Третья сторона

      Имея без преувеличений призрачную цель, я пробирался через развороченные бомбардировкой участки плаца, не понимая, что делать дальше. Начальство предпочло сдать меня карательным командам, в ответ на что я стал убивать солдат.       Учитывая то, в каком состоянии находились мои сознание и тело, соображал я с трудом. Лишь одна мысль сияла в помутнённом рассудке. Убийца. Самый что ни на есть настоящий хладнокровный убийца, без колебаний прикончивший своих же. Отчасти правдивым является мнение, что, в каких бы родах войск ни служил человек, его всё равно объединяет с другими служащими неопределённое чувство солидарности. Армия — это своего рода семья. Я убивал и раньше, мои руки в крови, и понятно, что я никогда не смою её с себя. Но сегодня всё изменилось. Я почувствовал то же самое, как и тогда, когда совершил убийство первый раз в жизни. То же тяжёлое, невыносимое ощущение, будто разъедающую изнутри пустоту.       Прохладный ночной ветер смешивался с веющим от источников огня жаром. И меня самого бросало то в жар, то в холод. Раскалывалась голова. От каждого сделанного шага мир начинал кружится, и казалось, что меня вот-вот стошнит. Несколько раз я останавливался, чтобы перевести дух. Из полуоткрытого рта вытекала наружу смешанная с кровью слизь и бледного цвета желчь. Попытавшись вызвать рвоту, я лишь спровоцировал несколько спазмов, скрутивших живот до того сильно, что от боли я осел на землю. Несколько мышц рук и ног сжались в таких судорожных конвульсиях, что я совсем не мог пошевелиться — и сидел так, парализованный, пока кругом полыхало пламя, пожирающее руины складского комплекса. Правду говорят: нужно остерегаться своих желаний. Там, внизу, я только и думал о том, чтобы выбраться на поверхность — но оказалось, что здесь дела обстоят ничуть не лучше.       Я продолжил идти, хотя понимал, что это бесполезно. Вообще удивительно, что кто-то сумел связаться со мной. Тем более из третьего уровня. Если человек действительно находится в общежитии, то всё очень плохо. Инцидент произошёл утром, а сейчас — глубокая ночь. Никакой эвакуации. Выживший персонал охвачен паникой. И HECU внезапно превратились в расстрельные отряды. Судя по всему, у военных серьёзные проблемы. Тот солдат, которого я допрашивал, сказал, что спецназ уже успел столкнуться с представителями Зена. Это было несколько часов назад. А что же происходит сейчас? Есть ли смысл направляться в общежития? Случись так, что за выполнение приказа о зачистке пришлось бы отвечать мне, то первым же местом, куда бы я отправил отряды, стали бы сектора, где находится наибольшее количество людей. Конечно, это был бы третий уровень. Сразу, без промедлений. Часть сотрудников, у кого в этот день выходная смена, остались в своих комнатах. Учитывая неразбериху из-за каскадного резонанса, наверняка мало кому удалось покинуть общежития. Конечно, есть протокол на случай внештатных ситуаций. Но ни в одном из его параграфов не объясняется, что необходимо делать в случае разрыва пространственно-временного континуума.       Почему-то я вспомнил о докторе Розенберге. Его последние слова.       «Альянс».       Какой ещё, чёрт подери, «Альянс»?       От череды сопоставлений известных мне частей истории ясности в происходящем не прибавлялось. Очевидным оставалось только то, что Брин подстроил диверсию, цель которой — похоронить «Чёрную Мезу». С тщательно проработанными планами действий в случаях нештатных ситуаций эта диверсия должна быть организована гораздо тщательнее, чтобы уж точно и окончательно погрузить научно-исследовательский комплекс в хаос. Учитывая то, что администратор предпочёл довольно необычный способ покинуть центр, оставалось лишь догадываться, кого в союзники взял себе Брин. И почему начальство так быстро решило отказаться от меня? Я не параноик, но эти события казались мне связанными. Конечно, штаб мог подумать, что из-за слишком долгого молчания в эфире я, скорее всего, мёртв — но те солдаты на складах... Их командир чётко дал понять, что я подпадаю под приказ об уничтожении. То есть, даже если бы меня не было в лаборатории прототипов, в любом случае я бы попал под раздачу.       