Верю

Лиза положила острый подбородок на кулак и задумчиво глядела, как крутится пластинка в проигрывателе. Шинджи приволок очередную новинку. На бумажке название альбома и год. 1950. Последняя пластинка, которую они слушали в сообществе, была 1910 года. Самая свежая на тот момент. Хирако обозвал её новоорлеанским джазом. Сейчас миром правил кул-джаз. Её персональный календарь отсчитал уже сорок лет. Ядомару качнула головой и перевела взгляд на зеркало, рассматривая своё отражение. Местная одежда ей шла. Ну ещё бы, она ведь так походила на старую форму. Форму, которую то и дело с таким рвением срывали с неё эти волшебные руки, чтобы утопить в ласке. Длинные пальцы и сухие горячие ладони. Надёжные и ласковые. С одинаковой страстью сжимающие рукояти мечей и её запястья, когда она пыталась протестовать. Ядомару прикрыла глаза и коснулась ключицы кончиками пальцев, вспоминая поцелуи, которые оставлял на коже её мужчина. Такие разные: от нежных и почти робких до жадных, после которых вспыхивали пурпурные следы. Но больше всего она тосковала по этим глазам. Спокойным, как сумеречное море, когда он клал голову ей на колени и рассматривал её лицо. Мрачным, как грозовая туча в моменты их ссор, во время которых тряслись стены и периодически что-то билось. Ласковым, как весенний дождь, когда утром он прижимал её к себе и не выпускал из кровати. Всегда проницательным и с тихим пламенем где-то внутри. Глаза, рассмотревшие в ней не только бойца и сильную женщину, но и заметившие ту застенчивую, в сущности, девочку, которая скрывалась за флегматичной распущенностью. Глаза, всегда смотревшие в сердце. Где он сейчас? Ищет ли её? Или посчитал, что это стечение обстоятельств стало отличным поводом для расставания с временным лекарством от боли, которой он никогда ни с кем не делился? Она старалась об этом не думать. Зачем бередить прошлое, которого уже не вернуть? Может, он уже нашёл себе кого-то и даже не вспоминает о ней? Жить-то дальше надо. Может, и ей уже пора двигаться дальше? Как глупо всё это. Как жестоко. Интересно, что стало с Нанао? Так хотелось передать ей хоть какую-то весточку, но Лиза всегда одёргивала себя, даже когда ей выпадал шанс. Не надо ей знать о том, какое жалкое существование вынуждена сейчас влачить та, которой эта девочка так восхищалась. Лиза закончила заплетать косу, когда в дверь тихо постучали. Девушка обернулась на дверь и дёрнула тонкой бровью. Какой идиот придёт в такой ливень? Открыв дверь, Ядомару застыла, не веря своим глазам. Мокрая ткань одежды пристала к такой знакомой стати, тяжелые капли падают на пол с каштановых волос, скрутившихся в блестящие пружинки, а в её лицо пристально смотрели те самые глаза. — Ты? — только и смогла спросить она, всё ещё не осознавая реальность происходящего. — Привет. Прости, я без цветов, — улыбнулся он и почесал в затылке. — Ты? — вновь спросила она, глядя в серые глаза. Вместо ответа он взял её лицо в свои ладони и, внимательно посмотрев в малахитовые глаза, молча впился в её губы. Он. И снова эти руки обняли тонкие плечи, снова шею обожгло горячее дыхание, когда он целовал её, и снова голова закружилась от одного осознания того, что он под протестующее шипение, подмял её под себя. Руки, эти прекрасные, сильные, властные руки заскользили по тонкой коже. Он всегда касался её будто впервые и в то же время, так, точно знал её тело наизусть: где нужно едва коснуться, где чуть ущипнуть, где жадно, почти грубо сжать, показывая своё право на обладание. Эти длинные пальцы лучше всего на свете управлялись с оружием и с её телом, заставляя закусывать губу, царапать широкие плечи и задыхаться от удовольствия. Тихий треск белья и она закрывает лицо, наивно пытаясь скрыть эмоции. И, как всегда, её руки безапелляционно заводят за голову, а губ нежно касаются грубоватые подушечки пальцев. Она чуть прикусывает фаланги, жадно облизывает и целует, собирая кончиком языка дождевую воду, пока он жёстко, как ей нравится, держит её за подбородок. Стоит этим чудесным пальцам оставить её рот, она закрывает глаза и тихо стонет, зажимая бёдрами его руку, прикосновения которой доводят до отчаяния, заставляют умолять и беззвучно просить ещё. И стальные глаза, как