Я осознал сухость, и умершие папоротники, и комнатные растения, жёлтые, как кукуруза: ушла моя женщина, и пустые бутылки, как кровавые трупы окружали меня своей бесполезностью; солнце было всё-таки по-прежнему добрым, и записка моей хозяйки трещала о задолженности нетребовательной желтизной; что было нужно — так это хороший комик, старый стиль, юморист с шутками о боли абсурда, абсурде боли — поскольку уж это есть, и ничего боле… Я осторожно побрился старым лезвием — человек, однажды бывший юным и назвавшийся гением; но это трагедия листьев, умерших папоротников, умерших цветов; и я шёл по тёмному коридору, где стояла хозяйка, окончательно проклинающая и посылающая меня к чёрту, колышущая свой жир, потные руки, и вопящая, вопящая о квартплате, ведь мир обманул нас обоих. Чарльз Буковски. Трагедия листьев
Бхут - призрак человека, который умер в результате несчастного случая, душа, не получившая успокоения, которая появляется, как туманное пятно или мерцающий огонек, не отбрасывающий теней.
Шаг. Еще один. Он быстро идет по заснеженной улице, поскальзываясь через каждые несколько метров. Острые края холодных снежинок обжигают кожу щек, придавая им почти лихорадочный румянец. Ветер пробирается за воротник куртки, потому что он оставил шарф у Дина: вылетел из дома быстрее, чем его успели окликнуть. Если вообще собирались. Оживленная улица наполнена звуками и красками: голоса и смех беззаботных людей, сменяющиеся цвета светофора, гудки машин и сияние неоновых вывесок на витринах многочисленных магазинов... Он ничего этого не слышит и не видит. Вместо этого в ушах словно раздается звук разбивающегося стекла – вся его жизнь пошла трещинами и осыпалась крупными осколками ему под ноги, после... ..Меня зовут Брайан. Невозможно. ..Меня зовут Брайан. Не может быть. Шаг. Другой. Еще один. ..Меня зовут Брайан. ... Брайан. Тот самый человек, с которым Винчестер прожил восемь лет, его самая большая любовь, призрак которой Кастиэлю, кажется, так и не удалось выместить из их жизни. Кас не узнал его - мужчина изменился, а он видел фотографии давно и лишь мельком. Они рассованы по самым разным ящикам и полкам в доме Дина, и несколько раз случайно наткнувшись на них, после он старательно избегал поползновений на эти полки. Слишком заросшие щеки и подбородок, седина на висках и морщинки в уголках глаз сделали свое дело. Если бы он не представился, Кас вряд ли узнал бы в этом человеке Брайана Рэйнольдса. Мысли в его голове словно окутаны туманом, как в детстве, когда он упал с дерева на заднем дворе их с матерью старого дома и сильно ударился головой. Тогда он на несколько долгих минут словно выпал из реальности, а отдаленный шум и звон в ушах мешал разобрать перепуганный голос матери. Сейчас он чувствует нечто похожее, словно туман путает мысли, словно их одновременно слишком много и нет вовсе, а звуки улицы слышатся словно через вату, и от белизны снега слепит глаза. Сейчас он не уверен ни в чем. Ему показалось, послышалось, он что-то напутал, в этом должно быть все дело. Брайана нет в живых, он точно знает. Брайан погиб. Он умер, и должен был оставаться мертвым, потому что черт, так мертвые и делают. Дин лишь однажды говорил об этом. Он рассказал тогда, что Брайан был военным журналистом и находился в «суннитском треугольнике», на северо-западе от Багдада, когда в этой области американцы начали операцию «Peninsula Strike», и он погиб там, в Ираке, погиб давно! Но прямо сейчас он находится в доме Винчестера, не призрак, не бхут и не иллюзия - настоящий, живой Брайан, и ему кажется, что отдаленные раскаты веселого смеха судьбы доносятся к нему через пространство и время. …Меня зовут Брайан… Он хотел бы задать Дину столько вопросов, но мысли продолжают путаться. Это и не важно, ведь из всего, что происходит, самое значимое он уже понял: надежда быть рядом с Дином раскрошилась в пыль под ботинками ненавистного Брайана. Он появился и в считанные секунды растоптал все, что так долго и терпеливо выстраивал Кас. Он не может тягаться с этим мужчиной и не станет, потому что знает, в чью пользу Дин сделает выбор. Это очевидно. Неожиданно вспомнились слова Винчестера: " ...