Другими словами, инцидент должен был произойти. Это не случайность, не роковое стечение обстоятельств, а продуманный расчёт.       Да уж, неутешительные выводы...       Когда я добрался до остатков того, что раньше являлось КПП, моим глазам открылся вид на широкий и почти нетронутый бомбёжкой плац погрузочного цеха. Несколько мощных прожекторов стояли по периметру охраняемой зоны, где располагалось семь грузовиков. У двоих из них на багажник уже натянули тент, третий грузили, остальные ждали своей очереди. Солдаты уносили всё. Я подобрался поближе. У каждой машины работал двигатель, так что уровня шума было достаточно, чтобы скрыть моё присутствие, однако по периметру, кроме прожекторов, стояли ещё и солдаты с оружием наготове. И на каждом — прибор ночного видения. Пришлось прятаться за обломками. Подслушивать, о чём говорят, было незачем. Вряд ли они обмолвятся, остались ли выжившие на третьем уровне. Выглянув из-за укрытия, я попытался осмотреться. Как же добраться до общежитий? Выход один — транспортная сеть. Даже если она не работает, я, по крайней мере, найду нужную дорогу. Но как пройти незамеченным мимо солдат?       Судя по тому, как HECU торопились загрузить машины, им явно не хотелось оставаться в этом месте надолго. Я попытался приглядеться к охраняющим периметр бойцам: они были готовы в любой момент открыть огонь.       Скорее всего, стычки с тварями из Зена уже вышли за пределы кратковременных боестолкновений. Вспомнив увиденное мной в «Биокуполе», я понял, что полноценная локальная война между людьми и пришельцами весьма вероятна.       В этот момент пространство огласил протяжный звук, похожий на рёв самолёта. Поднялся ветер. В лицо полетела пыль. Подняв голову, я увидел, как в воздухе на высоте нескольких метров пролетает нечто, отдалённо напоминающее ската. Мгновение спустя я заметил, что летательный аппарат на деле является живым организмом: он слегка махал плавниками, но при этом скорость полёта была относительно быстрой. «Скат» плавно скользнул по ночному воздуху, издав продолжительный вой, и, оказавшись над плацом, снизился над копошащимися солдатами, выгнувшись, будто собирался поднырнуть, чтобы набрать новую высоту. Прикованное к существу внимание не позволило мне заметить, что солдаты мгновенно среагировали на появление летуна. Погрузка сразу же остановилась, все бойцы приготовились к бою.       О подобных «скатах» говорилось в нескольких рапортах, оставленных экспедициями, но вживую, конечно же, таких существ я никогда не видел. А вот солдаты, наверное, уже успели с ними встретиться — и, судя по их поведению, появление летуна ничего хорошего не предвещало.       Вдруг на самом плацу и вокруг него заискрились зелёные молнии, похожие на те, которые я видел в холле административного уровня.       Рефлекторно ладонь легла на рукоять пистолета.       Появились они. Твари. Но не буллсквиды или эти чëртовы «собачки».       Теперь это и впрямь напоминало военную кампанию.       Солдат окружили высокие, грузные и широкие в плечах антропоморфные существа; точно подсчитать, сколько их, я не мог — да и не нужно было, потому как главной моей целью в данный момент являлось пережить эту заваруху, а по возможности — преодолеть её незамеченным. Возможно — значит необходимо. Так говорили в спецназе.       Этих рослых, напоминающих бойцов рестлинга ублюдков сотрудники «Биокупола» для наглядности окрестили пехотинцами. Кто ими командует, так и не выяснилось до сих пор. То самое «Существо», о котором говорил Максвелл. Теневая фигура. Перед глазами учëных в Зене предстала готовая социальная и военная структура, но вот политические цели её до этого дня оставались непостижимыми. Пока не произошëл инцидент. Это вторжение, экспансия. Война есть война, только характер фронта поменялся. Какой бы галактика ни была неизмеримой, желания и стремления всюду одинаковы.       Позади пехотинцев находилось несколько вортигонтов — приземистые, сгорбленные фигуры, не выходящие на свет прожекторов. Что-то вроде младшего офицерского состава. Они командуют.       