Волки идут след в след.

- Ты помнишь этот страшный путь, через горящий лох? Как запах тленья резал грудь, мешая сделать вдох… Интересно, а кто, кроме самого Волкова знал, что он так сильно неравнодушен к поэзии? Серьезно, а ведь даже Разумовский не был в курсе подобного стечения обстоятельств, при которых грубый, с виду совершенно неотесанный солдафон может иметь под грудой мышц столь тонкую душевную организацию, которая держалась не только на опоре своих собственных принципов, но еще и на тех силах, которые мужчина черпал из любимых занятий. Есенин, Лермонтов, Бродский, Гумилев, Белянин – «настольные» поэты Олега, который втихаря, пока никто не видит, почитывал оттуда различные произведения, непроизвольно наматывая их на катушку своей памяти. Конечно, поэзия не могла заменить ему авторской прозы, однако цитировать Паланика и Оруэлла, наводя в доме генеральную уборку, было бы не комильфо, а так слова лились сами, и сам наемник подстраивался под их ритм. Кто бы знал, что в этом особняке будет столько различного дерьма… Если бы Волков посмотрел его заранее, то точно бы заставил скинуть цену в половину, но сейчас уже поздно пить боржоми, посему новый местный лесник Максим сейчас пакетами собирал ненужное по дому, выбрасывая их прямо с балкона на покрытый мокрым, грязным снегом, газон. Конец марта – самое отвратное время, когда все начинает постепенно таять и размазываться, превращаясь в грязные лужи и кучки дерьма на каждом шагу. Не то, что в Венеции, там-то сейчас теплынь и сушь, навеянная адриатическим бризом. Однако выбирать какой-то иной город или страну Волков не стал бы ни за что. Он в Питере родился, он в нем и сдохнет, если представится возможность. Умирать в Венеции ему понравилось едва ли… - Там скалил зубы зверолов, дымились облака, и смерть вылизывала кровь с горячего клинка. Да, сука, чтоб тебя… - Волков запинается о какое-то полено, валяющееся прямо на старом, обшарпанном ковре, и с силой пинает его в сторону лестницы, заставляя с грохотом скатиться на первый этаж. - Ты понимал, что ты – один, а за спиной лишь тень. Над головою восходил сплеча разящий день. – Метнув еще один мешок с мусором в открытую створку, мужчина вздохнул и запустил пятерню в волосы, выходя на вполне себе симпатичный и надежный балкон, оглядывая свои владенья, попавшие ему в подчинение на ближайшие две недели. Во всяком случае, наемник думал, что если четырнадцати дней ему не хватит – он продлит бронь, с хозяином он уже договорился. К слову сказать, владелец этого небольшого «Вепря» был мужиком умным, разговорчивым и очень даже веселым, да и располагал к себе сразу же без лишних слов, поэтому Олегу удалось договориться с ним в считанные минуты. А еще Алексей Степанович разрешил вышвырнуть из особняка все то, что покажется Волкову лишним, за исключением «тяжелой» мебели вроде диванов и кроватей, пообещав, что ни в коем разе не приплюсует их описную стоимость к цене за аренду коттеджа. - И обоюдоострый луч с шипеньем резал плоть, спеша литую толщу туч наотмашь пропороть. Чтоб хлынул дождь на эту грязь, на этот смрад и боль. В желудке колыхалась мразь с названьем - алкоголь… - слова выходят чисто машинально, пока Волков с интересом рассматривает серую, унылую весеннюю местность, вздыхая и опираясь на холодные перилла. Даже курить не хочется… Внутри поселилось какое-то дурацкое чувство пустоты и неприкаянности, которое подгрызало уверенность в собственной правоте с каждым часом все сильнее и сильнее. Однако Волков знал – это лишь на первое время. Дальше все будет по-другому. В конце концов – место расчудесное. Балкон выходит прямо на лес, ближайшие дома в полукилометре отсюда, ближе к трассе, на пол первого этажа – огромный камин, отапливающий все помещение, плюс обычное отопление, включающееся и выключающееся по воле проживающих. Телевизор есть, кухня, пусть и обшарпанно-старая, но есть, холодильник на ходу, кровати большие, правда скрипят, суки… небольшой участок, на нем сарай для инвентаря, старые качели диванного типа, сваренные из металлических труб и даже баня. А что еще надо? Очевидно, что этот дом был самым первым, который отстроили в этом кооперативе, так