Сквозь преграды

Бонни вскочила с постели, протирая глаза и пытаясь отдышаться. Ей только что снился Деймон в таком виде, в котором не должен был. Для нее даже пошлые сны, содержащие парня лучшей подруги, являлись запретным плодом, который нельзя вкушать, нельзя пробовать, нельзя даже думать о том, чтобы попробовать. Когда это произошло? Когда она впустила этого вампира в свои мысли, в свои сны? Ответ не заставил себя долго ждать — уже давно. Она не переставала думать о нем с того самого момента, как вернулась из магической тюрьмы. И там были такие моменты, когда просто хотелось прижаться к его мужественной спине, почувствовать вкус его губ, возможно, они отдают бурбоном. И это было… приятно. Конечно, поначалу Бонни постоянно пыталась отогнать от себя эти мысли, думая о том, что предает Елену. Считала себя плохой подругой, ругала себя за такие немыслимые допущения, смущалась от всего этого настолько, что было сложно находиться с ним в одной комнате. Но со временем все приобрело другой оттенок: она поняла, что ее мысли останутся лишь в голове, они никак не повлияют на реальность, на отношение окружающих к ней. Никто не узнает, никто не умеет читать их. Ведь что такого, если перед сном или в душе она вдруг вспомнит красивое лицо хорошего друга. Ничего ужасного, правда? Поначалу это действительно не доставляло неудобств. Для Бонни мысли о Деймоне были лишь небольшой тайной, которую не составляло труда скрывать. Это был ее маленький секрет, с помощью которого она отдыхала после тяжелого дня. Она думала о нем, представляла, как они встречаются под луной — не скрывают своих отношений, держатся за руки у всех на виду…, а потом вспоминала, кто такой Деймон, и кто такая она. Какими бы были их отношения? Уж точно не приторными, скорее уж, острыми, горячими и буйными. И она была бы довольна такими отношениями, усталость от приторных, почти детских встреч, ее утомляла и заставляла тоску наваливаться ежедневно. Она устала от Джереми, который никак не может разобраться со своими чувствами. У нее промелькнула в голове мысль, что, может, это наследственное. Когда ее глаза, наконец, привыкли к темноте, и у нее получилось отойти от страстного сна с содержанием недетских картинок, она оглядела комнату, не надеясь никого увидеть. Поэтому когда она, наконец, заметила темную фигуру в углу комнаты, вздрогнула от неожиданности и попятилась на кровати назад. Через пару мгновений она узнала нарушителя покоя. — Деймон, — выдохнула она, прикрывая свою ночнушку одеялом. — Какого черта? — Ты о чем? — Ты лезешь мне в голову, пока я сплю? — презрительно фыркнула она, готовясь поджарить ему мозг, как обычно и делает, когда разговор не нуждается в продолжении. Почему-то Деймон еще ни разу ей за это не отомстил. Может, ему нравится? Бонни почти усмехнулась своей догадке, но у нее получилось сохранить серьезное лицо, глядя в озорные глаза вампира. — Мне не надо лезть тебе в голову, чтобы присниться, — пожал он плечами, делая шаг вперед. — Да что ты говоришь? — недоверчиво ответила Бонни, пятясь назад. Однако она уперлась в спинку кровати — путей отхода не было. — Откуда ты тогда узнал… — Я наблюдал за тобой больше часа. Ты так стонала… — Его голос был томным и низким. С таким тембром, как у этого вампира, не нужно никакого внушения. От его слов, от интонации, девичьи трусики слетают сами. Как у Елены получалось так долго терпеть? Неужели Стефан и, правда, хоть на толику столько же хорош, как и его братец? Бонни отругала себя за то, что в ее голове снова возник образ подруги. В такие моменты она чувствовала себя не просто паршиво, а по-настоящему хреново: мало того, что пока жива Беннет, мертва Елена, так еще и парень лучшей подруги является ей во снах. Мерзкое ощущение, такое, будто Деймон ей достался по наследству, или, точнее, перешел во временное пользование. — В общем, тяжело было не догадаться, — вырывая ее из раздумий, закончил фразу Сальваторе. — Больше часа смотрел на спящую меня? — она ошарашено глядела на Деймона. — Совсем с ума сошел? — Давно. Сальваторе подлетел к ней и сдернул одеяло с полуобнаженного тела Бонни. Она бы