Солдаты первыми открыли огонь.       Мелкокалиберное оружие наносило незначительный урон «здоровякам»: пули либо застревали в броне, либо отскакивали от пластин, создавая риск обороняющимся словить рикошет. По идее, командиры HECU, которые не успели к этому моменту провести экспедиционные операции в пограничном мире, должны быть проинформированы о методах борьбы с пришельцами, ведь пехотинцы, вортигонты и им подобные — это боевые единицы, в отличие от хедкрабов и буллсквидов, которые относились лишь к фауне Зена. Всë-таки отстреливать животных, пусть и опасных, куда проще, чем иметь дело с экипированными бойцами. Но мне тут же вспомнилась стычка с буллсквидом и хаундаями, от которых я едва унëс ноги… У меня был только пистолет, а вот у личного состава HECU с вооружением всë в порядке — но даже оружие, экипировка и командная тактика не исправляли положения.       Пытаясь выйти из окружения, солдаты начали стрелять по находящимся в полумраке вортигонтам, но те, выставляя перед собой пехотинцев в качестве живого щита, оставались вне досягаемости.       Кольцо сжималось. Спецназ начал нести потери. После того, как всё же удалось пробить брешь в окружении, командир дал приказ отступать к цеху, а в идеале — забаррикадироваться там и занять оборону.       Чëрт!       Пройти дальше невозможно.       Если здесь грузили машины, значит, дорога впереди уже занята военными кордонами.       Соваться туда станет только тот, у кого крыша поехала.       Делать скидку на противостояние солдат и пришельцев можно было, но с той лишь оговоркой, что мне до последнего удастся скрывать своë присутствие.       Шум боя не располагал к концентрации, и всë же я пытался найти пути обхода.       Третий уровень. Неблизко. Нужно добраться до транспортной пассажирской системы. Значит, сейчас нужно попасть в погрузочный цех и через смежные зоны выйти к транспортному узлу. Но склад уже занят противником…       Я выглянул из-за укрытия.       Противник. HECU просто исполняют приказ. Мне тоже приходилось следовать подобным, но я бы не пошëл в армию, если бы меня не осенила мысль, что в жизни мне больше подходит роль исполнителя, чем любая другая. И каков бы ни был приказ — в мои обязанности входило лишь его безупречное исполнение. Мораль? Она солдату не нужна. Так я думал, вернее, так нам говорили, и я послушно верил — пока не оказался под дулом автомата. В меня целились свои, будто я — преступник, дезертир. И кому теперь докажешь, что я делал свою работу?       Чëрт возьми, Салли, ты знала! АНБ так и работает. Сегодня ты — примерный сотрудник с чистой репутацией, а уже завтра — иностранный агент и враг государства. Вот что я видел в глазах Салли тогда. То же самое, что и в глазах командира, кто дал приказ прикончить меня и учëных. Эта вера в превосходящую силу. Вера в то, что ты делаешь всë правильно. Раньше мой взгляд был пронизан такой же уверенностью. Но чтобы понять это, пришлось стать предателем. Во всяком случае, так думают те, кто принимает решения. Хуже того, я стал убийцей. Я точно осознал это, нечто тяжёлое легло на сердце. Начальство открыло мне правду. Показало мне мой подлинный облик. Для шишек в помпезных кабинетах, где из всего декора меняется только портрет главы государства каждые четыре года — для всех этих людей я заочно являюсь трупом. А поскольку я «мëртв», то прекрасно вижу свои убеждения со стороны. Солдат должен быть готов служить вплоть до полного самоотречения.       Но теперь я сам по себе.       И насколько бы ужасными ни были бы зрелища того, как попадают под огонь HECU, с ними меня больше не связывает ни единая толика воинской солидарности.       Они — враги.       Противник.       