сказать, экспериментальным, но Волкова вполне устраивало почти все. Почти… После последних хозяев Степаныч, признавшись честно, поведал «Максиму», что коттеджа он не проверял. Не успел, попросту не дошли руки, да и, в общем-то, он был сильно удивлен тому, что сим убогим местом кто-то заинтересуется, ведь по его словам он хочет списать дом уже второй, а то и третий год. - Я падал головой о стол, плюя в земную власть, а пуля подавалась в ствол, потягиваясь всласть. – Волков складывает ладони между собой, оставляя между ними зазор, и прислоняет их к губам, с силой выдыхая из легких воздух. Совиный крик проносится над многокилометровым лесным хозяйством, отдаваясь негромким эхом где-то метрах в ста, и наемник усмехается, довольный тем, что в этом месте его уж точно не достанет никакая падаль. - Скреблись граненые ножи о реберную клеть, и если это - наша жизнь, то что ее жалеть? А вот тут наемник был не согласен. Жизнь жалеть стоило, но только в том случае, если тебе было кому ее посвящать. Как бы то ни было – мужчина был привязан к Сергею, и, наверное, только благодаря ему до сих пор был жив, как бы смешно это не звучало. Да, Разумовский попытался убить его, но лишь благодаря миллиардеру у Волкова был стимул карабкаться, как до, так и после того инцидента. Серегу надо было защищать еще с детдомовских времен, и никто не сказал, что сейчас в этом правиле произошли какие-то изменения, однако… однако страх и отвращение к монстру пересиливают и противоречат принципам, устоявшимся в спецназовской башке, и это рвет на части. Одна говорит, что Олег пойдет ради Разумовского на все, а другая, наиболее сильная и разумная беспрестанно твердит о том, что рано или поздно ебнутый Птица точно перережет ему глотку, это всего лишь вопрос времени. Да и с собственными чувствами надо разобраться максимально трезво, вдали от рыжего недоразумения, которое своей неуемной энергией к трезвости ума ну совершенно не располагает. - Восславим мертвую любовь, зажмем зубами крик. Пусть наша алчущая кровь, упав, в единый миг прожжет слежавшийся гранит… - Налюбовавшись видом ранневесеннего леса, наемник, успевший неплохо озябнуть в одной рубашке, возвращается назад в дом, осмотревшись по сторонам и вынося мысленный вердикт: тут нужен пылесос. - Так, чтоб наверняка пробилось из-под тверди плит - подобие цветка! – Он закончил торжественно, ладонью смахивая с комода сантиметровый слой пыли и отряхивая ладони, чихая и мысленно проклиная местное обслуживание. Такое чувство, что в этом доме никто не жил порядком лет пяти, и как минимум раз в неделю тут устраивали пати местные бомжи. Почти весь пол был заставлен бутылками, закидан пачками от чипсов, сухариков и соленого арахиса, а ванную и кухонный инвентарь давно поразила ржавая коррозия, но Волков, даже несмотря на свою излишнюю серьезность и солдатскую выправку в душе был весьма хозяйственной личностью, посему в дерьме жить не мог, вот и принялся за уборку в тот же час, как только въехал. Это отвлекало, как шопинг отвлекает сердечно страдающих девчонок и как компьютерные разборки отвлекают Разумовского. Да вот только уборка была в сотню раз полезнее и не требовала ни материальных затрат, ни израсходования собственного здоровья, часами пялясь в экран ноутбука. Олег трет металлической щеткой поверхность электрической плиты, а сам косится на время. У него есть еще три часа до вечернего обхода местности. Хозяйство «Лось» нестерпимо обрадовалось тому, что теперь в их владении появился важный, внушительный лесничий, который одним своим видом и орлиным взглядом исподлобья мог заставить быстро свернуть всю свою незаконную деятельность и убраться ко всем хуям. Ему уже выдали паспорт на местность, и даже оперативно напечатали справочку на охотничье ружье, ведь кандидату с таким внушительным послужным списком, как Сирия, Ирак и Чечня оружия не доверить попросту не могли. Даже не стали задавать лишних вопросов, ведь такой «подарок», которого не нужно было обеспечивать жильем, и который был согласен на любую заработную плату, могли бы оторвать с руками в любом лесхозе, но «Лось» был определенно горд, что успел сделать это первым. Его территория по документации была не более