Третья сторона

      Чудом мы добрались до медицинского блока. Чем хороши автоматизированные пункты медпомощи, так это тем, что на определëнных этапах в присутствии врача нет необходимости. Однако Сэмюэл нуждался в срочной операции. Пока мы искали медблок, он находился в отключке. Когда же Даг с Фрименом уложили раненого на койку, тот на секунду открыл глаза. Взгляд был рассеянным, направленным в пустоту. Кейт замерла, будто боясь подойти к Сэмюэлу, сказать ему что-нибудь. Когда он вновь лишился сознания, мы подключили его к аппарату искусственного жизнеобеспечения, но я-то понимал, что на самом деле затеял весь этот цирк лишь за тем, чтобы не дать выжившим запаниковать. Это всегда помогает в экстремальных ситуациях. Должно быть какое-то дело, пусть даже бессмысленное — главное, чтобы человек забыл о творящемся вокруг кошмаре. Я осознавал, что Сэмюэл, скорее всего, не выкарабкается. Ему не так повезло, как Дагу с Кейт, да даже по сравнению с убитыми. Я вспомнил того солдата. Он уже был трупом. А Сэм… Вдруг я почувствовал себя очень странно. Словно увидел себя со стороны. И не увидел ничего. Ничего человеческого. Ни волнения, ни горя. Сплошная пустота. При этом я не мог признаться остальным, что все их действия на самом деле — это попытка не сойти с ума, а вовсе не спасение чужой жизни.       Кейт стояла рядом с Сэмюэлом, слегка гладила его по волосам. Даг находился в дальнем углу медблока и молчал. Гордона я поставил на выходе в коридор.       — Мы с доктором Фрименом отправимся на поиски помощи, — сказал я.       — Что? — сказала Кейт. — Вы ведь сами говорили, что её ждать неоткуда.       — Тем не менее бездействие куда хуже. Нужно найти врача.       — Как на складах мы найдëм доктора? — спросил мужчина в HEV.       — Если в комплексах всë же была объявлена эвакуация, то многие из персонала других секторов могут оказаться поблизости или на поверхности, — пояснил я.       — Но там военные! — отрезала Кейт.       — Вы предпочтëте оставить вашего коллегу умирать? — я посмотрел на неë: немой крик, на глазах — слëзы. — И без военных здесь начался полный бардак. Многие погибли, скорее всего, даже не выбравшись из своих секторов. Происшествие настигло всех, и при этом не была объявлена срочная эвакуация. У нас мало шансов. Но какие-то всё же есть.       — Слабо верится, — буркнул Даг.       — Он спас нас! — запротестовала Кейт, машинально указав на меня рукой. — Может, он и вытащит нас отсюда?       — Они пришли нас убить… — тихо произнëс Даг. — Боже…       Усмирëнная на какое-то время паника вновь завладевала людьми.       — Оставайтесь здесь, — сказал я. — Держите связь. Как только найдëм помощь, мы вернëмся.       Я постарался поверить в собственные слова, дабы в них поверили другие.       Кейт пожелала нам удачи.       Мы с Фрименом отправились на поиски.       Склады казались бесконечными — такой же запутанный лабиринт, как коридоры делового комплекса. Это наводило на меня жуткое, прилипчивое ощущение, что я действительно бреду по внутренностям пирамиды.       Гордон шёл как сомнамбула. Я решил было задать ему вопросы касательно того, что именно произошло в тестовой камере, углубиться в детали, как мы вдруг наткнулись на лазерную растяжку: я заметил висящий на бетонной стене маленький прибор, из которого исходил луч, что выдавали частицы пыли. Он был почти незаметен, а мы чуть не попались в систему оповещения. Впереди стояли автоматические турели — я разглядел три-четыре треноги. Достаточно пересечь луч, чтобы твоë тело в течении нескольких секунд нашпиговали сотнями пуль.       Я остановил Фримена.       — Там турели.       Помещение с низкими потолками и приглушëнным свечением. По углам расставлены товарные ящики. И, кажется, отсюда был проход на уровень выше.       Мне показалось странным, что при наличии системы оповещения коридор являлся совершенно пустым — ни тел, ни следов крови. Растяжку установили примерно на уровне человеческого роста.       — Что случилось? — спросил Гордон.       Я не стал говорить, что эта ловушка была оборудована не для людей. Судя по всему, у военных уже успела произойти стычка с представителями Зена; высота, на которой располагалась растяжка, говорила о том, что солдатам пришлось ввязаться в бой с кем-то, чьи размеры точно больше, чем буллсквида или хаундая. Чëрт возьми…       — Осторожно, — сказал я. — Я пойду первым. Прикройте.       