Я прокрался от укрытия к наполовину уцелевшей будке охраны в надежде, что найду в ней ручной фонарик. У меня появилась идея, для реализации которой был необходим хоть какой-нибудь источник света. Там лежал труп охранника. Несколько пулевых отверстий чернели в ночном полумраке, похожие на жирные масляные пятна, растёкшиеся по телу. Очертания лица выступали из темноты, точно фрагменты гипсовой маски. Единственное же отличие заключалось в распахнутых глазах: направленный в развороченный потолок взгляд будто вмёрз в остекленевшие глазницы, и приоткрытый рот вкупе с остальным создавал впечатление, что труп вот-вот что-то произнесёт. А ведь я мог лежать так же, бездыханный, на том плацу, от которого сейчас остались руины. Но каким-то образом я сумел выжить…       Спецназ запросил подмогу. Пришельцы теснили солдат, загоняя их всё глубже в помещение цеха. С одной стороны, организовать оборону там гораздо удобнее, с другой — долго держаться против такого натиска просто невозможно.       Плевать.       Я отыскал фонарик. Чтобы не выдать себя, я направил фонарик вниз, вдавив его в пол, и щёлкнул выключателем. Ободок лампы замерцал тонкой струйкой белого света. Отлично. Работает.       Чёрт возьми, я словно бы попал во временную петлю. Опять темень. Фонарь в руках да пистолет. Лучше, чем ничего, но я уже хотел выбраться наконец отсюда. Все входы и выходы контролируют военные, а пустыня, как естественный барьер, отделяющий научно-исследовательский комплекс от внешнего мира, быстро расправится с тем, кому каким-то чудом всё же удалось покинуть карантинную зону, ведь до ближайшего населённого пункта — несколько сот миль. Я представил, сколько сейчас трупов может лежать на КПП и подъездах к «Чёрной Мезе»… А сам до сих в самом центре этого кошмара. Не сдвинулся ни на дюйм. И дальше — только хуже.       Покинуть будку сразу не получилось. Организм пытался справиться с последствиями контузии — и в одно мгновение на голову обрушилась волна жара, начало мутить. К горлу подкатил ком, казалось, меня вывернет наизнанку. Я почти лёг на землю, и звуки боя значительно отдалились, оставив меня наедине с удушливой и тяжёлой болью. Силы внезапно куда-то ушли: руки и ноги значительно ослабли, и я почти не чувствовал собственного тела. Вернее, мне не удавалось им двигать, но болевые ощущения, конечно же, никуда не делись. Если кто-то из противников увидит меня здесь в таком состоянии — мне конец. Сознание начало куда-то уплывать — но я постарался взять себя в руки. Придётся встать и идти дальше. Идти… имея наскоро слепленный, неясный план. В обычной ситуации есть командование, есть группа лиц, находящаяся далеко от места действия, которой видно, где ты и куда тебе следует двигаться. Нельзя воевать, если нет обзора со стороны. В противном случае боец слеп, и толку от него никакого. Сейчас же… Раненый, с трудом воспринимающий реальность, я пытался одновременно быть и исполнителем, и тем, кто ставит задачи.       Хватаясь за последние нити, что удерживали моё сознание в штатном режиме, я кое-как выбрался из тумана боли и поднялся на колени. Встать на ноги было бы опрометчиво, поскольку мой силуэт во тьме может заметить противник. Солдаты тем временем уже заняли позицию в ангаре, и я их не видел. Только пехотинцы продолжали стоять перед воротами, осыпая огнём HECU, тогда как некоторые из вортигонтов, вскрыв кузова грузовиков, что-то там искали. Приглядевшись, я увидел трупы водителей: они лежали у подножек кабин.       Борясь с приступами тошноты, я направился к торцевой части ангара, скрывавшейся в образованном скалами мраке. Продвигался практически ползком, дабы снизить шанс обнаружения. Колени то и дело стукались о выступающие грани камней и кусков асфальта. Щебень царапал ладони. В конце концов, добравшись до основания стены погрузочного цеха, я включил свет. Белёсое пятно мгновенно выхватывало из тьмы облики грунта, скалистых пород и бетонированного покрытия. Трансформаторная будка в человеческий рост. Ручная лестница — наконец-то! Вырубив фонарик, я взобрался на крышу. С неё можно было увидеть, что отдельные, расположенные ближе к поверхности, сектора «Чёрной Мезы» охвачены огнём: густые, тёмно-красные всполохи пламени мельком вырывались из-за загораживающих обзор скал и тут же исчезали в массивах чёрного, будто нефть, дыма. Он значительно выделялся на фоне ночного полумрака, орошенного лунным светом, будто в самой темноте была пробита брешь, откуда наружу полезла тьма ещё более плотная и устрашающая. Слышались крики и звуки стрельбы. Словно на войне. Значит, ситуация хуже, чем я предполагал. Впрочем, сейчас не было ни желания, ни времени думать над этим.       