десяти километров периметром, однако местное управление настоятельно, тактично попросило Олега увеличить ее до двадцати, пообещав надбавку в виде нескольких тысяч. От денег Волков не отказался, а настаивать на большем и не думал, поэтому без лишних мыслей чиркнул закорючку под согласием на должность и принял черную флору в качестве форменного обмундирования. Красивая, эстетичная, качественная вещь точно по его размеру… на миг Волкову показалось, что он не пересекал границы России и сейчас находился где-то за рубежом, ибо, если судить даже по тому же Грому, все форменное обмундирование в холодной стране больше было похоже на тряпки для пола. А вот в других государствах все было куда лучше… особенно в европейских. Доказательством этого был не кто иной, как Кирк. Идеальная форма, идеального качества сидела идеально по размеру, так как заграничные отделы не выдают одежду, пылившуюся до этого на складе пару сотен лет, а замеряют параметры и шьют индивидуально. Вот она – система. А тут… сразу вспомнились армейские годы и убогая жаркая в зной флора, на морозе встающая колом так, что невозможно было докоснуться до одежды кожей со внутренней стороны – сводило зубы. Одним словом – тьфу. - Ну и что тут у нас? – Волков частенько разговаривал сам с собой, находясь в гордом одиночестве, и сейчас, доставая нетбук, не собирался нарушать устоявшиеся правила. Он уже успел пропылесосить полы, отдраить ванную и кухню, разобраться с холодильником и продуктами, кроватью и вещами, затопить камин и вынести мусор с участка на мусорку, коей за неимением мусорного бака в радиусе ближайшего километра послужило небольшое пространство в аппендиксе забора. Потом на машине вывезет, сейчас не до этого… Одним словом – спецназовец оборудовал себе место временной дислокации, сделав в голове пометку о том, что надо будет где-нибудь взять материал, чтобы заткнуть им щели в окнах – дуло ну просто пиздец. – И что ты молчишь, Шурик, сука? Волк открыл почту, в которой не сидел, наверное, как минимум полгода, сколь и в целом не брал в руки этот компьютер, обновляя ленту и понимая, что этот синеволосый шут либо забыл про него вовсе, либо забил умышленно. Накатав короткое, гневное предложение, подтекстом которого служило выбивание засранцу зубов, Волков успокоился и решил включить телевизор, сидя на диване в гостиной с прямо-таки по-английски богатым, махровым ковром, с удовольствием опустив в него ноги (предварительно вычистив из него кучу пыли и грязи). В целом дом был выполнен в стиле «английский зажиточный охотник-холостяк». Карнизы, лестницы, двери, убранство шести комнат, гостиной и чердака (обалденного, кстати, чердака, наверное, там очень круто летом), все веяло английским стилем, и не хватало лишь кресла-качалки и теплого пледа, чтобы почувствовать себя настоящем выходцем той эпохи. Но плед Олегу нужен не был, а кресло-качалку еще с час назад он оттаранил в сарай, чтобы там привести его в норму, посему он был вполне доволен обыкновенным, простым диваном, журнальным столиком и чашкой горячего чая в руке. И плевать, что воду пришлось кипятить в кухонном ковшике из-за неисправности чайника, который тоже ждал своей очереди на починку. Через час он должен был выдвигаться на вечерний осмотр территории, к чему ему был выдан массивный фонарь, больше напоминающий прожектор, нежели чем обычное средство освещения, за который он должен был пройти, как минимум, пять километров. По разнарядке его суточной нормой являлся тот самый периметр десятки, описанный в договоре, однако учитывая просьбу увеличить обходной маршрут в два раза, к тому же плюсовать к этому не просто обхождение периметра, но и прочесывание площади, то норма должна была являться круглосуточной. Без сна и перерыва на обед. Махнув на это рукой, Волков мысленно разделил территорию на несколько блоков, и растянул однодневный обход в полноценную утренне-вечернюю трехдневку, с обязательным каждодневным заходом в наиболее «проблемные» места. К примеру – на приток Шингарки, где ручьевая форель плескалась даже в это время года. Браконьерство в этом месте цвело и пахло, и Олег уже начинал чувствовать свою ответственность за этот лес. Включенный