Фримен поднял автомат.       — Осматривайте пролëт, — подсказал я. Если солдаты установили здесь автоматизированную засаду, то, наверное, дальше мы наткнëмся на укрепления, где будут находиться сами HECU. Не надо долго думать, чтобы понять: военные уже сообразили, каким именно образом пришельцы дислоцируются на поле боя. Прикрыть тылы было не такой уж и плохой идеей.       Я пролез под лазерным лучом и, держа на прицеле пространство перед собой, дождался, пока эту же операцию провернëт Гордон.       На турелях обычно устанавливаются фотоэлементы и датчики движения. Если двигаться достаточно тихо и в затенëнной части помещения, вполне возможно остаться незамеченным для этих устройств. Так мы и сделали. Едва ли не ползком, цепочкой пробрались через стеллажи и ряды ящиков к ведущему наверх пандусу. Поднявшись, мы оказались на очередном складе.       Там на полу лежали в ряд трупы расстрелянных. Учëные и работники грузовых отсеков. У каждого — пулевое отверстие в голове. Если она оставалась. У некоторых же практически целиком снесли череп, по бетонному полу были раскиданы ошмëтки серого вещества, которые окружали кровавые разводы. Карательная операция. Никаких следов. Солдаты не шли ни на какие хитрости: как на скотобойне, они забивали людей, ведь в опознании эти личности нуждаться точно не будут. Фримену от вида убитых стало плохо, он чуть не упал в обморок. Я привëл его в себя. В глазах у него стояли слëзы, а лицо приобрело почти детское выражение. Я начал опасаться, что он всерьëз лишится рассудка от увиденных зверств. Случайная смерть, кровавая, подлая. Когда думаешь о смерти, кажется, тебя это никогда касаться не будет. Но сегодня человек пришëл на работу — и ему не повезло. Он был единственным живым среди мертвецов.       — По пути сюда вы видели что-то подобное? — спросил я. — Отвечайте!       Гордон беспомощно промычал, отворачивая взгляд от расстрелянных.       — Я слышал сообщение… Военные прибыли, чтобы спасти персонал.       — Успокойтесь!       Паническая атака сейчас некстати.       — Как видно, нет. Слушайте внимательно, доктор Фримен! Военные будут стараться вас убить.       Он молча кивнул.       — Их послали сюда, чтобы замести следы.       Снова молчаливое согласие.       — Скажите, что поняли меня! — не выдержал я.       — Да! — выпалил Гордон. — Да! Я понял! Я просто хочу выбраться отсюда! Боже, я хочу свалить отсюда!       — Чтобы выбраться, одного желания мало. Вам придëтся убивать.       — А как же, — внезапно его взгляд стал сосредоточенным, чëтким, его зелëные глаза смотрели прямо на меня, — как же вы?       — За меня не беспокойтесь, доктор.       — Вам так легко убивать? Я видел, как вы пристрелили человека.       — Мы в ответе за свой выбор. Тот солдат свой выбор сделал.       — Что теперь делать?       — Идти дальше. Запомните, доктор, колебания в нашей ситуации дорого стоят. Если вы не решитесь, то разделите судьбу этих людей.       Фримен посмотрел на трупы. Он находился на грани. Его нельзя было винить, но в таких обстоятельствах, когда «Чëрная Меза» практически превратилась в поле боя, моральные волнения должны быть подавлены в первую очередь. Меня этому учили почти всю жизнь. Солдата не терзают ни горе, ни сожаление. Он не знает сострадания. Человек — это просто цель. Да и солдат — лишь игрушка других, теневых сил. Глядя на Гордона, я понимал, что нахожусь в схожем положении. Меня лишили моей роли и дали другую задачу — лежать с пулей в голове. Солдату же не престало вдаваться в смысл исходящих от командования приказов. Теперь-то что?       — Скажите, вы готовы? — спросил я.       Фримен колебался. Он всë ещë не мог поверить в происходящее. Видимо, ни вид тварей из Зена, которых он точно успел повидать по пути сюда, ни погибшие при самом инциденте коллеги не произвели на учëного такого впечатления, как результаты работы зондер-команд, в которых в мгновение ока переквалифицировались отряды HECU.       Я молчал.       В конце концов, он сам должен принять решение. Идти дальше с человеком, который никак не может понять, что происходит на самом деле, было рискованно. Это как тащить на себе балласт. Он утянет на дно. В спасательных операциях всë идëт как надо ровно до того момента, когда находишь заложников. Они видят в тебе мессию, прямо-таки чудотворца, который возьмëт и по мановению вытащит в безопасное место. А видя, каков действительно путь к свободе, идут на попятную.       — Я готов, — сказал Гордон. На удивление голос его являлся твëрдым, без тени сомнения. Я слабо верил в его серьëзность, однако нам нельзя было останавливаться.       — Тогда вперëд.       Честно говоря, дальше я шëл на автомате. После случившегося у меня не оставалось никаких поводов продолжать путь. С другой стороны, просто принять новость, что со мной решили покончить, также не получалось. Разумнее было разделить стремления остального персонала и выбраться из «Чëрной Мезы», но даже совершив это, оставалось неясным, что делать дальше, потому что пересечь пустыню, особенно пешком, являлось совершенно нереальной задачей. Добыть машину? Скорее всего, HECU уже оцепили все автопарки в комплексе, если не уничтожили вовсе. К тому же откуда взять топливо? До ближайшей заправки — несколько сот миль, да ещë по пересечëнной местности. Бензоколонки в самих автопарках, как и, собственно, машины, наверняка заблокированы.       Это всë? Прикидывая варианты действий, я не увидел ни одного с хорошим финалом. У выживших, кем бы они ни были, нет шансов. «Чëрная Меза» похоронит всех и каждого… Я посмотрел на Фримена. Учëных из лабораторий аномальных материалов можно было понять: при коммуникационной изоляции отправлять наверх неэкипированного человека являлось чистой воды сумасшествием. Тем не менее, Гордон являлся ценным только благодаря экипировке. Он чудом добрался сюда. И сам сознавал это. А теперь терзался сомнениями о возложенной на него миссии: возвращение в сектор С не имело смысла, а впереди ждали не только твари из Зена.       Я остановился и подал знак Фримену сохранять абсолютную тишину.       Послышались разговоры военных.       Уверенные в себе, вооружëнные до зубов. Последствия каскадного резонанса для них — сущий пустяк.       Мы двинулись по пролëту наверх.       Скорее всего, впереди нас ждал блокпост — и он наверняка был последней вещью, отделявшей нас от поверхности. Мы замерли. Я прислонился спиной к стене и осторожно высунул голову за угол. Выход располагался на самом верхнем уровне. Под нами несли патруль солдаты. Хотя назвать это так, конечно, было преувеличением. В обстановке, и близко не напоминающей боевую, спецназовцы несли вахту на отвали: шутили, болтали, осматривали ящики, коих имелось порядочное количество. Это играло нам на руку, но я тут же одëрнул себя: идти вдвоëм, да ещë с непрофессионалом, на отряд спецназа казалось совершенным самоубийством.       Из преимуществ — удобная позиция, большое количество укрытий. Из слабостей… Я постарался посчитать личный состав — семеро… восемь солдат.       Я спрятался обратно за стену и приник к Гордону, стараясь говорить так тихо, как только можно:       — Единственный вариант — прорваться через этот блокпост. Искать обход времени нет, к тому же другие выходы, наверное, заблокированы. Слушайте меня внимательно, доктор: я попробую подойти к ним поближе, чтобы атаковать с тыла. Вы должны оказать мне огневую поддержку. По сигналу.       — Что за сигнал? — Фримен пытался не выдать дрожь в голосе.       — Когда начнут стрелять — я или они. Сидите здесь и не высовывайтесь, пока не услышите стрельбу.       — Господи…       — Поняли?!       — Да!       — Запомните, доктор: они будут пытаться вас убить. Никакой жалости. Никакого сочувствия. Или вы, или они. Стреляйте на поражение. Ясно? И ещё: как только вы начнëте стрелять, вашу позицию вычислят. Так что бегите, прячьтесь. И продолжайте стрелять.       Гордон кивнул.       В последний раз подумав, что безумней решения принять вряд ли возможно, я покинул укрытие.       