Найти Дом

Киа очнулся от запаха, запаха плесени и прокисшей ткани - нежный нос волка чувствительно реагировал на подобное. Потом он понял, что лежит на чем-то жестком, что затекла спина, и попытался перевернуться. Вскрикнул от неожиданной боли: правую руку обожгло огнем, нога же вообще была неподвижна, грудь стянута тряпкой, а на шее чувствовался металл. Все болело так, что пошевелиться было невозможно, в кружащейся от слабости голове был туман, а еще этот запах. Мерзкий отвратительный запах. Он разомкнул глаза и увидел, что лежит на сыром полу на какой-то расстеленной дерюге, в темном, без окон помещении, а низкие потолки напоминали о склепе. Ни одного факела или свечи. Темнота, и кроме него, в этой темноте был еще кто-то; сквозь мрак он различал смутные силуэты, утратив даже свое волчье зрение. Он сделал над собой еще усилие, и, застонав, смог подтянуть тело к стене. Звякнул металл, и Киа понял, что прикован. Прикован за шею к стене. Судя по всему, цепь была недлинной и позволяла ему лишь сидеть и лежать около своей стены. Усилие отдалось болью в раненом теле, и он едва мог вздохнуть. Дышать было трудно, привыкший к чистому воздуху организм отзывался тошнотой и головокружением. Оборотень оглядел себя – ранен, но раны, хоть и грубо, но перевязаны, а повязка на груди пропитана полынной мазью. Его пользуют как животное. Он раздет, на нем одна лишь набедренная повязка, и та - сбившаяся набок. И что все-таки случилось? как он попал сюда, и что с его армией? Неужто они проиграли? Эта мысль была невыносима. Лучше бы он умер, но не знал такого позора и такой вины. Он привел всех на смерть и не смог сложить свою голову достойно. Лишь доставил радость Инъямину. - Государь! – донесся до него слабый голос из другого конца этого вонючего склепа. – Государь? Ты очнулся? Аксимар - сквозь туман в голове узнал Киано - один из верных его друзей, волк из личной охраны государя Кианоайре Тэрраниона, бывшего государя. - Я больше не государь … – Голос его был слаб, а напряжение горла отозвалось резью в груди. Он закашлялся и почувствовал кровь на губах. - Наплевать, Киа, ты как? - Аксимар, судя по голосу, ранен не был, так какого демона - спросил себя Киано - он тут торчит? - ..., но пока не сдохну, – кратко, но емко ответил Киано. – Отвечай, где мы? - В заднице, государь, мы в заднице. Как я понял, это самая главная их твердыня. Дорога сюда заняла пять дней. - Сколько?! - Киано отхаркнул кровь. - И как вы попали сюда! Что с войском? - Пятеро суток, Киано. Мы как поняли, что ловушка, стали продираться к тебе, Нарнил сначала рванул, а Борга раньше убили, там где он был, дракон метнулся. Я, Тахар, и вот Вигельен. Нас тут трое и ты. Майпелайэ тоже погиб, а остальным я отдал приказ назад отступать, прости. Они бы не отбили тебя - едва ты упал, Нерги этот на дракона вскочил - и тебя поперек седла, мы за ним, на лошадях, там засада. Мы не отбились. Но других пленных, как я слышал нет. Мы тут одни. Но у нас потери только среди тех, кто вел войско, остальные отступили, пойдут ли они сюда, сам понимаешь, мне неведомо. Да и безумие это. А, может, их и настигли. Нерги и Инъямин здесь. Радуются, сволочи. Но мы проиграли, мы потеряли тебя. - Не хорони меня раньше времени, - прохрипел Киано, давясь кровью, - правильно они ушли, а я неудачник и идиот. И сам в заднице, и вас туда же привел. Какого ты рванул за мной? Ты же видел, что там? - У тебя бред, что ты несешь, Киа?! Мы должны были помочь тебе, но не сумели. Да и без магии там не обошлось. Они вели нечестный бой. Нерги ударил раненого. - Ты смеешься? Какой честный бой? Акс, а что остальные, Тахар, Вигельен? Вы тут? - Да тут мы, – голос Тахара, – куда же я от тебя денусь. Виг, правда ранен, спит сейчас. Я тут осмотрел камеру, мы по-другому прикованы, не как ты, посвободнее, ну так мы и не князья… Пока дело плохо, Киа. Дыр тут нет, а на колдовство и Грани стоит щит. Мы беспомощны, как смертные младенцы. За этой камерой следят люди; мы