вскрикнула, если бы Деймон не зажал ей рот рукой, показывая на сопящую на соседней кровати Кэролайн. У Беннет сердце забилось с такой силой, что казалось, будто оно пробьет ребра и выпрыгнет наружу: прямо в руки вампира. Сальваторе это чувствовал и слышал. Даже без вампирских способностей, можно было заметить, что дыхание ведьмы стало шумнее, щеки зарделись, а ноги начали подрагивать. Он наклонился к ней, убрав руку от губ и положив ее на талию Бонни. Она вздохнула и попыталась сохранять остатки самообладания. Получалось из рук вон плохо, она теряла над собой контроль, чувствовала желание, которое завязывалось тугим узлом внизу живота. И мысли. Куда они все подевались? Стыд, смущение — все исчезло, в голове стояли лишь сухие губы вампира, а в голове, словно мед, разливался его томный голос. Деймон воспользовался слабостью и податливостью ведьмы и потянулся вперед, чтобы сорвать поцелуй с ее губ. Она попыталась отстраниться, отползти, но пути отхода давно закончились. Как только она начала вспоминать, что она — не школьница, что она человек, обладающий магией, губы Деймона соприкоснулись с ее, а его рука бесстыдно блуждала по оголенной талии. Она хотела ответить на поцелуй… нет, не так: она не могла не ответить. Вкус губ вампира и правда пьянил, то ли от того, что он был пропитан бурбоном, то ли от того, что она не до конца проснулась. Или может, запретный плод не просто сладок, но еще и чертовски крышесносен. Она не заметила, как осталась без ночнушки, а с Деймона слетела рубашка. Бонни села на кровати. Снова! Теперь уже сон во сне. Что дальше? Что, если в один день она перепутает сон и реальность и натворит чего-нибудь ужасного? Беннет, не раздумывая, спрыгнула с кровати и оглядела комнату. Никого. Из окна пробивался сквозь полупрозрачные шторки яркий свет. Похоже, было уже утро. Бонни взглянула на часы: время близится к обеду. Она поняла, что ни на какие занятия она не пойдет: к чему вообще ведьме ходить в колледж? Сегодня ей по-особенному не хотелось никуда выходить, почему-то вероятность встретить Деймона ее странно пугала. После того дня, как она его удержала от отъезда из Мистик Фолз, прошли лишь сутки. Он так и не объявился. Если не считать ее откровенных и смелых снов. Куда он делся? Может, все-таки свалил, пока она решила, что уже можно не беспокоиться? Эта мысль как-то слишком (даже непростительно) больно ударила по сердцу, навалилась тяжелым грузом. Если она его больше не увидит, станет легче? Ей показалось, что ее сердце научилось говорить или выучило азбуку Морзе и начало верещать: «Нет, нет, нет». Вот, что значит фраза — прислушаться к сердцу? Услышать, как оно дает вполне внятный ответ на заданный вопрос при помощи пульса. И стоит ли тогда задавать следующий, ведь Бонни ни капли не готова честно ответить на него. Она боится, ей стыдно, обидно. Если Елена проснется, пока жива Бонни, то последняя, кажется, сгорит под вопросительным взглядом подруги. Или провалится под землю. Почему у нее не получается забыть о мнениях окружающих и просто отдаться чувствам? И от этой мысли ей стало еще хуже: она не имеет права на Деймона, даже если он сам не против. Дело не только в Елене и остальных. Дело в том, что она боится того, что он не станет для нее опорой. Этот вампир никогда не отличался постоянством, а она не хочет оказаться одна с разбитым корытом. Беннет глубоко вдохнула воздух в легкие и шумно выдохнула, надеясь, что вместе с углекислым газом уйдут и нехорошие мысли. Не получилось. Она быстро оделась и, пригладив прическу перед зеркалом, вышла на улицу. Бонни не знала, куда направляется, ей просто нужно проветриться, обдумать все произошедшее еще раз. Уже, наверное, сотый раз за эти сутки. Да даже тысячи мыслей будет мало, пока она не поговорит с виновником этого всего, но сил у нее на это нет. У нее было ощущение, будто если Деймон прямо сейчас появится перед ней, то ее язык присохнет к небу, и у нее не получится произвести и звука. Сжав ремешок сумки покрепче, Бонни вышла из общежития и вдохнула теплый воздух улицы. Стефан поднялся со своей кровати и взглянул на своего брата, который с