Можжевельник

Том проснулся рано. Нехотя высунул голову из спального мешка. Холодный воздух поцеловал лицо, прогнал остатки сна. Купол исчез. Наверное, он пропал ещё ночью, когда перестал идти дождь, просто Том не обратил внимания. Роща безмолвствовала. Ни скрипа деревьев, ни голоса птицы. Серый утренний свет растёкся между деревьями, загнав темноту в глубину голых кустов. Чёрные ветки царапали блекло-голубое небо. Пританцовывая от холода, Том потрогал распятую на кустах одежду. Удивительно, но — высохла. К его облегчению, Септим ещё спал. Линт же, жмурясь от удовольствия, чесал о берёзу шею. Затем фыркнул, мотнул головой, стряхивая с шерсти ошмётки коры, и заметил Тома. — Выспался, юный принц? — спросил он негромко. — Принц? — также тихо переспросил изумлённый Том. — Но… почему? Линт наклонил голову набок. — Ты задаёшь вопросы, на которые я не могу тебе ответить. Том вспомнил, как Селена сказала Гарри, что Север признал его. Вспомнил и холод, обнявший его от пяток до макушки, и мурашки, пробежавшие по спине и загривку. — Юг признал меня? — прошептал Том. Конь едва заметно покачал головой, затем тряхнул хвостом и отвернулся. И Том понял почему — Септим заворочался. — И что вам не спится в такую рань, — недовольно произнёс он, позёвывая. Нехотя поднялся, сверкая худыми белыми ногами, покрытыми редкими рыжими волосками. Том поспешно отошёл прочь. Его смущали голые люди. Собирая спальный мешок, он старался беречь руку с браслетом — пусть думает, что ему больно. Ещё не хватало, чтобы Септим заметил, что ожог исчез. Начнёт задавать вопросы, а Том нутром чуял: нельзя, чтобы он знал. Чем он вообще думал, когда пошёл с незнакомцем в ночи? Сам же Гарри отговаривал идти за совой. Том не понимал, он был не из доверчивых. Септим между тем наломал мокрого хвороста, затем разворошил кострище, достал из его недр что-то чёрное. Том присмотрелся — было похоже на кусок угля. Но это не уголь — тот бы сгорел за ночь. Наверное, очередной «камешек с благословением». С благословением… Застывшими глазами Том следил, как Септим перекидывает камень с ладони на ладонь; медленно, словно нехотя, внутри чёрного камня разгорелся огонёк, ярче и ярче, и вот это уже не камень, а язык живого пламени. Сдув пламя с ладоней в яму, Септим закинул сверху хворост. Мокрые ветки вспыхнули, будто сухие. Скрывающий следы камешек, безразмерные сумки, купол от дождя… Почему бы и не быть амулету на доверие? Например, браслету, который так и тянет надеть. Закусив щеку изнутри, Том отвернулся. Не расплакаться бы. Нельзя сказать, что он ненавидел приют. Дело было не в том, что его били, или что он голодал, просто никто и никогда его не любил. Не оказывал внимания. И дети, и взрослые сторонились его. С ним всегда было что-то не так, вокруг творились странности; «дьявол в нём» говорила миссис Коул своим помощницам, если думала, что он не слышит. Она старалась по-своему от него избавиться: рядила в лучшие одёжки, когда приходили люди выбирать ребёнка. Но её усилия пропадали втуне. Сначала он думал, его не берут из-за того, что он мальчик и у него прямые волосы. Кудрявые девочки расходились как горячие пирожки, ни одна не задержалась в приюте дольше, чем на полгода. Но однажды услышал, как миссис Коул пожаловалась Черри, дескать, Робинсоны подумывали взять Тома Риддла, да миссис Робинсон передумала в последний момент. Том не собирался подслушивать. Лелея раненую гордость и сгорая от стыда за неподобающие мужчине слёзы, он прятался в укромном месте под лестницей, а миссис Коул и Черри остановились в её изножье. Чуткое ухо вмиг выхватило своё имя. — Пока её муж документы подписывал, я спросила её, отчего она не того мальчишку взяла, которого хотела. «У него такие холодные глаза, миссис Коул, — заявила она мне. — Мне сделалось жутко. А такой хорошенький мальчик…», — миссис Коул громко вздохнула. — Мальчик и вправду хорошенький. — Но жуткий, — поддакнула Черри. — Люди не дураки, они всё чувствуют. Они ещё о чём-то говорили, но Том не слышал. Поражённый в самое сердце он свернулся клубком на дощатом полу. Его могли забрать. Красивая