уже трое суток тут, как я понял, по караулам. Двое тобой занимаются, а один жратву разносит и пинки раздает. Вон, кстати, вспомни про дерьмо, тут и оно. Топают сапожищами. Дверь в камеру отворили, скрипнули ржавые петли. Действительно, вошло трое. В тусклом свете их факелов Киано разглядел в них смертных. Точно, южане, продавшие души злу, предатели. От тройки отделился один, направился к нему, высокий бородатый мужчина. Киано плохо помнил как разбираться в возрастах смертных, но этот явно был пожилым и сильным. - Ахмед! – позвал смертный – воду дай. Эльф-то наш очнулся, себе на горе. Лучше бы мертвым притворился. Что, тварь остроухая, хреново тебе? - Я еще на твоей тризне в бочку с вином нассу, вонючка кривоносая! – отозвался Киано, сплевывая кровь прямо на длинные полы ватного халата надсмотрщика. - Вай, Ахмед, смотри какой грубый эльф, да? - смертный в отместку грубо рванул бинты на груди и Киа закусил губу, чтобы не вскрикнуть, - Едва очухался, тут же хамит! Нехорошо, эльф, нехорошо Гилани хамить, запомни это, да! Гилани, содрав бинты, протер грудь Киано, который не мог даже двинуться от боли, и лишь только презрительно сощурил глаза, раствором, от которого защипало кожу и потекли слезы. - Совсем невоспитанный эльф, да? – Гилани разговаривал почти сам с собой, ибо напарник его был занят раной Вигельена, которого растолкали пинками, а третий, повесив факел на стену, шлепнул из котелка, принесенного с собой, прямо на пол какой-то бурой массы, воняющей гнилой капустой, и рядом поставил кувшин. – Ничего, государь Инъямин тебя воспитает, эльф, ты у него на коленках ползать будешь, говорить: «ай, отпусти меня, государь, все что хочешь сделаю?», хрен тебе эльф, не отпустит он тебя, да. Наизнанку тебя вывернут, шкурку перетряхнут, найдут все ценное, и в ров с ящерами спустят. И все, нет эльфа. - Скажи, любезный, - стараясь не заскрипеть зубами, спросил Киано, - ты раньше до этого свиней пользовал да своего государя? Разница, как я помню, небольшая. - Ахмед, вай, какая жалость, что государь трогать его не велел, да? Ахмед, видимо, привык к говорливости своего напарника и молчал, но на этот раз повернул голову. - Жалко, да? А красивый эльф, смотри, какой красивый эльф, - Гилани бесцеремонно ощупывал Киа, хватая его за подбородок, шею, живот, – глазки зеленые, стройненький, худенький, узенький небось. Не отдаст нам его государь, очень жалко, да? Давно я эльфов не имел, жаль, дохнут быстро. У Гилани на эльфов воооот такая дубина есть! А что у тебя есть, эльф, я посмотрю, да? Южанин скользнул ладонью к паху Киано, внутрь набедренной повязки, сдирая ее. И Киа инстинктивно, забыв про раны, молниеносно ударил здоровой ногой в пах смертного, вложив в этот удар всю выхоленную за столетия жизни ненависть к мужеложцам. Гилани откатился с воплем, согнувшись, а равнодушный Ахмед рванулся к эльфу, ударив Киано в лицо. Киа захлебнулся кровью, и звоном цепей рванулись Аксимар с Тахаром. - Засунь свою дубину в задницу Ахмеду, авось со свистом пролетит! Когда эльфов нет, вы овцами перебиваетесь? – несмотря на удар, Киано словно задался довести тюремщиков до белого каления. Но Ахмед держал его крепко, пока Гилани возращался в себя. - Твоя удача, остроухая тварь, что Инъямин запретил тебя трогать! - Гилани все-таки вернулся к врачеванию побыстрей наложил бинты на руку и перетянул раненое бедро. – Одно радует, поганая у тебя на заднице рана: даже если не сдохнешь, хромать будешь! До встречи, эльф! Факел потух, и дверь закрылась. - Киа, ты доволен? Чего ты добился? - Тахар уже понял, что государь совсем не собирается на тот свет. - Удара в морду. Или ты хотел, чтобы они трахнули меня прямо здесь? Я хочу поскорей увидеть Инъямина. Я не собираюсь тут сидеть, Тахи, или я отсюда выйду, или сдохну. Как я понимаю, вероятнее второе. Но я сделаю это громко, а лучше прихвачу кого-нибудь с собой из них. - На кой тебе Инъямин, не терпится? Я лучше предлагаю пока подумать, как отсюда