***
Время шло своим чередом, неся перемены в жизнь музыкальной пятерки. Весь июль они почти безвылазно просидели в студии. Вот как и сегодня… – Название! Нам нужно какое-нибудь сочное название! – Кацуо поднял вверх палец. – Если мы собираемся покорить мир, это важно! К тому же, завтра последний из отпущенных нам дней, Сеймура его все равно с нас стребует. Они сидели за небольшим столиком в кафе продюсерского центра. Кими тихонько барабанил пальцами по столу. – О… вот так сыграть, – пробубнил он себе под нос и повторил отрывок снова. – Да, точно... – Вот что значит “увлечен работой”, – шепнул Субо в ухо Ацумы. – Не оторвешь… Эй, Хаса! Мы же, вроде, перерыв сделали. Помнишь? – и он протянул ему стаканчик кофе. – Спасибо, - не глядя, Кими взял его, – я помню, – и продолжил с том же духе. Кацу посмотрел на них всех с легким раздражением. – Слушает меня тут кто-нибудь вообще или нет?! – Я тебя слушаю, Кацу, – Мидори с милой улыбкой протянула ему булочку. – Вот, возьми. – Одна добрая душа, – он с радостью подсел поближе. – Так как же мы назовемся? – Надо подумать… – Ацума приложил руку ко лбу. – А ты раньше не мог подумать? – Кацуо аж затряс руками перед глазами лидера. – Ладно тебе, мы все забыли о завтрашнем собрании, - Субо ткнул гитариста в бок локтем. – Должно звучать как выстрел… или что-то очень красивое, образное, – Ацума водил пальцами в воздухе, улетая в свои сферы. Они замолчали, тишину нарушало только постукивание пальцев Кими по столу. Он отбивал свой ритм, считая про себя доли и не участвуя в разговоре. – Пять, – озвучил он невпопад. – Что?! – все разом развернулись в его сторону. – Что?.. – не понял Кими, поднимая взгляд. Кацу вскочил и выпалил: – Ну, точно, нас же теперь пять. М-м… “Пять огней“! Как вам? – Ты еще скажи “Пять звезд”, так свежо. Как тот новый отель в Гиндза, – фыркнул Субо. – Ладно-ладно, а может “Пять ветров”, как? – “Go kaze”…… Классно! Мне нравится, – согласился Субо. – Мне тоже, – Ацума кивнул, перебирая все иностранные аналоги названия и рисуя новый логотип. – Вот так будет, - он перевернул страницу своего блокнота и представил “каллиграфию”. – Мидори, что скажешь? – Кацуо взглянул на блондинку, и подмигнул ей. – А я уже давно говорю, – Мидо, поставив локоть на стол и положив на него подбородок, смотрела только на Кими, – что это самый умный парень на свете! – и она отодвинула ширму волос, за которой тот вечно прятался, свободной рукой. Кими медленно повернул лицо к блондинке, пальцы его так и застыли в воздухе. Они смотрели друг на друга, а парни переглянулись. – А как же мы? – Вслед за этим последовала ария обиженных, изумительно разложенная на три голоса. – А мы разве хуже? Мидори, мило улыбаясь, не менее мило пожала плечами, что на ее языке могло означать: “Для меня вы все равны, все удалы, все умны, но вас я люблю куда как меньше!” Ацума наклонил голову и запустил пальцы в волосы, чтобы их падающая волна случайно не угодила в кофе.. Что тут поделаешь, если девушка твоей мечты мечтает только о твоем друге? Он вздохнул и сунул в рот булочку: всё лучше, чем ничего. Хоть и был он натурой романтической, но любовь любовью, а обед обедом. Кими перехватил его тоскливый взгляд, адресованный выпечке, и лукаво-понимающие – Кацу и Субо, и ему стало не по себе. “Бедняга Ацума, и Мидори – тоже, и ребята. И никто обо мне ничего не знает. А когда узнают, что тогда? Надо было в группу попасть, тогда не сказал, а потом не захотелось уже что-то менять. Списали некоторую женственность лица на музыкальную