Я собирался разделить с ним жизнь, Кастиэль..." Разделить жизнь - то есть прошлое, настоящее и будущее одно на двоих, потому что у них с Брайаном есть прошлое, есть будущее, и пускай настоящее отчасти все еще принадлежит ему, Кастиэлю, скоро у него не будет и этого. Скоро у него не будет ничего. Теперь Брайан здесь, а он просто не у дел. Он в очередной раз поскальзывается и, все-таки не удержавшись на ногах, падает и больно ударяется о холодное полотно льда на замерзшей земле. Он остается сидеть прямо посреди улицы, освещенной ночными фонарями и светом лампочек на рекламных щитах, и ему плевать и на снующих мимо людей, бросающих на него кто раздраженные, а кто жалостливые взгляды, и на холод. Он вдруг в полной мере осознает, насколько одинок. У него никого нет. Он один посредине улицы, где каждый равнодушно проходит мимо, он один идет по жизни, и холодная земля лишь служит напоминанием обо всем, чего у него нет. Внезапно ему начинает казаться, что по венам бежит не кровь, а ледяная вода. Он поднимает голову и всматривается в темное небо, но звезд не видно. Он неуклюже поднимается с земли и сам себе напоминает старика, несущего на плечах неподъемную ношу своих ошибок, неоправданных ожиданий и несбывшихся надежд. Он знает единственное место, куда хочет сейчас пойти, и ноги сами приводят его. Через четверть часа он уже стоит на чужом пороге и нажимает на звонок негнущимися от холода пальцами. Дверь открывается, и он встречает удивленный взгляд светлых глаз. - Анна. Я могу войти?***
После ухода Кастиэля в помещении словно резко понижается температура, будто кто-то оставил одно из окон приоткрытым, и холод с улицы пробрался в дом. Так, что ему хочется как можно скорее надеть рубашку назад, и он неловко поводит плечами. Всего за мгновение между ним и Брайаном выросла стена, и он удивляется только, как не заметил, что она была там с самого начала. Словно спало наваждение, владевшее им с момента появления Брайана на его пороге, хотя все по-прежнему кажется скорее сном, чем явью, и ощущение, что мужчина с минуты на минуты просто растворится дымкой прямо на глазах, не оставляет его. Отчего-то Брайан продолжает стоять рядом. - Зачем ты вернулся? - наконец подает голос он. Его шепот разбивается о стены, слишком громкий для этой тишины. Губы Брайана сжимаются в линию. - Этого я услышать не ожидал. Что изменилось с приходом того парня? Кто он? - С его приходом изменилось все, - тихо отвечает Дин, и у Брайана создается впечатление, что он говорит не только о сегодняшнем вечере. Дин поворачивается к зеркалу, закрывающему половину противоположной стены ванной комнаты от пола до потолка, но на деле скорее отворачивается от другого мужчины. Сейчас он как никогда сильно хотел бы остаться наедине со своими мыслями и чувствами, потому что они в полном раздрае, и это чертовски его пугает. Брайан смотрит понимающе. Дин хочет спрятаться от этого взгляда, больше никогда не видеть светящегося в этих глазах чувства, потому что он совершенно точно не знает, что с этим делать. Как объяснить, что все совсем иначе теперь, и больше никогда не будет, как прежде? Без Брайана Дин все равно, что заново учился дышать, заполняя дыру в груди холостым воздухом. Он забывался в алкоголе и сексе, парни в его постели сменяли друг друга один за другим, как на конвейере, а он даже не запоминал лиц, и каждый раз кончал с закрытыми глазами, представляя лишь одно, любимое лицо, казалось бы, выжженное на обратной стороне его век. А потом появился Кастиэль, и это он стал для Дина воздухом, заполнившим пространство в груди, это его лицом сменилась картинка под закрытыми веками. С ним Дин чувствовал себя так, словно и не было в груди бреши, пробитой от потери любимого человека. Оказалось, его сердце все еще способно на любовь, и сколько бы он не боролся с собой, в итоге ему пришлось принять это. Каким-то неведомым образом Кастиэль пробрался ему под кожу, и теперь его оттуда не вытащить никому, кажется, даже содрав скальп. - Мы смотримся вместе ничуть не хуже, чем раньше, - говорит Брайан, приблизившись сзади, и Дин нехотя смотрит на их отражение. - Может и так. Чувства другие. - Кто был этот парень? - настойчиво переспрашивает мужчина, проигнорировав его последнюю фразу. - Я люблю его, - просто отвечает Дин. Он сказал об этом уже, кажется, всему миру, кроме самого Кастиэля. - Для меня ничего не изменилось, Дин. Все как прежде, - с расстановкой говорит Брайан, словно интонацией своего голоса пытается убедить Винчестера в том, что - он знает - никак не может быть правдой. Дин быстро качает головой. - Нет. Нет, все иначе. Прошли годы, Брайан. - Но ты впустил меня, не задав и одного вопроса! Ты бы дал мне себя поцеловать и даже больше, если бы не заявился этот мальчишка! - Ты был словно виденье, - тяжело сглотнув, шепотом начинает Дин. Он попробует объяснить, как есть. - Видеть тебя снова было.. - внезапно он чувствует, что ему не хватит слов, чтобы объяснить такое, но он продолжает. - Когда умирает кто-то, кого ты любишь, ты мечтаешь увидеть его еще хотя бы раз. Молишься о том, чтобы