выбраться. - Никак, – Киано хотелось спать, он был слишком слаб и устал, – ты отсюда не выберешься, здесь ворота в тысячу твоих ростов и под землей так же. Наша магия тут не работает – я даже не могу видеть в темноте - ни волчья, ни эльфийская. Мы сейчас равны смертным. Нарнил мне много рассказывал про плен, про то, что даже с рудников невозможно убежать – его спину ты сам в бане видел. А это твердыня. И если убежать не получится, значит, надо придумывать что-то другое. Времени у нас навалом, так что дайте мне пока поспать. А потом будем думать и устраивать истерики. - Истерики? - Я буду устраивать, не волнуйся. – Киа попытался свернуться калачиком, но нога не слушалась его, а стянутые повязкой ребра напомнили о том, что лучше ему не шевелиться. Но было холодно. Он, раздетый, свернулся на пропахшей сыростью мешковине, стальной ошейник раздражал и натирал нежную кожу шеи, и, вопреки своему желанию, уснуть Киа не мог. Сказать, что Инъямин был доволен, значит - было ничего не сказать. Он был счастлив. Пусть они потеряли двух крылатых и несчитано орков и прочего мяса, но самая главная добыча у них. Властелин доволен, и Инъямин избежал гнева. А гнев этот был страшен. Но теперь наглый маленький эльф надежно заперт в темнице, лишен своей силы и изранен. Ничего, не сдохнет, все заживет как на собаке. Нерги был очень сердит на тех, кто стрелял в эльфа, одного его меча было достаточно, чтобы получить эльфа живым и почти невредимым и не ждать, пока заживут раны. Инъямин тоже был бы рад поскорее вытрясти из светлой твари этот проклятый меч и посмотреть, как ублюдку вырвут язык. Слишком наглая маленькая дрянь завелась на Западе. От этого миниатюрного волка ущерб на Гранях был огромным – нежный красавчик с легкостью убивал самые изощренные творения Инъяминовских магов. А на Нерги плевать, братец слишком озабочен своей воинской честью и расстроен тем, что получить врага израненным не слишком красиво. Дело Нерги – дело оружия, а в политику пусть не суется. Вряд ли так просто Киано отдаст меч Запада, но властелин вырвет признание хоть у гранитной скалы. К тому же, оборотню всегда можно предъявить тех трех идиотов, что увязались за ним. Два волка и полудохлый эльф. Какие однако, верные дружинники. Инъямин довольно сощурился. Северные эльфы – его заслуга. И как же облегчило его работу то, что северный эльф на дух не переносил своего неудачливого зятя и винил его в гибели дочери и внуков. Инъямин-то знал, что оборотень тут ни при чем, почти ни при чем. Глупый мальчишка забыл о том, что красота требует жертв и о том, что коли стал игрушкой стихий, то им лучше не перечить и не пытаться сбежать. Разве стихиям так трудно устроить небольшую бурю – что им горстка ушастых на скорлупке? Красивая кукла захотела самостоятельности – а ведь мог бы жить горя не зная, под крылом папочки и стихий. Ничего, скоро он лишится своего смазливого личика; хоть его ящеры и не духи воздуха, но молоденькие эльфы и им по вкусу. А северный эльф просто взбесился, узнав, из-за чего погиб корабль, и если бы не война, сам бы разорвал мальчишку на клочки. И уж совсем было нетрудно убедить его в том, что незачем помогать убийце женщин и детей. Теперь пусть властелин сам разбирается со своей добычей, Инъяминово дело следить, чтобы эльф не подох от ран. Уснуть ему так и не удалось. Киано лежал, скорчившись на подстилке, стараясь не стонать в голос от боли. И он даже не чувствовал, как по щекам бегут слезы. Не так он мечтал умереть – не на грязной подстилке в камере, истекая кровью, и не от пыток в плену. Он не боялся: чего ему бояться – он умеет терпеть боль, любую, и врагам не вырвать у него слов. Но больше ему не увидеть леса, солнца и любимых, тех, кто остался. Брата, отца, Фиорина. И все – Нарнил и Борг - погибли в этой нелепой битве, куда привел их несчастливый государь. Зря все поверили в него – на зло себе. Отец, Имлар, эльфы и волки. Он не справился. А теперь из-за него умрут еще Вигельен и Тахар с