телевизор с наконец-то русскими новостями не принес ничего, кроме очередной порции пищи для размышлений, и, глядя на то, как стрелка неумолимо подползает к восьми вечера, Волков вырубает всю электронику и идет переодеваться. Спину, шею и поясницу все еще нещадно ломит от неудобной ночевки в машине, а сегодняшняя уборка никак не добавила спецназовцу облегчения, но он все равно натягивает форму с каким-то почти благоговейным удовлетворением, заправляя куртку в перетянутые портупеей штаны и накидывая сверху бушлат, венчая все утепленной зимней кепкой. Слава богу, что так, могли бы и шапку всучить… смеху не оберешься… Волков смотрит на себя в зеркало и узнает в нем того самого наемника, который до встречи с уже повзрослевшим Разумовским брался даже за самую грязную и гиблую работу, убивая, освобождая, защищая, подтасовывая и выкрадывая каждый день, каждую неделю, каждый месяц и каждый сраный год этой сраной собачьей жизни. Нельзя сказать, что с вступлением в свиту Чумного Доктора что-то изменилось, однако при Сергее у него была какая-никакая, но стабильность. Круче было лишь под Мердоком, в самом безобидном смысле этого слова. Рыжий ирландец знал толк в хороших кадрах и грязных делах, проблемой было лишь то, что для такого кандидата, как Волков, попросту не всегда находилась работенка, а вступать в ряды «Детей Святого Патрика» он отказывался категорически, сколько бы МакАлистер не намекал ему на это. Нахуй надо – сковывать себя договорами и обязательствами. Все равно, что посадить самого себя в клетку с ошейником на горле. Хха… смешно… Олег криво ухмыляется собственному отражению и перекидывает через плечо ремень ружья, аккуратно рассовывая патроны в собственную облегченную поясную разгрузку. Таких вещей в лесхозе не выдавали, а варварски ссыпать заряды в карман, он приучен не был, куда удобнее иметь все по порядку и в безопасности, посему пришлось взять свою, с которой он обычно выходил на дело, пряча ту под верхней одеждой. За этими сборами и прошло все отведенное до восьми время, и ровно в назначенный срок Волков высовывает нос на улицу. На улице был дубак. Конец марта к вечеру хреначил неслабыми морозами, посему то и дело приходилось светить себе фонарем под ноги для того, чтобы не поскользнуться на какой-нибудь замерзшей луже, следуя по маршруту, самостоятельно выстроенному в голове. Радовала природа. Темный, удивительно безветренный сейчас лес околдовывал своей тишиной, заставляя проникаться атмосферой этого места. Плевать, что почти ни черта не видно, кому, как не Волкову слать подобные страхи в задницу. Зато его заебавшаяся душа, наконец-то, получила столь необходимый отдых. Как странно, но собираясь выть пустынным шакалом еще с утра, сейчас Олега устраивало абсолютно все и даже больше. Под берцами смачно хрустела пожухлая, желтая, заиндевевшая трава и кое-где клоками валяющийся снег, а над головой простиралось темно-синее, глубокое, безоблачное небо с редкими россыпями звезд и тоненьким, обкусанным гоголевскими персонажами, месяцем, который хоть и не освещал дорогу, но помогал озарить все темные углы постепенно освобождающегося от долгого давления нутра. И все бы ничего, да вот только в такие моменты в мозг стройной шеренгой являли себя давно беспокоившие мысли. Они, скорее всего, не со зла, просто атмосфера для «подумать» складывалась как нельзя более гармоничная. И снова в голову полез Разумовский. Бледный, напуганный, с алым следом пальцев на щеке, цепляющимся за наемника, как за последний шанс в своей чертовой жизни. И как он сейчас там? * * * - Марго, прекрати на меня так смотреть, сама знаешь, что по-другому я не могу. – Выдавливает из себя Разумовский, пальцами поддевая крышку матовой белой баночки, в которой гремели аккуратные кругляши успокоительных, вываливая на руку сразу несколько и глотая прямо так, запив лишь парой глотков воды, чтобы те не встали поперек горла. Белая ворона, сидящая на столе напротив, укоризненно сверкала в сторону хозяина глазом, но возражать, все же, не собиралась. Гениальное, умное, все понимающее существо… умнее всех волковских наемников разом. – Через полчаса тут будет Мердок. И что прикажешь ему сообщать, если он