4.
26 июля 2016 г. в 18:41
Очнулся Олег уже в больнице – опутанный какими-то трубками, датчиками, окруженный стерильной белизной и запахами лекарств и дезинфекции. Сначала он не мог понять, как здесь оказался и почему все его тело, от кончиков пальцев до кончиков ушей, покрыто ссадинами и синяками.
Память возвращалась какими-то толчками и отрывочными картинками: вот он выходит из школы после уроков, натягивает капюшон на самое лицо, с опаской наступает на первую ступень высокого школьного порога. На улице дождь вперемешку с мелкой снежной крупой, ступени скользкие даже на вид. Потом – падение и первая мысль, что это он поскользнулся сам. А еще смех и чьи-то голоса. И даже странно, что нигде не видно Шамана или кого-то из его дружков. Дальше перед глазами какая-то муть и каша: разбросанные учебники, вырванные листы из конспектов носит по земле, у Рыбы кровоподтек на нижней губе, разбит нос, он смотрит на Олега ошалело и удивленно. Слышь ты, выдыхает он, слышь ты, Сопля...
У него ничего не болело, и чувствовал себя Олег так на удивление хорошо, будто, и правда, попал на тот свет. Вот только подняться, пошевелить рукой или просто долго держать глаза открытыми было трудно. Он то и дело соскальзывал в сон, и помнил только, что кто-то поил его теплой водой из стаканчика, похожего на детскую поилку-непроливайку, и какие-то люди то приходили, то уходили, что-то тихо говорили рядом с его кроватью.
Боль «включилась» вместе с окончательным возвращением сознания. Заболело все разом: и сердце, и сломанные ребра, и разбитые губы, и сбитые в кровь костяшки пальцев. А вместе с болью пришло отупение и какое-то отрешенное осознание. Он подрался с Рыбой и попал в больницу. Не хотел больше быть Соплей, и сделал только хуже.
Оказалось, что в больнице он находится уже второй день – и за этот день к нему наведывались только медсестры, которые меняли капельницы и следили за приемом лекарств. Навещать его было некому: мать, наверняка, в очередном запое, бабу Аню с ее сломанной ногой и скверным характером забрала к себе ее двоюродная сестра, живущая в Подмосковье, и врачи даже не сразу смогли до нее дозвониться. Одноклассники или учителя... да вы шутите. Весь остаток дня Олег провел, скучая и глядя в потолок. Один только раз выбрался в местную столовку, отметив по пути, что попал он совсем не в районную больницу, а в какой-то расписной медицинский центр с чистыми светлыми коридорами, ухоженными цветами в кадках, приветливыми санитарками и вполне сносной столовской едой.
Время от времени к нему забегали сердобольные тетки в белых халатах, приносили какие-то сладости, фрукты, газеты с кроссвордами, заглянул врач, спросил о самочувствии – на этом все его приключения закончились. Да и сил приключаться, откровенно говоря, не было.
Следующий день прошел практически так же: врач, медсестры, поход до столовой и обратно, новые восстановительные процедуры... А вот на третий день его пребывания в больнице приключения начались с самого утра. И началось все с того, что в палату к Олегу вошел незнакомый мужчина, высокий и кряжистый, одетый в тяжелую мотоциклетную куртку. А за ним, словно две тени, просочились два друга-неразлучника, Шаман и Аскольд. И ни сам мужчина, ни его внешний вид, наталкивающий на мысль о былинных богатырях, пересевших на железных коней, ни огромная сумка в его руках, явно набитая продуктами, не вызвали столько вопросов, сколько эти двое, необычайно тихие, очень сосредоточенные и почему-то жмущиеся к дверям, будто пытаясь сбежать.
Олег не успел спросить, зачем они здесь, пригнали их из школы насильно, или это такой способ доконать, когда мужчина присел рядом с его койкой и протянул руку.
- Ну что, давай знакомиться, герой. Меня зовут Сила Васильевич. Как тебя зовут, я знаю, в последнее время все в школе только о тебе и говорят. А этих молодых людей ты знаешь и так.
Аскольд коротко кивнул, промямлил что-то вроде «привет», Шаман промолчал... а Олег все смотрел на них, не в силах отвести взгляд и не понимая, зачем они здесь, что они делают в этой палате, зачем вообще они пришли. Он даже не удивился необычному имени своего неожиданного посетителя, даже не спросил, кто он и почему так интересуется его жизнью. Просто вяло пожал руку и закрыл глаза, не очень-то веря во все происходящее.
В больницу к Сопле их отправили на следующий день. Еще вчера после уроков завуч по воспитательной работе собрала в актовом зале весь поток и долго ездила по ушам о том, как это важно, поддерживать друзей в трудную минуту, и как это нужно, навестить в больнице их товарища Олега Сопельника. Благо, у народа хватило ума не заржать – а завучиха сделала вид, что не увидела глумливых рож сидящих в первых рядах. Разумеется, потом начали собирать делегацию. Разумеется, ржали, что фигово-то как, что Сопле не выбили зубы и не сломали челюсть, а то был бы резон насыпать орешков. И, разумеется, на казнь подписались Аскольд и Шаман. Просто потому, что у них, в отличие от всех остальных, не было выбора.
