Я не знаю, кто твой Бог

Я чувствовал себя смертельно уставшим, но я не мог больше оставаться в доме. Мне было страшно, страшно, что утром, когда я проснусь, Билл снова будет сидеть на моей постели. Или придет ко мне ночью. Но боялся я не того, что может сделать он. Я боялся того, что могу сделать я. Я прихватил с перил террасы полотенце, которое оставил сушиться там, когда мы вернулись, и пошел на улицу в остывающий после дневного жара воздух. Я старался идти спокойно, но сердце в груди билось неровно, какими-то отрывистыми скачками, а дыхание сбивалось, поэтому я побежал. Вокруг было темно, ведь луна еще не взошла, но мне было все равно. Спотыкаясь о корни, оступаясь на невидимых кочках и ямах, я бежал, крепко сжимая в руках полотенце, словно это была последняя вещь, которая могла меня спасти. Когда я на полной скорости вылетел на тропинку, ведущую вниз по обрыву на пляж, я поскользнулся на траве, упал, ударился спиной и, обдирая локти, съехал чуть ли не до самого песка. И только почувствовав ладонями его ласковую рассыпчатую шершавость, я, наконец, замер. Некоторое время я просто сидел там, глядя на темную гладь океана и слушая шум прибоя. Волны плескались о берег, беспорядочно сталкиваясь, отступали и снова возвращались, растворяясь друг в друге, оставляя после себя лишь тихое шипение да белую пену. Так же хаотично сменялись и мысли в моей голове. Я думал о том, что происходящее совершенно никак не вписывается в мой привычный ход жизни. Я ведь обычный парень с самой что ни на есть банальной судьбой. Я рано женился и прожил в браке почти четыре года, я выбрал колледж, исходя из престижности будущей профессии, а потом согласился на ненавистную должность, потому что надо было содержать семью. Я закрывал глаза на измены, ведь я был уверен, что роль в обществе важнее моего личного счастья. И все это я делал потому, что так было нужно. Так было правильно. Так жили мои родители, и так учил меня мой отец. При мысли об отце я застонал, прикрывая глаза рукой. Я даже и представить не мог, что бы он сказал, узнай он, что сейчас творится в моей голове. Ведь в глубине души я понимал, что делаю, но это было настолько ненормально… Одно осознание этого причиняло душевную боль, заставляя чувство стыда разливаться внутри. Но в чем же была правда? А правда была в том, что с того самого момента, когда я впервые поймал на себе тот внимательный взгляд, когда я впервые встретился глазами с высоким светловолосым парнем, я никогда не чувствовал себя спокойно. Он заставлял мою кровь волноваться, а сердце стучать быстрее. Он был загадкой, тайной, чем-то непостижимым, недоступным. Он был совсем не таким, как я. Я вспомнил, как стучало в висках от его прикосновения к моей коже, когда он дотронулся до моего лица, вспомнил, как участился пульс, когда я застал его сидящим на моей кровати. Я хотел бы злиться за это, ведь то, что он делал, было аморальным. Любой порядочный человек осудил бы его, да и меня тоже, ведь я не сопротивлялся. Потому что не мог? Или не хотел? Я был не в силах ответить на этот вопрос. Мои взгляды, нормы и правила, все, что было так тщательно выстроено мной и окружающими меня людьми за многие годы, все, что я считал верным и непоколебимым, рушилось прямо там, на пустынном темном берегу, сталкиваясь с одним единственным желанием: вернуться к Биллу. Я нуждался в нем, это было то, чего мне действительно хотелось. Но разве я мог так поступить? Нет, ведь необходимость жить так, как положено, важнее личного счастья…

