***
После выступления Мидзуки сидел и дрожал в гримерной. Его трясло от страха, который непременно наступал всякий раз, но уже после действия. Кими держал его за руку и пытался успокоить. – Ты был великолепен! – Я… старался. Действительно получилось? – Да. Всё было отлично! – Правда? Это правда?! – Мидзу оглянулся, ища поддержки и у остальных. –Да, ты молодчина! Го справился с задачей, снял студийную обработку и добавил стандартный реверс, дал нам счет. – Ацума подошел к ним. – Голос звучал как надо, а наша живая игра скрасила всё недостатки записи. Уверен, никто ничего не заметил. – Хорошо бы! Да и ты постарался, – Кацуо проник к ним с камерой. – Ну же! Улыбочку после концерта! Мидзуки вымученно улыбнулся ему. – Я устал… Мне нужно переодеться, – жалобно протянул он, вытирая слезы на глазах. – И поскорее бы снять эти линзы! – Конечно, – Ацума повернулся и, схватив Кацуо за плечо, потащил его и камеру к выходу. Субо стоял на посту у дверей, зорко выглядывая начальство. – Пока никого, – сказал он. – Вот и славно! – А если появится, куда парня денем? – задал вопрос Кацуо. – Надо бы его побыстрее вывести отсюда во избежание. Хорошо, что менеджера у нас еще нет, а то еще бы одного пасли. – Если мы займем место, завтра он у нас будет. Машина готова? – Ацума огляделся. Вокруг всё та же суета сует, а, стало быть, никому не будет до них никакого дела. – Готова, – Субо потянулся и посмотрел в сторону сцены. Конкурсные выступления были в самом разгаре. – Как ты думаешь, если мы займем какое-нибудь место, зрителям не покажется странным, что они не увидят свою любимицу? – Придется говорить чистую правду, – Ацума хитро прищурился. – Мидори-то заболела. И он развел руками так широко, как только смог. Кацу хохотнул: – Ладно, будем считать, что выкрутились. Теперь им всем полегчало, и они, радостно подмурлвыкивая конкурсантам на сцене, принялись ждать, когда эти двое явятся. Мидзуки вытирал лицо влажной салфеткой, снимая последний грим. Плечи его всё ещё подрагивали. – Ты всегда так переживаешь? – Кими собирал вещи, сброшенные Мидзу, и аккуратно складывал их в сумку. – Нет, – ответил он, натягивая зеленый плащ. – Только иногда… Кими, ты… – Что? – Ты проводишь меня до дома? – Разумеется! Нас машина ждет. – Машина? – Да, стоит у служебного выхода. Если ты уже готов, то бери цветы и пойдем, пока продюсер не вернулся, ато на этот раз одним поцелуем нам не отделаться. Мидзу блеснул взглядом, покусывая губы, мимолетная улыбка пробежала по его лицу. Кими вздохнул и закинул сумку на плечо. – Идем? – Подожди, – Мидзуки вскинул руку, словно боялся разрушить хрупкую мечту. Пока они здесь, вдвоем, эта призрачная мечта живет, но стоит им пошевелиться, и она разобьется вдребезги… – Кими… Я хочу сказать… Хотел сказать, что ты… Взгляд Кими, застывший в ожидании чего-то ужасного, заставил его умолкнуть. Он сник, часто заморгал, чтобы схлынули слезы, потом через силу улыбнулся и сказал совсем не то, что собирался: – … ты так замечательно сделал, что пригласил меня сыграть роль Мидори. Не помню, когда еще я получал столько радости! Мне так хотелось, чтобы все признали меня девушкой, и сегодня я получил свою мечту в руки. Меня видели все! – Мидзу закрыл ладонями лицо, душа желание броситься Кими на шею. – Я счастлив! Мидзуки наклонился, собрал букеты и, спрятав лицо в роскошных хризантемах, направился к выходу. У двери остановился, поднял взгляд над нежными лепестками, нацепил на нос зеркальные очки, в которых пришел сюда, и неожиданно для Кими, стоявшего совсем рядом, коротко, но своевольно и жадно, поцеловал в губы. – Зачем? – давясь воздухом, прошептал тот. – Ты всё не так понял… – Я люблю тебя, – сдавленное признание-шепот вырвалось, будто решило жить собственной жизнью. – Нет, ты любишь Кодо! – почти беззвучно, но чуть ли не крича, произнес Кими. – Его! – Его тоже… Вас обоих. Кими схватил Мидзуки за плечо и выставил за дверь. Ох, и зол же он был на себя за собственную дурость! Нечего было эмоции распускать, и руки! Они прошли мимо охраны вдвоем, ребята остались за кулисами. Сели в машину, шофер отвез их к университетским общежитиям. – Должно быть, Кодо еще не вернулся… Кими, ты зайдешь? – Да. Оставлю тебе твой сценический костюм. На память. Комната на первом этаже. Темно. Кими захлопнул дверь, опустил сумку на пол, ища выключатель. Руки Мидзуки скользнули по его плащу и сомкнулись за спиной. Он прижался к Кими всем телом, теплые мягкие губы прикоснулись к его подбородку. – Мидзу, остановись… – Только один поцелуй! Пожалуйста! – мольба в голосе. – Кими… Я хочу… – Нет! – отрезал тот и снял его руки со своей талии. – Извини, малыш. У нас ничего не выйдет. – Почему? – Мидзу, вздрогнув, осекся. – У тебя есть Кодо, у меня есть Мидори… Так будет лучше… Мидзуки сделал шаг назад, потом еще и, бросившись на кровать, забился в угол. Только стукнули об пол каблуки сброшенных туфель. – Они ничего не узнают… – Мидзу! Ты что говоришь, – Кими приблизился, пытаясь разглядеть в свете фонаря его лицо. – Ты с ума сошел! Молчание в ответ, тяжелый вздох. Маленькое увлечение вылилось в большую проблему. – Поверь мне, я не тот, кто тебе нужен. Это точно. Просто поверь. – Откуда ты знаешь, кто мне нужен? – Кодо. – Да, Кодо… Он… – Мидзу приподнял голову, упрямо продолжая: – Я и сам не понимаю, почему меня так к тебе тянет. Но это выше моих сил! – А как же Кодо? – Я его люблю, но ты… – голос Мидзу дрогнул. – О, пожалуйста, побудь со мной! Я умру без тебя! – Это… легкомысленно. – Да, очень, – Мидзуки произносил слова уже по инерции. Ему сейчас было всё равно, что говорить. Кими постоял еще немного в полной тишине, потом вернулся к двери, склонился над сумкой, расстегнул молнию и выложил всё, что они сегодня покупали для выступления. – Поговорим об этом в другой раз, ладно? Мидзуки, уткнувшись лицом в подушку, тихонько плакал: ну, почему он такой плохой! Он должен вычеркнуть эту блажь из головы! Он должен. Ради себя, ради Кодо… Должен, но почему-то не хочет. А хочет он, чтобы Кими обнял его, и прямо сейчас, здесь! Но может ли он выбирать? Нет. Значит, придется сломать себя, задушить страсть, перечеркнуть всё, что было и чего не было, не позволить своей памяти сохранить этот день… Он сильный, он справится. Всё будет… Кими стоял в дверях, не решаясь уйти и оставить его в таком состоянии. – Мидзу, я ухожу… Слышишь? – Да, – раздался глухой хрипловатый ответ, пропитанный слезами. – Ты… в порядке? – Да, нормально. – Нормально?! – Да. – Мидзу… – Кими приблизился и склонился над ним. Он протянул было руку, чтобы… Он до сих пор не до конца понимал, почему сегодня потерял