***
Охранник сделал шаг вперёд и чуть поднял правую руку. — Простите, сэр, вход запрещён. Мы стояли у ворот в секцию А-17. — Что значит — «вход запрещён»? Кто запретил входить в лабораторию прототипов? — От администрации поступил приказ никого не пускать в эту секцию. — Мне можно, — я показал охраннику удостоверение. — Если я не пройду сюда сейчас же, у вас появятся проблемы. Охранник замешкался. — Скажите, — спросил я, — администратор был здесь? Отвечайте честно. — Я не могу ответить вам, сэр. Я подошёл ближе. Кругом царила гробовая тишина. Издалека доносился слабый свист ветра. Это была старая часть «Чёрной Мезы», она находилась ближе к поверхности, чем остальной комплекс. Из расселин в красных скалах пробивались солнечные лучи. Камни, сгрудившиеся над этим покинутым пространством, походили на стены склепа. Для полноты картины не хватало ещё слоняющихся приведений. — Если бы его здесь не было, вы бы так и ответили. Во сколько вы заступили на смену? — этот цирк начал меня раздражать. Брин заметал следы, делая это самым идиотским способом. — Вы здесь с самого утра, верно? — Да. — И администратор был здесь? — Да. — И приказал он? Охранник промолчал, но было ясно: ответ утвердительный. Посмотрев на часы — 8:15 — я подошёл к сканеру сетчатки. Перед этим я сказал охраннику: — На всякий случай скажу, что дача ложных показаний и содействие преступлению карается по федеральному закону. Я взглянул в окуляр. По роговице скользнул тонкий красный луч. Шипение, скрип. Толстостенные ворота медленно поднялись вверх, открыв путь по длинному, полутёмному коридору. Воздух был наэлектризован, пахло озоном — как после грозы. — Удачи, — напоследок сказал я охраннику и вошёл внутрь. Позади единожды взвизгнула сирена. Ворота закрылись. Чем глубже я продвигался, тем сильнее становился гул. У самых ворот царила полная тишина, но через несколько метров мой слух уловил странное, утробное гудение. Оно было рассеяно в пространстве, трудно было отследить источник звука. Скорее всего, где-то в глубине секции работает автономный генератор. Датчики напряжения, уставленные на бетонных стенах, горели красным и злостно пищали. Писк не прерывался ни на секунду. Я вышел в пустующее диспетчерское помещение. Сквозь подошвы чувствовалась мелкая дрожь, распространявшаяся по всему полу. Слева от меня находилась приборная панель и широкое смотровое окно, из которого открывался вид на саму лабораторию. Подойдя к окну, я увидел две человеческие фигуры, склонившиеся над пультом управления. Это были Дэвид Розенберг и Уоллес Брин. Чёрт… Обернувшись и заметив меня, администратор что-то выкрикнул. Его лицо исказила злобная гримаса, глаза безумно горели. Брин схватил Розенберга за ворот халата и что-то проорал ему в самое ухо. В ответ тот робко оглянулся в сторону диспетчерской. Я рванул к выходу, однако дверь оказалась заблокированной. Снять блокировку можно было только с приборной панели, и я подскочил к ней. Глаза цеплялись за группы опознавательных сигналов, я не мог найти нужной кнопки отмены. Взглянув на мониторы, я заметил, как на одном из них, где изображалась динамическая схема телепорта, в правом верхнем углу ярко светится надпись «ready». Наконец, мне удалось снять блокировку. Брин в это время успел влезть на площадку внутри телепорта. Розенберг продолжал что-то настраивать на пульте. Я выбежал в лабораторию. — Погоди, Уоллес, стой!! — кричал профессор. Лаборатория исполнилась душераздирающим воем. У генераторов, установленных у самых стен, проскочили молнии. — Запускай, чёрт тебя дери!! — ответил Брин. — Розенберг, не надо!! — выронив кейс, я подбежал к профессору. Его рука упала на рычаг и резко дёрнула вниз. — Выключите его!!! — проревел я, не слыша собственного крика: вой в лаборатории стал оглушительным. Дэвид ринулся в сторону диспетчерской. Я следил за администратором: тот