Попасть внутрь цеха в обход HECU можно было только одним способом — через вентиляцию. В принципе, трубы воздуховодов должны иметь достаточную ширину, чтобы в них мог пролезть взрослый человек. Думать о надёжности такого плана было некогда, и поэтому, найдя выходящую наружу часть вентиляционной шахты, я, не мешкая, выбил решётку и полез внутрь. Шум перестрелки стал звучать где-то далеко, а потом и вовсе исчез, когда я пробрался глубже по трубе. В итоге шахта сузилась настолько, что я мог двигаться лишь ползком, распластавшись на животе и молясь, как бы воздуховод не рухнул под моим весом. Свет фонарика, который я пытался держать перед собой, пропадал во тьме, обнажая пустующее нутро вентиляционного пространства; издалека доносился тихий гул, а через несколько метров повеяло холодком — значит, скоро я должен буду добраться до выхода.       Тем не менее, даже если у меня получится пробраться в цех незамеченным — что делать дальше? Поскольку путь по наземной части мне заказан, оставалось прокладывать маршрут по смежным помещениям исследовательского комплекса, и пока я пытался ползти по жестяной трубе, создавая минимум шума, сознание восстанавливало карту «Чёрной Мезы», чтобы найти подходящие способы добраться из складского комплекса в общежития. Задача казалась невыполнимой, поскольку их друг от друга отделяло приличное расстояние. Конечно, доступ к транспортной системе значительно облегчит мне жизнь, тем более отделы хранения и хозяйственные блоки «Чёрной Мезы» объединяла собственная транспортная грузовая сеть.       Я остановился. Справа от меня был поворот, где через пару метров виднелся струящийся сквозь решётку свет и откуда доносились звуки стрельбы. Дальше шёл всё тот же непроглядный лаз. Неизвестно, куда он мог меня привести. Раздумья прервал странный щёлкающий звук. Я мгновенно узнал его.       Хедкраб. Где-то впереди, во тьме. И вроде бы между нами несколько метров, но эти твари довольно прытко ползают. Я направил свет вдоль нижней грани жестяной трубы, и скоро инопланетный паразит появился во всей своей красе. Он планомерно полз ко мне. Ещё немного — и просто покроет прыжком разделяющие нас пару метров.       — Да чтоб тебя, сука!       О конспирации можно было забыть. Всё равно бой пока продолжался, и солдаты вряд ли обратят внимание, что где-то в цеху из вентиляции доносятся голоса и шорохи.       Я быстро заполз в ответвление и направил свет фонаря в ноги, ожидая, когда из-за угла покажется тушка инопланетной твари.       Героям боевиков точно не приходилось терпеть в воздуховодах подобное соседство — с чёртовым мозгососом, который может превратить тебя в мычащую и тупоголовую биомассу, до скончания дней занятой мыслями исключительно о том, где бы найти пропитание.       Толкаясь ногами, я отползал к решётке. До неё оставалось где-то полметра. В этот момент в трубе появился хедкраб. Он быстро развернулся ко мне и резво зашевелил конечностями, приближаясь к моим ногам.       — Твою мать!       Я начал не менее резво отползать дальше к решётке, но из-за разницы в наших с хедкрабом габаритах движения мои получались скованными и медлительными — в отличие от юркой мелкой твари, которая была всё ближе и ближе и уже готовилась к прыжку, продолжая издавать при этом похожие на мяуканье звуки.       Когда голова моя уже поравнялась с решёткой и я мог видеть находящееся за её пределами помещение склада, хедкраб решил напасть. Он рванул ко мне, надеясь, наверное, перелететь через ноги и плюхнуться если не на живот, то хотя бы в область паха, однако моя реакция оказалась лучше, и я отпихнул паразита ногой, пока он находился в прыжке. Отлетев на пару метров, тварь возобновила свои попытки, а я тем временем принялся налегать плечом на решётку, которая всё никак не поддавалась и не желала выпускать меня из вентиляционной кишки. Хедкраб вновь прыгнул — и на этот раз, когда я решил повторить тот же приём и дать себе дополнительное время на то, чтобы разобраться с решёткой, паразит, проявив завидную прыткость и упорство, обхватил мою левую стопу и намертво — по крайней мере, настолько, насколько позволял обхват моей голени — вцепился в меня. Острые когти, прорезав ткань штанин, вонзились в кожу, и к оставшимся от контузии ощущениям прибавилась ещё боль от терзаемой плоти.       