всегда, внимательно вглядываются в её лицо, когда первая судорога удовольствия проходит по телу. — Чёртов садист, — шепчет она, а он лишь чуть усмехается, — Хочу тебя. Немедленно. Он качает головой и Лиза вновь тихо стонет от удовольствия, уже не пытаясь скрыться от этого пронзительного взгляда и не сводя судорожно колени — он видел её больше, чем голой, он всегда видел её насквозь. Шатен мучает её до тех пор, пока она смотрит почти слёзно. Тогда крепкая хватка на тонких запястьях разжимается и он резко насаживает её на себя, вырывая прерывистый вдох. Она наконец-то может впиться ногтями в это горячее вкусное тело с одиноким запахом дождя, кусать его, царапать, целовать, чувствуя жадные толчки и горячее дыхание на коже. Алчущее, голодное, почти отчаянное. Нет на губах этой вечной усмешки, нет взгляда в душу. Только сосредоточенность и лёгкий дурман в любимых глазах, когда по высокому лбу катится капелька пота, смешивающаяся с водой, скользящей с мокрых волос. Самый прекрасный момент она застаёт, когда он, приближаясь к своей кульминации, сжимает её как самое большое сокровище, а она, обхватив его лицо ладонями, может взглянуть наконец-то в душу своего мужчины, которая открывается под лавиной удовольствия. В глазах искреннее счастье, а на губах расслабленная и мягкая улыбка, с которой так вкусно сцеловывать тяжёлое дыхание с запахом нежности. Дождь продолжал стучаться в окна, просясь погреться, но в маленьком домике с сакурой сегодня уже был один гость, пропитавшийся ливнем. — Я скучал по тебе… — мужчина прикрыл глаза и нежно прикоснулся губами к гладкому плечу. — Я тоже скучала, — улыбнулась Лиза, отводя со смуглого лица непокорную каштановую прядь и рассматривая едва просвечивающиеся морщинки на смуглых щеках. Им многое нужно обсудить, им ничего не надо обсуждать. Не хочется разговором испортить этот почти священный момент единства обнаженных тел и оголённых душ. — У меня просьба. Не говори ничего Нанао, — в конце концов произносит она, проведя кончиком пальца по широкой брови. — Тебе не кажется, что она имеет право знать хотя бы то, что ты жива? — спросил он, рассматривая тонкие губы. — Она это и так знает. Не надо ей видеть, что со мной стало, — грустно ответила Лиза. — Ты всё ещё ты. Я кое-что в этом понимаю, можешь мне поверить, — улыбнулся Кёраку и, притянув её к себе, поцеловал в макушку. Ядомару лишь вздохнула и не ответила. Дождь вновь забарабанил по стеклу. — Пойдём со мной? — тихо спросил он, закопавшись носом в вороные локоны и шумно втягивая её запах. — Нет, — так же тихо ответила она и прикрыла глаза. — Почему? — А остальные? С ними что? Нас всех хотят казнить, ты забыл? Извини, но я не собираюсь бросать свою семью. Мужчина лежал всё так же, но она явно ощутила, как напряглись широкие плечи и какой свинцовой вдруг стала тишина в полумраке комнаты. — Семью? Значит, теперь они — твоя семья? Лиза отвела глаза, не в силах выносить этого пронзительного взгляда, обжигающего невыносимым холодом. Кёраку поднялся на ноги и принялся одеваться. — Надеюсь, ты хотя бы не спала со мной только потому что я — твой капитан? — усмехнулся он, завязывая оби. — Возможно, — произнесла Лиза и вмиг оцепенела. Впервые в жизни взгляд этого человека заставил её не просто почувствовать себя голой, но сжаться внутри от какого-то животного ужаса перед этими глазами. Казалось, что и без того холодную сталь подёрнула короста черноты. Мужчина поднял было руку, но тут же сжал ладонь в кулак и, ударив по косяку, вышел на улицу. — Не верю, — хмыкнул он, растворяясь в потоке воды. Не верил. Не хотел верить. Слишком искренним было счастье в её взгляде, когда она открыла. Слишком явственный страх: вдруг ошиблась. Не могла она лгать в тот момент. Не могла ведь? Мужчина плеснул себе саке, безразлично глядя на дно чашечки. Больно. Даже зная, что соврала, он всё равно чувствовал бескрайнюю тоску. Прав был Укитаке: его определённо нужно будет склеивать как разбитую вазу, когда он вернётся. Когда вернётся… Мужчина заказал себе ещё саке, погрузившись в темноту других, пугающих иначе, мыслей. Стук на этот раз был более требовательным и угрожающим. Лиза мгновение задумчиво смотрела на дверь. Она уже знала, кто там, но