Аксимаром. Ему нет прощения. И единственное, что он может сделать – это не выдать тайну меча Запада. Ни в коем случае. Еще в последнюю ночь дома Киано наложил на свою память заклятие, которое нигде, кроме Аркенара, не позволяло ему вспомнить то, где находится меч Запада. И теперь ни одна живая душа, включая его, не знает этой тайны. Значит, ему нужно достойно принять смерть. Потому, что если даже за его жизнь потребуют меч – никто не сможет выполнить условия. Пусть делают что хотят. Борг сказал – «ты должен выжить!». Как? Скажи мне, мудрый наставник, как? Я скован и ранен, похоронен заживо. Что я могу сделать? Прости меня, родич, я оказался недостоин твоей мудрости. Я потерял все, что дала мне судьба – славу, корону, семью и друзей, свободу. Моя жизнь разбита, и как избавления - я буду ждать смерти. Потом он все-таки заснул, со слипшимися мокрыми ресницами. Он метался во сне, скрипя зубами от боли, а потом начался жар. У него не было больше сил защитить себя, измученное тело не сопротивлялось болезни. - Вы с ума сошли - держать его тут? А если он сдохнет от грязи, вы подумали?! Это вы, скоты вонючие, привыкли жить в грязи, а это воин, перворожденный! - медноволосый высокий эльф орал на трех тюремщиков так, что колебалось пламя факелов. – Вы на него дышать бояться должны, Гилани, почему у него синяк на лице свежий? Вот что, через час он должен быть в чистой камере и нормально перевязанный, от него не должно вонять и через неделю он должен ходить! И никаких поползновений к его заднице, понятно? Это слишком ценный трофей, чтобы ты тянул к нему свои мерзкие лапы. Впрочем, я снимаю с тебя эти обязанности с завтрашнего дня. Выполняй. - Да, лорд Нерги. Эти бестолковые смертные едва не убили то, что он с таким трудом добыл. Если его братец Инъямин считает, что этот эльф достался ему так легко, то он ошибается. Звание первого мечника Запада так просто не дается, или если бы не магия и не стрелы лучников, то еще неизвестно, кого бы привезли в седле. И ему было жаль, что не вышло честного поединка, было бы приятно столкнуться с достойным противником. Впрочем, он, Нерги, свою работу сделал, и не его дело рассуждать, пусть дальше с этим эльфом занимается брат. Пробуждение, как и в прошлый раз, для Киано принесло сюрпризы. И он бы предпочел оказаться в той вонючей камере вместе с товарищами, чем в этой комнате одному. Небольшая беленая комнатка, с окном под потолком, зарешеченным, откуда на пол квадратик тусклого света. Вместо подстилки – низкое деревянное ложе, грубое шерстяное одеяло и подушка, набитая соломой. Вместо ошметков каши на полу – деревянная миска с вареным земляным яблоком, рядом кружка с водой. Новые чистые бинты на груди и заместо резкого полынного запаха мази – едва уловимый запах липы. Еще одно новшество - перебитая рука схвачена в лубки. Он даже не связан и не скован, хотя и обнажен. Хотя зачем его сковывать? Ходить он все равно не может, а магия, даже элементарное самоисцеление, ему недоступна. Зачем его перевели сюда? Трудно поверить в то, что Инъямин будет так заботиться о пленнике, хотя скорее это не забота, а желание сохранить ценность. Еще, едва он выздоровеет – можно будет приступить к допросу, а так, глядишь, сдохнет раньше времени. Спать ему не хотелось, и он решил попробовать встать – за то время, что прошло с момента, как он попал в плен, рана должна была затянуться. Он сполз с ложа, оперся на высокую спинку, едва держась здоровой рукой, и попытался подтянуть тело вверх, разогнуть целую ногу. Бесполезно – он еще слишком слаб. Но ничего, пока его оставили в покое – и он будет использовать это, чтобы снова обрести силу, а там будет шанс справиться с темными. Так просто они его не получат. Беспокоило то, что его разлучили с товарищами. Что с ними? Вигельен ранен, а что с ним, точно он так и не спросил! И что будет с Тахаром и Аксимаром, единственными, кто остался с ним и не повернул назад?! Столько вопросов, и на все ему не ответить, пока не