не забыть черты его лица, запах кожи. Больше всего ты боишься забыть голос, смех. Чувствуешь себя кем-то сродни предателю, когда проходит месяц, год, и ты понимаешь, что воспоминания об этом человеке начинают стираться, - он прикрывает глаза на мгновение. Откровение отнимает слишком много душевных сил. - Увидеть тебя еще раз, почувствовать кожей тепло твоего тела - лучшее, что случилось со мной за долгое время. Но это ничего не меняет. Я не хочу знать, что случилось тогда в Ираке на твоей проклятущей работе и как ты оказался живым, после стольких лет. Не буду спрашивать, почему не объявился раньше. Я только... - Ты врешь, любимый, - неожиданно тихо и ядовито говорит Брайан, прерывая его, и Дин вздрагивает от давно забытого обращения. Любимый. Раньше называть так друг друга было так же правильно, как дышать, но не теперь. Не с ним. - И кому? Мне врать бесполезно, я знаю заранее. Каждый. Твой. Вздох. Он придвигается вплотную к спине Винчестера, опуская руку на его член и ощутимо сдавливая так, что Дин не успевает среагировать. - Что ты..? - Замолчи. Ты сам не знаешь, что чувствуешь. Посмотри на себя! Говоришь больше не любишь, не хочешь? Кому ты пытаешься соврать, детка? - ласково говорит мужчина на ухо, вылизывая мокрым языком ушную раковину, и Дина ведет. - Смотри, ну же. Так не выглядят люди, когда не хотят. Давай, докажи мне, что говоришь правду. Не дыши так часто и рвано. Не прикрывай свои прекрасные глаза от удовольствия. Не подставляй свой горячий и уже такой твердый член мне в руку, - шепотом заканчивает он. Дин на мгновение упускает ниточку связных мыслей, а когда берет себя в руки, ухмыляется настолько позабавлено, что чужая рука на его члене неожиданно замирает, и он ловит в слегка запотевшем зеркале непонимающий взгляд Брайана. Ему смешно. В итоге, неизменной осталась лишь реакция его тела на Брайана, и в этом нет ничего удивительного, учитывая, что Брайан знает каждый изгиб его тела почти досконально. Но есть кое-что, над чем умелые поглаживания и посасывания не властны: его чувства. Незыблемого и постоянного не существует, он знает это. Пожалуй, это единственная непреложная истина, в которую он верит. Сколько бы Брайан не говорил себе обратное, изменился не только Винчестер, но и он сам, и сейчас они оба - уже совсем другие люди. - Я хотел быть с тобой сегодня один последний раз. То, что чуть не случилось здесь до того, как пришел Кастиэль, было под влиянием момента, когда я еще не в полной мере осознал, что это правда ты. И мне жаль, если своим поведением я позволил тебе надумать то, чего нет в действительности. Мне также жаль, что я не уберег свои к тебе чувства. Он знает, что причиняет боль. Он видит по глазам, что Брайан не врал о своих чувствах: они сильны, как прежде. Он и сам всегда будет любить его, просто иначе, чем Брайан до сих пор любит его. Его любовь к этому человеку - она там, в земле. Зарыта в пустой (теперь он знает, что пустой) могиле, вместе со всем, что у них было и что у них отняли. Ту часть себя, что любила Брайана как мужчину, он похоронил вместе с ним, и теперь его душа встречает душу Брайана лишь как старого друга. Он не жалеет о решениях, которые привели его в сегодняшний день, ведь они же привели его к Кастиэлю. Теперь он знает, что Брайан жив, и старый шрам, наконец, станет лишь воспоминанием. - Ты уверен? - спустя несколько минут звенящей тишины спрашивает Брайан. Дин кивает, даже не задумавшись. Он уверен. - Да. - Дин, я ведь уйду, - говорит мужчина таким тоном, словно пытается образумить несмышленого ребенка или человека, стоящего на краю крыши высотного здания. - Исчезну из твоей жизни. Снова. Так, словно меня никогда и не было. Не побеспокою больше ни разу, никогда. Я уйду. И никогда не вернусь. Ты уверен? - Прощай. Брайан медленно протягивает руку, словно каждое движение отдается болью по всему его телу, и слегка разворачивает голову Дина к себе. Его губы прижимаются к виску Винчестера, и он зажмуривается, крепко, и выглядит так, словно борется с собой. Это тяжело, Дин не хочет видеть, что ему больно, не хочет быть тому причиной, но это так, и короткий спазм болезненно перехватывает его горло, но он справляется с этим. На несколько мгновений они замирают так, а после мужчина решительно распахивает глаза, и в них Дин читает обещание: Брайан отпускает его. Дверь за ним закрывается бесшумно. Дин еще долго стоит там, глядя на свое отражение, и хотя на виске все еще ощущается тепло чужих губ, он спрашивает самого себя, было ли все это взаправду или Брайан все же был лишь видением, дымкой растворившимся в воздухе, ровно как он и думал сначала.