харизму… Ладно, парни что! Мидори! Вот ситуация!.. Ну и мерзавчик же ты, Кими!” Последняя мысль была адресована ему от Соно, иногда он словно слышал его голос внутри, отчетливо, словно кто-то сидел у него в голове и вставлял свои замечания. Он привык думать, что это брат, ведь обычно это были весьма дельные советы. Но вот в такие моменты, как сейчас, Кими начинал себя ненавидеть, чувствуя, что он заставляет страдать тех, кто рядом, и ненавидел сам себя за эту двойную игру. Мысли Кими были прерваны на полуфразе, когда Мидори, подвинувшись поближе, запустила свою тонкую руку под его локоть и, крепко сжав его, удобно устроилась щекой на его плече. На ее губах торжествовала счастливая улыбка, а в глазах светились звезды. Кими увидел их танцующие блики, посмотрев на подругу, и потом спешно опустил взгляд, чтобы никто не заметил, как заблестело внезапно накатившее на глаза чувство отчаяния. Отголосок эха, меркнущий вдали, дуновение ветерка, принесшего аромат цветов, шепот листвы над головой – как ни было скрываемо это, сейчас проявилось во всей своей силе. Кими спрятал глаза, почти до физической боли ощущая невозможность исполнить то, что ожидается от него, и нежелание менять что-либо в создавшемся положении. – Что с тобой? – спросила Мидори, удивленно приподняв брови. – Тебе… грустно? – Нет, – он потряс головой, черные пряди волос на миг приоткрыли глаза, в которых смешались все противоречивые его чувства, и тут же вновь упали на лицо. Но и одной секунды было достаточно для Мидори, чтобы уловить в этих любимых глазах волшебные нотки ответа. И этот краткий миг рассказал ей больше, чем она до сих пор услышала от Кими. Бровки-стрелочки снова радостно взлетели вверх, и вот тогда Кими понял, что… выдал себя… Случайно… Ему захотелось вскочить и спешно уйти, но он, сцепив пальцы рук так, что они побелели, остался сидеть на месте, слегка закусив губу и пытаясь успокоить частые и гулкие удары сердца. Ему даже казалось, что другим не только слышно, но и видно, как оно колотится в груди. А вот отчего… Это было понятно только ему одному. Ни Мидори, ни Ацума, который не спускал внимательного взгляда с парочки напротив, ни, тем более, Субо и Кацуо не могли знать точно, почему он сидит, не поднимая глаз. Каждый из них сделал свой собственный вывод и на том успокоился. “Ладно”, – Мидори довольно улыбнулась, снова прильнув к плечу своего “бой-френда”. Впервые за весну и лето, да, почти за шесть месяцев, что они знакомы, она поймала вот такой вот взгляд Кими. – “Это уже кое-что! Дело, кажется, движется! Но, всё-таки, какой же он робкий!” Они обедали, весело обсуждая свои планы. Уже через несколько минут эта сцена была забыта всеми, кроме Кими и Мидори, которая втайне потирала ручки, сильные эмоции были погашены, а страсти и восторги по поводу их будущей СУПЕРСВЕРХГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНОЙ карьеры в мировом шоу-бизнесе вытеснили всё остальное из поля зрения. Помечтав вволю, они вдохновились на новые свершения и, уже будучи ветрами, полетели в студию.***