Я начал стучать ногой по стенке, надеясь сбить гадину или хотя бы оглушить, но хедкраб проявлял удивительную стойкость. В один момент я почувствовал, как одна лапа отцепилась от меня, и решил было, что мои усилия оправдались, однако после того, как коготь вновь проткнул ткань, впившись в кожу, но уже ближе к коленной чашечке, я с ужасом осознал, что паразит решил вскарабкаться по телу до головы, где и совершит то, ради чего появился на свет. Умная тварь. А я-то думал, почему паразит не выпустил жало сразу... В «Биокуполе» говорили, что фауна «Зена» — во всяком случае, та, которая умеет самостоятельно передвигаться — наделена зачатками интеллекта. Но чтобы настолько… Чёрт возьми!       Покончив с попытками справиться с паразитом в вентиляции, я перенёс все свои усилия на то, чтобы наконец выбить эту чёртову решётку. Хедкраб оставлял всё меньше времени: стараясь ни в коем случае не отцепляться, он поочерёдно вонзал в меня когти, карабкаясь дальше по ноге, и вместе с болью я мучался ещё и тем, что мозгосос сковывал мои движения и сокращал возможности для того, чтобы я справился с решёткой.       В конце концов она, хрустнув, продавилась под моими слабеющими ударами и вывалилась наружу.       Мне было всё равно, что ждало меня снаружи и какая высота отделяла трубу от пола. Всё, о чём я думал — избавиться от паразита. Выставив вперёд руки, я вытянулся из вентиляции и свалился на какие-то ящики. Хедкраб и не думал отцепляться.       Успев кое-как сгруппироваться, я смягчил падение, однако удар волной прошёлся по костям, и внутри будто всё зазвенело. Но всё же это слабо шло в сравнение с тем, что я пережил при бомбардировке.       Паразит карабкался как ни в чём не бывало. Его, казалось, ничто не могло остановить, как бы я ни лупил его фонариком по тельцу. В итоге я просто выхватил пистолет и, не заботясь о том, вычислят меня или нет, приставил ствол в упор к этой твари и выстрелил. Хедкраб мгновенно обмяк и отцепился от моей ноги, которая от колена до пятки вся была в крови — моей и мозгососа. Красно-жёлтая муть на покрытой непонятной слизью штанине.       Спрятавшись за ближайший ящик, я попытался осмотреться.       Из-за стеллажей раздавались звуки продолжающегося боя. Пришельцы и солдаты, судя по всему, находились в равных условиях, поскольку стычка затянулась. Это играло мне на руку, однако следовало соображать быстрее, потому как память моя с трудом восстанавливала приблизительную карту комплексов «Чёрной Мезы».       Продолжая скрываться за стоящими в несколько рядов грузами, я начал пробираться вглубь помещения, пытаясь найти выход к грузовой платформе, откуда можно было попасть на транспортный узел. Идти оказалось тяжело: травмированная нога вспыхивала болью всякий раз, как я переносил на неё вес тела, но это была необходимая мера — пожертвовать самочувствием ради скорости.       Среди шума стрельбы прозвучал приказ.       HECU отступают вглубь цеха.       Чёрт, они могут заметить меня…       По идее, если ситуация выйдет из-под контроля, то солдатам не останется ничего другого, кроме как занять позиции на транспортном узле. И моему плану конец.       Оставив вопросы насчёт того, как с помощью грузовой транспортной линии доберусь до общежитий, на потом, я продолжал искать выход к платформе.       Снаружи, во тьме, цех казался куда меньше — внутри же пространство увеличилось в разы, как по мановению палочки, и казалось, нет такой силы, которая может меня вызволить из этого чёртового лабиринта.       