потребует Олега? – Сергей, подпиравший ладонью щеку, протягивает в сторону питомицы пальцы свободной руки, ожидая, пока та подойдет сама. Птица не заставляет себя ждать и проворно делает несколько важных шагов в сторону хозяина, задирая клюв, призывая себя чесать, и Разумовский лишь выдыхает, проходясь костяшками по светлым перьям, с унылым видом ожидая, пока подействует клозапин, прописанный ему еще тюремным психиатром от шизофрении и маниакальных расстройств личности. Что же, если обдолбаться ими, выпив больше трех за один раз, можно долгое время не чувствовать ни тревоги, ни стресса, ни страха, лишь наблюдать за тем, как пляшет калейдоскопом комната вокруг миллиардера, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Как-то раз Олег застал его в таком состоянии, валявшемся на кровати в приступе абсолютной, совершенной апатии и ригидности мышц, не способный даже ответить на многочисленные вопросы и растрясывания. Помнится, тогда у мужчины двигались лишь глаза, а бестолковый Волков едва не раскрыл всю контору, рванувшись вызывать сбежавшему из тюрьмы миллиардеру скорую помощь. После того, как приступ прошел, наемник самым наглым образом избил своего нанимателя, разбив тому лицо и смыв целую коробку препарата в унитаз, пообещав Сергею, что в следующий раз он и вовсе убьет его. Прямо насмерть. «Я думал, что ты обдолбался наркотой, придурок» - недовольно бурчал Волк, держа завернутый в тряпку лед на переносице Разумовского, чтобы остановить кровь и снять отек, приостановив появление синяка. «Да пошел ты, заботник хренов…» - шипел в ответ создатель «ВМесте», ударяя наемника по плечу, чтобы хотя бы немного выместить всю свою злость на этого идиота. «Чтобы больше я этой дряни у тебя не видел» - спецназовец находит в себе наглость приказывать, на что Сергей лишь хмыкает, закатывая глаза и вздыхая, словно психически болен здесь был не он, а эта темноволосая бестолочь с орлиным носом. Однако спорить с наемником, находящимся на боевом взводе, он все-таки не решился. Отказаться от лекарств было чертовски сложно, и, скорее всего, именно из-за этого отказа в день Игры у Разумовского и сорвало крышу, однако оправдывать самого себя этим фактом он не пытался никогда. Это он убил всех этих людей. Всех жертв, которые даже и не хотели вставать на его пути, а попросту попались случайно. И по сей день во снах к нему тянули руки заложники и погибшие наемники, Дубин, Пчелкина, мертвецки-бледный Олег… они старались сделать так же больно, как и он сам сделал им и их близким, а сам Разумовский лишь пятился, шепча что-то вроде: «это не я, это все он». С уездом Волкова, эти кошмары уже пробивались из-под толстого слоя льда, а в застывшем птичьем сознании началась оттепель, под которую монстр облегченно встряхивает крыльями, сбрасывая с них влажные капли растаявшего инея. Это так называемые подснежники. Только вместо белых, нежных цветков миру являются ужасающие образы прошлого, не оставляющие миллиардера ни на минуту. Однако сейчас, в большом и светлом помещении его личной столовой с огромными окнами от пола до потолка, в окружении баночек с препаратами и всепонимающей любимицей, эти образы терялись. Временно застывали, ожидая своего часа, когда малейшие клочки темноты явят себя миру Сергея, чтобы затащить его туда и сожрать живьем. Может, жаль, что Гром не убил его тогда? Может – это его упущение, за которое майору придется расплачиваться всю свою оставшуюся жизнь? Игорь сломался в тот день. Со смертью двух близких ему людей внутри него словно обрушился каркас. Так и сгорают лучшие полицейские современности. По его же собственным словам он просто ищет возможность, чтобы сдать Разумовского, прикопаться к «затерявшимся» благодаря несметному состоянию миллиардера, уликам, отыскав даже малейший из способов, чтобы упечь его за решетку. На вопрос: «Почему же ты не убил меня до сих пор?» Гром предпочитал отмалчиваться или же посылать Сергея в преисподнюю, туда, где ему самое место. Разумовский был очень благодарен Олегу за то, что тот помогал ему с его приступами громомании. И был благодарен за то, что тот удалял все переписки, никогда не расспрашивая и не напоминая, будучи полностью