над собой контроль. Хотелось утешить, только вот… Рука остановилась. – Я должен идти… Кодо скоро придет. – Не обращай внимания. Я всегда такой – немного сумасшедший. Завтра всё уже будет хорошо, – Мидзуки лежал на кровати лицом вниз. – Уверен? – Конечно, это все… нервы, - прозвучало в ответ достаточно спокойно. – Тогда до свиданья, малыш. Береги себя… Я позвоню. – Ладно. Кими вышел, притворив за собой дверь, тихо щелкнул замок. Холодный ветер на улице подхватил полы его плаща и начал рвать их, зло и радостно. Он не пошел в метро, не стал ловить такси, а, закинув опустевшую сумку на плечо, отправился домой пешком. Медленно и устало передвигаясь, он заставлял себя не думать ни о чем, просто идти и считать собственные шаги. Это всегда помогало отвлечься. Но сегодня случилось нечто такое, что не могло просто так выйти из головы; как он ни бился, мысли о Мидзуки не покидали его головы. Что это за чувство, как определить его? Не любовь. Разве может он любить еще кого-то, кроме Мидори? Может… Но совсем по-другому, как младшего брата или сестренку, которую необходимо защищать, опекать, баловать… Что же еще? Или не в этом дело? Кими остановился. Надо было предвидеть реакцию Мидзу. Мидо – он был так похож на нее сегодня!.. А может, не в Мидори дело? Разве не понимал он, что перед ним Мидзу?.. Нет! Нельзя было так с ним поступать! Ну, в самом деле, что сдержаться было так сложно?! Кими в который раз мысленно ударил сам себя, но легче ему от этого не стало. Он стоял на знакомом перекрестке, ведущем по мосту через Сумида-гаву на Киёсуми-дори. Надо бы зайти к Мидо, полить цветы… О нет! Только не сейчас! Эта личная оранжерея его доконает… Утром, подумал Кими и, успокоив совесть, отправился дальше. Сейчас бы броситься в постель и мгновенно уснуть. Было темно и ветрено, даже огни города казались тусклыми, люди по большей части попрятались от непогоды в домах и кафе. Редкий прохожий, закутавшись в плащ, промелькнет и исчезнет. Свернув к своему дому уже в половине одиннадцатого вечера, Кими вошел во дворик. Одинокая фигура стояла, прислонившись к старому дереву у подъезда, при появлении Кими человек повернул голову в его сторону. Лица видно не было, и он, долее не задерживаясь на нем взглядом, повернул к ступеням. Тут же спиной он почувствовал – опасность! И спустя секунду, перекрывая шум ветра, до него донесся звук стремительных шагов. Кодо напал молча, как волк, который бросается на горло, полоснет по шее жертвы и отпрыгнет, чтобы наблюдать, как та бьется в последней агонии. Но Кими жертвой не был и, ощутив всей спиной тяжелую волну ненависти, вспрыгнул на скамейку, мимо которой проходил. Кулак просвистел совсем рядом. Бросив сумку, Кими вновь оказался на земле в метре от нападавшего. Свет из окна упал на перекошенное от ярости лицо. – Гансеки?! За один миг в голове вихрем прокрутились события последних двух дней. – С ума сошел?! – Хасанаги, ты подонок! – процедил Кодо и снова кинулся на него. Когда Кими отступил в сторону, чтобы пропустить Кодо, его обдало винными парами. – Еще и надрался, – вставил он, уходя от беспорядочных ударов, каждый из которых мог бы свалить и более сильного соперника. – Ты бесчестный вор! – Вор? Новость для меня… – Да! Ты вор! – Кодо оказался в согнутом положении с выкрученной за спину рукой. Кими не давал ему пошевелиться, удерживая кисть и оглядываясь. К счастью, во дворе сейчас не было никого. Свободной рукой Кодо пытался дотянуться до шеи Кими. – Ты подлец! Ходил в гости, подарки дарил Мидзу… Ненавижу тебя! – Давай обсудим всё в более спокойной обстановке, – Кими выпустил его руку и сделал шаг назад, но Кодо воспользовался обретенной свободой для новой атаки. Кими вдруг не захотелось отходить, он просто встал на одном месте и наблюдал, как кулак Гансеки прорезает воздух. Удар пришелся в солнечное сплетение… Резкий выдох с гортанным криком ударил по барабанным перепонкам и выбил звезды из глаз… Дыхание перехватило, Кими упал всей спиной на то самое дерево, только потому смог устоять на ногах. Кодо застыл с поднятым для следующего удара кулаком. Казалось, он и сам удивился, что смог так легко “достать” опытного айкидоку. Так они и стояли. – Ну что, … полегчало? – наконец, выдавил Кими, пытаясь восстановить дыхание. – Да… – Кодо ошарашено опустил руку. Пройдя несколько шагов, которые дались ему с трудом, Кими присел на скамейку. Кодо, немного постояв над ним в нерешительности, тоже сел. – Я был там сегодня. Я видел, как вы целовались, – он спрятал лицо в воротнике куртки. – Ты свинья… Отобрал у меня Мидзу… – Извини. Должно быть, я вообще не должен был появляться в вашей жизни, – Кими запрокинул голову и закрыл глаза, пытаясь успокоить боль и вдохнуть глубже. Ребра, вроде целы. Как объяснить то, что происходит? Объяснить так, чтобы Кодо понял, и все устроилось. Чтобы не было этой тягучей жгучей его ревности и разделенной надвое любви Мидзуки. – Я не люблю Мидзу, – начал Кими. Кодо вскинулся. – Дай сказать!.. У меня моя блондинка есть. Мне нужна только она. – А как же Мидзу?! Ты что, значит, решил с ним просто поразвлечься?! – О-о-о… – Кими обхватил руками голову. – Да нет же! Собрав все силы, он поднялся и схватил сумку. – Мы оба устали. Пошли ко мне, хотя бы в тепле поговорим. – Не знаю… – Пошли-пошли, – Кими повернулся и направился к подъезду. Боль постепенно утихала, но внутри разрасталась тоска. Ничего, Кими, ты это честно заслужил, так что терпи… Гансеки стоял на пороге, не решаясь войти. Да ему и не хотелось. Видя это, Кими одной рукой схватил его за грудки и втянул в квартиру. Захлопнул дверь, потом сказал ему в лицо: – Дурак ты! Сколько времени вынашивал в себе свою ревность, которая ничего ровным счетом не стоит! Мне Мидзуки нравится уже фактом своего существования, но это еще не повод. – Чего же ты тогда от него хочешь?! Какого черта целовал сегодня у всех на глазах?! – Вот именно, у всех на глазах. Пришлось, потому что наш продюсер ничего о болезни Мидори не знает. Всё бы пошло макаке под хвост, если бы я… А-а-а! – Кими разжал пальцы. – Ладно, я сволочь! Это мы уже выяснили… Теперь давай выпьем кофе. Кими быстро разделся и ушел на кухню. Кодо стоял в прихожей, не зная, что теперь делать, куда податься. Идиотское положение. – Да войдешь ты или нет? Проходи, располагайся, будь как дома… И постарайся ничего не ломать… Пожалуйста. Кофе был горяч, гнев – уже остывал. Они сидели на татами друг напротив друга и молчали. Кодо не понимал, куда делась его ярость. Должно быть, он весь вечер подогревал ее спиртным, а топливо уже кончалось. – Вот что, Хасанаги, – начал он, глядя на стойку с