***
Мы быстро позавтракали, после чего Билл выдал мне вполне приличные темно-синие шорты для купания. Правда, они были слегка длинноваты, ведь несмотря на то, что мой рост почти доходил до метра восьмидесяти, Билл все равно был выше сантиметров на десять. Мы направились на пляж, только в этот раз мы пошли не в ту сторону, где впервые встретились, а в противоположную. Билл сказал, что для купания та часть побережья подходит больше. Мы спокойно оставили вещи на безлюдном пляже и зашли в воду. Она оказалась не такой теплой, как я рассчитывал, поэтому, зайдя по пояс, я остановился, стараясь привыкнуть. Билл же сразу нырнул в лениво накатывающие волны, обдавая меня колючими брызгами. Он проплыл немного под водой, затем остановился и, повернувшись ко мне, сказал: — Давай, не стой там. Океан забирает все печали, все неудачи и невеселые мысли. Вот увидишь, тебе станет легче. Я все еще стоял в нерешительности. Тогда Билл снова нырнул, скрываясь в зеленоватой воде, а потом, оказавшись позади меня, резко толкнул меня в спину. Не ожидая такой подлости, я потерял равновесие и с головой окунулся в холодную воду. На мгновение тело словно парализовало, меня пронзили тысячи ледяных игл. Но когда я вынырнул на поверхность, все уже прошло, я медленно расслабился, переворачиваясь на спину и чувствуя, как по телу разливается умиротворение.***
После того, как мы устали плавать, брызгаться и гоняться друг за другом (точнее говоря, я гонялся за Биллом — не мог ведь я оставить его поступок безнаказанным, хоть в глубине души и был ему благодарен), мы добрались до деревянного плота, покачивающегося на волнах прямо посреди океана на порядочном расстоянии от берега, и расположились там загорать. Солнце жгло нещадно, казалось, капельки воды с наших мокрых тел испаряются на глазах. Я перевернулся на живот, чтобы хоть как-то защитить глаза от яркого света и сказал: — Ничего себе, печет. — Ага, нам повезло, жарко сегодня, — проговорил в ответ Билл. Ему, по-видимому, солнце не мешало — он сидел, повернув голову ему навстречу и лишь слегка прикрывая глаза. Мы несколько минут молчали, и из-за убаюкивающего покачивания волн я уже начал дремать, как вдруг Билл нарушил тишину. — Люблю здесь бывать, — проговорил он, — это место напоминает мне об отце. Он его сделал, — Билл тихонько постучал по просоленным доскам. — Мы с ним часто плавали наперегонки от берега до сюда и обратно. Иногда он поддавался, чтобы я победил… Смешно, — Билл улыбнулся, но улыбка получилась какой-то печальной. — Что с ними случилось? С твоими родителями? — вопрос прозвучал сам собой, и я уже пожалел, что задал его, будучи уверенным, что Билл не захочет отвечать, но он ответил: — Представь себе, они утонули. Попали в шторм… Папа устроил для мамы что-то вроде романтического катания на яхте. Он не очень хорошо умел ей управлять, но не согласился, когда ему предложили в помощь знающего человека. Он хотел, чтобы все было как в кино — только они вдвоем, небо и океан. — Звучит здорово, — тихо проговорил я. — Да, такой он был, мой отец. К сожалению, в тот день на побережье налетел неожиданный ветер, поднялась настоящая буря… Их яхта перевернулась. Ее нашли на следующий день. А их тела так и не смогли обнаружить. Они навсегда остались в объятиях океана… Билл тоже лег на живот, подперев голову рукой и, повернувшись ко мне, продолжил: — Мне тогда было девять лет. Моя тетя, к которой я переехал жить, иногда рассказывала мне на ночь сказки о том, что мои мама и папа превратились в русалок и живут теперь в прекрасном подводном царстве, что у них блестящие и сильные хвосты, благодаря которым они могут проплыть хоть весь океан, что они счастливы, и ни в