возвращения, только и делает, что кидает мячик вверх, лежа на диване, и допивает остатки бурбона. — Деймон, — закатил глаза, — ты бы хоть сходил куда-нибудь, развеялся. У тебя что-то случилось? Старший Сальваторе покосился на брата и презрительно фыркнул: — Мне когда-то нужны были основания для бездельничества? — Вообще-то… да. Обычно, когда тебе нечего делать, ты убиваешь людей. — Мне с тебя начать? — резко ответил Деймон, сжав свой мячик с такой силой, что ногти, вонзившиеся в резиновый материал, продырявили его. Раздался хлопок. – Ой, — усмехнулся вампир, откидывая от себя ошметки игрушки. Стефан лишь покачал головой и пошел по своим делам, ничего не сказав брату. Он оставил его дальше размышлять над чем-то своим. А Деймон уже устал быть один. Он последнее время только что и делает, что думает о ведьмочке и чувствует себя чертовым влюбленным школьником. Ему, что, пятнадцать лет, чтобы бегать за ней, дарить конфеты, срывать цветы с клумб? Да и в пятнадцать он бы так делать не стал. Не такой у него стиль. Так чего же она ждет? Что он переломит себя и начнет красивые ухаживания? А может, наоборот, надеется, что Деймон забудет о ней уже сегодня. Он не знал. Никогда не знал, что происходит в ее маленькой симпатичной головке. И это его притягивало. Если бы Бонни играла в покер, то, определенно, была бы лучшим игроком, так как ее эмоции ограждены толстой стеной, состоящей из множества масок. И никто не знает, что она прячет за одной из них. Беннет из тех людей, которые справляются со своими проблемами сами, у себя в мыслях, поэтому и страдают. Все несказанные слова съедают изнутри. Деймон такой же. Он ее понимает, но не знает, чего от нее ждать, если он проявит нежность, грубость, безразличие. Что, если он просто забудет о событиях последней недели и будет вести себя с ней так, как всегда. Никаких изменений, приставаний и намеков. Ее это порадует? А его? Ответ был очевиден. И напрашивался очередной вопрос. Зачем прятать свое сердце вместе с гробом той, которую уже разлюбил, которая не вызывает больше трепета в черной душе? Он не готов ради Елены совершать благородные поступки. Не может, не хочет. Бонни… Это имя громом раздавалось в его голове. Будто неведомая сила нашептывает ему инструкцию к действию. «Ты должен» — верещит она, «ты хочешь» — убеждает, «ведьма ждет». Создается ощущение того, что кто-то забрался к нему в голову и пытается сломать его: принципы, характер — все ради Бонни. И у этого «кого-то» неплохо получается выполнять задуманный план, ведь Деймон уже непроизвольно поднялся с излежанного дивана, ноги понесли его в сторону общежития ведьмы. Что он ей скажет? Снова глупость — уже не пройдет, надо придумать что-то стоящее. И как назло надоедливый голос умолк, лишь изредка напоминая, какой дорогой надо идти к ведьме. В речах Деймон не силен. Ему проще взять то, что он хочет силой, а не разговорами, которые могут и не привести к желаемому результату. Однако, девушки — создания хрупкие, поэтому он старался — очень старался — вести себя с ними соответственно. Получалось не лучшим образом, но для Деймона даже небольшой шаг в сторону добра — победа. Он, не торопясь, дошел до общежития, в котором жила Бонни. Быстро поднялся к нужной комнате и без стука открыл дверь. Внутри никого не оказалось. Деймон хотел уйти, но что-то с силой потянуло его к кровати ведьмы. Подойдя к ней, он осторожно присел на матрас и снова осмотрелся. Через пару секунд он чувствовал запах Бонни, аромат наполнял Деймона до краев, не оставляя места для кислорода. Он чувствовал удушье, которое приносило облегчение. В таких условиях он был бы не против погибнуть. Деймон взял подушку Беннет, поднес к лицу и сделал глубокий вдох — настолько, насколько хватило его легких. Он почувствовал тепло, которое патокой разлилось у него внутри. Показалось, будто его черствая душа пропиталась этим запахом, стала более чуткой. Он чувствовал это — как будто оживал. И чувства начали вызывать боль. Любовь заставляла ощущать себя живым, а жить — больно. Он и забыл насколько сильно. Дверь скрипнула. В комнату вошла Бонни. Ее волосы были слегка потрепаны