оружием. – Если ты мне сказал правду, я приношу свои извинения, но если… Короче, ты меня понял. – И что ты сделаешь, Кодо? – Кими развел руками. – Убьешь меня? – Нет, уйду. А Мидзу… Он останется с тобой, и ты будешь рядом с ним. Ясно? – Тогда ты убьешь его, – Кими вздохнул, поднялся на ноги, – а моя блондинка убьет меня… Но ты не думай о таких мелочах. Не надо... Кодо понимал, что выглядит он крайне нелепо в глазах Кими, но что делать? Сам бамбука наломал, самому и жаровню топить. – Я знаю, как Мидзуки к тебе относится. – Знаешь, стало быть… – Кими вздохнул. Есть еще одна версия, и ее нужно выслушать. – И как же? – Ты для него и спаситель, и бог… – Кодо дырявил взглядом пол и как-то отрешенно добавил. – А вы… были бы хорошей парой. – Мы никогда бы не были парой. Тому есть веская причина, – Кими повернул голову в сторону токонома. – Какая еще причина? – С плохо скрытым раздражением Кодо покосился на фотографию семьи. Такие загадки начинали его нервировать. – Это мои родители, – произнес Кими с грустной нежностью, будто и вовсе не слышал вопроса, – и мой близнец. Они погибли десять лет назад. Тогда я остался один. Когда мне особенно одиноко, я хожу к ним. В Аояма… – Я… сочувствую, – Кодо часто моргая, чтобы окончательно протрезветь, принялся изучать в полумраке комнаты лица четырех людей. Мальчик-подросток с недетским взглядом держал за руку сестру-отражение, длинные волосы которой были распущены по плечам. Детей обнимали родители, и их лица светились счастьем. – Мне было невыносимо одиноко, когда ушли родные, те, кого я любил больше всего на свете… Мидзу тоже знает, что такое потерять семью… А ты подумал, как он будет страдать, если ты, так сказать, освободишь от себя наш светлый путь с взаимному счастью? Хасанаги прав: эгоист думает только о себе. Он сам себе стал противен. – И что теперь? – спросил Кодо, понимая, что сейчас больше похож на обиженного сердитого ребенка, чем на мужчину, способного принять разумное решение, и от осознания этого ему стало еще противнее. – Домой! – Кими взмахнул рукой. – Мидзуки ждет тебя … Ты ему сейчас нужен как никогда. Кодо молчал. Так глупо всё вышло. – Вот что, лучше я отвезу тебя, – Кими поднялся, потягивая уставшие мышцы. – Время дорого. – Сам доберусь… – Нет уж, – Кими подошел к окну. На улице вновь собирался дождь. Первые тяжелые капли ударили в стекло. – Не скажу, что мне все равно, кем ты меня считаешь, Кодо. Только поверь, я тебе кто угодно, но не соперник. Тишина опустилась на комнату. Вспышка молнии на миг вырвала из темноты лицо Кими, вдали тревожно громыхнуло. Внезапно хлынул дождь, хлынул сплошным потоком, словно небеса разверзлись и решили утопить этот мир. Кими с досады остался стоять у окна. Стекла заволокла журчащая вода, и он погрузился уставшим взглядом в эти струи. Постепенно их очертания начали расплываться, звуки дождя отступили куда-то вдаль… Летние сумерки… Река… Причудливые гибкие ветви прибрежных деревьев свисают почти до самой воды, как руки, желающие прикоснуться к зеркальной глади. По реке плывет лодка, рассекая спокойную воду, оставляя на ее поверхности дорожку расходящихся волн. Тихо плещет вода под веслом. Вдоль берега ветер разносит благоухание тысяч цветов, скрытых в лесу, в высоких кронах поют ночные птицы. В лодке двое. – Ты должна вернуться, Отоэ /(анд.) – сокращение от имени Микадэ Воды Отоэ-Ри, означающее “Морская богиня”/, – свет полной голубой луны выхватил из тени серебристый плащ. Глубокий голос разорвал, казалось, саму темноту. – Как мне тогда жить дальше? – весло в руках замерло, плечи дрогнули. – Неужели, ты гонишь меня, Хасакиэн /(анд.) – имя Кин-Микадэ, означающее “Острие Клинка”/? –Так надо, – голос звучит мягко, но она знает, что за мягкостью скрывается боль. Они умолкли. Лодка повернула к берегу и, ткнувшись драконом в илистый мыс, причалила. – Мне нужно идти, Отоэ. – Нет! Не уходи! – Я должен… У тебя есть еще время. Вся ночь… – Молю тебя, отдай ее мне! Два силуэта в лодке, скрывающих блики света от отражения Ниэла /(анд.) – голубая луна Внутреннего мира/ в воде, голубые искры, вспыхивающие вокруг радужным сиянием. Руки, сплетенные, сцепленные до боли… На миг лицо Хасакиэна вспыхнуло во тьме. – Отоэ, тебе надо вернуться. Это твой долг. – Долг?! И сейчас ты говоришь мне о долге?! Я пересекла океан, чтобы увидеть тебя, чтобы прикоснуться к тебе хоть раз! Быть может, в последний! Я люблю тебя! – У нас нет выбора. – Я не могу без тебя. Разлука мне не по силам! – Ото! – Воин схватил ее за плечи и встряхнул. Глаза, горящие слезами. Но воин не должен плакать. – От каждого из нас зависит существование нашего мира. Должен быть порядок. – И ты готов наступить на мое сердце? Ради порядка в мире, раздираемом войной? Только ради этого самого порядка я буду рядом с другим и так далеко от тебя. Но я все равно вернусь… К тебе, Хаэн. – Война может начаться снова. Будь же благоразумна! Только союз Воды и Земли может остановить бойню. Ногти Отоэ впились в его ладонь, ярко-алые капли крови загорелись на руке. Но лицо воина оставалось неподвижным, только в глубине огромных зрачков вспыхнул и погас серебристый свет. Отоэ, испугавшись, поднесла его пораненную ладонь к губам, смешивая кровь со своими слезами. – Я не хотела, прости!.. Вот! – вмиг выхватив короткий меч, она провела рукой по режущей кромке. Несколько капель упало в воду, от них разошлось светящееся пятно и рваным розовым облаком поплыло вниз по течению. – Ну, зачем? – укор в бесстрастно-холодных глазах, за ширмой которых скрывалась тоска. Руки их скрестились, смешивая кровь. – Теперь мы неразлучны, – Отоэ подняла глаза ввысь, в которых отразился Ниэл, ее светило. – Моя жизнь принадлежит только тебе, Хаэн… С самого раннего детства, когда я впервые увидела тебя, летящего на коне в моих снах. Я поняла, что когда-нибудь отдам за тебя свою жизнь! – Ты еще слишком молода, Отоэ… Твои сны – это только сны. В жизни всё бывает по-другому. Мы не можем быть вместе… – Хотя бы сейчас… Они молчали, вбирая в себя эту ночь, они пили ее хмельной воздух, они замкнулись друг на друге, как бывало раньше, укрыв себя от взгляда остальных… Снова вдвоем, снова вместе, снова одни… Мучительно быстро уносилось вдаль время: они считали каждый свой миг последним, поэтому проживали его любя. Завернувшись в плащ Хаэна и прижавшись к нему, Отоэ позабыла обо всем. Никогда еще они не были так близки, как в ту ночь. – Пора, – прошептали губы, но сердце говорило другое. – Уже? – Да… – кто-то должен быть сильнее. – Помни, я буду с тобой всегда, куда бы ты ни отправилась, Отоэ. Даже если меня не будет рядом… – Я не