Совсем не добрая школьная история

      - О чем – о чем она попросила? Взять шефство над этим шибздиком? А поебать ей не завернуть?       Вид у Аскольда был такой, будто его только что попросили сожрать тарелку жареных тараканов, причем, без кетчупа и закуски.       Аскольд был старостой класса, в котором учился Алексей Шаманский, а еще его лучшим другом и единственным человеком, которого Шаман признавал равным себе.       Честно говоря, Алекс даже немного завидовал Аскольду – с таким именем были не нужны ни модные погонялова, ни клички, ни какие-то отличительные знаки. С таким именем Аск был победителем по жизни, он с самого рождения уже отличался от серой массы одногодок. Он был Аскольд Силович, как настоящий былинный богатырь, только живущий в соседнем дворе.       Родители Аска, под стать их именам, Алена и Сила Вельяминовы, были ожившими героями русских былин: высокими, большеглазыми, улыбчивыми, с добрыми, открытыми лицами. И ценности в этой семье были такими же простыми и открытыми, без пафоса и снобизма.       И этой простоте Шаман тоже отчасти завидовал. В его собственной семье людей было принято оценивать по их происхождению, образованию, состоянию, наличию автомобиля престижной марки, недвижимости в городе и за городом и прочим атрибутам состоятельности, а вовсе не по каким-то эфемерным духовным и личностным качествам.       В его семье родителей Аскольда, пожалуй, считали бы отщепенцами: насквозь неформальные, владельцы кастом-мастерской, с раннего детства таскающие сына на байкерские слеты и рок-фестивали. При виде Алены Вельяминовой мать Шамана только презрительно поджимала губы – а сам Шаман думал, что мать у Аска, конечно, не фотомодель, но зато так круто управляется с байками и машинами, умеет разобрать автомат, водит сына на стрельбище, а еще печет самые офигенные блины с вишней.       Когда мать Алекса подходила к плите, в мире непременно случалась химическая катастрофа. К счастью, делала она это очень редко – в доме Шаманских готовила и убирала в квартире приходящая хозяйка, пожилая эмигрантка из Молдовы, женщина с невыразительной внешностью и таким же невыразительным характером. Иногда Шаману казалось, что ее и вовсе нет на свете – просто в холодильнике сама собой появляется еда, из гостиной исчезают разбросанные вещи, а в отцовском кабинете пыль аннигилирует сама себя, просто скопившись в достаточном количестве.       Вот и сейчас эта невыразительная тень скользила по дому, пока они с Аском сидели в комнате Шамана и резались в «Обливион».       - Нет, Алекс, я серьезно, старуха что, так странно пошутила? – Аскольд оторвался от игровой консоли и нажал на паузу. – Время пионерии закончилось вместе с «совком», какое нахуй шефство? И было бы над кем... Нет, это бред, я в этом участвовать не буду.       - Можно подумать, я прямо счастлив от перспективы возиться с этим уебком, – Шаман фыркнул, недовольно поджал губы. – Но тут такое дело, Аск... Короче, если из-за Сопли в школе опять случится ЧП... или если с ним случится что-то... не знаю, попадет в больницу, подохнет под воротами школы, нам устроят не лучший выпуск года, а тихий ад на земле. И на всех наших планах, престижных ВУЗах, вообще на всем можно будет поставить жирный крест. Нас везде прокатят. Снимут о нас передачу «Жестокая школа с Малаховым» или еще какой-нибудь бред. Нас будут помнить, как зарвавшихся богатеньких ублюдков, которые забили ногами бедного мальчика с больным сердцем. И нашим родителям в прессе устроят такой пиздец... Я уже даже газетные заголовки вижу: сын Шаманского избивал одноклассника...       - А сын Шаманского никого типа не избивал? – Аск нахмурился, скептически поджал губы. Этот разговор категорически ему не нравился. Хотя бы потому, что, Аскольд это чувствовал, его друг что-то не договаривает. Что-то очень и очень важное.       - Сопля выхватывал за дело, – Алекс набычился и снова включил игру. На экране темный эльф методично забивал плюющееся ядом насекомое. – Ладно. Окей. Сопля меня бесит, и ты это знаешь. Все это знают. Но за весь последний год эту суку пальцем никто не тронул. И это ты тоже знаешь. И знаешь, почему. Но я не могу сидеть и как паук все контролировать, и я не могу каждому вменить в мозг, что Сопелька у нас неприкосновенная священная корова, с которой нужно аккуратно сдувать пылинки, когда он ходит и сам нарывается. В ответ Аскольд только хмыкнул и сам уткнулся в экран – рядом с темным эльфом появился паладин в белых доспехах, кастанул в ядовитое насекомое какую-то заклиналку, и то издохло в муках, взорвавшись изнутри.       - Фига! Что за скил? Ты когда успел так прокачаться?       - Ага... так я тебе сразу и сказал. – Аск снова фыркнул, откинулся в кресле, гордо выпятив нижнюю губу.       – Давай, рассказывай, что было, пока меня не было, и чего я еще не знаю.       Так получилось, что все самое страшное случилось тогда, когда родители Аскольда увезли его в Германию на какой-то фолк-фестиваль. Школа школой, сказала мама Алена, а увидеть «Moondive» на открытой сцене случается не каждый день. Эта отечественная фолк-роковая группа была одним из годных продуктов отечественного шоубиза, снискавшая славу и фанатскую любовь далеко за пределами России. Молодые ребята из Подмосковья записали несколько забойных хитов, с которыми гремели на всех радиостанциях, даже на тех, где были откровенным неформатом, выпустили парочку альбомов, откатали пару или тройку мировых туров... а потом пропали на три или даже четыре года – ни новых песен, ни концертов, никаких слухов. В общем, когда имя «Moondive» всплыло на афише какого-то феста, Вельяминовы забили на учебу и работу и укатили в Европу на целую неделю, прямо-таки на зависть всем.       Тем временем, в школе произошло много чего интересного. Или не слишком интересного, это как посмотреть. После той драки с Соплей, после которой на шее у Шамана еще долго красовался багровый синяк, а лодыжка нещадно ныла при каждом шаге, он решил, что будет неплохо на пару дней спустить с цепи всех местных отморозков, так любящих оборваться на ком-то помельче и послабее. Например, на Олежке Сопельнике, лидере в списке всех лузеров, настолько виктимном, насколько вообще может быть виктимной идеальная жертва насилия. Велико было желание отпиздить его самому, просто поймать за пределами школы и по-доброму так втолковать, кому он, Сопля, обязан тем, что до сих пор дышит этим воздухом и как-то живет на этом свете. Но за день до этого начались интенсивная подготовка к экзаменам, и отец лично забирал сына из школы, заезжал за ним на машине и отвозил к репетиторам, которые натаскивали его на разговорный английский, на грамматику, на тестирование... было не до соплиных проблем. И, по большому счету, вообще ни до чего не было дела. А потому, дав Рыбе отмашку творить и вытворять, Шаман на пару дней вообще выпал из реальности и забыл и о Сопле, и о Рыбе, и вообще обо всем на свете.       Вспомнить пришлось через три дня. Выдать Рыбе по щам, сломать пару носов... только пить боржоми было уже поздно.       Вообще-то, когда Шаман говорил о том, что нужно устроить в школе небольшой шухер, он не имел в виду ничего такого. Рыбьи отморозки, обосновавшиеся в Д-классе, были типичными утырками, выживающими в этом мире за счет физической силы и денег своих родителей. Они продолжали учиться в престижной школе исключительно благодаря взяткам: учителя закрывали глаза на их идиотизм и с закрытыми же глазами выставляли в табель тройки, перетягивая их из четверти в четверть, из класса в класс... Были они в меру тупенькими, в меру изобретательными, в меру придурковатыми, в меру трусоватыми - глупо было бы ждать от них чего-то действительно экстраординарного.       