ответить. Он снова улегся под колючее одеяло и попытался уснуть. Впервые ему пригодилось то, что он считал своим недостатком – долгий сон. Над ним смеялись, он сам пытался не впадать в это странное забытье смертных, бодрствуя насильно – бесполезно. Но поспать ему не дали: дверь отворилась, в комнату вошли двое, один высок настолько, что едва не касается головой потолка. Двое эльфов, один Инъямин, его давний враг, второй — недавний поединщик – Нерги. - Как я понимаю, здороваться с тобой бессмысленно, волк Киа? – насмешливо протянул Инъямин. Весь затянутый в черное и с серебряной цепью на груди, черноволосый и кареглазый, он был похож на ворона. - Как ты себя чувствуешь? - Твоими молитвами, тварь Инъямин. Чего это ты мне на отдельные покои расщедрился? – Киано решил сохранить прежний тон общения с темным князем, принятый им еще на памятном совете в Гранин. - Чтобы ты не подох раньше времени, волк, и не подох быстро и безболезненно. – Инъямин пропустил «тварь» мимо ушей. - Жаль, я бы, может, постарался стонать погромче, если бы ты попросил. А теперь извини, но пока помирать я не намерен. - А я и не дам, правда, Нерги? – Инъямин обратился к брату, и Киано наконец-то мог рассмотреть того, с кем недавно сражался. Нерги был необычайно высок, наверно Киано едва бы достал ему до груди, кареглаз, с золотыми искрами в странно узких для эльфа глазах, вытянутых к вискам, волосы его были необычайного цвета – яркой красной меди, переливчатые в темную рыжину и доставали до пояса, спускаясь волнами, - острые скулы. Кожа была едва-едва смуглой, как будто он загорал на солнце. Одежда тоже была ярче, чем у брата – бордовые и коричневые цвета. Пожалуй, не то, что красив, но необычен точно, отличаясь от классического канона эльфийской красоты. Нерги, однако, не поддержал брата, разглядывая пленника. Киано поймал его взгляд, спокойно-любопытный: так разглядывают необычного зверя, наблюдая за его поведением и повадкой. - Я буду тебя пытать, волк, сам. Пока ты не скажешь мне все, что я захочу узнать. - Что, вы настолько обеднели, что нет средств нанять мастеров, или это тебя возбуждает? - Мне просто хочется с тобой поговорить, волк. - Вас вроде двое, или мне кажется? Вот и поговорите, а я хочу спать. Закройте дверь с той стороны. - На том свете выспишься, волк! У нас есть к тебе один важный вопрос, и мы вытрясем из тебя ответ на него. А если не мы – то сам властелин. - Какая честь! Просто всю жизнь мечтал увидеть! Однако вы мне льстите, сколько персон по мою скромную душу! Что же вас так интересует? - Твой клинок. Так называемый меч Запада. Все просто, волк. Мы тебе - твою поганую жизнь, а ты нам - обрубок железа и свой ключ к нему. - А мои воины? - Что твои воины? – поднял бровь Инъямин. - Здесь находятся трое моих воинов. - Ааааа! Ты про этих! Ну ладно, пойдут тебе в довесок, и все. - И все? Ну тогда не беспокой меня по пустякам, … тебе в зад, а не клинок. Этой мой первый и единственный ответ. - Ты так уверен в этом, волк? Или ты все-таки эльф? Я думаю, что после того, как ты встанешь на ноги и увидишь мои подвалы, ты запоешь по-другому. - Ты еще и думаешь, - удивительно! Ну-ну, посмотрим, что ты мне потом предложишь. Я намерен хорошенько поторговаться. - Я тебя предупредил, волк. Больше им разговаривать было не о чем, и Нерги с Инъямином ушли, причем последний едва сдерживался, чтобы не хлопнуть дверью. - Я ему покажу «клинок в задницу»! Наглая маленькая тварь! Я его пущу по кругу между орками и пока у него не будет занят рот, он мне все расскажет! – Инъямин бесился в своих покоях, а Нерги лишь недоуменно пожимал плечами. Так значит, вот как выглядит первый мечник Запада, этот невысокий тощий эльф, лучший мастер. И странно поверить тому, что хрупкий, изящный, больше похожий на восточного наложника мальчишка – государь Запада, прославленный государь Запада. Эльфы - дураки, они всегда были падки на красивое личико, а волк хорош собой, тут не поспоришь с певцами. И даже в