чем не нуждаются. А мне потом снились сны про сказочных принцев и принцесс в глубинах океана. — Какая красивая история… — Да. Тетя жила в Сиднее, там на пляжах всегда шумно и людно. Мне очень хотелось вернуться сюда, я все надеялся, что мои родители приплывут, чтобы повидаться со мной. Но тетя была против. Она даже хотела продать дом, но не смогла найти покупателей. А потом, когда я повзрослел… Конечно, я уже не верил в русалок, но кто знает… Может, они и правда существуют. Поэтому я все же вернулся. — Так значит, ты веришь в эти сказки? Даже сейчас? — удивленно спросил я. — Пожалуй, верю, — ответил Билл, — в сказки верить никогда не поздно.***
Весь день мы провели на улице — сначала возле океана, а потом отправились гулять по выжженным солнцем откосам, прошли немного по асфальтовой дороге, от которой поднимался жар, а потом укрылись в тени раскидистого дерева. Билл рассказывал о своем детстве, своей жизни в Сиднее и немного — о работе. Я, в свою очередь, тоже поведал ему кое-что из своей биографии. Так что, когда вечером мы, наконец, переступили порог дома, у меня от усталости болели все мышцы, включая язык. На предложение Билла поужинать я ответил, что не хочу есть, и едва добравшись до своей комнаты, рухнул на кровать. Каждый участок тела ныл от неожиданной нагрузки, но я не жалел. Я прикрыл глаза и начал вспоминать прошедший день. Должно быть, я ненадолго отключился, а когда очнулся, уже начинало смеркаться. Я вышел в коридор и постучал в комнату Билла, но там было тихо. Тогда я спустился вниз. Билл сидел на террасе с ноутбуком на коленях и сосредоточенно что-то печатал. Когда я вошел, он поднял глаза и улыбнулся: — Вот, решил немного поработать, пока ты отдыхаешь. — Ничего себе, я просто с ног валюсь, а ты еще и работаешь, — сказал я, присаживаясь в плетеное кресло. — Привычка, — жизнерадостно ответил Билл. Я хотел было улыбнуться ему в ответ, как вдруг почувствовал боль и привкус крови во рту. Я охнул, касаясь губы пальцами — на них осталось несколько красных капель. — У меня, кажется, губы потрескались, — растерянно проговорил я, — видимо от жара и соленой воды. Удивительно, как я еще сам не сгорел. Совсем не подумал об этом. — Да ладно, с кем не бывает. Подожди, сейчас приду, — Билл захлопнул ноутбук и, поставив его на столик, исчез в дверях. Через несколько минут он вернулся с какой-то баночкой в руках, и, встав на колени прямо напротив меня, проговорил: — Вот, это универсальная мазь, от всего помогает. Сейчас намажем, и все пройдет, — Билл тут же потянулся к моим губам, но я перехватил его руку и нервно сказал. — Лучше я сам. Билл осторожно высвободил руку и проговорил с интонацией, которую я не смог понять: — Не бойся. Ничего я тебе не сделаю. Кончики пальцев у Билла оказались прохладными и неожиданно мягкими. Неприятные ощущения сразу прошли, только легкое пощипывание осталось. Билл последний раз провел по моей нижней губе большим пальцем и убрал руку. Я же поймал себя на мысли, что думаю о том, будут ли его губы такими же приятными… Словно увидев отражение этого вопроса в моих глазах, Билл приподнялся и едва заметно поцеловал меня в уголок губ. Все внутри меня вспыхнуло, я инстинктивно отшатнулся, хотя, честно признаться, через секунду пожалел от этом. Билл же негромко рассмеялся и встал с пола. Потом уже серьезно сказал: — Ну не пугайся. В этом нет ничего плохого. В том, что я делаю, нет ничего плохого. Я бы поцеловал тебя по-настоящему, но эта мазь очень горькая. А поцелуи ведь должны быть сладкими, ты так не считаешь? — он хитро прищурился и, не дожидаясь ответа, вышел, оставляя меня сидеть в сумерках под загорающимися в темнеющем небе бледными звездочками.