уверенный в том, что Серый и сам ни о чем не помнит. Майора бесила его собственная беспомощность, ведь куда ему, простому питерскому менту, против такой непобедимой силищи денег, шантажа и криминала. Группировка «детей», к примеру, существует уже тринадцать лет, и черта с два хоть раз их накрыли или арестовали полностью. Любому государству вопреки всем законам и разговорам всегда была выгодна организованная преступность, ведь на кого, как не на нее можно было свалить собственные косяки; кому, как ни ей можно было дать самые мерзкие и отвратительные задачи, не марая при этом свои руки; кто, как ни преступность держала в сплоченности населенный пункт, город или страну, не давая распадаться на полную демократическую анархию. А преступность, в свою очередь, уважала государственное мнение, никогда не переигрывая больше, чем следовало бы. Это понимали все. Понимал Разумовский, понимал Мердок, понимал Гром, Колокольцев и Путин, и даже заурядный Шойгу всегда знал, какую роль играет хотя бы та же национально-террористическая группировка, точечно бьющая по самым проблемным местам. Криминал и порядок всегда водили крепкую дружбу, а слишком честный Игорь, потерявший из-за своей наивности все, начал понимать это лишь сейчас, когда стало совсем-совсем поздно. - Город плывет в море цветных огней. Город живет… в счастье свои-их люде-ей. Старый отель… - Неожиданно запел Разумовский, поднимаясь со своего места и подходя к одному из окон, пару раз провернувшись вокруг своей оси, чувствуя, как нейролептик и ночная бессонница накрывает его с головой. – Двери свои открой. Старый отель, в полночь меня-я-я укрой! – Серый коротко смеется, глядя на Марго, будь у которой пальцы, она бы давно уже крутила ими у виска, после чего достает из кармана смартфон, которые он всегда чтил больше, чем примитивные и недолговечные «яблоки», и открывает переписку с Громом. – Полупустой вагон метро, длинный тоннель… - уже тише бурчит себе под нос миллиардер, жалея, что Волков удалил все подчистую, затем набирает короткое: «Скучал по мне?», приправляя смс картинкой глазастого черепа с огромным птичьим клювом, и нажимает «отправить». Почему сейчас, когда Птица еще не взял его под контроль? А потому что… потому что хочется и потому, что скучно. Еще помурлыкав что-то себе под нос, Разумовский извиняется перед вороной, уже привыкшей к причудам своего хозяина, и уходит для того, чтобы переодеться. Ирландцы ирландцами, а миллиардер не собирался выглядеть перед МакАлистером домашним неряхой-одиночкой. Фиолетовая рубашка и белый костюм подчеркивает официальность встречи, а забранные в тугой хвост волосы больше не напоминают о птичьем вмешательстве, и Сергей вглядывается в собственное отражение спокойным, чуть мутным взглядом, замечая, как то умудряется кощунственно-садистски ему подмигнуть. Отчего-то сейчас должной реакции это не вызывает, поэтому, показав самому себе фак, Разумовский спускается вниз, попутно перепроверяя сообщения. Мердок прибудет через десять минут, а Гром молчит, как партизанка Зоя, что не может не угнетать и без того расслабленное сознание. Зря, конечно, он тяпнул перед важной встречей столько клозапина, но возвращать все назад возможным не представлялось, посему миллиардер решает привести себя в чувство попутным заходом в ванную, в которой он в течение пяти минут плещет себе в лицо ледяной водой до тех пор, пока у него не начало сводить мышцы. Утершись и мельком глянув в зеркало, в котором улыбка его отражения стала еще более маньяческой, в этот раз все же пробрав Разума до мелкой дрожи, мужчина спешно покидает комнату, направляясь в гостиную. Там он застает в смерть обнаглевшего Шурика, который попустительски относился к своим обязанностям старшего, возлегая на диване для «важных переговоров» и играя в старенького вида PSP, обклеенного вытершимися изображениями пресловутых покемонов. - Брысь отсюда, Мальвина недоделанная. – Фыркает большой начальник, махнув на наемника рукой, словно прогонял надоедливое насекомое. – Иди лучше встреть мистера МакАлистера, а то если кто-то заставит его ждать, он, несомненно, свернет этому кому-то шею. Заметь, я препятствовать этому не буду. – Разумовский