Лакированные ботинки, явно не рассчитанные на скрытные миссии, доставляли лишние хлопоты. Я пытался держать медленный темп, постепенно перенося вес с одной ноги на другую, чтобы снизить возможность громкого стука из-за соприкосновения подошвы с бетонными плитами. Пройдя несколько метров вдоль стены, нашëл подходящий спуск, чтобы переместиться на уровень ниже. Разговоры солдат стали громче. Выяснилось, что из офицеров здесь был только лейтенант, а остальные — рядовые и один сержант. Дабы узнать, что нас может ожидать на поверхности, стоило взять в заложники лейтенанта. Потом с ним, как и с другими, придëтся покончить. Иного пути наверх нет. Продолжая подбираться ближе, я всë ещë сомневался в правильности своего решения. Но вспомнив предыдущую встречу с HECU, понял, что отступать нет смысла. Как и они, я сделал выбор. Из альтернативы быть живым или мëртвым почти инстинктивно я избрал для себя первое. «Главное, разобраться, кто ваш враг», — это нам говорили постоянно при прохождении боевой подготовки. Для солдата всë просто: если стреляют в тебя, ты должен стрелять в ответ.       Надо было найти другую работу. Или остаться на прежней. Я усмехнулся про себя: глупо думать, что, некогда связав свою жизнь с армией, сможешь что-то изменить. Готовность подчиняться приказам — первое, что отличает солдата от других. И последнее. В ином случае — неподчинение, преступление. Сейчас я был одновременно солдатом и преступником.       «Действуйте согласно инструкциям».       Чëрт подери.       Теперь я сам отдаю себе приказы. И мне же терпеть их последствия.       Я оказался так близко от спецназовцев, что слышал, как шуршит их униформа при ходьбе. Ящики отлично справлялись со своей функцией укрытия. Трое солдат в дальнем конце склада, двое стоят у левой стены, ещë трое бродят рядом со стеллажами, где притаился я. Стараясь дышать как можно медленнее и тише, я просчитывал дальнейшие действия. Стоит отдать должное HECU, откровенных профанов на службу не берут. Элитные же отряды из спецподразделения даже заняты в вылазках в Зен. Были заняты. Во всяком случае, сейчас начальству не до этого. Я следил за солдатами. Они не разбились бы на группы, если бы не присутствовала опасность внезапного вторжения.       Я не мог напасть сразу на троих. Часом раньше мне, сам того не зная, помог Фримен. Я поторопился с выводами, посчитав сначала, что бойцы халявят. Блокпост охраняет отходной путь.       Надо пошевеливаться: отправленные вглубь складского комплекса отряды могут вернуться в любую минуту — но совершать диверсию в таком количестве, да ещë и при наличии неподготовленного напарника было бы глупо. Оставалось дожидаться, пока один из патрулирующей тройки не зазевается.       — Хэй, Митч, — сказал один рядовой. — Как думаешь, это скоро закончится?       — А что? — спросил Митч.       — Блин, мне как-то не по себе тут. Тихо. Как в могиле.       — Твою мать, Боб, какая тебе разница? Оставили нас тут — и хорошо. Я слышал, другим группам отдали иной приказ.       — Какой это?       — Ну… что-то вроде зачистки. Сказали, в комплексе много заражëнных. Весь персонал.       Значит, информацию пытаются скрыть и в рядах самого HECU. Полная неразбериха. Возможно, если бы я смог передать сообщение в штаб вовремя, то этого приказа можно было бы избежать. Хотя нет, это мало что изменило бы. На случай нештатных ситуаций, подобной этой, сценарий ответных мер почти один и тот же.       — Отставить разговоры! — крикнул кто-то из двойки солдат, стоящих у левой стены. Видимо, сержант. — Рядовой Олтмен, ко мне!       — Есть, сэр, — и солдат, обозначивший себя как Митч, направился туда.       Я перескочил за впереди стоящий ящик. Тень надëжно скрывала меня, оставалось дождаться момента. Долго делать это не пришлось. Оставшись вдвоëм, рядовые решили обходить свой периметр поодиночке. Тот, что по имени Боб, направлялся в мою сторону.       Я задержал дыхание. Солдат в противоположном конце стены не смотрит в эту сторону.       Выполнить захват, заткнуть глотку. Тихо и быстро. Как всегда.       Когда рядового Боба от меня отделяло меньше метра, я, выскочив из укрытия, скрутил солдата и потащил на себя. Навыки ближнего боя никуда не делись: почти бесшумно я вывел из игры первого противника. Удушение — универсальный приëм в диверсионных операциях. Боб лишь слегка вздохнул, не успев понять, что произошло, поскольку я быстро лишил его доступа к кислороду. Изо рта вырвался приглушëнный хрип — больше воздуха в горле не осталось. Короткое и точное движение сцепленных в захват рук — и несколько позвонков послушно хрустнуло. Бездыханное тело я аккуратно уложил возле себя.       Теперь надо было действовать ещë быстрее.       Я пробрался вдоль стеллажей, стараясь оставаться в тени.       Другой рядовой обернулся.       — Боб! Ты где?       Теперь надо выяснить, кто выстрелит первым.       