камере, грязный, покрытый кровью и синяками – он был похож на гордого зверя, попавшего в клетку с полудохлыми крысами. Но зубки он показал. Даже его братец растерялся. Нерги было откровенно наплевать на меч Запада, его лишь интересовало - действительно ли эльф устоит перед пытками и ужасами плена? Или это лишь пустые слова гордости пленника, у которого больше ничего не осталось? Если выстоит – тогда, он, Нерги будет еще больше гордиться тем, что пленил западного государя. Стойкость врага всегда красит славу его противника. Хорош братец! Инъямин швырнул в стену хрустальный бокал, стекло рассыпалось искрами. Две радости в жизни – повоевать и совокупиться. Все равно с кем, лишь бы нравилось. Правду говорят при дворе - Нерги думает мечом и головкой. Вон как пялился на волка. А мог бы и поддержать своего брата-государя, слишком уж наглый оборотень язык свой распустил. Ничего, посмотрим, как он в пыточной орать будет. И уж тогда похотливому братцу совсем не понравится то, что останется от полукровки. - Откуда ты взялся, эльф?! – старый трактирщик-гном поставил перед Иррейном стакан с вином и жареное мясо. – Ты разве не знаешь, что у вас война? Что ваш князь увел за собой в поход войско, мой внук тоже в этом войске, а значит эльфы победят темных! Да чтобы с моим внуком - да не победили? Быть того не может. Но Иррейн уже не слушал гнома - новость ошеломила его. Киано ушел воевать, Имлар отправил еще одного родича на верную смерть! Он отослал Киано. Тот смущенный сверкающе юный мальчик, которого он запомнил, ведет войско на черную твердыню. - Да и князь ваш не таков, за ним столько славных дел вьется, что я уж песен наслушался. У меня лучшие менестрели поют, послушай вечером, эльф. Всем ваш Киано славен – делами, красой и мужеством. Уж такой-то точно победит, – гном продолжал свой монолог. Вот значит как. Это он, Иррейн, отстал, утратил время среди мертвых. А мальчик вырос и превратился в славного мужчину. - Только уж судьба больно несчастливая у него. Чего он в этот-то поход пошел, знаешь? - Расскажи. – откликнулся приморец. - Семья его погибла. Он женился на северной красавице, да, ходят слухи, не любили они друг друга, но двое детей было. Близнецы-мальчишки, все в отца да мать. Такими сыновьями гордиться можно. А тут вздумалось королевне север свой навестить, отца-мать повидать, осенью и поехала. Дурная баба, кто же осенью на север-то несется? Да и князь ваш отпустил ее зря. Погрузили они сундуки с богатством, сыновей он обнял, да так больше и не увидел. Буря случилась, едва им до дома чуть-чуть оставалось. Кианоайре так убивался, что эльфы уж готовились и его хоронить. А весной в поход этот пошел, видать, места себе найти от тоски не мог. Сейчас Иррейн мог пожелать себе только смерти и если бы не знал, что это такое, так бы и случилось. Что себе представляли боги, когда вложили в него эту больную любовь? Почему они не спросили себя - зачем он нужен Киано? Как он полезет в чужую поломанную жизнь? Его обрекли на страшную муку – желать невозможного. Биться бессонными ночами в молитвах, спрашивая, чем он так провинился, что назначено такое наказание? В какие игры играют боги? У Киа своя жизнь, свое сплетенное полотно событий и поступков, а Иррейну надлежит взрезать эту ткань и вплести туда свою нить? И что ему теперь делать – ждать государя или пытаться нагнать войско? - Скажи, любезный, а давно началась война? - Давно, эльф,- весна уж минула, лето скоро совсем разгорится. Как раз дойти должны. Значит, нет смысла догонять Киано, надо ехать в столицу, да и сколько Иррейн еще протянет поденной работой и мелким грабежом, пока его не повесят? Интересно, что скажут родичи, увидев его снова в мире живых, и те, кто закрывал глаза ему мертвому? И что скажет Киано? У него нет выбора, он прикован к волку и если тот выгонит его, Иррейну придется сидеть под дверьми. Лучшим вариантом будет смерть от руки любимого. И Иррейн решил ехать в столицу. Если придут вести – они придут туда.