А еще Шаман просто не мог сказать Рыбе, что весь этот аттракцион невиданной щедрости устроен ради одного единственного Сопли, и что это только его нужно проучить и поучить вежливости со старшими. Это поставило бы Шамана в положение просящего, сделало бы его ниже и хуже отморозка Рыбы, сделало бы его обязанным. А потому брошенная невзначай фраза «скучно мне, братец Рыба, надо бы немножечко расшатать этот курятник» была сказана с расчетом на то, что Сопле достанется на орехи в первую очередь, как всеобщему любимчику. А потом этот балаган можно будет и пофиксить.       Но без личного контроля Шамана все пошло совсем не так, как тот планировал. Первой на орехи перепало Светке Артемьевой, красивой гордячке из Б-класса, вечной сопернице и объекту насмешек его Ирки. Девчонке подожгли волосы, порвали сумку, выбросили сменную обувь, изваляли в каком-то дерьме спортивную форму... Ирка, разумеется, куражилась и была на седьмом небе от счастья – наконец-то кто-то макнул эту зазнайку носом в ту самую жидкость, на которую она так долго напрашивалась.       Вторым в списке рыбьих предпочтений был Марк Судзиловский. Этот добродушный увалень остался без пиджака, выдал кому-то по рогам, и целый день в школе было тихо.       А на третий день Соплю подстерегли после уроков. Отобрали портфель, вывернули учебники в грязь, пару раз съездили по загривку... говорят, даже не сильно. А потом Сопля ринулся в бой. С криком и воплем, как раненное животное. И Рыба, который, в отличие от Шамана, не умел сдерживать своих порывов и широких жестов, отпиздил Соплю так, что тот попал в больницу.       И вот тут уже оказалось, что у Сопли и слабое сердце, и куриное здоровье, и что он запросто мог погибнуть, и бла, и бла, и бла... Поговаривали, кто-то из прокуратуры наведывался к директриссе и по душам, за чашкой чая, рассказывал ей о том, что для того, чтобы открыть уголовное дело, не всегда обязательно иметь на руках заявление потерпевшего. Тем более, когда потерпевший – ребенок-сирота, находящийся на попечении у больной бабушки, почти инвалид и просто несчастная, со всех сторон пострадавшая лапочка. Еще говорили, что старая грымза, разумеется, откупилась, но откупилась только на этот раз. И что в следующий раз ей не помогут даже очень большие деньги.       Школа гудела, как улей. Слова «педагогическая несостоятельность», «непрофессионализм», «учительская халатность» и прочие самые лестные фразы витали в воздухе. Два родительских собрания прошли внеурочно. Стараниями Асковых родителей, уже вернувшихся на тот момент из Германии, был создан фонд имени Олега Сопельника, в который можно было пожертвовать деньги на лечение. Помнится, Сила Васильевич устроил настоящий разнос всему педсоставу лицея, когда узнал, что проблемы мальчика старательно замалчивались, а на учительских совещаниях даже поднимался вопрос о его исключении.       А потом Грымза вызвала к себе Шамана. И разговор у них, разумеется, пошел о Сопле. Формально все было чинно и гладко: вы, Алексей, успевающий ученик, вас уважают сверстники, вы могли бы помочь вашему другу Аскольду Вельяминову установить порядок в вашем классе и в старших классах вообще, вы знаете, какое несчастье случилось с вашим одноклассником, вы могли бы помочь ему, вы могли бы повлиять на ребят, вы могли бы взять над ним шефство...       