Собственно, больше вызвавшихся не было. А Ирка Ачкасова еще долго глумилась над Шаманом, с очень серьезным видом и очень мерзкой улыбкой рассказывая о том, какой он замечательный, какой благородный, как приходит на помощь слабым и защищает обездоленных. В тот момент Алекс смотрел на нее и не мог вспомнить, зачем и почему он вообще встречается с этой стервой. А потом вспоминал о статусе, первой красавице и отличнице, а еще о том, что эта сладкая девочка с двумя косичками, в аккуратной, идеально отглаженной школьной форме не только отлично делает минет, но и вообще трахается, как бестия.
Унылую делегацию из двух человек вовремя решил поддержать отец Аскольда – он купил продукты, какие-то лекарства, вызвался подвезти до больницы... а потом, глядя на поджавшего губы сына и бледного, как полотно, Шамана, пошел внутрь вместе с ними.
Впервые в жизни Шаман принимал чью-то помощь – и был за нее благодарен. Он вообще не представлял, как искал бы палату Сопельника, смог бы спокойно говорить с врачами, смог бы... да что там, мог бы он спокойно смотреть Сопле в глаза?
Выходит, смог бы. По крайне мере, внешне спокойно.
В палате у Сопли Сила Васильевич снова взял удар на себя. Вошел, занял собой все пространство, первым заговорил с Сопельником, оттянул на себя все внимание так, что им с Аском оставалось только стоять и слушать. И время от времени кивать, когда Вельяминов-старший вроде как интересовался их мнением.
Шаман исподволь рассматривал Соплю: эти худые ручки с тонкими косточками, лежащие поверх покрывала, тонкую куриную шею, выступающие ключицы... серую от кровоподтеков кожу, разбитые губы, свезенные костяшки на пальцах. Вслед за сиюминутной жалостью, которую Алекс постарался засунуть куда поглубже, пришло презрение. И презрение даже не к Сопельнику, нет – на этот раз к Рыбе, этому придурковатому недоучке, едва не сломавшему любимую игрушку.
«Да кто так бьет, – думал он, поджав губы, – кто вообще ставил тебе удар, образина, тебя вообще учили соизмерять силу, тупая ты обезьяна? Чтобы сломать эти куриные косточки, хватит одного тычка, а еще пары хороших оплеух, чтобы вышибить нахуй весь соплиный мозг. И самое главное в драке, тупая ты рыбина – это не убить, а унизить, так, чтобы противник знал свое место... хотя, какой это к черту противник, даже не смешно. Понимаешь, не-смеш-но. Вот чего добился ты, Рыбников? Исключения из школы? А если бы пришиб Соплю ненароком, ты об этом не думал? Хотя, думать тебе явно не судьба...»
Это было странно, поймать себя на каком-то извращенном уколе ревности. Любимая игрушка, надо же, кто бы мог подумать. И все-таки, даже не привыкший к самокопаниям Шаман понимал, что ревнует к Рыбе, который посмел подойти слишком близко... он сам подпустил его слишком близко. Какая ирония. Ничего в этой жизни нельзя доверять идиотам.
А еще Алекс поймал себя на том, что слишком пристально рассматривает Сопельника. Будто инспектирует его тело и просвечивает рентгеном. Наверное, не будь здесь семейства Вельяминовых практически в полном составе, не постеснялся бы стянуть с этого дохлого куренка покрывало, проверить, где еще есть синяки, где остались ссадины, следы чужих рук... настоящее помешательство, но кому какое дело? Кто, в конце концов, его остановит?
Погруженный в свои мысли и рассматривающий исподлобья подраненного Соплю, Шаман не сразу понял, что его рассматривают не менее пристально. Ответный взгляд был внимательным, цепким, изучающим, проницательным и каким-то слишком умным. Слишком понимающим. Точнее, понимающим как-то слишком много. И на лице у Сопельника не было его привычной дебильной улыбки – наоборот, губы были поджаты и казались тонкой серой линией на фоне мертвенно-белого лица.
«Опять показываем зубы? – Алекс ухмыльнулся. – Шальной идиот, ничему жизнь не учит».
Когда за посетителями закрылась дверь, Олег устало закрыл глаза и натянул покрывало на самую голову. Так много он не общался с людьми очень и очень давно. Наверное, с самых похорон отца. Тогда в их доме собралась целая толпа народа: знакомые и незнакомые лица, коллеги, друзья, родные... куда они все подевались после того, как тело отца зарыли в землю? Пошли делить его славу, написанные им песни?
Отец Аскольда оказался совсем не плохим человеком. Пожалуй, немного устрашающим, довлеющим и занимающим все свободное пространство – за счет роста, разворота плеч и глубокого зычного голоса, отдающегося в грудной клетке. Но не злым, точно нет. В этом Олег научился разбираться с раннего детства – жизнь очень быстро отучила ошибаться и ходить по граблям.