Я наблюдал за остальными.       Подошëл сержант и двое солдат, среди которых был и Митчелл.       — Что случилось? — спросил старший по званию.       — Рядовой Форд — он исчез, сэр, — доложил солдат.       — Ты, — обратился к нему сержант, — со мной. Вы двое — сообщите лейтенанту, что у нас прорван периметр.       Я взял автомат на изготовку.       Сержант с рядовым быстро обнаружили Боба. Они даже не стали проверять, жив он или нет.       Остальные спецназовцы всë ещë находились в дальнем конце склада. Я воспользовался этим и сделал два выстрела, убив сержанта и рядового. Как только я поменял позицию, началась пальба. Несколько пуль просвистело у меня над головой. В этом решении также присутствовала изрядная доля риска: засветив свою позицию, мне оставалось надеяться исключительно на огневую поддержку доктора Фримена. Да, пользователи HEV проходили боевую подготовку, но в условиях реального боя все приобретëнные навыки благополучно забываются. Новобранца муштруют, чтобы он перестал бояться смерти, но каждый солдат скажет, что нельзя привыкнуть к ощущению, когда в любой момент тебя могут убить. Что уж говорить про гражданского, который только сегодня взял ружьë. Я не требовал от Гордона точной стрельбы — достаточно было подавляющего огня.       — Рассредоточиться! — раздался приказ.       А вот и лейтенант.       Я запомнил, как он выглядит, прежде чем фигура в униформе села за металлический ящик.       Окопаться солдатам не позволил Фримен. После того, как он дал несколько очередей, почти все как один бойцы HECU принялись менять позиции. Мне удалось убить двоих, пока они перебегали к другим укрытиям. Тем временем выжившие начали стрелять вверх, пытаясь покончить с доктором. Судя по всему, он ответственно подошëл к выполнению моих рекомендаций, наглядно доказывая: в живых остаëтся, как правило, самый быстрый.       Настал момент, когда уже я должен был оказать физику поддержку. Поменяв укрытие, я принял огонь на себя. Во всякое случае, его часть: двое рядовых стреляли по мне, остальные пытались достать Гордона.       Звон от автоматных очередей закладывал уши.       Тактика внезапного нападения исчерпала себя.       Надеяться на прицельную стрельбу от доктора Фримена всё равно было бесполезно.       Я вновь попытался отвлечь солдат.       — Окружайте его!! — закричал лейтенант.       Два бойца быстро перебежали к соседнему укрытию. Они затаились за деревянными ящиками, которые, тем не менее, представляли для пуль такого калибра серьëзное препятствие, и вряд ли получилось бы расстрелять солдат сквозь стенки груза.       Я не высовывался, пока в шквале автоматных очередей не расслышал характерный щелчок. Перезарядка занимает несколько секунд. И я не прогадал: высунувшись, тут же навëл прицел на рядового, который только сменил обойму. Боец упал с пулей в голове. Не считая лейтенанта, осталось трое.       — Приëм!! Приëм!! — вопил лейтенант. — На нас напали!! Ведëм бой!!       Вовремя он решил вызвать подкрепление.       Я перешëл в атаку: быстро передвигаясь между стеллажами, прикончил одного рядового, следующего. С командиром мороки вышло поменьше: в непосредственной близости я мигом обезоружил его и скрутил в болевом захвате. Мне нужна была информация.       — Доктор Фримен, спускайтесь! — позвал я, пока лейтенант ныл от боли. Я сжал руки крепче, и офицер ослаб, прекратив попытки высвободиться.       Я услышал, как к нам спускается Гордон.       — Сколько людей на поверхности? — спросил я. — Не ври, я просто хочу знать, чего ждать наверху.       — Задействованы все гарнизоны, — прохрипел командир. — Все до единого.       — Кто отдал приказ о ликвидации?       — Не знаю. Приказ поступил сверху.       Подумав, стоит ли задавать вопросы о комплексах «Гамма» и «Лямбда», я отложил эту идею. Вряд ли офицерский состав полностью в курсе поставленной задачи.       — Вы убили моих подчинëнных, — запротестовал лейтенант, увидев подошедшего Фримена.       — Твои подчинëнные сейчас расстреливают безоружных людей — по-твоему, так и должно быть? — я усилил хват. — Что в данный момент происходит на поверхности? Отвечай!       — Отдан приказ разбомбить жилой и складской комлпексы.       — То есть?       — Только верхние уровни, чтобы снизить охват заражения.       Гордон беззвучно наблюдал за нами.       — Кто сообщил о заражении? Какого оно рода?       — Биохимическое.       Чертовщина. HECU держали за дураков. Но, вспомнив службу в спецназе, я не удивился. Да и чему удивляться, когда при биохимическом заражении бойцов отправляют на задание без средств защиты. Конечно, в те комплексы «Чëрной Мезы», где присутствовала прямая угроза радиационного и химического заражения, отряды были полностью экипированы — но здесь… Я мельком посмотрел на Фримена. Замерев, как изваяние, таким же неподвижным взглядом учëный взирал на лейтенанта.       — Последний вопрос. — сказал я. — Что вам известно о существах из Зена?       Командир промолчал. Мне успело показаться, что он задумался, забыв, что мой захват приносит его суставам всë больше боли.       — Это они, да? Эти твари? — почти про себя произнëс лейтенант.       — Уже происходили боестолкновения с ними?       — Я видел этих уродов… — тяжëлый, прерывистый вздох. — Издалека, когда наша вертушка приземлялась в районе сектора A. Я слышал… кому-то из взвода не повезло.       Солдат сделал паузу и попытался, повернув голову, посмотреть на меня. Я заметил, как зрачки заползли в самый угол век, направившись в мою сторону. В этом кусочке взгляда читались страх и злость.       — Да кто… кто ты вообще такой? — спросил офицер.       — Охранник, — ответил я. И сделав короткое движение, прервал его жизнь.       Гордон всë ещë молчал.       — Бомбардировка, — констатировал я — скорее для самого себя. — Значит, они сметут верхние этажи, чтобы потом зачистить те места, куда не доберутся снаряды.       — Есть ли… — Фримен сглотнул. — Есть ли смысл подниматься на поверхность сейчас?       Я не знал, что ответить. Само собой разумеется, лишь полный идиот по своей собственной воле попрётся прямо под взрывные снаряды… И я как раз и был этим самым идиотом, потому что подсознательно тянулся выше, чтобы наконец почувствовать настоящий, некондиционированный воздух, чтобы увидеть небо — несмотря на то, что по прилëту оно пугало и отталкивало меня. Будет ли там жара или сумеречная прохлада — я всё равно хотел выбраться из этого склепа. Во мне говорила слепая жажда жить, а не рационально обдуманный план.       — Соберите боеприпасы, доктор. Скоро сюда вернутся HECU с нижних уровней. Надо идти.       Гордон послушно выполнил приказание, будто в самом деле являлся бойцом в моëм подчинении. Мне не нравилось это.       Каждый должен бороться сам за себя. Теперь ничего не сделаешь.       — Разве убийство было необходимо? — спросил внезапно Фримен, когда я сам пополнил свой боезапас.       — Мы вступили в бой и одержали победу. Это война. Вам нужно внять этому факту и следовать другим правилам.       — Мы убили их из-за спины, — осуждающе осëк меня мужчина.       — Нас было двое. Их — восемь. Такова тактика. Здесь не место честной схватке. Радуйтесь, что остались живы.       Тут я понял, что сморозил глупость. Нельзя говорить такое выжившему. Хотя... мы оба стояли одной ногой в могиле.       — Так кто же вы? — спросил Гордон. — Правда… охранник?       — А что, не похоже? — меня начал раздражать этот разговор, к тому же он задерживал нас на пути к поверхности.       — Я не смогу идти с вами дальше, пока не буду знать, что тут творится! — вдруг в докторе промелькнул стержень, который радикально отличал его от того человека, которого я увидел пару часов назад — расхлябанного, чуть ли не трясущегося от ужаса. Я просто не мог найти слов. Он обезоружил меня. И почти сразу же мне стало тошно — ото лжи, которой я кормил всех и которой кормили меня. На месте Фримена мне привиделся Брин — самодовольно улыбающийся, недосягаемый, неприступный в своей фальши — как мои начальники, только и знающие, как в удобное время избавиться от своих подопечных. Это хуже смерти — сознание собственного бессилия — не перед судьбой, а перед волей таких же людей, как и ты.       Не надо было говорить при Гордоне про Зен.       — Поверьте, доктор Фримен. Кто я — сейчас совершенно неважно. Я так же, как и вы, попал в эту передрягу. И хочу выбраться.       Мужчину ответ явно не удовлетворял.       Тут послышался топот сапог. Он приближался.       А вот и подкрепление.       — Живо, к лифту! — скомандовал я.       