спокойно стоял посреди площадки, окружённый, как преградой, синеватым сиянием. Оно обступало границы площадки и колыхалось, напоминая водную поверхность, чей глади касается ветер. Я не знал, что предпринять. Внутри пробудилось нечто животное, первобытное, что требовало немедленно бежать отсюда, очертя голову, лишь бы спасти собственную шкуру. Но я застыл на месте, парализованный страхом. Меня словно бы загипнотизировало это сияние. Обернувшись, я увидел, что Розенберг в диспетчерской стоит за приборной панелью. Дверь была закрыта. Подбежав к ней, я несколько раз ударил в неё и затем стал колотить в окно. — Откройте!! Откройте, мать вашу!!! — кричал я. Молнии участились. По решётчатому полу лаборатории проскочило несколько зарядов. В какой-то момент я опустился на пол, поджав колени и закрыв голову руками. Последнее, что я помнил — невыносимо яркая вспышка озарила всю лабораторию, обелив без остатка пространство. После наступила непроглядная тьма, чью толщу несколько раз прорезали ярко-зелёные молнии. Наконец, мрак стал совершенно глухим, в его немоте я слышал только собственное дыхание, сбивчивое и отрывистое, будто я только что вынырнул с большой глубины. Ещё я слышал голоса, множество голосов: они говорили на непонятном мне языке, эта речь лилась шумным потоком где-то вдалеке и напоминала журчание горного ручья. Провал. Я перестал чувствовать собственное тело. Сознание также покинуло меня. Это очень сильно походило на смерть.Глава III. Каскадный резонанс
5 июня 2017 г. в 01:15
Действовать по заранее предписанным инструкциям сложно: я не знал, с чего стоит начать. Вряд ли необходимо в данный момент обходить складские помещения или наведываться в военный комплекс.
На часах была половина восьмого, когда я спустился в административное крыло. Брина на месте не оказалось. Как сказал секретарь, тот час назад покинул «Чёрную Мезу» по вызову из MIT. Что ему понадобилось в университете? Не думаю, что он будет читать там лекции.
Разумеется, это было обманом. У администратора «Чёрной Мезы» могут найтись дела более важные, чем занятия со студентами. В любом случае, он исчез — только куда и зачем?
Шум в коридоре слегка успокаивал. Суматоха и суетность здешней рабочей жизни заглушала те неприятные чувства, что гнездились внутри меня уже довольно долгое время. Но только заглушала. Я не переставал думать о сегодняшнем эксперименте. Осталось всего полчаса.
Действия начальства также вызывали подозрения. Почему в штабе решили, что благоразумным будет следовать стандартным инструкциям? Правительство обложило исследовательский центр множеством санкций, так что нарушение техники безопасности здесь — событие из ряда вон выходящее. Моей работой мог заняться рядовой сотрудник — пройтись по складам да проставить галочки в надлежащих графах. Конечно, инспектирование — ответственное дело, служба никогда не подрядит на него обычного работника, однако, когда они направляли меня в «Чёрную Мезу», главным моментом брифинга была деятельность Уоллеса Брина. Возможно, начальство не торопится с решением за отсутствием надлежащих доказательств? В начале службы я думал так же: тактика действий зиждется в основном на прочном фундаменте из доказательств и фактов, в противном случае любое действие может расцениваться как обыкновенная попытка разыграть удачу. Но в дальнейшем я убедился, что многое зависит от интуиции. Едва ли не самое главное.
Решив, что бесполезно ждать каких-либо изменений, находясь в административном комплексе, я отправился к лифтам, ведущим к транспортной системе. У самых дверей их находился человек в автоматизированном инвалидном кресле. Это был Ричард Келлер.
— Здравствуйте, профессор! — поприветствовал я учёного. Он посмотрел на меня снисходительным взглядом.
— Опять вы? — устало спросил Келлер. — Зачастили.
— Такая работа. Куда вы направляетесь, профессор?