скрещивает руки на груди и сурово смотрит на недоразумение, которое за его бестолковость, но полезность одновременно он всерьез считал его их общим с Олегом придурковатым ребенком, после чего кивает ему на выход. Молодой человек лишь обреченно вздыхает, но задницу от дивана отрывает, направляясь встречать очередного большого начальника, попутно проклиная все их чертово рыжее руководство. - С такими союзниками и врагов не нужно. – Цыкает Разумовский, плюхаясь в кресло и закидывая ногу на ногу, представляя, в каком именно настроении сейчас к нему заявится лидер «детей», посему заранее настроившись на волну властного негатива, на которую он, как и всегда, показушно не обратит ни малейшего внимания. – Мистер МакАлистер! Вы всегда невероятно точны. Присаживайтесь. – Слащаво улыбается миллиардер, указывая на диван напротив, зная, как вся эта наигранность раздражает ирландца, и смотрит прямо в изумрудные, вечно суровые глаза, наблюдая за тем, как двухметровая, бычья туша бывшего киллера приваливается бедром к подлокотнику мебели, так и не принимая приглашения сесть. - Завязывай с этим, Разумовский. Не беси меня. – Не слишком-то радушное приветствие, но ожидать чего-то иного после открытой провокации ожидать было глупо. - Неудачный день? – Омерзительно-сочувственно сводит брови Сергей, но хруст костей сжавшихся в кулаки пальцев быстро возвращает его в прежнее состояние. В конце концов, дело и правда было серьезным. – Сядь, Мердок. – Это звучит уже с нажимом и расчетливой холодностью, и лидер «детей», зло выдохнув, все-таки пристраивается на диване, скрещивая пальцы между собой, упираясь локтями в расставленные коленки, пялясь прямо в глаза хозяина дворца. – Теперь по порядку. - Из-за твоей неуемности я потерял лучших людей. – Скалит зубы огромный, рыжий гризли, но Разумовский в ответ на это лишь яростно сверкает ставшими металлическими, глазами. - Я сказал: по порядку. – Пальцы стискивают подлокотник кресла, а сам Сергей, еще недавно беспечно напевающий Агузарову, бледнеет в своей злости еще сильнее. - На посланную в Сирию группу напали. По дороге между Идлибом и Алеппо. Разбили почти всех, забрали ПСИ-12 и ушли с ним в сторону Хамы. – Мердок не выдерживает и достает из кармана пачку сигарет, и в этот раз Разумовский не смеет его ограничивать, чувствуя, как немеют кончики его пальцев, а в животе скручивается тугой узел, не имеющий никакого отношения к недавнему расставанию с Волковым. - Известно, кто это сделал? – Хриплый голос Сергея заставил ирландца невесело усмехнуться, затянувшись глубже, отбивая ногой нервный ритм. - Люди Ансар аль-Ибрагима. - Ублюдок! – Внезапно взрывается питерский уголовник, и резко наклоняется вперед, с силой смахивая с журнального стола перед ним установленную для красоты вазу. Элемент декора жалобно звякает, фарфоровыми брызгами разлетаясь по паркетному полу. – Чертов ублюдок, мать его! Чтоб он сдох! – От злости Разумовский дышит через раз, но таблетки, принятые им ранее, все же делают свое дело, и миллиардер успокаивается в ближайшую минуту, прислоняя ладонь к лицу и растирая прикрытые веки пальцами. - Это ведь он дал тебе наводку, верно? – Разумовский молча кивает, а МакАлистер старается выглядеть насмешливым, но миллиардер прекрасно видит, что ему точно так же не сладко… как придется всему миру в ближайшее время… что же они наделали? - Нужно посылать группу перехвата. Надо найти его и забрать оружие. – Сергей снова поднимает на лидера «детей» серьезный взгляд, но Мердок лишь сводит брови, щурясь и стискивая сигарету в пальцах до побеления костяшек. - Чтобы растерять всех оставшихся вверенных мне людей?! Черта с два, Разумовский! Я куплюсь на твои правила только в том случае, если… - Если ИГИЛ с новейшей разработкой психологического оружия уничтожит полмира, ты это хотел сказать?! – Сергей повышает голос точно так же, как это делает Мердок, и теперь уже настала очередь ирландца закрывать лицо руками. - Это ведь все из-за тебя. Все твои неуемные амбиции, Разумовский. Ты позарился на слишком большой кусок, и теперь он не просто встал поперек твоего горла, но еще и принял вариант угрозы всему миру. Тебя предупреждали, что сотрудничество