Именно Сила Васильевич и рассказал ему о фонде помощи и сборе средств на операцию. И вручил банковскую карту – как он выразился, кое-что на расходы и на лечение бабули. Олег не знал и не хотел знать, сколько денег было на этой карте, и сначала даже отказывался ее брать. А после пообещал себе, что не потратит ни копейки из этой суммы. В конце концов, у хорошего человека по имени Сила был свой сын, о котором он должен заботиться.
Голова гудела от всего увиденного и услышанного, и только спустя час после ухода Вельяминовых и Шаманского Олег вдруг осознал, что у него снова появился шанс. Призрачная соломинка в виде сбора средств на операцию. С одной стороны, он никогда не верил в благотворительность и доброту людей, а с другой – раньше у него не было даже этого. В тот самый момент, когда он отчаялся и решил, что уже нет никакой надежды, и что однажды его алкоголичка-мать похоронит и свекровь, и сына, и на радостях пойдет распродавать их пожитки, кто-то там наверху решил, что Олег Сопельник, пожалуй, не отделается так легко.
По всему выходило, что он должен был быть благодарен Рыбе за то, что тут чуть не выпустил из него дух. Иначе, кто бы вообще вспомнил о существовании сирого-убогого, никому ненужного и незаметного Сопли. Вот разве что Шаман...
Тот самый Шаман, который всегда держал Рыбу на коротком поводке, и без которого этот отмороженный ублюдок не смел даже громко попердывать.
Мысли ворочались в голове тяжелыми валунами, но одно Олегу было предельно ясно: во всей этой истории не обошлось без Алекса Шаманского.
Вдруг разом вспомнились все тычки и пинки, и та недоделанная драка в туалете, и все эти взгляды, которые бросал на него Шаманский всю последнюю неделю... этот точно не собирался заниматься благотворительностью. И сейчас пришел в больницу – зачем? Удостовериться, что Сопля получил по полной программе?
«Мстительный кусок дерьма. Ну чего вытаращил зенки, ждешь, что я буду тебе благодарен? Спасибо, дядя Шаман, за мое счастливое детство? А не пошел бы ты нахуй, тупая ты зарвавшаяся мразь?»
От всех этих мыслей у Олега разболелась голова, и когда после обеда к нему нагрянули две грузные тетки из службы опеки, он только вяло отнекивался и отмахивался от витиеватых вопросов, а потом и вовсе явилась медсестра и не в самых вежливых оборотах попросила теток покинуть палату.
До этого дня Олег сталкивался с работниками службы опеки дважды: сначала его пытались отобрать у пьющей матери, потом нагрянули, когда баба Аня свалилась с гриппом, и едва не увезли в детский дом, устроив в квартире настоящий погром и дебош.
Баба Аня работников социальной службы откровенно побаивалась и не раз повторяла, что главная ее функция – это не свалиться и дожить до Олегова совершеннолетия, чтобы ни одна тварь не смогла нажиться на ее смерти и его болезни. Сам Олег, откровенно говоря, не задумывался о перспективе на полном серьезе загреметь в интернат. Его подростковый мозг и без того был перегружен информацией обо всех тех опасностях, которых ему следовало сторониться: стрессы, нервные потрясения, сильные эмоции, физические нагрузки, еда, напитки, динамичные фильмы – в мире было так много вещей способных его прикончить и так мало чего-то действительно хорошего. А потому грузиться мыслями о судебных приставах, которые могут ворваться в его дом и поставить его жизнь с ног на голову – для него это было просто немного слишком.
К тому же, а что, сейчас его жизнь была в полной норме, и ему больше не о чем было беспокоиться? Серьезно? В таком случае, может быть, ему вообще стоило бы притвориться, что все в порядке и просто идет своим чередом?
Олег провел в больнице еще два дня, и хотя все это время он старался не думать о странных визитерах, мысли то и дело возвращались к Аскольду и Шаману. Зачем они приходили? Зачем ОН приходил? Нагрузили в школе? Тогда почему приехали только эти двое, почему не устроили показушную делегацию и не приперлись всем классом, с мандаринами, орешками и демонстративными страдальческими вздохами? И если целый класс – много чести для одного Сопли, то почему приехали именно эти двое? О’кей, с Аскольдом все ясно, его отец внезапно заведует этим фондом спасения рядового Райана, ну а Шаман? Он здесь каким боком? Приехал поддержать друга? И почему выглядел таким заинтересованным, почему разглядывал его так пристально, так тщательно, будто пытался взглядом разобрать на атомы?
От одних воспоминаний об этом взгляде Олега пробирало до костей. Казалось бы, что в этом такого, пусть бы смотрел, сколько влезет. Вот только под этим взглядом Сопельник чувствовал себя беспомощным: маленьким, слабым, обнаженным до нервов и совершенно виктимным. Идеальная жертва для маньяка, идеальный мальчик для битья.
А потом от слишком сильных эмоций у Олега начинало колоть сердце, и он прекращал думать и о Шаманском, и об Аскольде, и о его клевом отце со странным именем.
Но в день выписки не думать об этих троих просто не получилось. Забирать Олега из больницы приехала целая делегация: семья Вельяминовых в полном составе и Шаман под руку с Иркой Ачкасовой.