Совсем не добрая школьная история

      Не то чтобы когда-то раньше Сопля бывал в подобных домах…       Честно говоря, он вообще бывал в гостях не так уж и часто. В последний раз они с матерью, тогда еще пытающейся трезветь, были на дне рождения какой-то ее не то подруги, не то коллеги. Подруга жила в Медведково, и Олег помнил, что они с матерью добирались до нее на машине бесконечно долго, стоя в километровых пробках на ТТК. А еще как-то раз баба Аня потащила его к своей двоюродной сестре – но это была типичная поездка «на картошку», где хилого Олежку припахали собирать малину и крыжовник. После той поездки в их доме появились километровые залежи варенья, солений и копчений, а еще вязанки лука на балконе и мешок картошки в кладовой – а у самого Олега, до мозга костей городского мальчика, появилось стойкое отвращение к деревне, малине и варенью.       А еще Олегу, так уж сложилось исторически, никогда раньше не доводилось бывать в новостройках. Все дома в его жизни, те, в которых доводилось жить ему самому, и те, куда таскали его, еще мелкого, родители, к друзьям, родственникам или коллегам, были старыми, обжитыми и какими-то вальяжными: с консьержками, клумбами, прикормленными котами в подъездах, с цветочными горшками и не запирающимися почтовыми ящиками.       Дом, в котором жил Алекс Шаманский, был новым, с иголочки, элитным жилым комплексом с вылизанными и высаженными под линейку клумбами и газонами, с двумя подземными парковками и огромным холлом. Два первых этажа этой бетонно-стеклянной громадины были полностью заняты супермаркетами, салонами красоты, частными клиниками и мастерскими по ремонту обуви и пошиву одежды. Сопля даже подумал о том, что если бы он жил в таком доме, то вообще перестал бы выходить на улицу. И правда, зачем, если все, что нужно для жизни, прямо здесь, под боком.       Хотя, жить в таком доме не хотелось от слова совсем, несмотря на всю его респектабельность и элитность - хотя бы потому, что выглядел как-то... безумно? Отец, если бы он был жив, сказал бы что-то о дикой эклектике, но самому Олегу приходила на ум только любимая баб Анина фраза про «и шобы дорого и бохато, и усе как у людев». Здесь были все клише, которые можно было собрать в одном месте: и небольшие открытые балконы, и огромные лоджии, и сады на крыше, и отдельные лифты для пентхаусов, а еще дерево, металл, хром, мраморные колонны и стеклянные перекрытия. На невзыскательный Олегов вкус стекла здесь было настолько слишком много, что даже не хотелось думать, насколько хрупка и ненадежна эта конструкция на самом деле.       Всю дорогу от школы до дома Шаман молчал. Делал вид, что забыл о наличии Сопли в своей машине – а может, и правда, забыл? Он сидел рядом с водителем (почему-то Олег считал, что это не принято, если тебя возит на личной машине целый личный водитель), просто смотрел перед собой и время от времени бросал косые взгляды на спидометр и на боковое зеркало.       Водитель тоже молчал и даже не спросил, почему какой-то незнакомый пацан должен поехать с ними – хотя, Сопля, честно говоря, ожидал подобных вопросов. Контроль взрослых и вся эта хрень, по которой старшим полагалось контролировать действия детей – видимо, в этой ролевой модели они не работали. В этой машине водитель будто бы исполнял роль фурнитуры, припаянной к автомобилю и действующей четко по регламенту – он держался за руль, смотрел на дорогу и, кажется, ни разу не оглянулся в его, Олега, сторону и, наверное, даже не попытался разглядеть его в зеркале заднего вида. Серый, скучный, нелюбопытный и какой-то очень типичный.       Поскольку Шаман не пытался с ним заговорить, а сам Олег понятия не имел, стоит ли ему вообще лишний раз открывать рот, весь путь от порога школы до подземной стоянки жилого комплекса они проделали в абсолютной тишине. Сопля даже успел пожалеть о том, что в этом дорогом автомобиле звукоизоляция была какой-то слишком уж хорошей: он даже не слышал звуков мотора или шуршания шин: полный звуковой вакуум, который, наверное, бывает при погружении под воду.       