Последний месяц лета выдался очень напряженным: почти круглосуточное пребывание в студии звукозаписи, съемки, реклама, работа со стилистами, танцевальной труппой, Мидори учили держаться на сцене и владеть собой в любой ситуации. Они привыкали к большой сцене и большой работе. Сеймура Тойэн, их продюсер, которого они с подачи Ацумы ласково окрестили “Большой То”, не жалел на свое новое творение ни денег, ни сил, ни само новое творение. Он выжимал из музыкантов всё, на что они только были способны. Да они и сами старались изо всех сил. Не каждой команде из индисов довелось пережить такое, чтобы практически с улицы подобрала звезда шоу-бизнеса и тратит время и деньги на раскрутку. А потому они лезли из кожи вон, лишь бы оправдать доверие и сделать всё от них зависящее для успеха. Ацума пребывал в блаженстве, он лицезрел Мидори днями напролет. Она его вдохновляла на новые песни и самую лучшую музыку. Он часто, правда, ненадолго, уединялся, чтобы успеть все осмыслить и записать. Иногда четыре пары глаз расположенных по вертикали в дверной щели, а также восемь ушей подглядывали и подслушивали, что же за диалог Ацума ведет с роялем. – Господа музыканты, доложу я вам, – начал Кацуо торжественно, – в ближайшие лет десять-пятнадцать нам будет, чем заняться. – О да! – многозначительно кивнул Субо. – Вот что делает любовь… Он тут же получил пинка от Кацу и поцеловал дверной косяк: любовь Ацумы – тема запретная. Кими посмотрел на обоих сверху, перевел взгляд на Мидо. Та оторвалась от щелочки в дверном проеме и прижалась плечом к Кими, едва слышно вздохнув и опустив ресницы, принялась чертить взглядом какие-то замысловатые фигуры на полу. Они ни разу больше не говорили о любви, ни о своей, ни о чужой. Они о любви молчали. – Ну, и долго вы еще там будете стоять? – послышалось из-за двери. Ацуме надоели шорохи и шепот, и он решил либо разогнать их, чтобы не мешали творческому процессу, либо дать сказать, что они об этом самом процессе думают. – Давайте уж, или туда, или сюда! Дверь отворилась, пропуская наблюдателей внутрь. Тонкие пальчики Мидори аккуратно легли на плечо Ацумы, сидевшего за роялем. – Сыграй нам что-нибудь, – попросила она необыкновенно мягко и тихо, так тихо, что ее почти не было слышно. Она, встав напротив него, облокотилась на крышку черного рояля. Ацума мельком взглянул на Кими, но на лице того не было ни тени, ни облачка, и нельзя было прочесть ничего в его глазах, ничего, кроме предвкушения хорошей музыки. Он тронул клавиши, и мелодия, рожденная из самого сердца, полилась под высокий свод потолка. Они любили, когда играл дуэт – Ацума и его рояль.***
Вечерок выдался солнечный, теплый, а главное – свободный. Дай-То, видя, что еще немного и его трудолюбивая пятерка начнет падать от усталости, дал им пару дней, чтобы отдышаться, выспаться, отвлечься, кому что было в тот момент необходимо. Потом будет уже не до отдыха. Они готовились к большому конкурсу в конце месяца, успешное участие в котором обеспечило бы им неплохую рекламу и широкую дорогу к звездам. Но это всё потом, а сейчас… Мидори шла вдоль по улице, крепко вцепившись в рукав белого пиджака Кими, который вальяжно шествовал рядом, засунув руки в карманы брюк. Им редко удавалось вот так просто прогуляться по вечерним улицам, особенно в последний месяц ушедшего лета. Шла вторая декада сентября, но в воздухе еще не повеяло осенью, словно бы лето решило не впускать ее в свои владения. Теплый ветерок ласково трепал их волосы, а заходящее солнце бросало нежные рыжие блики на лица. Кими посмотрел на Мидори, которую солнце перекрасило в оранжевый цвет, и усмехнулся. – Ты что? – спросила Мидори, сверкнув глазами, ярко-ярко зелеными в закатном сиянии. – Лисёнок ты и есть! – Кими шутя щелкнул ее по носу. Глянь-ка, ну точно, рыжая плутовка! Мидори давно уже привыкла к этому прозвищу из уст Кими, ей даже нравилось, как ласково он ее называет. В одно слово, сказанное на первый взгляд шутливо, Кими вкладывал всё, что чувствовал к ней, и Мидори внутренне