Внезапно раздался сильный хлопок, после чего наступила секундная тишина, которую прервал взрыв. Цех сотрясся. Волна воздуха прокатилась под потолком сооружения — такая, что перекрывающие балки будто бы загудели. Раздался ещё один взрыв. Ящики начали валиться со стеллажей. Металлические грани сдерживали удар, но, не представляя, что может оказаться содержимым контейнеров, я продолжил идти, не обращая внимания на звон в ушах.       Судя по всему, кто-то из противоборствующих сторон задел выстрелами грузы с боезапасом или…       Воспоминание молнией сверкнуло в памяти: как вортигонты осматривали внутренности грузовиков. Что могло лежать в кузовах? Пришельцы точно не станут интересоваться военными разработками «Чёрной Мезы».       Тем не менее случившиеся взрывы и попытки вортигонтов отыскать некий, представляющий для них ценность, предмет каким-то образом связались в сознании в единую цепочку.       Кристаллы.       Те самые «образцы», один из которых сегодня проходил тестирование в лаборатории аномальных материалов.       Я вспомнил Фримена.       Его миссия — найти кого-нибудь на поверхности, передать сигнал бедствия. А теперь — Гордон наверняка мёртв. Его способности к выживанию находятся примерно на нуле, хоть он и проходил боевую подготовку, как все операторы HEV. Или нет?       Возможно, учёный жив, но что тогда с ним?       После взрывов всё стихло, слышны были лишь стоны раненых, попытки связаться со штабом.       Я остановился и оглянулся.       Поднявшаяся пыль и цементная крошка затянули обозримое пространство так, что увидеть что-либо на расстоянии двух-трёх метров было невозможно. Прямо оттуда, из серого тумана с проскальзывающими в нём всполохами пламени, доносились просьбы, призывы о помощи.       Сверху послышался треск: металлические перекрытия, видимо, в каких-то местах сильно деформировались, что создавало риск обрушения.       Я застыл, не зная, что предпринять.       Тело всё ещё не могло до конца справиться с последствиями контузии, и звучащие крики раненых то отдалялись, то приближались, а голова по-прежнему болела.       Я сделал несколько шагов назад. Слева от меня был проход к транспортной зоне: обнесённая мешками с песком огневая точка, оборудованная солдатами, окружала грузовую лифтовую платформу со стоящей на ней тележкой монорельса. Лифт вёл на подземный этаж, прямо к транспортной системе. Здесь находились стационарные пулемёты, снятые со станков и прислонённые к мешкам с песком, ещё лежали ящики с медикаментами — пустые, конечно же. Остальное HECU успели унести.       Слева от платформы располагалась аппаратная будка, из которой осуществлялось управление подъёмником — правда, пользоваться сейчас лифтом казалось нецелесообразным.       Но я не мог двигаться дальше.       Крики раненых держали меня на месте.       Надо помочь им.       Но из глубины пыльной мглы вдруг послышались звуки бронетехники и разговоры прибывшего подкрепления.       Необходимость в оказании помощи отпала. Я уже собирался идти к грузовой платформе, как моё внимание внезапно привлёк силуэт человека, шедшего в тумане. Человека, который не имел практически никакого отношения к творящемуся вокруг ужасу. Он шёл медленно, спокойно и смотрел прямо перед собой. Я не видел его лица, однако всё внутри меня на миг похолодело, а дыхание перехватило. Этот человек напоминал мне кого-то, но в этот раз память изменила мне, и в течение тех нескольких секунд, когда меня буквально заворожил этот загадочный силуэт, я совершенно не понимал, что происходит. Моё сознание словно бы отключилось, но не из-за контузии, а по иной, непостижимой причине, которая, тем не менее, была связана с тем, что я сегодня пережил — в лаборатории прототипов, в тот момент, когда неизвестная сила перенесла меня в другое пространство, в некое место, где звучали голоса на незнакомом языке. Когда я думал, что умер. Но силуэт растворился во мгле, расплылся, как пятно — и тогда мне всё стало ясно. Я видел самого себя. Таким, как раньше — до того, как случился каскадный резонанс — в представительном костюме и кейсом в руке. Это я шёл сквозь пыль, не обращая внимания ни на кричащих от боли людей, ни на дышащий на ладан потолок цеха. Это я шёл, будто привидение, вырванный из этой ситуации, бесплотный.       