из-за ветра. Блузка выбилась из джинс, сумку несла уже не на плече, а просто в руках. Она выглядела уставшей. И, кажется, растерянной. — Привет, — нарушив звенящую тишину, произнес Деймон. — Привет, — в ответ кивнула Бонни. Она была уверена в том, что это реальность. Не было сомнений. Во снах не было ощущения потерянности. — Что ты делаешь с моей подушкой? — попытавшись придать голосу уверенный тембр, спросила она. — Я… — Деймон отодвинул от себя подушку и взглянул на нее, будто только что ее заметил. — Ничего, — махнув рукой, он кинул ее на законное место и поднялся с кровати. — Вообще-то, я ждал тебя, — вкрадчивым тоном, начал Деймон. Откуда-то неожиданно появились нужные слова, действия. Он сделал шаг в сторону Бонни. Она не пошевелилась. Просто стояла и наблюдала за действиями вампира. Что с ней произошло? Где та саркастичная ведьмочка, у которой на все найдется стервозный комментарий. И сердце снова ответило: «В плену голубых глаз». Беннет поджала губы и сделала себе заметку: не задавать больше негласных вопросов, ответы на них слишком… правильные, но от того не менее паршивые. Все катилось к чертям, но душа ведьмы была этому рада, а разум, скрывшись за каменной стеной, пытался ее вразумить. И у него не получалось. Кажется, с каждой секундой ее убеждения сходят на нет: кому есть дело до мертвой Елены? «О ней все забыли уже» — снова раздается ненужный ответ, от которого больно сжимается в груди. Она — ее лучшая подруга, поэтому Бонни не имеет права даже допустить мысли забыть о Гилберт. Тогда почему она давно согласилась с этими рассуждениями? — Зачем? — наконец, выдавила она, будто сама не догадывалась. Она молилась о том, чтобы ему хватило такта не прижать ее к стене прямо здесь и прямо сейчас, потому что в таком случае она сдастся, прямо как в сегодняшнем сне. Вспомнив о ночи, она непроизвольно сжалась и сделала усилие над собой, чтобы не сделать шаг назад. Вместо этого она покачнулась и, чтобы не упасть, шагнула вперед — едва заметно, но это не укрылось от взора Деймона. Он ухмыльнулся, но не пошевелился. Просто смотрел на нее, не отрывая глаз. Бонни сжалась под пристальным взглядом Деймона, ей казалось, что он смотрел сквозь нее, видел оголенную душу. И он сделал еще один шаг, не разрывая зрительного контакта. «Беги» — надрывая глотку, кричал разум, дергаясь, пытаясь вырваться из клетки, которую ему смастерило сердце. Бонни не слышала разумных доводов, она была подчинена только эмоциям. Как будто под внушением, но такого быть не может — она не пропускала прием вербены. Иногда даже принимала лишний раз. И всегда носила на руке браслет с засохшим растением. Беннет сжала кулаки и постаралась ничем не выдать свою дрожь, но она давно уже прогорела. Еще когда побежала останавливать вампира. Нет, даже раньше. Она сдалась еще в магической тюрьме. Просто тогда этого еще никто не понял. Деймон приблизился к ней на опасное расстояние. Он поднес ладонь к ее лицу, чтобы заправить прядь выбившихся волос. Этот жест — он был ему жизненно необходим вот уже несколько минут, пока он ее видел. Ему срочно надо было прикоснуться к ней. От тепла ее кожи, у него по телу пробежались мурашки, словно разряд тока, а Бонни вздрогнула от ледяных мертвых рук вампира, но не отшатнулась. Наоборот: поддалась немного вперед, чтобы почувствовать его ладонь у себя на щеке. Им слова не нужны. Оба все прекрасно понимают, но не хотят в это верить. Оба борются. Чувствуют, как в душе разражается ураган войны между сердцем и мозгом. И у обоих побеждает сердце, которое не дает разуму управлять ситуацией. Все будто по наитию. Как бы не было банально, но их притягивает друг к другу, как магнитом. Они чувствуют необходимость прикоснуться друг к другу. Бонни первая вспоминает о том, кто она и с кем. В трех миллиметрах от потресканных губ вампира, она делает неслыханное усилие над собой, перебарывая и отворачиваясь от поцелуя. Она не может. Не сегодня. Не сейчас. Ей надо смириться с… чем? Предательством? Возможно, если бы Елена была здесь, то все было бы иначе. Что если Деймону просто некем заменить утраченную девушку, и он пытается найти