days

[never] Привет. Меня зовут Илай Локер. Мне 27 лет, у меня интересная и неплохо оплачиваемая работа и целый ящик пива в холодильнике. А ещё у меня есть человек, из-за которого моя жизнь к херам катится в ад. Грёбаный Li Ручка замирает над блокнотным листом, будто запнувшись о буквы чужого имени. Точка над «i» глядит иссиня-чёрной кляксой потёкших чернил. Я бездумно смотрю на неё в ответ, но не выдерживаю и отворачиваюсь, чтобы отложить бесполезную письменную принадлежность в сторону. Потом захлопываю блокнот. Дурацкое начало, если честно. Отвратительное. Только с чего вообще начинать? С первого знакомства? Чушь. Я не помню и не могу (не хочу?) помнить, где отправная точка этой истории. Я даже не знаю толком, зачем это пишу. Пытаюсь следовать совету психологов, где-то подхваченному краем уха. Нервы последнее время настолько ни к чёрту, что кто-то может это заметить, а я не хочу сорваться. Хороший Локер, правильный Локер, лапочка Локер. Тот, который будет с вежливой улыбкой играть в радикальную честность, приносить начальнику кофе и смотреть футбольные матчи по вечерам. Простой парень, которому нет необходимости лгать самому себе. «Нет» без подтекста, как константа, без ограничивающих рамок, выколотых точек и области определения. Не «не стало» и не «больше нет» со временными оговорками. Нормальный Локер, который не будет трахать себе мозг собственными эмоциями, одновременно силясь их проигнорировать. Локер, которым мне, видимо, уже никогда не стать. Надо бы сходить за пивом. Сегодняшний день я планирую провести дома, как нормальный человек. Чтобы потом целую неделю спокойно сносить нападки Лайтмана в ожидании следующего выходного. Что-то не самая вдохновляющая перспектива, но… Признаться честно, мне жутко. Дело в том, что прошлый раз я выходил на работу полторы недели назад. Вообще-то Лайтман должен был дать отпуск на непрерывные три недели — подумать только, дать отпуск, в кои-то веки! — но сам же потом вытащил из кровно заработанных выходных ради очередного дела. Расследование выдалось, мягко говоря, довольно напряжённым, так что всем досталось по полной. Кэл даже на Джиллиан пару раз сорвался. Лично у меня такое впечатление, что основной запас яда и желчи он спускает именно на мне, но Торрес говорит, что я просто хочу так думать. Это злит. Нет, серьёзно! Я уже совершенно не понимаю, что происходит и почему все, абсолютно все, отказываются признавать, что Лайтман меня… нет, не ненавидит, — для ненависти ведь нужно хоть какое-то уважение — а глубоко презирает, как нечто, его внимания не заслуживающее. Такую, знаете, надоедливую псину, вечно крутящуюся под ногами, которую вроде как и не выкинешь, потому что она немедленно преданно прибежит обратно, виляя кудрявым хвостиком, но отвращения перед ней не сдержишь: ни гримас, ни сморщенного вздёрнутого носа. Таких чётких проявлений я, может, и не видел, но, если я чего-то не вижу, это не значит, что этого нет. Мне постоянно это доказывают. А тут, к тому же, Лайтман. Грёбаный профи. Как же я его за это ненавижу. А ещё — себя, потому что не могу прекратить, и себя — больше. Я пишу здесь, чтобы заставить себя разобраться в собственном потоке слов-мыслей, вернее — в этом лавинообразном месиве правды-лжи и подсознательных комплексов. Может, тогда я, наконец, сумею поставить точку.

***

Знаете, что сказал мне этот мудак, когда я попытался объяснить, где находился в момент вызова и почему-то вообще имел полное право никуда не ехать? «Скучно». И дальше пошёл, всем своим видом изображая занятость и целеустремлённость. А Джиллиан хоть бы слово вякнула. Наверное, со стороны это выглядело чем-то само собой разумеющимся: два профессионала дают приказания двум стажёрам. Другое дело, что ни я, ни Торрес стажёрами не являемся уже давно, и, чёрт, звонок с работы был реально не вовремя. А Лайтману нравится надо мной издеваться. То полностью игнорировать, то, словно случайно вспомнив о моём существовании, насмехаться над всем, начиная с одежды и заканчивая проявлениями эмоций, заставляя чувствовать себя полным ничтожеством. Особенно он любит подкидывать по ходу расследования задачки с подвохом. И никогда невозможно понять, что конкретно он хочет от тебя услышать в этот раз. Ошибаешься — получаешь новую порцию фирменного презрения и всё оставшееся время себя ненавидишь. Зато если сумеешь уловить, проникнуться тем, что он видит, — мыслить, как Лайтман, быть, как Лайтман… о-о-о, тогда можно позволить себе чувствовать огромную, всепоглощающую гордость. Сумасшедшую радость щенка, который хоть теперь оправдал доверие хозяина. В целом — унизительно и абсурдно, в частности — это единственная вещь, которая даёт моей жизни смысл. Даже больше, чем музыка. Думаю, если бы я уволился, то собрал бы группу и выступал в барах. Мне очень нравится писать песни, и получается вроде как совсем не плохо, но всё же хорошо, что никто об этом не знает. Не поняли бы, да и… Никуда я не уйду. Лайтман это знает так же, как и я, и, сволочь, пользуется. 00:57? Ничего себе я засиделся. На сегодня, пожалуй, хватит с меня размышлений и пива. Спать.