Они вышли из авто так же в полном молчании: из подземной стоянки поднялись в холл, в сопровождении водителя вошли в лифт и доехали до десятого этажа. Олег без зазрения совести пялился по сторонам, водитель Шаманского делал вид, что его здесь нет, и что он вообще работает мебелью, а сам Шаман шел впереди, молчал и держал спину идеально ровно, будто по где-то по дорогое домой успел проглотить лом – может, даже и не один. Отмер он только когда за мальчишками закрылась дверь – тяжелая, металлическая громадина, похожая то ли на дверь сейфа, то ли на шлюз космического корабля. Она и закрывалась так же бесшумно, и даже с каким-то характерным шипением, после которого хотелось добавить гнусавым голосом: "герметизация завершена, астронавты могут снять скафандры".       - Раздевайся.       От голоса Алекса Шаманского Сопля едва не подпрыгнул на месте и захлопал глазами.       - В смысле?       - Сопля, ты идиот? – Шаман хмыкнул и начал стаскивать с себя ботинки. – Куртку можешь повесить в шкаф. Ботинки поставь на резиновый коврик – домработница придет только завтра, а мама не любит луж на полу. – Он усмехнулся снова, покачал головой. – Брюки и свитер, так и быть, можешь оставить. Но это по желанию.       - Придурок. – Олег распахнул куртку, завозился с длинным шарфом, как-то особенно хитро захлестнувшимся на шее. – Знаешь, Аскольд просил меня держаться от тебя подальше. Вот думаю, насколько хорошей была идея приехать к тебе домой.       - Но ты все равно приехал. – Алекс Шаманский кивнул, будто вверяясь с собственными мыслями, и даже не поменялся в лице, но Сопле почему-то показалось, что в его голосе сквозит что-то, похожее на радость. – Вот и нефиг строить теперь из себя трепетную лань. Ты еще по углам от меня начни шарахаться.       Вообще-то, Олег хотел было ответить, что это не такая уж плохая идея, но Алекс ушел куда-то в дальнюю комнату, зачем-то прихватив с собою Олегову школьную сумку. Пришлось не тупить, оглядываясь по сторонам, а срочно стягивать ботинки и куртку и двигать вслед за Шаманом.       Заблудиться в этой квартире было почему-то стремно. Да что там, в ней и находиться было стремно – и, честно говоря, не только из-за Шаманского. По глубокому соплиному убеждению, Алекс Шаманский всегда был тем еще психом, а еще конченным дегенератом и патологическим садистом – но, вот забавно, сейчас дело было совсем не в нем. Здесь в принципе было стремно и жутко. Какой-то, мать его, дом-кунсткамера с уродцами по углам. Олег никогда не был в кунсткамере, но почему-то решил, что по уровню жути эта нехорошая квартира делает на раз и кунсткамеру, и анатомический музей, и все вместе взятые хоррор-шоу. За каждой дверью ему мерещилась темная фигура, за каждой занавеской стояла черная тень, а собственные шаги отдавались гулким эхом. А еще, несмотря на белые стены, стерильную, как в больнице, чистоту и обилие света, этот дом давил и будто бы прибивал к земле. Здесь запросто могли бы выживать какие-нибудь буйные психи, сбившиеся в стаи – но навряд ли здесь могли бы жить нормальные живые люди.       Возможно, Олег просто себя накрутил, возможно, он просто слишком сильно и слишком долго боялся Шамана, и ничего такого не было в этом месте – просто безвкусно обставленная квартира в элитной новостройке. Но в Олеговой голове настойчиво крутилась мысль о том, что если бы ему довелось жить в этом артхаусном склепе, он свихнулся бы раньше, чем Шаманский. Да что там, он сам начал бы бросаться на людей…       Положа руку на сердце, на самом деле дом Алекса Шаманского напоминал вовсе не шкатулку ужасов, а какое-нибудь арт-пространство или выставку современного искусства: двухуровневая квартира с окнами от пола до потолка, отделка с закосом не то под неоклассику, не то под барокко или даже ампир. Бархатные шторы соседствовали здесь со светильниками в стиле хай-тек, а модерновые кресла, будто бы выдернутые из какой-то американской закусочной, стояли рядом с эклектичными скульптурами, нарочито классическими, выполненными в манере мастеров Возрождения – но почему-то выкрашенными в цвет розовой жевательной резинки, с кусками арматуры, торчащими из глаз и животов.       - И тебе нравится здесь жить?       Честно говоря, Олег и сам не знал, на кой черт он вообще открыл рот, и даже ожидал, что вот сейчас Шаман оглянется, посмотрит на него своим коронным презрительным взглядом и выдаст ему подзатыльник со словами: «это мой дом, малявка, прояви немного такта». Но вместо этого Алекс просто пожал плечами:       - Вообще никогда об этом не задумывался. Это дом моего отца. Он не то чтобы его любит, просто жить здесь – это определенный статус. Как все эти идиотские скульптуры. Он купил их где-то в Милане у одного известного скульптора. Мать считает их дерьмом. И этот дом она считает дерьмом и мечтает съехать за город. Но когда ты замужем за известным политиком – это тоже статус. Всю твою жизнь рассматривают, как под микроскопом, нужно каждый день изображать на публику благополучную счастливую семью. Если начнут судачить, что Аделина Шаманская не живет со своим мужем… в общем, ничем хорошим это не закончится.       - Никогда не думал, что у тебя в жизни так много заморочек…       - А ты, наверное, считал, что у меня в жизни все просто. – Шаман вдруг резко затормозил перед приоткрытой дверью, и Сопельник едва не вписался в его широкую спину. – Окей, заходи, никого нет. – Он толкнул дверь и практически втащил Олега в комнату, которая, по-видимому, была его спальней. – У меня, Сопелька, полно в жизни заморочек. Чтобы быть мной, нужно нехило раскарячиться по жизни, сечешь? Так что я вообще одна сплошная заморочка.       - Можно подумать, ты так часто о себе рассказывал…       Олег огляделся, будто ждал от этой комнаты какого-нибудь подвоха: скрытых камер, пыточных инструментов, плеток под стеклом, дыбы, скромно стоящей в углу за китайской ширмой… ну или хотя бы странной скульптуры с куском арматурины, торчащей из глаза. Нет, ничего, комната как комната: четыре стены, четыре угла, большое окно, рабочий стол да пара кресел, а еще платяной шкаф и аккуратно застеленная кровать. Чисто, уютно, очень просто и строго, без вырвиглазных барочных вензелей и кожаных диванов. Единственное, что смущало Олега в этой комнате – это полное отсутствие хоть какой-то индивидуальности: ни тебе плакатов на стенах, ни спортивных наград на видных местах, ни похвальных листов с олимпиад, ни каких-то фотографий или памятных мелочей. Ничего.       - Не похоже на твою комнату. Ты вообще здесь живешь или только ночуешь?       - А ты, я смотрю, вдруг резко стал знатоком того, как должна выглядеть моя комната.       Шаман почему-то разозлился – внезапно, вдруг, вспыхнул, как спичка. Сопля часто видел его таким: взвинченным, готовым броситься в драку, готовым ударить просто потому, что нужно на ком-то сорвать злость, просто потому, что ты оказался рядом... Но чтобы Шаман завелся вот так, сполоборота?       - Знатоком? Да ну, откуда, Шаманский? – Разумнее всего было бы сейчас сбежать, но вместо этого Олег почему-то шагнул Алексу навстречу. – Я же с твоими кулаками общался куда чаще, чем с тобой. А говорил ты мне обычно что-то в духе «лижи мои ботинки, Сопелька» или «извинись за то, что я ушиб о тебя ногу, Сопелька». И знаешь, вот вообще ничего о твоей комнате. Ни единого слова.       - А ты нарываешься, Сопелька. – Шаман резко повернулся к Олегу. И черт знает, почему, но губы у него дрожали.       - Ну, можешь ударить, вдруг тебе полегчает. Обычно же легчало, да?       - Ах ты ж мелкий писклявый сученыш, да я же тебя по стене размажу. - Алекс взял Сопельника за грудки и легонько встряхнул. – Или ты думаешь, что ты теперь у нас в касте неприкасаемых, а? Попал один раз в больницу - и все, резко записался во всеобщие любимчики?       - Каста неприкасаемых, Шаман, это такое дерьмо, которое никто не трогает. Брезгуют. – Олег закрыл глаза, ожидая удара. – А ты меня, вроде как, даже трахать собрался. И что, не брезгливо тебе?       - Лучше бы ты заткнулся, Сопельник… вот честное слово, лучше бы ты заткнулся… - Шаман встряхнул Олега еще раз и прижал спиной к закрытой двери.       Целоваться Сопля не умел. Вместо того, чтобы нормально ответить на поцелуй, он просто ткнулся губами в губы Шамана – слепо, не открывая глаз. Он будто ждал этого поцелуя, будто шел сюда, как на заклание, а все равно ждал, что его будут целовать.       Странный. Ненормальный. Не от мира сего. И всегда таким был, с первых дней, сколько Шаман его помнил. Всегда смотрел на людей своими честными оленьими глазами, всегда улыбался, будто бы что-то обещая…       И всегда эту улыбку хотелось стереть с его смазливого лица, всегда хотелось, чтобы эта сволочь или не улыбалась вообще – или улыбалась ему одному.       Вообще-то, Шаман и не думал о поцелуях. Для того, чтобы целоваться с этим педиковатым пацаненком, больше похожим на девку, трудно было придумать худшее место, чем этот дом и, черт побери, его собственная комната. Место, где Алекс никогда не чувствовал себя в безопасности и никогда не мог остаться просто наедине с собой... Но Сопля, прижатый к двери, вдруг так доверчиво откинул назад голову и прикрыл глаза, что после мысли «смотри-ка, кто у нас сладкая виктимная няша», мысли у Шамана закончились.       