сдалась перед этой теплотой. Однако внешне требовалось “держать марку”, и потому она с полупритворным энтузиазмом резво ухватилась за воротник пиджака Кими обеими руками и начала трясти его как сливу. – Кто рыжая плутовка?! Я?! Да?! – Угу, – Кими, едва сдерживая смех, кивнул. – Нет! Ну, это невозможно! До каких еще пор это будет продолжаться? – бушевала блондинка, звонко топая каблучками. – Я спрашиваю, до каких пор?! – Тише, рыжик, не пробей асфальт, – услышала она в ответ совершенно серьезное пожелание. Ну что ты будешь делать с этим парнем! Мидори еще малость побуянила, потом уткнулась лицом в плечо Кими и сделала вид, что плачет. – Ты меня… (всхлип)… совсем не любишь! Все время… (еще раз)… обижаешь! – Я? Тебя обижаю? – Кими скосил глаза на свою белокурую подружку, растиравшую притворные слезы пополам со скрытым смехом по пиджаку. – Ну, пожалуй, это громко сказано. Так… слегка поддеваю. – Ага! Вот именно! – Мидори в последний раз боднула Кими и подняла один хитрый глаз. – А зачем? – Чтобы отучить тебя от одной очень вредной привычки, которая… – Вредной привычки?! А разве у меня есть вредные привычки? Ну просто ангел во плоти! Кими поднял глаза к небу: – Ах, моя госпожа, простите меня недостойного! Я совсем забыл, что вы – само совершенство! – Он вновь взглянул на Мидо. В его зрачках плясали веселые искорки заводного смеха. – Ладно, – Мидори чуть сердито приподняла одну бровь, – может, пара вредных привычек у меня и осталось, согласна. Только… о чем это ты? – Ты часто и много шумишь, Лисонька. – Лисонька?! – Мидори схватила Кими за воротник и снова принялась трясти. – Что и требовалось доказать, – спокойно заключил он профессиональным тоном, однако, видя насупленную физиономию блондинки, обхватил ее плечи рукой, по-мужски сильно, но, вместе с тем, ласково. – Кицунэ... – Ну что, – Мидори недовольно отвернулась. – Я тебя обожаю. Мидори недоуменно посмотрела на Кими: как давно она ждала этих слов и вот теперь оказалась не готова к ним. Всё, что она смогла выдавить, это: – Правда? – Правда, - ответил Кими, вдруг поняв по ее глазам, что, случайно перейдя грань, сболтнул лишнего. Но отступать уже было некуда, и он решил все перевести в шутку: – Ты просто чудо, Мидо! Ты, как всегда, неподражаема. – Ну вот, опять ты смеешься надо мной! – Мидори вырвалась и бросилась бежать вдоль по улице. Кими крикнул ей вдогонку: – Мидори, куда ты?! – но ответа не получил. Тогда он добавил, поправляя свой изрядно потрепанный пиджак: – Раз так, объявляю сезон охоты на лис открытым! Представьте себе, картинка… Летит на вас, случайного прохожего, имевшего несчастье просто спокойно идти по улице, итак, летит на вас “чудо” с зелеными горящими глазами и копной длинных белокурых волос, развевающихся по ветру, и кричит: “Дорогу!”. В случае, если вы успеваете отскочить, чего, впрочем, может не случиться, у вас есть шанс повернуться и посмотреть этому чуду вслед. Но тогда чья-то рука решительно отодвигает вас с пути со словами “Простите!”, и вы, чертыхаясь на судьбу, завертевшую вами ни с того, ни с сего посреди рыжего вечера, снова оборачиваетесь, глядя на странную парочку, которая стремительно удаляется от вас прочь. Мидори вошла во вкус. Как же она мечтала заставить Кими побегать за ней, и вот, мечта сбылась в прямом смысле слова, но как же весело! Мидо прибавила скорость, довольная словами Кими и своей выходкой. Кими было трудно лавировать среди опешивших и застывших в самых разных позах прохожих, преграждавших дорогу своими вскинутыми руками и распластанными