с ИГИЛ не принесет ничего хорошего, на кой хер тебе вообще понадобилось это ПСИ?! – МакАлистер опускает кулак на стол и подается вперед, отчего сунувшийся было в дверь любопытный Шурик снова теряется за ее створкой. – Ты хотя бы приблизительно представляешь, что ты наделал? - Нихера, Мердок! Если бы они не взяли его сейчас, они сделали бы это позже! В конце концов, никто не имел права раскидываться такими серьезными разработками, отправляя их в Сирию! В Сирию, Мердок, в лапы этих бестолковых варваров, которые даже не представляют и приблизительно, какое сокровище попало в их пользование! Я хотел обезопасить всех! - Зато теперь это хуево сокровище в руках у опаснейшей террористической организации во всем мире! Обезопасил?! Молодец! – МакАлистер встает со своего места, надуваясь, как шар, и двухсотпятнадцатисантиметровое чудовище становится визуально выше еще как минимум на полметра. Сергей неосознанно слегка втягивает голову в плечи, но после этого, опомнившись, тоже вскакивает и подается вперед, слегка перегибаясь через стол, глядя на Мердока пусть и снизу-вверх, но совершенно подчинительским и высокомерным взглядом. - Ты сам пошел на это, сам согласился, и, заметь, именно твои люди, Мердок, не удержали в руках новейшее российское психотропное оружие! – Разумовский обвинительно тычет пальцем в стальную ирландскую грудь, и гризли звереет еще больше, хватая миллиардера за запястье и резко выворачивая то в сторону, заставляя мужчину лишь тихо, сдавленно зашипеть, зло сводя брови к переносице. - Они забрали Гордану. – Рычит МакАлистер, но Сергею наплевать на его чувственные мытарства, он лишь выдирает свою руку из чужой лапищи и трясет ею в воздухе. - А нахуя ты вообще посылал Марину в это пекло?! - Она сама напросилась! - А нахуя разрешил?! - Катич родилась в Сирии, в Алеппо! - Рявкает Мердок, и уже собравшийся было возразить миллиардер резко сводит брови к переносице, вглядываясь в лицо лидера «детей». - Ты же говорил, что она из Сербии. – Щурится Разумовский, и мужчина понимает, что проебался, однако лицо сдерживает, не падая в грязь. - Ее родители родились в Белграде. Потом переехали в Дамаск. Оттуда – в Алеппо. После их гибели Марина перебралась к нам, устав сотрудничать с сербскими оппозиционерами. - И ты молчал… - Разумовский опускается обратно в кресло, мотнув головой, прогоняя не вовремя взявшееся перед глазами марево от нейролептика. – Ты уверен, что ее не убили? - Финн сказал, что ее забрали исламские боевики, как только поняли, что это женщина. – Мердок скрипнул зубами и тоже плюхнулся обратно на свой диван. - Ей явно придется не сладко. Но послушай, не это ли наш шанс? Гордана - умная женщина, если она еще жива, она найдет кучу способов выйти на связь и сообщить нам свое место нахождения. У нее есть мобильник, какое-то электронное устройство при ней? – Сергей начинает перечислять, и лицо МакАлистера отчего-то мрачнеет еще сильнее. Теперь стало непонятно, за что громила переживает больше – за судьбу всего человечества или за свою ненаглядную Марину. - Гордана всегда носит с собой членскую карту, в которую вмонтировано средство слежения, однако, во-первых – ее могли изъять и уничтожить, а во-вторых – расстояние слишком велико. Наши компьютеры просто не засекут ее в другой стране. – Мердок поиграл желваками на скулах, но на удивление Разумовский лишь расплывается в улыбке. - Ваши компьютеры не засекут. А мои засекут. Мне нужна ваша членская программа слежения и серийный номер устройства. – Сергей смотрит на МакАлистера, но тот лишь шумно выдыхает, ероша волосы рукой. - Ты хоть представляешь, сколько займет перелет в Ирландию и обратно для доставления тебе этой программы? – уже поверивший в счастливое обнаружение Катич, сейчас Мердок снова заметно потух. - Она на твоем компе? – Резко вставляет вопрос миллиардер. - Да. Но стационар стоит в моей комнате, а отправить ее по почте не… - Кристофер дома? - Прости, а какое отношение это имеет к делу? – Гризли угрожающе вскидывает бровь, но Разум лишь машет на него рукой. - Прощаю. Так дома или нет? - Допустим. – Неуверенно откликается ирландец, и Сергей победно улыбается, щелкая пальцами. - Отлично. Звони ему.