Да, целоваться Сопля не умел совершенно – только мычал в губы и пытался цепляться за Алексов свитер, чтобы не сползти вниз по двери на подкашивающихся цыплячьих ножках. И почему-то мысль о том, что, может быть, он вообще первый, кто целует этого задохлика, приятно грела. А ведь, кто бы мог подумать, когда Сопельник только перешел в их класс, Шаман был уверен, что эту сладкую деточку будут раскладывать на любой подвернувшейся горизонтальной поверхности. И даже не со зла, а просто потому, что пройти мимо этого белобрысого недоразумения… черт, да невозможно было просто пройти мимо! И да, кто бы мог подумать, что к выпускному классу Сопля вдруг окажется нецелованной целкой, способной практически скатиться в обморок от одного единственного поцелуя. А еще так нехило возбудиться, что от стояка, упирающегося ему в бедро, Шаманского начало потряхивать.       В голове у Алекса была какая-то карусель из цинизма и розовых соплей. На него возбудился парень. Ну офигеть теперь. Наверное, будь на месте Сопли кто-то другой… хотя, нет, стоп, на месте Сопли просто не мог бы оказаться кто-то другой. Если Шаман когда-то и думал о том, чтобы попробовать с парнем, то рядом с собой ему виделся кто-то до чертиков похожий на Олежку Сопельника: такой же смазливый, тщедушный и похожий на девку. Наверное, потому, что с другим мужиком, в смысле реальным мужиком, с таким, как, например, Аск, с таким, как сам Шаман, они начали бы мериться письками буквально во всем, доказывать друг другу, кто сверху, а кто снизу, кто реальный самец, а кто сладкий пассивчик. Это был бы не секс, а просто какой-то ебаный пиздец, сплошные боевые действия и никакого удовольствия. А Олег… он даже не считался за нормального пацана. По крайней мере, сам Шаман никогда его таким не считал – и даже забыл, что между ног у этой милой куколки все устроено так же, как у него самого.       И это было, черт возьми, интересно. Остро, будоражаще просто до чертиков. Попробовать вот так, хотя бы просто дотронуться. Просто, мать его, облапать Сопельку с головы до ног, зажать в углу, хорошенько потискать… В принципе, все те же правила, что и с какой-нибудь малолеткой-восьмиклассницей: трогать можно только руками.       И Шаман притянул Олега к себе и легко сжал ладонью его пах. Вот только эффект от этого неловкого петтинга превзошел все самые смелые ожидания. Вместо того, чтобы вконец сомлеть и повиснуть у Алекса на руках, Сопля вдруг взвился, напрягся, как струна, и сначала начал выдираться из Шамановых рук, а после и вовсе врезал ему под ребра – между прочим, болезненно врезал, зараза…       - Сопля, конченый ты, что ли? – Алекс разжал руки, потирая ушибленное место. – Да что, мать твою, на тебя нашло?       - Что на меня нашло? Да что на тебя нашло, Шаманский! – Олег поднял с пола свою сумку и прижал ее к груди, закрываясь ею, будто щитом. – Ты ненавидел меня с первого дня, лупил меня до полусмерти, травил чуть ли не с собаками… Да я из-за твоих шуточек ебнутых в больницу опять попал, сука ты тупая! Хули ты лезешь теперь ко мне в штаны, ты, ублюдок больной?       - Олег, послушай. – Алекс вдруг заговорил очень тихо, примирительно вытянув вперед руки. – Я все объясню. Правда. Только не нужно сейчас кричать. Пожалуйста. Давай просто поговорим. Без криков, не повышая голоса.       - Давай ты нахуй просто пойдешь, уебок.       - Слушай, Олеж, давай ты просто успокоишься. – Шаман сделал шаг навстречу Олегу и попытался взять сумку у него из рук, но тот сжимал ее слишком сильно, до побелевших костяшек. - Я обещал, что против твоей воли ничего с тобой не сделаю. И я не сделаю. Но ты сам сюда приехал, добровольно, никто на аркане тебя не тянул. Только не говори, что ты не понимал…       - Вот как приехал, так и уеду. От меня до тебя три остановки на трамвае – не заблужусь. – Олег настежь распахнул дверь в Шаманову комнату и почти вслепую, не очень-то помня дорогу, ломанулся к тому месту, которое в этом ненормальном доме заменяло прихожую или какой-нибудь холл.       Он долго возился с ботинками, шарфом, курткой… Непослушные, негнущиеся пальцы почему-то еще и дрожали. И Шаман, как назло, стоял все это время напротив и молча наблюдал за его сборами. И только когда Олег потянулся к входной двери, поймал его за руку:       - Стой. Я провожу.       - Я тебе не баба, чтобы меня провожать, - Сопельник оскалился, но Шаман только покачал головой.       - Ты не баба. Ты идиот клинический. Постой три секунды спокойно, пока я оденусь.