понятия не имела, что у этого сумасшедшего на уме. Повременив немного, девушка всё же открыла, понимая, что иначе он легко войдёт и без этого. Теплый свет вырвал из темноты вымокшую фигуру, окружённую золотым сиянием блестящих дождевых капель. Лицо скрывалось за растрёпанными волосами, только серые глаза поблескивали, буравя женское лицо. Когда она открыла, он так и замер с кулаком, занесённым для очередного удара. В нос ударил резкий запах алкоголя. — Ты что, напился? — спросила она недоуменно, но уже сурово прищурив глаза. — Слегка, — полу-улыбнулся он. — Убирайся, — отрезала Лиза и попыталась закрыть дверь, но мужчина беспардонно её остановил. — Я долго думал... Мне не нравится идея бегать туда-обратно. Мне всё-таки не восемнадцать, чтобы тайком лазить через забор на свиданки. Ядомару лишь сдержанно кивнула. Что ж, этого стоило ожидать. Всё правильно. Только комок почему-то застрял в горле и веки предательски защипало. Главное, не видеть сейчас этого лица, когда он скажет... — Если ты не идёшь со мной, то я бы мог остаться. Такая короткая тихая фраза ударила по голове и взорвалась где-то в желудке маленьким солнцем. Не может этого быть. — Хочешь сказать, что готов всё бросить и жить на грунте? — Да. Думаю, это я и хочу сказать. Лиза подняла взгляд и долго всматривалась в эти глаза, полные решимости. Нет, это не шутка. Она подошла к нему и крепко обняла, прячась за чёлкой. Долго стояла, впитывая такой любимый запах, смешанный с дождём, и тепло сильного тела, чувствуя в волосах его дыхание и громкое, точно колокол, сердцебиение под ухом. Как бы хотелось чувствовать это каждый вечер. Как бы хотелось каждую ночь забываться в этих чудесных, сильных, немного щекотных руках. Как бы хотелось просыпаться от его сопения. Как бы хотелось согласиться. Но она качнула головой и как можно твёрже ответила: — Нет. — Нет? — с нескрываемым удивлением переспросил Кёраку. Лиза закусила губу и ещё раз мотнула головой. Он не хуже неё знал, что ничего дельного из этого не выйдет. Не могли они постоянно выносить друг друга: слишком оба были непростые, слишком сильные и гордые. Рано или поздно они бы точно поубивали друг друга. Или ещё хуже: расстались. Уже точно навсегда. Хотелось превратить мысли в слова, но это значило показать слабость, зависимость, страх. Нет. — Ты — капитан. И каким бы оболтусом ты ни был — отряду нужен командир. И Сообществу нужен боец. А ты хороший лидер и воин, — ответила девушка, глядя на свои сцепленные пальцы. — Я не один такой. Обойдутся. — А Укитаке? Ты и его собрался вот так бросить? — спросила она, пристально глядя в смуглое лицо, по которому пробежала тень. — Джу... Поймёт, — тихо ответил он. — Мы уже это проходили, ты забыл? — Не хочешь даже попробовать? — спрашивает Шунсуй, вновь заставляя её солгать. — Нет. — Врёшь, — он чуть улыбнулся, чуть наклонившись и глядя в её лицо, — Я же всегда это вижу. Лиза сделала глубокий вдох. Больно. Ей пришёл в голову последний аргумент. Плохой аргумент, неправильный. — А про Нанао ты подумал? — в конце концов нанесла решающий удар Ядомару. — Решил бросить службу? Тебе только повод дай. Друга? Что ж, наверное, ты и на такое способен. Но ты не бросишь эту девочку, ты понял?! Ты не оставишь её там одну! Хочешь, чтобы она снова осиротела? Настолько тебе всё равно? — Лиза… — только и выдохнул мужчина, силясь скрыть малейший намёк на проявление собственных эмоций. — Если ты можешь так поступить, то я — нет. Решишь остаться — я в твою сторону даже не взгляну. Что, опять не веришь? — Верю, — кивнул он. Кёраку отступил и долго смотрел в бледное лицо. Потом осторожно взял её за подбородок и прикоснулся к тонким губам. Сладко, нежно. С привкусом горечи. Завершив поцелуй, он чуть отстранился и облизнул губы, будто запоминая этот вкус. А потом спокойно, даже безэмоционально нанёс ответный удар: — Хватит с неё одного малодушного родителя, да? — Ублюдок. — Верю. Он вышел за дверь и статный силуэт вскоре поглотил дождь. Лиза стояла, глядя на опустевшую улицу и тщетно пыталась задушить слёзы. Страшный. Страшный человек. Только он был способен ударить так больно. “Чтоб ты провалился, Кёраку! Чтоб ты сдох!” рыдала Ядомару, сидя на мокрой земле. "Прости меня."