забуду… Он стоит на берегу, плащ окутывает его голубой волной света Ниэла. Глаза горят нечеловеческой тоской. Стихия победила. – Хаэн… – в последний раз Отоэ видит его, в последний раз она тянет руку, моля его остаться еще. Тяжелое предчувствие надвигающейся беды сжимает сердце. – Не уходи! Медленно отступая в тень деревьев, он исчезает. Только глаза по-прежнему горят во тьме. Вот и они померкли, растворились в воздухе. Упав на дно лодки, Отоэ беззвучно застыла… – Хасанаги… Эй, что с тобой? Гансеки тряс его за плечо. Медленно запрокинув голову, он начал выходить из транса. Всё кружилось перед глазами, из тумана выплыло вытянувшееся лицо японца, всё ещё малость пьяного. Он лежал на полу, а его голова – у Кодо на коленях. – Ты это что… – обескуражено пробубнин тот, видя, что взгляд Кими сфокусировался на нем. – Вот те раз! Стоял, стоял да и рухнул на месте. Ты того… часом не болен? Воротник рубашки был расстегнут, Кими напрягся. Нет, кажется, Кодо в суете ничего не заметил… Да и заметил бы, что с того! Днем раньше, днем позже. – Едва успел тебя подхватить, а то бы… Да что ты не меня так уставился! Скажи хоть что-нибудь! И, желательно, по-японски, а то в бреду такое болтал… – Я… говорил? – разлепил Кими пересохшие губы. Неужели он пересказал всё, что видел? Что за день сумасшедший. – Шептал иногда что-то… Диалект странный. Так, отдельные слова и куча непонятных… Ничего подобного раньше не слышал. – Ну да… бывает… говорю во сне, – мрачно соврал Кими. – Эээ… Забыть! Что-то с ним не так, но забыть! Подумаю об этом потом… Кими потер лоб рукой и попытался улыбнуться. Этот насмешливый взгляд всегда прятал его мысли. Он как защитный барьер не давал другим понять, что творится у него внутри. Этот же взгляд почему-то совсем вогнал и без того обескураженного Кодо в краску. – Ну, ты это… Если тебе уже лучше, то… Может, встанешь с моих колен? Смущенный Кодо, еще совсем мальчишка. Кими вдруг захотелось подшутить над ним. Почему он это делает? Словно что-то внутри толкает, подзадоривает. Он поднял руку, схватил его за воротник и, согнув пополам, прикоснулся губами к его щеке. Кодо дернулся в попытке вывернуться, но Кими держал расслабленно, а потому, крепко. – Пусти!!! Ты чего?!! – Чтобы никому не было обидно, – с совершенно серьезным видом заключил он, не обращая внимания на желваки, заигравшие на скулах Кодо. – Чокнутый! Ты точно чокнутый, Хасанаги! На полу затеялась возня – дзюдо и айкидо в одном флаконе. – Пусти, тебе говорят! – Да я тебя и не слишком держу… – Ты!.. – Я. А что? Кодо почувствовал, что-то странное в теле Кими, сильном и гибком, но слишком легком для парня такой комплекции. “Стоп!.. А это вообще что было? Спятил я, что ли?” Кодо на секунду замер и тут же за это поплатился, оказавшись вниз лицом с выкрученной рукой. – Ну, и что дальше? – мрачно спросил он. – Насиловать будешь? – Зачем же так сурово? – Кими склонил к его шее, волосы прочертили по щеке Кодо. – Разве я похож на тех, кому нравятся парни? – А разве нет? – Я думал, что нет, – и он его отпустил. Они стояли у окна и смотрели, как льется вода по стеклам. – Не понимаю я тебя, – прервал Кодо разтянувшееся во времени безмолвие. – Чем ты живешь? Кого любишь? – Мидори. Мидзу… Тебя вот тоже. – Меня?! Да ты… ненасытный какой-то… – Ай-ай, Кодо, не прикидывайся окинавской мотыгой! Всех, но по-разному. – Да, только проявляется это в одном и том же, – тот неловко потер щеку. Кими тихо засмеялся. – Когда ты смущаешься, ты такой забавный. – Ч…чего?! – Кодо опустил подбородок ниже и применил свой коронный взгляд, но, глядя в добродушно улыбающиеся глаза Кими, не выдержал и улыбнулся сам. – Ладно-ладно… – он снова забубнил. – Я вот еще потренируюсь, тогда держись… – Договорились. Дождь пошел на убыль, гроза уходила к океану. – Поехали. Пора. – А ты это, точно в порядке? – Точно. – Слушай, а что это с тобой вообще было? Болезнь какая-то? Я слышал, такое бывает… – Ну, как сказать, – подумав несколько секунд, ответил Кими. Как назвать странную склонность получать видения? – Засмотрелся на воду и уснул стоя, слишком много работал в последние дни. Ладно, давай, пошли. Здоров я. По мокрым ночным улицам, собирающим последнюю морось с небес, прокатила одинокая “Хонда”. Гроза прошла над Токио, последние тяжелые тучи мчались прочь, постепенно появлялись то здесь, то там маленькие клочки звездного неба. Кими остановился у ворот, Кодо сошел на мокрый асфальт. – Спасибо, что подбросил. Ну, пока, что ли? – Иди домой, Кодо. Мидзу ждет… – Кими сказал и почувствовал, как при воспоминании о нем недобро сжалось сердце. – Мидзу? – Что-то не… так? – Кодо и самого вдруг придушила тревога. Секунду они смотрели на побелевшие лица друг друга, а потом бросились к корпусу. Как во сне Кодо открыл ключом дверь, и они влетели внутрь. Мидзуки спал, свернувшись калачиком на кровати. В своем концертном платье. На вешалке, аккуратно расправленный, висел плащ Мидори, а под ним стояли туфли. В комнате – порядок, только… На прикроватной тумбочке – стакан, пустой, и пузырек, лежащий на боку, тоже пустой. Бутылка из-под сакэ одиноко лежала на полу. Всё это Кими заметил сразу. Он подлетел к кровати, схватил пузырек, прочитал название лекарства и начал тормошить Мидзуки. – В доме есть что-нибудь… Воронка, тонкий шланг? Кодо остолбенел. – Не стой там! Помоги мне! – гортанный крик заставил его очнуться, тогда он бросился на кухню и начал лихорадочно выкидывать из шкафчиков их содержимое. Кими бил по нежным щекам наотмашь, но всё было напрасно. – Ещё нож поострее! Кодо собрался быстро: надежда на то, что Кими знает, что делать, освободила его от необходимости думать, и он стал покорным исполнителем. Быстро найдя всё то, что было нужно, он прибежал в комнату. – Бери Мидзу и в ванную, держи на весу, – Кими полоснул ножом по резиновому шлангу. – Вызови скорую. Бросив ему свой сотовый, он насадил шланг на воронку. Подняв хрупкое, обмякшее тело, Кодо осторожно понес его, куда велели. – Идиот! – прошептал Кими себе едва слышно, встал и пошел за ним. Как он не почувствовал, когда оставлял Мидзуки одного?! Как можно было поступить с ним так?! Жестоко… Нелепо… "Я без тебя умру", – крутилось в голове, не прерываясь на дыхание. Сколько часов прошло? Наверное, около четырех… Снотворное – полбеды, Мидзу пил спиртное. Кими промывал Мидзу желудок, Кодо с ужасом считал маленькие белые таблетки. – Не волнуйся, они еще не успели толком рассосаться, – кого он успокаивает? Себя, наверное? Не успели, но их слишком много. – Зачем?.. Мидзу… – Кодо кусал губы, мелко подрагивая. – Это я виноват… Оставил его одного. – Без