***

Остаток ночи я провел на пляже, устроившись под обрывом и подложив под голову многострадальное полотенце. Усталость предыдущего дня все же взяла свое, и я забылся беспокойным сном, а проснулся лишь с первыми лучами солнца. Я с трудом сел — шея болела из-за неудобной позы, в которой мне пришлось спать на моей жесткой постели, ссадины на руках неприятно саднили, а голова была тяжелая, как с похмелья. Однако несмотря на все это я точно знал, что должен делать. Я уеду немедленно. Я не могу больше здесь оставаться. Просто не могу. Я не знал, задержусь ли я в Австралии или вернусь домой, да это было и неважно. Я поднялся и медленно побрел в сторону дома, одиноко виднеющегося на обрыве. Я решил напоследок воспользоваться гостеприимством Билла и, стараясь сильно не шуметь, проскользнул в душ, чтобы смыть с себя пыль и песок, а также проверить, нет ли на мне серьезных повреждений. Серьезных повреждений не оказалось, поэтому я не полез в аптечку, а ограничился тем, что промыл все ссадины под горячей водой, время от времени ругаясь сквозь зубы и кривясь от боли. После этого я натянул джинсы и, прихватив футболку, начал подниматься наверх, молясь, чтобы Билл не проснулся. Однако стоило мне опуститься на пол и начать скидывать вещи в рюкзак, как я услышал скрип двери, а затем тихий голос Билла: — Что ты делаешь? — он шагнул в комнату и, увидев, чем я занимаюсь, спросил, — ты что, уезжаешь? Я немного помедлил, а потом ответил, виновато опуская глаза: — Да, прости. Просто так надо. Красивое лицо Билла сразу же как-то расстроилось, словно в прекрасной мелодии кто-то сыграл фальшивую ноту, и весь ее узор исказился и рассыпался. Он шагнул ближе ко мне и сказал: — Это из-за того, что я сделал? Из-за того, что я хотел поцеловать тебя? Ты поэтому не ночевал дома? Но ведь я не хотел ничего плохого. Мне просто хотелось прикоснуться к тебе. Ты очень… — Хватит, — почти выкрикнул я, — остановись, хватит. — Я встал и теперь мы оказались лицом к лицу. Я несколько раз глубоко вдохнул и начал: — Ты ведь понимаешь, что я не могу. Билл, я не… Я был женат. Видит Бог, я и не думал, что все так обернется. Я понимаю, что ты живешь здесь один, вдали от общественного мнения, и делаешь то, что хочешь, но… — А только так и нужно жить, — перебил меня Билл, придвигаясь чуть ближе. — Слушать себя — это важно. Чего ты хочешь, Георг? Ответь на этот вопрос, и все станет понятно. Ты хочешь уехать? Или хочешь остаться здесь, со мной? Я молчал, глядя Биллу в глаза. В его золотисто-коричневых радужках то и дело вспыхивали искорки — ведь солнце светило прямо в окно. Билл протянул руку и еле заметно провел пальцами по моей обнаженной груди, говоря при этом: — Ты пережил много плохого. Много холода и боли, измену и смерть. Был ли ты счастлив, пока стремился жить так, как хотели другие? Был ли ты благодарен судьбе за каждый прожитый день? — рука Билла продолжала исследовать мое тело, а он все говорил. — Пришло время перемен. Наша встреча была предначертана заранее, я верю в это. Я избавлю тебя от страданий. Позволь мне сделать это. Позволь мне сделать тебя счастливым. Ты очень красивый, как внешне, так и внутренне, я знаю. Я это вижу. Не убегай от меня. Билл коснулся моей руки, проводя от плеча до самой кисти, а я буквально задыхался. Воздуха не хватало. Пальцы Билла, скользящие по моей коже, его искристые глаза, его губы… Мне хотелось поцеловать его, мне хотелось остаться с ним навсегда. Билл придвинулся еще ближе и прошептал, обжигая мое лицо своим дыханием: — Ты останешься со мной? И тогда я, окончательно теряя голову, чувствуя себя так, словно я врываюсь в какую-то совершенно неизвестную мне реальность, выдохнул «да», и, преодолев последнее расстояние до губ Билла, стал инициатором моего первого в жизни поцелуя с мужчиной. Я не помню, как мы слились в объятиях, до боли сжимая тела друг друга. Я лишь помню, что почувствовал, как с меня наконец-то спадают оковы, как со звоном рвутся и рассыпаются цепи, и как место всех тех обид, невзгод и несчастий, что отравляли мое сердце, заполняет что-то светлое и невообразимо прекрасное. Я отстранился от Билла, отступая к кровати. Его блондинистые волосы словно светились в утренних нежных лучах солнца, и в тот миг я действительно поверил, что он был послан мне каким-то чудесным божеством, чтобы исцелить меня, чтобы залечить мою душу, чтобы вернуть мне настоящие чувства. Я лег на кровать, Билл оказался сверху. Он страстно целовал мое лицо, шею и грудь, я же мог лишь ласкать его тело, задирая края свободной футболки. Билл спускался все ниже, доходя почти до края джинсов, а мне казалось, словно на меня обрушился целый океан, и я тону, не в силах противостоять бурному току воды. Никогда ранее не испытывал я такого ярчайшего наслаждения с примесью какого-то таинства, такого шквала эмоций, такого восхищения. Я был практически на грани безумия, когда Билл остановился и спросил, тяжело дыша: — Ты точно не хочешь прекратить, пока это еще возможно? Еще шаг — и возвращаться будет поздно… Ты хочешь остаться со мной? — Да, — ответил я, глядя ему в лицо, — я хочу, чтобы ты стал моим Богом.

***

Проснулся я уже на закате. Еще до того, как я открыл глаза, я вспомнил, что произошло что-то очень хорошее, что-то, из-за чего внутри таяло чувство радости и счастья. Я повернулся на кровати, чтобы посмотреть на Билла. Он еще спал, повернувшись ко мне спиной и укрывшись одеялом. Я мог видеть только его встрепанный светлый затылок. Я осторожно приблизился к нему, мягкие волоски пощекотали мне нос, но я не решился поцеловать его. Вместо этого я поднялся с постели и тихонько начал спускаться на первый этаж. Я хотел увидеть океан.