Ну а если отбросить формальности, все оборачивалось полным отстоем. Грымза ничего не говорила прямо, ведь де-юре она была здесь директором, и именно она держала все под контролем. Но Алекс не был бы сыном своего отца, если бы не научился с пеленок читать между строк. И в елейных речах этой древней карги явно читалось: я не верю ни единому твоему слову, Шаманский, в этой школе ничего не происходит без твоего ведома, и я не знаю, на кой ты устроил этот цирк, но если что-то подобное повториться еще раз, и ты, и все твои дружки – вы все получите такую порцию славы накануне выпускного бала, что дерьмо, попавшее в вентилятор, покажется вам легким дождиком.       Все это Шаман рассказывал сейчас Аску, и тот мрачнел на глазах. Сначала Алексей хотел умолчать о своем участии в соплиной судьбе, но потом рассказал все без утайки – просто потому, что надоело носить в себе этот комок грязи.       - В общем, я не смог проконтролировать ситуацию. Доза воспитательных люлей чуть не стала летальной. Думаю, старуха о чем-то догадывается... не знаю, о чем именно. Может быть, Рыба что-то ей напел. В общем, это был шантаж. Откровенный такой и неприкрытый.       - И теперь ты предлагаешь носиться везде с этим твоим Соплей и эти самые сопли ему вытирать?       - Слушай, Аск, но это же твои родители развели всю эту бурную деятельность вокруг Сопельника, так почему ты...       - Да, развели! – Аскольд взорвался. – Учителя в этой ситуации виноваты не меньше, чем мы с тобой, мы козлорогие придурки, мы были не правы. Но я от этого не стал любить Соплю больше. Он слабак. Не был бы он трусливым чмом, с самого начала бы сказал: ребята, у меня проблемы со здоровьем, я нервный сердечник, если начну умирать, у меня в портфеле за подкладкой телефон лечащего врача. Но он же не сказал? Не сказал. Повел себя, как трусло паршивое.       - Может, он просто гордый...       - Дурость это, а не гордость, Лешка. Дурость, понимаешь? Никому от этой его тупой гордости не легче. Вся школа по уши в дерьме от его тупорылой гордости.       Аскольд снова включил игру и пошел мочить очередного монстра, явно срывая на нем злобу, а Шаман, откинувшись в глубоком кресле, закрыл глаза. Ему вдруг вспомнилось, как он испугался, когда Ирка с гаденькой улыбочкой сообщила ему о том, что Соплю забрала скорая. И как сильно ему захотелось вмазать по этой улыбке, чтобы больше никогда эта сука не посмела...       Он сразу догадался, что случилось. И в тот же вечер едва не искалечил самого Рыбу и одного из его прихлебателей. Но Сопля уже был в больнице, а Шаман даже не мог узнать, в какой именно, что с ним, как он, нарезал круги по комнате и не мог понять, почему же его так колбасит, что с ним вообще происходит. Ведь он этого добивался, так? Чтобы Соплю проучили как следует, чтобы ребята Рыбы выбили из него весь гонор... ну вот, он получил, что хотел, отчего же ему так паршиво?       - Только я имею право учить жизни эту мелкую тварь.       - Чего-чего? – Аскольд оторвался от игры и оглянулся на друга. Тот только покачал головой и хищно улыбнулся.       - Сопля мой, и учить его жизни буду только я. Нужно все устроить так, чтобы Рыбу сто процентов исключили.       - Ты идиот, его и так исключат, – Аск повертел пальцем у виска. – И ты в курсе, что это звучит как-то очень по-гейски?       - Да похуй, – Алекс снова придвинул к себе игровую консоль. – Ты куда прешь вообще, нам нужно возвращаться в Деменцию, квест не пройден.       - Пошататься по равнине. Заодно прокачаюсь.       Аск залип в свою часть экрана, на которой паладин рубился с какой-то зеленой слизкой тварью. В комнату серой тенью просочилась домохозяйка, смахнула пыль с мебели и ушла. Шаман делал вид, что играет, но на самом деле думал о том, как ему дальше разгребать всю эту лажу с Соплей. И стоит ли вообще что-то делать.