истерик! – прикрикнул на него Кими, перевел дух и более сдержано добавил: – Не сейчас. Больница была недалеко, и скорая приехала быстро. Без лишних вопросов Мидзуки отнесли в амбулаторную машину, Кодо отправился с ним. Кими – вслед на мотоцикле, ругая себя всю дорогу. Громко, потому что слышал его только ветер. Они сидели в коридоре, считая минуты. Время тянулось бесконечно медленно. – Почему он это сделал? – Первые слова Кодо спустя полчаса ожидания прозвучали как выстрел в тишине. Кими едва ощутимо передернуло. – Не знаю. – Знаешь, Кими, – тихо и зло произнес Кодо, – ты знаешь… Он достал из кармана сложенный втрое листок бумаги. – Это, кажется, тебе адресовано… Лежал на столе. Дрожь в пальцах не унять. Кими взял листок, в углу которого была выведена хокку: “Твой поцелуй – Осенний ветер… Холодно иро…” – прочел он. /Иро (яп.) – цветок/ Прижавшись горячим лбом к бумаге, Кими сидел безмолвно. – Что между вами произошло? – стараясь сдержать накипевшее, спросил Кодо. – Ничего. – Неправдоподобно. Попробуй еще раз. Кими устало поднял глаза. – Я ушел. Понимаешь? Я просто ушел, когда надо было остаться. – Остаться? Для чего? Глаза в глаза… Они друг друга поняли. Кодо отвел взгляд. – Ты ему нужен, Хасанаги. Будь с ним… – Ты тоже нужен ему, Гансеки. И тебе придется… – Кто же нужен больше? – Да оба хороши, - ответил Кими раздраженно на не озвученный вопрос. Вымученные, уставшие, они сидели и молча ждали. Кто виноват? Да что теперь об этом! Лишь бы Мидзу выкарабкался. Так и не заметили врача. – Ну-с, друзья этого… м-м.. этой… девушки, – с такими словами появился стремительный пожилой доктор. Они вскочили, как по команде. – Как там Мидзуки? – Кими понял, что чуть не озверел в ожидании чуда. – Ничего… Жить будет. Желудок промыли, и это хорошо, хорошо. Вы врач? – Учусь. – Хорошо учитесь-то? – На своем курсе в первой десятке, – на автомате ответил он, ожидая, когда уже доктор выложит нужную информацию. – Так как он? – Состояние всё еще опасное, но кризис уже позади, заметные улучшения налицо. – Доктор, скажите правду, – Кими подошел к нему. – Он сильно пострадал? Отразится ли на нервной системе такая доза? – Будем надеяться, что кроме сильнейшего гастрита ей… э-э… ему ничего не грозит. А теперь простите, мне надо идти. К утру переведем в палату интенсивной терапии, тогда можно будет навестить. – Спасибо, сэнсэ! – Они оба склонились в пояс и, когда тот удалился, облегченно опустились в кресла. – Что, правда, в первой десятке? – Кодо начало потряхивать после облегчения, и Кими похлопал его по плечу. – Ну даааа. – Так круто учишься? – Круто? – Кими приподнял бровь. – Да я безбожно отстал. Ничего не успеваю! – Э? – Кодо замолчал, переваривая новую порцию событий. – Расслабился. Мозги засыпают, – сказал Кими по прошествии пары минут. – Пойду принесу нам кофе. Надо еще до утра продержаться, да и потом… целый день… Я недолго. Кодо смотрел ему вслед. Как можно ненавидеть человека, который дважды спас жизнь Мидзу? Но который разбил его сердце? Что теперь? Что делать-то?***
Мидори не спалось в эту ночь. Она постоянно просыпалась, то от кашля, то от шума воды за окном. Только дремота овладеет, и снова сознание возвращается в мир. Она измучилась, и под утро уже начала просто тихонько подвывать. – Кими, – прошептала она в полузабытьи. – Кими, где ты? Ты мне так нужен сейчас. Мидори снова провалилась в дремоту, которая была похожа скорее на густой кисель, чем на сон. Тихо отворилась дверь палаты. Осторожно выглядывая в коридор, вошел человек в белом халате. Полоска света скользнула по лицу Мидо, она очнулась и приподнялась на локтях. – Кто здесь? – Т-с-с… – Кими быстро подошел. – Привет, Лисонька! Это я. – Кими!!! – зажимая рот рукой, вскрикнула Мидори и бросилась ему на шею. – О-осторожно, тебе же лежать надо. – Кими… Это ты! Небо услышало мои молитвы! – Ох уж это небо!.. Как ты тут? – Скучаю. Домой хочу, и чтобы ты был рядом. – Попробую тебя отсюда забрать. Теперь, после конкурса, времени больше будет. Я тебя быстро на ноги поставлю! – После конкурса… – Мидо погрустнела. – Всё пропало, да? – Вовсе нет, – глаза Кими хитровато сузились. – Ты была великолепна! Зал неистово рукоплескал. – Издеваешься, да? Я же здесь… – кашель прервал Мидори на полуслове. Кими заботливо поддержал ее. – Концерт состоялся, и мы имели успех. Твой голос звучал в записи, а актер великолепно сыграл твою роль. – А-актер?! – Да, никто ничего не заметил. Всё в порядке. Болей на здоровье. – Меня… заменили? – Вот это удар! Мидо готова была разрыдаться. Кими провел рукой по ее щеке. Не видел ее меньше, чем два дня, а ощущение, что расставались на века. – Глупышка, разве тебя можно заменить? Скоро ты поправишься, и начнется работа. Впереди еще много концертов. А вчера… Просто кто-то очень талантливый сыграл твою роль. Вот и всё. Ты же у меня самая лучшая! – Кими, я… – Мидори засияла от удовольствия и… нечаянно зевнула. – Устала? Ложись-ка. – Ты не уйдешь? – Надо. Если меня тут кто-нибудь застанет… Да и халат вернуть нужно в ординаторскую, пока никто не хватился. Я утром зайду. – Ты обещаешь? – Ну, конечно. Спи… Кими поцеловал мидорину ладонь и вышел. Смело, спокойно, привычным врачебным шагом прошел из инфекционного отделения обратно в реанимацию, вернул спецодежду на место, потом нашел автомат и взял кофе для себя и Кодо. – Я уж думал, ты не вернешься, – сказал тот, принимая стаканчик. – Куда ж я, по-твоему, денусь? – Кими сел рядом. – Есть новости? – Пока ничего… Э, что это у тебя глаза так сияют? – К Мидори заходил. Она тут, в другом отделении. – У… Понятно… И тебя пустили? – Да кто ж меня не пустит, если мне очень надо? Кодо отхлебнул кофе и насуплено произнес: – Везунчик ты, Кимитаро. Все тебя любят, и девушки, и… Мидзу, правда, не… Кими помрачнел, вспомнив о той летней ночи, проведенной с Нэви, и о малыше Котори, который исчез, не сказав ни слова. Действительно, любят. А толку. – Я что-то не то сказал? – сонный Кодо смотрел на него исподлобья. – Слушай, шел бы ты домой, поспал бы пару часов, а я здесь пока побуду. – Нет уж! Я должен быть тут. Я тоже виноват. Надо было вчера с Мидзу быть, а я… – Гансеки уткнулся в черноту на дне стакана. – Скажи мне одну вещь, Кими. Кодо замялся, потом допил одним махом свой кофе. Под отросшими прядями волос Кими заметил покрасневший краешек уха. – Ты можешь меня простить за… Ну, за вечер… И вообще! Чего ради ты под удар подставился? – Захотелось, – мрачно ответил он, неторопливо поглощая черную крепкую жидкость. – Он еще и мазохист, – философски вздохнул Кодо. – Я тебе, случайно, ничего важного не повредил? – А что, очень