Как только мы вбежали в кабину грузового подъёмника, на склад уже ворвалось несколько солдат. Я запер створки и нажал на кнопку — лифт начал поднимать нас наверх. Бойцы рванули к нам, но мы находились уже слишком высоко — а с самого верха дул ветер. Настоящий.       Нам необходим был план. Скорее всего, над нами ангар. Послышались стрëкот вертолëтных лопастей и крики команд. Мы попадëм прямо в руки HECU и, даже не увидев солнечного света, получим пулю. Или сейчас уже вечер? Потеряв сознание в лаборатории прототипов, меня будто выбросило из обыденного порядка времени, а в течении всего пути сюда я не удосужился свериться, какое сейчас время суток. И всë же солнце вряд ли успело сесть.       — Пригнитесь, — сказал я, сам сделав так и подкравшись к внутреннему краю створок. Гордон повторил движение за мной, только забравшись вглубь кабины.       Секунда, вторая…       Мы оказались на поверхности. Ощущение было схоже с тем, как если бы сдвинул с себя гранитную плиту. Проведя несколько часов под толщей скалистых пород, где-то внутри себя я радовался, как мальчишка. Больше меня не обступала холодная, давящая тишина и жужжание вытяжных конструкций. Прохладный воздух наполнял лëгкие, даря чувство, близкое к эйфории.       Мы почти выбрались. И ангар был пуст. Пока что.       Перед нами в ряд стояло несколько грузовиков — пустых и, наверное, со слитым топливом. Сквозь окна пробивался мягкий свет закатного солнца. Вечереет. Казалось, я проспал несколько десятков лет и сейчас вновь учусь видеть.       Не спеша, внимательно осматриваясь, мы покинули лифт.       Снаружи доносились рëв двигателей вперемешку с человеческими голосами, но весь этот шум время от времени перекрывали стрекочущие лопасти вертолëтов, которые группами кружили над всей «Чëрной Мезой», в том числе и над нами.       Мы укрылись за одним из грузовиков. Отдав Фримену поручение следить за площадкой перед лифтами, я выглянул из-за водительской кабины и осмотрел вход в ангар.       — Лифт ещë на месте? — спросил я, не отводя взгляда от выхода.       — Да.       Несмотря на общий шум, в целом обстановка была тихой.       — У нас не получится, — произнëс доктор.       Я пытался вспомнить расположение объектов на поверхности комплекса. На выходе виднелась сторожевая вышка, но, есть ли кто на ней самой, разглядеть не удавалось. Дальше неподалëку поднималась бетонная стена. Плац перед ангаром пустовал, но в отдалении слышался быстрый топот ног. И команды. Я прислушался. Мешал шум вертолëтов.       Отдавали приказы о передислокации.       Чëрт!       — Надо убираться отсюда, — сказал я.       — Что? — Гордон посмотрел на меня с таким выражением лица, будто сам не знал, бояться или приветствовать данное решение.       — HECU собираются нанести авиаудар. Они тут всë разнесут в щепки.       — Зачем?       — Им нужно уничтожить комплекс, но при этом вывезти технику, архив и результаты исследований.       — А как же эти машины? — Фримен показал на грузовики.       — Их и так у них полно. Вперëд!       Мы сорвались с места, устремившись к выходу. Было трудно сосредоточиться на следующих действиях: после многочасового заточения под землëй вид открытого неба производил едва ли не опьяняющий эффект; я даже на мгновение забыл, зачем мы оказались здесь. По прихоти. На самом деле нам некуда идти, некуда бежать, ведь все пути отхода оказались закрыты, и отсутствовала какая-либо альтернатива мучительной, неизбежной смерти на территории научно-исследовательского комплекса, который за короткое время успел превратиться в филиал ада на земле для многих людей, что думали о том, как они проведут сегодня вечер: сходят в кафетерий, в зону отдыха, может быть, даже получат увольнительные, чтобы наконец попасть на большую землю и съездить домой… Над головами простëрлось синее небо, что понемногу темнело под тающими лучами солнца. Отступившая жара давала о себе знать тëплыми дуновениями ветра, который приносил с пустыни пыль, крупицы которой лезли в глаза, нос, горло, отчего дышать становилось труднее, чем в кондиционированных помещениях — но намного приятнее. Я вспомнил о Даге и Кейт. Сэмюэл, скорее всего, уже умер. Я всех обманул. Всех подвëл. Плохо справился со своей службой.       Фримен что-то прокричал и поднял руку вверх, показывая в сторону приближающейся вертушки.       Это не она. Это был Osprey, правда, снаряжëнный ракетами типа «земля-воздух». Биплан приближался — а следом за ним ещë один с таким же вооружением.       