни бывало… Ну, знаешь!.. Мидори развернулась на каблуках на сто восемьдесят градусов и, картинно сложив руки на груди, недвусмысленно показала, насколько она возмущена и разочарована. Она взмахнула головой так, что Кими накрыла волна ее волос. Он снял со своего светлого пиджака платиновую прядь подруги и, легонько поглаживая ее, покорно произнес: – Согласен. Мне нет прощенья. – Вот именно! – Мидори еще плотнее сжала губы. – Никакого прощения! – Совсем-совсем никакого? – осторожно перегнувшись через мидорино плечо, Кими вопросительно заглянул ей в лицо. – А может, что-нибудь можно придумать? Блондинка, приоткрыв один глаз, скосила его на Кими. – Нет! – отрезала она, и глаз закрылся снова. Подбородок Кими опустился на ее плечо. Безрезультатно. Тогда, тихонько вздохнув, Кими сказал: – Что ж, придется уйти в монастырь и до конца жизни вымаливать себе, недостойному, прощения. – Что?! – Мидори неожиданно шарахнулась в сторону, и Кими едва не свалился, лишившись опоры. “Что-то я расслабился не в том направлении”, – подумал он, отступая на заранее подготовленные позиции. Приняв свою излюбленную боевую стойку – руки в боки – Мидори прокричала: – В монастырь?! Ну уж нет! Ты от меня так просто не отделаешься! Она двинулась на Кими, по своему обыкновению, тыча в него ноготком. А Кими двинулся назад… Дело было в небольшой гримерной за кулисами клуба, где Кими и остальные музыканты приводили себя в порядок перед выступлением. Своим явлением Мидори заставила всех, кроме Кими, спешно ретироваться, и теперь Хидехира Ацума, их композитор, разминал руки, играя гаммы в воздухе, стоя поодаль, а басист Такеда Субо и гитарист Оямада Кацуо с нетерпением ожидали у самой двери развязки этой мелодрамы. Они уже вполне свыклись с атакой злобных децибел, сопровождавших каждое появление Мидори в их клубе, и теперь осторожно переговаривались в коридоре. – Божественное сопрано! – улыбнувшись, вздохнул Ацума. – Э-э-э… – Субо и Кацу, встав плечом к плечу, дружески подтрунивали над ним. – Никак, наш лидер-сан опять влюбился, – расплываясь в ухмылке, изрек Кацуо. – Кто? Я?! – Тот поднял невинный взгляд к потолку. – Ничего подобного! У меня нет привычки уводить девушек у моих лучших друзей, вы же меня не первый год знаете! Парни переглянулись и тихо захихикали, вспоминая список подружек лидера. Тем временем в гримерной Мидори продолжала наступление. – Ты, бессовестный тип! – Но, Мидо… – Нет, дай мне закончить! Бросил меня на целый день! Куда исчез – не сказал, на звонки не отвечал! Я тебя два часа у фонтана ждала, а ты… – Но… – тут Кими рухнул в стоявшее позади него кресло. – Мидори, не такой уж я и монстр, каким ты меня мнишь! Успокойся. И всё будет хорошо. – Ты! – Мидори склонилась над ним и вдруг пронзительно тихо произнесла: – Ты от меня что-то скрываешь! – А-а-а… Я? Скрываю? Где? – У тебя что, есть еще от меня тайны, да? А что будет, когда мы поженимся? Я спрашиваю, что?! У Кими пропал дар речи. Он уставился на Мидори, слегка приоткрыв рот. Почему она говорит о тайнах?.. Да еще в таком контексте. – Ого! – Кацуо оглядел своих друзей. – Берет быка за рога. Молодец девчонка! – Бедный Хаса, – шутливо вздохнул Субо. – Нет, надо парня спасать, – Ацума решительно подошел к двери и, постучав, заглянул внутрь. – Пора начинать! Закругляйтесь, голубки! – Иду! – Кими, ловко соскользнув с кресла, просочился между ним и Мидори к выходу. И уже оттуда добавил: – Обсудим всё потом, ладно, Лисёнок? Лисёнок. Кодовое слово к запуску ракеты “земля-воздух”. Через секунду метко направленная пепельница, прихваченная со столика, разбилась вдребезги о вовремя захлопнувшуюся дверь – как раз в том месте, где только что находилась голова Кими. – Какая страсть! – Субо захлопал в ладоши с самой дерзкой своей улыбкой. – Какая любовь! – добавил Кацуо, нежно поглаживая свою гитару. – Какая девушка! – вздохнул Ацума, повернулся и пошел к эстраде, помахивая рукой и насвистывая что-то себе под нос. – И такая была замечательная пепельница… – Ага… Знатная была… пепельница… – Кими положил руку на чудом уцелевшую голову. – Вот только кто бы еще сказал, что мне со всем этим делать?