мечталось? – ехидство в голосе было почти неприкрытым. – Ладно, я поступил глупо! Приношу свои извинения! Доволен? – вспылил Кодо, сминая в руке пустой стаканчик. – Не заводись, – Кими вручил ему и свой. – Держи вот, если помогает. Извини, хаси не захватил, не было времени. Сухой треск сжатых в обоих кулаках стаканчиков раскатился по коридору. – Так и будешь надо мной издеваться? – ровным тоном, возвещавшим о крайнем бешенстве, произнес Кодо. – Ты несдержан. Таишь обиду, копишь ее в себе, потом делаешь много разного, чего делать бы не стоило, – Кими опустил ладонь на его судорожно сжатый кулак. – Пройдет немного времени, и ты станешь для Мидзу единственным. – Ему нужен кто-то постарше, кто-то вроде тебя, – Кодо приуныл. – А что я? Младше Мидзу почти на год! Кто я для него? – Брось! Не в возрасте дело, дело в голове. Все когда-то были моложе, что с того? Ты слишком много об этом пустяке думаешь, вот и теряешь уверенность в себе. У вас с Мидзуки еще всё впереди. Он сделает операцию, вы поженитесь. – Если он, конечно, этого захочет… В смысле, выйти за меня. А то бросится прямо к тебе. Что я тогда делать буду? – Захочет! – усмехнулся Кими. – Надеюсь, на свадьбу-то хоть пригласите? Кодо смущенно хмыкнул. – Рано еще об этом… – Самое время, – Кими откинулся на спинку кресла и устроился поудобнее. – Вот что, мне нужно отдохнуть. Впереди еще целый день и… О великий Будда! Какой же он будет долгий! Кодо смотрел на Кими, который мирно дремал, прислонившись затылком к стене. В уголках его глаз притаилась улыбка, плотно сомкнутые губы слегка подрагивали. – Красивый, черт! – вздохнул Кодо и отвернулся. Даже слишком красив, пожалуй, за такими в школе обычно толпы девчонок бегают. Но есть что-то мягкое в чертах лица, сон будто все углы смягчает. Или делает младше? В памяти всплыла фотография семьи Хасанаги. Тот юноша, смотревший с портрета, казалось, защищал сестренку. “Наверное, Мидзу напоминает ему погибшую сестру”, – подумал он. – “Интересно, а как я выгляжу, когда сплю? Быть может, совсем как пацан? Хреново…” Кажется, последнее он прошептал вслух. – Кодо, расслабься, – раздался в гулкой тишине коридора приглушенный голос Кими. – Разряди атмосферу, отдыхать мешаешь. – Что, не спишь и все слышишь? – Кодо смутился вконец. – Сплю. И тебе рекомендую. Два-три часа у нас есть. – Ладно. Постараюсь… – Постарайся, будь любезен… – Ага… Раннее утро в больнице… Бушуют океанские волны, жадно лижут борта флагмана. Как голодные звери, они снова и снова бросаются на него, пытаясь проглотить. Но корабль взлетает над ними как птица, словно играя и дразня, заставляя волны бушевать еще сильнее, биться в клокочущей ярости под недосягаемой добычей. На самом носу, схватившись одной рукой за ванты, стоит девушка. Штормовой ветер рвет ее длинные черные в синеву волосы, оставляя в них соленые брызки. Она, собрав их, уже мокрые, скручивает и затыкает за широкий шитый серебром синий пояс. Потом поднимает в темное небо свои горящие глаза. В них радость и боль, восторг и буря, упоение ветром и гнев стихии, любовь и ненависть – всё смешалось в одном взгляде, в едином порыве. Волны чувствуют ее, они верны ей, они уже готовы стать ее послушными слугами, верными псами. Как и прежде, но… Огромная черная туча заволакивает небо, лавина дождя обрушивается на корабль. Сверкает молния, потом другая, раздается оглушительный треск – это третья попадает в голову морского дракона, украшающего нос корабля, и ее проглатывает океанская пучина. В глазах девушки нет страха, только боль и отчаяние: она знает – спасения не будет, но умирать, не отомстив Врагу, не хочет. Всё, что она может, - это унести власть над своей стихией с собой. Отоэ поднимает скрещенные ладони вверх, последняя насмешка над Тираном, и с улыбкой победителя бросается в пенистые рокочущие волны… Мидзу с невероятным трудом разлепил тяжелые, налитые свинцом веки. Свет, пронизывающий белые жалюзи, больно ранил глаза. Он зажмурился. Тело как ватное, дышать тяжело. Дышать? Он дышит, значит… Он жив. Нет! Нет, он хотел умереть! Зачем его вернули?! Чьи-то прохладные пальцы прикоснулись к его лбу. – Мидзу… – тихий голос, любимый голос. Голос, который он узнает везде, даже в своих снах. – Кими, – прошептал он одними губами. – Мидзуки, – теплая ладонь с другой стороны накрыла его руку. – Как ты, малыш? – Кодо? – Я… Что это ты хотел с собой сделать? Уйти и бросить меня, да? – Кодо, я не… хотел. Я… – Тише, тише, - сказал Кими. – Потом… Мидзу отдохнуть надо. – Не уходите! – всхлипнул тот. – Где вы?.. Я вас не вижу. Они тревожно переглянулись. Кими подошел к окну и закрыл жалюзи. – А сейчас? – Всё расплывается, голова кружится… Что с моими глазами?! – Кодо, позови врача, – тихо сказал Кими, махая рукой и давая понять, чтобы свалил. – Давай, иди. – Хорошо, – ответил тот, нехотя покидая палату и поглядывая на кнопку вызова у кровати. – Кими, я ослепну?! – испуганно вскрикнул Мидзуки. – Нет, успокойся, – он склонился над ним и осторожно поцеловал его глаза. – Всё будет хорошо. Просто ты еще очень слаб, и тебе надо отдыхать больше. – Кими… Почему вы не дали мне умереть? – Мидзу плакал. – Потому что мы тебя любим. – И ты? Ты любишь? Кими вздохнул. Главное сейчас – успокоить. – Да, малыш. – Тогда… поцелуй меня. – Мидзу… Что делать? Кими замолчал. – Я тебе противен? – дрожащие побелевшие губы, бледная кожа, ввалившиеся глаза – шаг от смерти. – Как ты можешь так думаеть, - чувствуя, что должен сделать то, что тот просил, Кими склонился и прикоснулся губами к холодным губам Мидзу, передавая ему своё тепло. – Поправляйся скорее, слышишь? Дверь открылась, Кими выпрямился и отошел к окну. Врач, тот самый, окинул его странным взглядом с ног до головы и обратно, но ничего по поводу этой сцены не сказал. – Пожалуйста, удалитесь, – попросил он. – Мне надо осмотреть пациента. Кодо вышел вслед за Кими. – Я не мог иначе, – сказал он. – Прости. – Я так и думал, – холодно ответил Кодо. – Поднимем его на ноги, тогда… – Что тогда? Солнечное утро. Двое в больничном коридоре. Поединок взглядов. – Будьте так любезны, дайте пройти, – окликнул их врач. – Молодые люди, если вы решили поупражняться в сикири /(яп.) – поединок взглядов перед боем, необходимый для устрашения соперника/, вам следовало бы выйти на улицу. Это больница, а не додзё! – Извините, – они расступились, пропуская его. Потом сели. – Слушай, Кими, – начал Кодо. – Оставь меня и Мидзу, ладно? Иди к своей Мидори и оставь нас! – Только попрощаюсь с ним. Это я, по крайней мере, могу сделать? – Как знаешь. – Ни слова о вчерашнем, Кодо. Ты меня понял? – Не дурак. Не хочу его