себе запасной аэродром, пока первый находится в спящем режиме? Главный вопрос: «Если бы Елена была жива, это что-нибудь бы изменило?». И сердце заткнулось. Совсем неудачный момент для отмалчивания, но будто это имело какое-то значение. Деймон тоже отстранился и смотрел на ведьму в недоумении, ожидая ответа. Беннет с трудом подняла на него глаза, чтобы оправдаться. Заглядывая в бездну, она поняла, что ей нечего сказать. — До встречи, Бон-Бон, — неосторожно кинул ей Деймон и собирался выйти из комнаты, но дрожащая рука схватила его за рукав кожаной куртки и потянула назад. Он хотел вырваться, хотел уйти домой, не разбираться в сложностях — он так сильно не любит сложности, —, но тонкая рука ведьмы мешала ему. И не то что бы в ней было много силы, хоть обычной, хоть магической – нет. Просто он не может. Это не в его власти. Деймон повернулся к Бонни и снова, без слов, взглянул на нее. У нее в глазах застыли крупинки слез, губы подрагивали. И она не могла говорить — было видно, что у нее просто не получалось. Нужно так много сказать, обсудить, решить, но ни единого звука не вырывалось из ее глотки. Беннет моментально прижалась к Деймону, обвивая его талию руками и кладя голову на мускулистую грудь. Он почувствовал, что не только губы — она вся дрожала, как осиновый лист. Вряд ли от озноба. Беннет начала успокаиваться, когда почувствовала крепкие руки вампира, стискивающие ее плечи, опускающиеся чуть ниже — к талии, но не переходя дозволенной границы. И этого ей пока хватало. Просто объятия, которые ни к чему не обязывали. Дружеские, товарищеские, которые бывают лишь для поддержки в сложных моментах жизни или, может, те, что при встрече. «Просто друзья» — это словосочетание давно уже не про Бонни и Деймона. Оно и не было никогда про них. Сначала — враги, потом — нечто большее, чем друзья. И сейчас это переходило в новую пугающую ипостась, которая казалась обоим чем-то совершенно неизведанным. У Деймона еще не было такого страха перед какими-либо отношениями, он всегда знал, что делать, но не сегодня, не с Бонни. Она не особенная, но для него являлась закрытой на тысячи узлов книгой, которую нужно открыть. Если ошибешься — взрыв. Пожалуй, она — не книга, а взрывной механизм, и интерес от такого только распаляется. Но опасность быть обожженным с каждым ходом откидывает на два назад. Деймон сжимал дрожащую Беннет, наслаждаясь запахом ее волос, теплом ее тела и просто присутствием ее рядом. Простоять на этом месте вечность — вот так, не сдвинувшись ни на миллиметр — было бы идеально, но невозможно. И Беннет тоже понимала это. Она отстранилась от вампира, он нехотя разомкнул руки и снова посмотрел на нее. В ее глазах читалась усталость, она была полностью вымотана. — Теперь мне и, правда, пора, — усмехнулся он. — Не хочу лезть в твои сны, а если здесь останусь, то уж прости, сдержаться не смогу. — Ты давно в них, — шепотом произнесла Бонни, понимая, что он все равно услышит. Деймон никак на это откровение не отреагировал, решил не смущать и без того уставшую Бонни разговорами. К тому же, ведьма тоже частенько захаживает к нему ночью, но только на уровне подсознания. Бонни села на кровати, стряхнула с ног босоножки и легла, предварительно расстелив кровать. Она лежала, приподняв одеяло, и выжидающе смотрела на Деймона, который, определенно, чего-то не понимал. — Мне долго тебя ждать? — с усталой усмешкой в голосе спросила она. — Мы..? — поиграв бровями, решил уточнить Деймон, снимая туфли. — Нет, — закатив глаза, Беннет покачала головой. — Просто мне надо согреться. Обычно у Деймона холодная кожа, но не этой ночью. Как только вампир залез под одеяло и положил руку на талию Бонни, чтобы покрепче прижать к себе, она окончательно перестала дрожать и провалилась в сладкую дремоту, чувствуя, как усталость ее покидает. Сквозь сон она вспомнила, что в общежитии живет не одна и попыталась собрать мысли в кучу, чтобы сказать это Деймону. — Кэролайн, — начала она. Продолжения не потребовалось, Сальваторе все понял: — Этой ночью она останется у Стефана, у них там своя тусовка, — почти шепотом сказал он и тоже прикрыл глаза.