Мы рванули к ближайшему укрытию, которым оказалось бетонное заграждение на автостоянке. Osprey пустил ракету в ангар — тот разлетелся, как карточный домик, тяжеленные балки металлического корпуса гнулись и рвались под силой взрыва подобно дюралевой проволоке, а пространство сотряс такой мощный, сокрушительный удар, что воздух вмиг раскалился, будто солнце вновь поднялось в зенит, как обычно затапливая землю нестерпимым жаром. Я услышал, как запищали индикаторы здоровья на HEV Гордона. Мы словно очутились в преисподней.       Osprey совершал манëвр, заходя на второй удар. Биплан целился в наблюдательный пост, что находился в нескольких метрах от нас.       — Встать!! — скомандовал я, плохо слыша собственный голос и чуть ли не толкая доктора. — Бегом!! Бегом!!!       Тот, кто пережил однажды бомбардировку, скажет, что это случилось только благодаря божественному промыслу. Обычно очевидцев остаëтся мало. Из ушей течëт кровь, глаза навыкате, взгляд стеклянный, а тело будто деревенеет. Сколько солдат ни обучают не поддаваться шоку на поле боя, всякий раз, как наносят удар с воздуха, даже закалëнный боец начинает вести себя как загнанное, испуганное животное. Такими были мы с Фрименом в данный момент: рывками бежали по широкому плацу, окружëнному скалами и бетонными стенами, лишь бы не попасть в зону поражения.       Osprey наносили удары методично, с равными интервалами, напоминая музыкальную мелодию: ещë одна ракета в ангар, дальше — автостоянка. Потом — баки с горючим. Яркая, огненная река разлилась по асфальту, поглощая всё на своëм пути. В это время оставшиеся части HECU продолжали передислокацию — за высоким сетчатым забором, разделяющим площадь складского комплекса на квадраты. Скоро бипланы примутся за следующий сегмент.       Оставался только один выход — спуститься обратно в комплекс. Но все выходы с плаца уже разбомбили, да и сам он напоминал поле боя: раскуроченный асфальт, над которым клубился дым вперемешку с пылью, а также огонь от горючего вызывали в памяти все картины, где изображалась война — патетично, возвышенно, не имея ничего общего с реальностью.       Заметив будку, где предположительно должен был находиться спуск под плац — оттуда, как надеялся, можно будет попасть обратно на нижние уровни — я побежал к ней. Гордон бежал за мной, не отставая ни на шаг. Наверное, он думал, что рядом со мной снаряды его не достанут. Я, конечно, пережил достаточно много бомбардировок, но универсального плана, как избежать гибели от падающего обломка или взрывной волны, так и не успел придумать. Выживает самый быстрый.       Выбив дверь, я обнаружил уходящую вниз ручную лестницу. Пустив доктора первым, стал ждать, пока он не пролезет внутрь, но что-то привлекло моë внимание. Среди ревущего огня и вспарывающего воздух визга вертолëтных двигателей я чëтко расслышал звук готовящегося удара. Я не стал осматриваться — за меня действовал инстинкт. Или страх. Тупой, животный страх, отметающий всë человеческое, рассудочное.       Я рванул с места куда глаза глядят. Перед этим что-то крикнул Фримену, но он вряд ли меня услышал.       Потом за спиной будто разорвалась атомная бомба — оглушëнный силой взрыва, я полетел вперëд, подхваченный потоком плотного, жаркого воздуха, как из ракетного сопла при старте. Это даже не напоминало морскую волну — это был настоящий тайфун, для которого тело человека не имеет никакой разницы по сравнению с соломинкой или щепкой. Я оторвался от земли и ни о чëм не думал. Мне не было страшно. Все чувства исчезли.       Меня впечатало в обломок скалы. Тело сотряслось, и первые секунды я его почти не чувствовал. Они были упоительными, потому что затем на меня обрушилась боль — невообразимая, ослепительная, нечеловеческая, абсолютно нестерпимая, настолько, что взор заволокло красной мутью, и я чувствовал, как бьëтся от напряжения каждая жилка. Каждая клетка моего тела ревела, истошно вопила в агонии, и сам я орал, не слыша себя.       Я лежал среди обломков, разделяя с ними свою судьбу, а неподалëку, погребëнная под завалами, лежала будка. Скорее всего, Гордону спастись не удалось.       И я тоже — почти труп.       Где-то далеко надо мной плыли облака. Их было мало, и все они казались маленькими, тонкими кляксами.