угробить! Они сидели и ждали. Через несколько минут доктор вышел. – Как он? – вскочив на ноги, спросили они разом. – Пока трудно сказать, восстановится ли зрение полностью… Надо надеяться, что других патологий нет. Мы проведем полное обследование, когда ему станет лучше. Сейчас его нельзя утомлять. Но если кто-то будет с ним разговаривать о чем-нибудь приятном, это пойдет на пользу. – Можно войти к нему? – Да, но только кто-то один, – ответил врач, обращаясь к Кими. – Извините, мне надо идти. Обход, - и он удалился. – Я всего лишь на минуту. Попрощаюсь, – Кими взялся за дверную ручку. – Прощайся. Я подожду. Мидзуки смотрел в потолок, пытаясь не думать о плохом. – Как ты себя чувствуешь? – Кими присел на край койки. – Хочу домой. – Придется перетерпеть больничные процедуры, раз уж ты попал сюда. – Я хотел в другое место. – Мидзу, – Кими взял его руку, – а как же Кодо? Знаешь, каково ему сейчас? – Он не пришел вчера… Я подумал… Что меня все бросили… Я пил, потом… никак не мог успокоиться. Достал снотворное… Мне показалось, что надо просто уснуть и не просыпаться больше никогда… И всё закончится. Всё будет хорошо. – Не думай об этом, ладно? Поправляйся скорее. Ты нам нужен! – И тебе? – Мидзу, я к тебе очень привязался. Но не проси меня что-то тебе обещать, пожалуйста. – Я понимаю… Ты, наверное, сейчас о Мидори думаешь. – О ней тоже. Но я уже должен идти. – Хорошо. Иди, раз надо. – Я буду тебя навещать. Хочешь? – Да… – Мидзуки смотрел на Кими в упор, силуэт вырисовывался, и в своём воображении он постарался достроить знакомые черты лица. Но лицо вышло другим. Лицо, которое часто приходило в его сны, когда он был еще маленьким: узкие, чуть светящиеся в темноте, глубокие глаза, пепельные, словно рано поседевшие, волосы. Этот образ преследовал его с детства, преследовал как сон, а он, Мидзу, лелеял его в своих мечтах. Только мечты о защитнике помогли ему выжить в том кошмаре, на который обрекла жизнь. Теперь он понял, почему лицо Кими в его сознании слилось с тем образом. И от того, что он внезапно понял это, ему стало легче. – Мидзу, ты в порядке? – Да, да… - он улыбался. – Ты иди. Всё хорошо. Правда. Кими вышел, и Кодо занял его место. Он положил голову на койку, и Мидзуки прикоснулся е его шевелюре всё ещё слабой рукой. – Мидзу… Я тебя больше не оставлю. Обещаю. Как безнадежно больно рядом с Кими! Как спокойно с Кодо… Но почему чего-то не хватает, когда одного из них рядом нет?***
– Мидори, мы тебя поздравляем, солнышко ты наше! – Это всё тебе, соловушка! Субо и Кацуо, отдуваясь, втащили в палату по огромной корзине цветов. Ацума шел позади и руководил процессом доставки. – Как себя чувствуешь? – спросил он, глаза его сияли. Из-за спины он извлек статуэтку. – Держи, ты ее честно заслужила! Мидори, вжавшись в спинку кровати, недоуменно смотрела на них, думая, запустить в нахалов чем-нибудь или же пусть живут? Они явились и застали ее врасплох – она ведь даже не одета! – Ребята, что это?.. – Мы заняли второе место, да и то, наверное, только потому, что ты выступала заочно, – Ацума занял стул, стоявший у койки. – А где Кими? Он же должен тут дневать и ночевать! – Был изгнан домой поливать мои цветы. А то он совсем о них забыл, – Мидори улыбнулась, принимая награду. – Красивая… Но это не мне. – А кому же? – переглянулись Кацу и Субо. – Тому… актеру, – Мидо приподнялась, прикрывая одеялом свою пижамку в цветочек. – А кто он? – Уже знаешь? Да мы его и сами впервые только вчера увидели. Зовут Мидзуки. На тебя похож – страшно! – заметил Субо. – Что значит “страшно”?! – рука Мидо привычно уперлась в бок. – Я что, такая страшная?! – Нет-нет, ты у нас самая красивая звезда в Японии! – А ведь и, правда, звезда, – согласился Ацума. – Сегодня ты проснулась звездой. – Ой, хоть бы глазочком посмотреть! – Мидори изобразила страдание. Кацуо порылся в карманах куртки и извлек заветную коробочку. – Да без проблем! У меня же запись есть. Хотел своей девушке показать, ну да ладно! Она подождет. Он подошел к видеотройке, прикрепленной к стене палаты. А что еще больным делать, если не смотреть телевизор? На экране – всё та же суета сует… Мидори глядела во все глаза. Как же она хотела быть там! Даже ядерный взрыв не оторвал бы ее сейчас от действия, происходившего за кулисами. – Ребята, по коням! – скомандовал Ацума, взглянув на часы. – Пора к Дай-То. Где Кими, черт возьми?! – Ладно, скажем, что он в храме Каннон, проводит время в молитвах о здоровье Мидори, – махнул рукой Кацу. – Пока, Мидо! Еще забежим! И они, оставив ее одну, спустились вниз. – Эй, Кацу, ты что там застрял? – крикнул Субо застывшему в дверях Кацуо. – Я осел! Я оставил там кассету! – Да, мы это знаем… Твоя девушка может подождать. – Не в этом дело… На ней… всё. Я ничего не стер… Они переглянулись. Ацума подсчитал время и рассудил трезво: – Теперь об этом поздно… Дело сделано. Поехали. Разберутся сами. Кими вернулся в больницу, превозмогая усталость, скорее уже моральную, чем физическую. Ему хотелось оказаться сейчас где-нибудь в совершенно пустынном месте, где только скалы и голые камни, и безмолвно застыть изваянием у подножия горы. Эта картина не покидала его ума всю дорогу обратно. Куда на сей раз его забросило? Что за странное место? Кто все эти призраки, которые приходят к нему так неожиданно? А может, это всё – игра воображения? Хотя нет, та ледяная рука, сжавшаяся на горле, была почти физически реальной… А может, просто отдохнуть надо? – Привет, Лисонька, – сказал он, входя в палату. – Твой приказ исполнен… Что смотришь? Мидори, уже с полчаса неотрывно глядя на экран, щелкнула кнопку на пульте. Запись перекрутилась снова. Пауза… Кими внезапно стало трудно дышать. Дрожащее изображение, наполовину скрываемое головой продюсера… Та самая сцена… – Привет, Кими, – фраза, брошенная устало. Без злости в голосе, только очень печально. – Я их убью, – Кими стоял спиной к ней, и Мидо не могла видеть его лица. – Как они могли дать тебе это… – Это твой… любовник?.. Только не надо мне лгать!.. Пожалуйста, – казалось, Мидори сейчас заплачет. Голос ее дрожал, хоть она и старалась держать себя в руках. Кими медленно повернулся, подошел и сел на стул. – Это мой друг. – Да… Я вижу. Друг… – Это правда, Мидзуки мой друг. Не больше. – Однако, теперь я знаю, что ты еще и целоваться умеешь… Да еще как! Кими почувствовал, что краснеет. – Эти трое… Они что, совсем тебе не объяснили? – Что тут объяснять, Кими. Если ты кого-то там еще… – Мидо! Пожалуйста, не надо. Мне… пришлось, чтобы Дай-То не увидел Мидзу вместо тебя. Это был единственный способ удержать его на пороге и спасти группу. – Вот как? Гм… – Мидори сползла по спинке кровати и улеглась, завернувшись в одеяло. Кими укрыл ее. – Ты хороший, Кими. Только совсем нисколечки меня не любишь… – Неправда, все же немножечко люблю, – отшутился он. – Разве? – Тоскливый взгляд, брошенный через плечо, просто убивал. – Я так и думала… совсем капельку. Кими не удержался и поцеловал ее в висок. И тут же выпрямился. Да что же такое – второй раз за сутки голову теряет! Но его порыв не остался незамеченным. – Чего ты хочешь, Кицунэ? Скажи мне. – Хочу домой. Кими вымученно улыбнулся: все хотят при первом же удобном случае сбежать из больницы. Он пригладил мидорины волосы и сказал: – Пойду по инстанциям требовать твоего освобождения. Ты пока отдыхай. – Кими, – Мидо схватила его за руку. – Что? – Он снова присел. – Я тебе разрешаю убить тех троих… За полчаса такого… веселья.***