телами. Но ему было не менее весело, чем Мидори, мелькавшей недалеко впереди. Расстояние между ними медленно, но верно, сокращалось. Еще немного, еще чуть-чуть… цап! И крошка попалась. Правда перед этим она успела уронить какого-то представителя правопорядка, который ничего не успел понять, прежде чем оказался лежащим на асфальте во весь свой рост. Но, когда он поднялся, нарушителей, столь дерзко на него наскочивших, уже не было и в помине: увидев полицейского, растянувшегося у ног Мидори, Кими в мгновение ока затащил ее в ближайшую к ним дверь какого-то салона. Они выглядывали из-за стеклянной витрины на улицу, где вконец обескураженный полицейский вертелся на месте, потирая рукой затылок. Он сурово натянул форменную фуражку чуть ли не до самого носа и ушел на другую сторону улицы, очевидно, решив, что там безопаснее. Нарушители, стоя за стеклом, тихо засмеялись и переглянулись, все еще часто и взволнованно дыша. – Бедняга! – пожалела его Мидори. Жалеть она умела тоже в совершенстве. А главное, вовремя. – Ага, бедняга, - пожурил ее Кими. – А скольких таких ты оставила позади, а? – Не знаю, я не считала, – попыталась оправдаться та, мило улыбаясь. – А вот я сосчитал жертвы твоего произвола. Вместе с этим полицейским, двенадцать. – Ого? Неужели? – Мидори посмотрела на свои ладошки, как бы прикидывая на пальцах. – Да, по-моему, я делаю успехи! Кими, ожидавший мидориного раскаяния, прикрыл рукою глаза. – О боги! – вздохнул он сокрушенно. – Что с тобой? Болит что-нибудь? – участливо спросила Мидори. Кими только покачал головой, искоса взглянув на подружку и обернулся, чтобы осмотреться. Мидори – тоже, потом ахнула и бросилась внутрь. Кими открыл рот, да так и остался стоять, прислонившись к стене у стекла витрины, спрятав глаза под ладонью и продолжая смеяться, но уже себе в воротник. Его появление здесь, по крайней мере, в мужском костюме, было несколько нелепым, это был магазин женского белья. Мидори, позабыв обо всем на свете, летала по залу. Продавцы, остановившись, c изумлением наблюдали за ней. Несколько посетительниц с не меньшим удивлением и подозрением поглядывали то на нее, то в сторону Кими. Он выдержал их косые взгляды, которые явно говорили: “Молодой человек, мы бы попросили…”. Он через весь торговый зал тактично, чтобы слышали все, намекнул: – Лисонька, я подожду тебя… на улице? Ладно? Счет мне. – Угу! – не оборачиваясь, согласилась Мидори, прикладывая к себе что-то сногсшибательно прозрачное нежно-зеленого цвета – последний писк моды. Потом розовое, потом… Кими разом представил это на на Мидо, вдохнул поглубже, потом выдохнул, открыл дверь к облегчению всех клиенток, которых он своим появлением вогнал в краску, ненадолго задержался на пороге и еще раз окинул взглядом помещение. “А что, ничего магазинчик!” – подумал он. – “Знаю, кому здесь понравится не меньше, чем Мидо. Не зайти ли мне сегодня в гости?” Зайти, решил он. Непременно зайти.***
Поздний вечер. Студенческое общежитие университета. Кими стоял под окном и смотрел на свет, льющийся из окна первого этажа. Вот мелькнул знакомый силуэт, потом поднялась рука. Рукав кимоно откинулся, обнажая тонкое, изящное запястье. Холеные пальцы, описав в воздухе плавный круг, опустились вниз и скрылись из виду. – Танцует, – промолвил Кими и с сожалением, что придется прервать этот танец, бросил мелкий камешек в стекло. Окно распахнулось, Кими шагнул в полосу света. – Кими! – услышал он радостный возглас и улыбнулся, беря в ладонь обе протянутые руки. – Как поживаешь, малыш?