— В сектор С. Там поломка. Упала система обеспечения. Системные администраторы сейчас возятся с серверами, на возобновление работы уйдёт около часа. Мне необходимо проверить состояние антимасс-спектрометра.
Створки лифта открылись. Сначала в кабинку въехал Келлер, следом — я. Нам обоим предстояло отправиться в лабораторию аномальных материалов.
— Что вы имеете в виду, профессор?
— Заранее выставленные настройки обнулились. Если в таком состоянии запустить устройство, то мы рискуем потерять образец. Мощность излучения будет слишком большой для подопытного материала.
Всё что угодно может случиться, но поверить в то, что сброс системы в день эксперимента был случайным, очень трудно.
— Профессор, вы можете сказать, почему в отчётных бумагах так часто упоминается о превышении стандартной нагрузки на атомный реактор «Чёрной Мезы»?
Вопрос смутил профессора. Я подумал, что Келлер попросту растерялся, услышав неудобный для себя вопрос.
— Причины могут быть разные.
— Раньше упоминаний о превышении нагрузки не было.
— Да, вы правы. Может быть, комплексы «Лямбда» и «Биокупол» увеличили количество экспедиций в Зен.
— Ответ «может быть» я бы принял от кого угодно, но точно не от вас, профессор. Количество нормировано, там не могут происходить осечки хотя бы потому, что это стало бы сразу заметно. Я уже не говорю, что вы должны быть в курсе о любых изменениях, связанных с деятельностью «Лямбды» и «Биокупола».
Келлер уже не скрывал злобы. Он посмотрел на меня искрящимися от наступающего гнева глазами.
— У меня и так голова раскалывается! В последнее время только и слышны разговоры о какой-то чертовщине. Проблема в том, что этой чертовщины вроде бы и нет, хотя она присутствует.
— Прошу прощения, доктор Келлер, я не хотел вас злить. Я просто интересуюсь. Это — моя работа. Она требует точности.
— Моя работа требует не меньшей точности.
Лифт остановился. Мы вышли на платформу монорельсовой дороги.
— Я слышал, что сегодняшний эксперимент просили отменить, — сказал профессор, — однако требования начальства таковы, что его необходимо провести.
— Вы тоже против?
— Да, я против. Против так же и Дэвид.
— Вы имеете в виду доктора Розенберга?
— Да.
Платформа находилась на пересечении, разделяющем зону административного блока и складские помещения. Под высоким сводом из высокопрочного бетона царила безмятежная тишина. Внизу шла работа: люди в зелёной униформе управлялись с грузоподъёмниками, отправляя одни ящики на конвейер, другие — на склад. Платформа пустовала.
Келлер остановил коляску в самом конце перрона.
— А что говорил доктор Розенберг?
— Говорил, что это авантюра чистой воды. Авантюры не предполагают такой риск, но если говорить о новых возможностях…
— Доктор Келлер, а вы, случаем, не знаете, куда сегодня отправился администратор?
— Я не знаю. Уоллес ничего не говорил. А что, вы хотели с ним встретиться?
— Да, и как можно скорее. Секретарь мне сказал, что Брин отправился в Массачусетский институт…
— Что за бред? Что Уоллес мог забыть в MIT? В такой день… Но если его нет в секторе D, то тогда… Я знаю только, что Уоллес проявляет интерес к лабораториям прототипов. Часто беседует с Дэвидом о реконструкции сектора.
— Там, где находится тренировочный комплекс?
— Да-да.
Келлер поправил воротник рубашки и потянул вниз ткань кардигана, немного разгладив её.
Брин может быть сейчас в лаборатории прототипов. С той же вероятностью можно сказать, что это не так. Может, он действительно покинул «Чёрную Мезу»…
Приближался поезд. В вагоне сидело несколько человек в белых халатах: кто-то оживлённо беседовал, кто-то молча смотрел в окна.
— Мне пора, — сказал Келлер и подъехал ближе к краю перрона.
Я попрощался с профессором и перешёл на противоположную платформу, с которой поезда отправлялись в самую старую часть «Чёрной Мезы». Мне необходимо было попасть в лабораторию прототипов.