Белая из Лун показала свой край из-за облака, что было легче пера аирису, летящих над кромкой моря. Пара белоснежных длиннокрылых танцевали над волнами, увлекая в свое таинство Отоэ-Ри. Их страсть разделил ночной ветер, летящий с моря в сторону замка на горе, куда лежал путь Микадэ. Драконью лодку вынесло на мягкий песок, в свете Сиеро, отливающего серебром, она оттолкнулась от резной фигуры Хранителя и оказалась на суше. – Как волосы твои, – шепот поцелуем в кончики пальцев, прикосновение к песку. Древний обычай, дань земле, принимающей тебя. Ветер подхватил волосы и одежду, подтолкнул дальше, заставляя идти туда, где осталось ее сердце. – Останься, – бросила она кормчему и, не дожидаясь ответа, побежала вдоль берега к знакомой тропе, ведущей к замку. Сэйсикан в свете своей луны был поистине прекрасен. Ее Синий Дворец был открыт всем ветрам моря, и был любим, но замок Кин-Микадэ тянул к себе через морскую даль, неизменно сильно, почти до болезненной необходимости бывать здесь как можно чаще. Это место давало ей немного покоя и долгожданную встречу. Сильные ноги несли Отоэ вверх. Завтра и только завтра она появится здесь официально со своей свитой, но ждать – невыносимо. Успокаивая взволнованное сердце, она остановилась на границе скал и старого парка, окружавшего замок. Идти дальше – быть замеченной. – Услышь меня, – молитвенно прижав ладони ко лбу, она звала одного из двух Микадэ, живу-щих в этом замке, стараясь обойти внимание второго, но внезапно ощутила близкое присутствие третьего. – Маратхиэ… здесь! Слишком близко Древесная живет с ним, до ее дома рукой подать, не море переплыть. Отоэ взглянула в Белый Глаз, обращаясь к Стихии. – Приведи его, приведи ко мне, Сиеро... Мидзуки потер глаза. Зрение восстанавливалось медленно, и очертания палаты в предрассветной темноте казались зыбкими как очередной сон. – Как тебя зовут? – прошептал он в темноту, где увидел силуэт своего хранителя из сна. Силуэт не ответил, и Мидзуки вдруг оказался на корабле в яркую лунную ночь. Некоторое время он любовался синими волнами, а потом вскрикнул и резко сел на койке, внезапно испугавшись, что уснул, когда в палате кто-то был. Сердечко билось гулко, пока он оглядывался. – Это только сон. Глупый я, никого же нет. Никого… Он опустил голову. Только бы отчим не узнал, почему он в больнице. Только бы ему никто не сказал правды. Мидзуки сегодня умолял врача говорить, что это пищевое отравление, иначе плакал его контракт и относительная свобода в жизни. То, что он пропускает учебу, не имело значения для него в таком положении, а вот то, что пропускает репетиции в театре, было самым важным. Если его заменят в пьесе на другого актера, это будет совсем ужасно. Полулежа на боку, он поправил подушку и устроился повыше. – Белая такая, - прошептал он, вспоминая свой сказочный сон, в котором он всегда был девушкой, - какая я же красивая луна была. Глаза сами собой закрылись, он плыл в мареве лунного света и покоя, который щедро дарило ощущение океана. А рядом с ней стоял его любимый, его хранитель. Теперь Мидзуки разглядела его лицо отчетливо и повернулась на бок, во сне шепча его имя: - Кими...таро...***
Кодо последним из посетителей покинул больницу. Запахнул поплотнее куртку – всё ещё холодно. Домой? Не хотелось возвращаться в пустую комнату. Совершенно пустую без его божества. Нашел на дороге камешек и, гоня его перед собой, отправился куда глаза глядят. Ноги сами повернули вдоль Ясукуни-дори к Будокану и дальше – в Тиёда-ку. – Зачем я здесь? – он остановился и прислушался к себе. Одна мысль не давала ему покоя. Что-то странное, как навязчивая идея… Кодо понял. Он направлялся к кладбищу в Аояма. Теперь он, обретя очертания цели, быстро добрался до него, перебрался через закрытые ворота. Почти час бродил среди могил, пока не нашел то, что искал. – Кажется, здесь, – он опустился на одно колено перед тремя плитами, пытаясь разглядеть надписи в тусклом свете дальнего фонаря. – Хасанаги Эйдзиро… Хасанаги Юкио. Родители? Да… а это? Кодо долго смотрел на имя, не веря своим глазам. Сонодзабуро, не может быть погибшей сестрой, такие имена девочкам не дают, а вот Кими как хочешь, так и крути. Кимитаро… это… это обман? – Вот черт! – он вскочил и бросился бежать. В голове обрывками проносились события, слова, ощущения. Один из двоих близнецов остался жить. Почему же тогда он решил, что это парень? – Девчонка! Он девчонка! Взяв ворота, он перевел дух. – Как же это я не заметил-то? Что же тогда получается… “Мы никогда бы не были парой. Тому есть веская причина”, – прозвучало у него в голове. Только теперь Кодо понял, на какую вескую причину намекнул Кими. – Вот оно что… Кодо прикрыл рот рукой, вспомнив, как его ладонь ткнулась во что-то… относительно мягкое на груди Кими. Девушка, которая плоска настолько, что ее с легкостью можно принять за парня? Может такое быть? – Может, раз может… Какого черта ты такая… такой. Зачем тебе быть парнем? А ведь ревновал! Да что там говорить! И сейчас – тоже. Что же получается, Мидзу и Кими похожи. Кодо шел по тротуару, ругая себя последними словами. Однако лопухнулись все, не только он. Это было хоть и слабым, но всё-таки утешением. Одна тяжесть упала с сердца, на смену ей пришла другая: и какая-то девчонка, может его, Кодо, шутя скрутить в бараний рог?! Непорядок! Как только Мидзу станет легче, он бросится в додзё. А то совсем лицо потерял. Хотя… девчонкой-то Кими и не был, как ни крути, никак не выходило его представить в другом обличии, он еще и парней многих за пояс заткнет. И как за десять лет вот настолько можно измениться? Вот ведь черт! Кодо перешел шоссе, взволнованный, как в тот день, когда впервые увидел Мидзуки. Переосмыслить и начать всё сначала. Да, с самого начала.