Это был я.       И у меня никак не получалось списать это на помутнение рассудка или какое-то органическое искажение восприятия.       Это точно был я.       По коже пробежал холодок, будто я только что посмотрел в чёрный зёв могилы.       И пусть в жизни достаточно встречался со смертью лицом к лицу, на этот раз мне стало действительно не по себе. Словно не было тех лет, что изменили меня, закалили мой характер, заставили мою душу огрубеть и превратили в солдата. Я почувствовал себя ребёнком, оказавшимся в тёмной комнате. Мне было страшно протянуть руку, ведь в этой густой тьме могут скрываться чудовища…       Спустя мгновение я пришёл в себя.       Страх исчез. Но ощущение потустороннего, оставшееся со мной после лаборатории прототипов, усилилось, и отрицать факт того, что в тумане, скорее всего, я видел самого себя, я не мог.       Факт налицо.       Я не сошёл с ума.       Это был я.       Оставив эту мысль, я направился в будку. Пройдя несколько шагов, я заметил сваленные у дальней стены трупы: сотрудники цеха, облачённые в униформу, лежали друг на друге, как те мешки с песком, только прикрытые сверху чёрным брезентом. До тел вели красные разводы на полу и кровавые отпечатки солдатских сапог.       Чёрт возьми…       АНБ следовало сразу сказать, что меня берут на службу из-за моих навыков убивать. Потому что после того, что сегодня увидел, мне слабо верилось, что я завязан в шпионских играх.       Инспектор…       Из меня такой же инспектор, как из курьера — президент Америки.       Каждая инспекция заканчивается серией карательных операций?       Чёрт возьми, а ведь Фримен, если ему каким-то чудом удалось выжить после бомбардировки, сейчас наверняка лежит где-нибудь с пулей в голове.       Если нет цели, то и выживать незачем, хотя... само выживание и есть цель.       В аппаратной было пусто. В аптечке — никаких обезболивающих и стимуляторов. Судя по всему, HECU решили обнести всё.       Обшарив рабочий стол и папки с документами, удалось найти карты и схемы расположений других транспортных узлов. Грузовая система перевозок являлась довольно запутанной сетью коммуникаций, и без ориентира я мог заблудиться в ней в два счёта, а запомнить все чертежи досконально, кажется, не сумел бы даже компьютер. Сложив бумаги за пазуху, я вышел из аппаратной.       Пора спускаться.       Нога ныла от боли. Голова раскалывалась. В основании шеи словно образовалась какая-то тяжесть, из-за чего несколько раз меня мутило до тошноты. Без медпомощи я вряд ли долго протяну. И даже так: перспектива скорой смерти от полученных ран страшила не столь же сильно, как увиденный в тумане силуэт. Его явление казалось мне страшнее смерти. То, что нарушает сами законы природы. Что-то выше человеческого понимания.       Всё смешалось.       У этой загадки не было ответа. И хоть я прекратил попытки докопаться до истины, всё же не мог отделаться от этого; сама тайна окружала меня, и я стал её участником, находился в эпицентре кошмара.       Не сдвинулся ни на дюйм.       Как чувствовал, что эта поездка в «Чёрную Мезу» ничем хорошим не обернётся...       Когда слишком доверяешь интуиции, обвиняют в недостатке ума; когда оказывается, что лучше бы доверился интуиции, обвиняют в том же самом.       Обойдя платформу по периметру, я нашёл люк, под которым начался спуск по ручной лестнице — прямо к транспортному узлу. Она находилась в узкой шахте — узкой настолько, что немногим превосходила по ширине трубу вентиляции, где меня чуть не загрыз хедкраб.       Люк не был заперт.       Снова над головой послышался треск — на этот раз продолжительный — и цех в одночасье издал гулкий, монотонный вздох. Металл начал не выдерживать собственного веса: слышно было, как гнутся многотонные стальные балки. HECU ускорились: надо вывести раненых до того, как сооружение рухнет.       Я забрался в шахту и начал спуск.       Под землю. Опять. Чёрт подери.       Впрочем, после того, что случилось на поверхности, это, возможно, и не худший вариант.