леди в красной шляпке могла стать его мамой. Том до крови закусил костяшки пальцев. «Жуткий, — яростно думал он. — Жуткий. Будет вам жуткий Том Риддл». Том решил для себя, что не нужны ему никакие родители, никакие леди в красной шляпке его не стоят, он сам вырвется из приюта, сам сделает себе имя. И не мог представить, что, вырвавшись, по доброй воле пожелает вернуться. Но сейчас — в утреннем прохладном лесу посреди невозможной страны — он хотел обратно в серые, безрадостные стены. К тем, кому привык не верить, и от кого знал, чего ждать. Что-то прохладное и влажное коснулось его щеки. Том скосил глаза и увидел длинную конскую морду. Словно чувствуя его смятение, Линт по-своему пытался утешить. Том погладил шелковистый нос. Конь — пленник, как и он. Но что держит его? И ведь не узнаешь. — Завтрак! — позвал Септим. — Или ваше высочество и сегодня желает голодать? — Ваше высочество не прочь откушать, — буркнул Том. — К обеду должны приехать в Лесную, — поделился Септим, попивая чай. — Должны бы так-то приехать ещё вчера к вечеру, если бы кое-кто не медлил. — Загонишь меня — пешком пойдёшь, — сухо отозвался Линт. — Лесная? — переспросил Том. — А что это? — Небольшой городок. Там портал. Так что, как только попадём в Лесную, попадём и в столицу. К королю Солу под светлые очи, стало быть. У Тома судорогой свело желудок. — Поскорее бы, — через силу улыбнулся он. Скучная степь сменилась редким лесом. Они выехали на заросшую травой мощёную дорогу. Копыта застучали звонче — Линт наддал ходу. — Ну наконец-то! — вздохнул Септим. — Нормальная дорога. Тому нормальная дорога не понравилась: отбитая задница вновь заболела. Поскорее бы уже доехать. Сейчас не сбежишь, браслет не пустит. А вдруг не так плохо, как ему показалось? Без амулета — или что там было у Септима, — он бы точно с ним не пошёл. Умер бы в лесу. От холода. Том тряхнул головой. Ловить чужие мысли в себе было… противно. Они не то, чтобы были чужие, это больше было похоже на смену оттенков помыслов, словно кто-то незаметно направлял поток мыслей в нужную сторону. Другое дело — теперь он понимал, что они не его. Наверное, стоило радоваться, но Том скрипел зубами — попался как младенец. И не сбежишь даже. Или сбежишь, но недалеко. Дорога между тем стала шире и чище. Один раз они обогнали гружёную брёвнами телегу, в которой ехал седой старик. Мохнатый тяжеловоз и ухом не повёл, когда Линт рысью промчался мимо. Возница равнодушно проводил взглядом — Том оглянулся посмотреть. Потом они проехали сквозь деревушку, словно выросшую из леса. Дома стояли впритык к деревьям. Навстречу им высыпались детишки и собаки, Септим гаркнул «Прочь!», и те испуганно разбежались по разные стороны. Том тихо вздохнул, он подумал, что это и есть Лесная. Умом он понимал, что перед смертью не надышишься, это была всего лишь отсрочка, и отсрочка недолгая. Час обеда близился. Септим оживился, нетерпеливо подгонял Линта. Они взобрались на холм, деревья разошлись в стороны. У их ног лежала узкая долина. С востока на запад её рассекала быстрая, бурливая речка. Вдоль неё тянулся городок. Лес отступал от него по широкой дуге, освобождая место полям. Том насчитал двадцать домов, а затем считать стало недосуг — Линт пустился в галоп. Птицей слетел с холма, промчался по широкой — и, видимо, единственной, — улице и остановился только напротив каменного здания, такого белого, будто присыпанного сахарной пудрой. На пустой площади, окружённой низкими деревянными домами, оно смотрелось неуместно. В центре высилась круглая башня, вырастая из прямоугольного трёхэтажного основания, которое вразлёт подпирали два двухэтажных крыла. Чем-то напоминало крест, решил Том. — Ратуша, — пояснил Линт. Двери распахнулись, выпуская наружу несколько человек. Страх обнял Тома, у него не хватило сил никого рассмотреть толком, лица слились в сплошное пятно. Кто-то поприветствовал их, кто-то ахнул, кто-то предложил отобедать, но Септим отмахнулся: — Некогда. Они зашли внутрь, пересекли гулкий холл. Стук копыт эхом отразился от стен. Септим стремительно взбежал по ступенькам — Том и Линт едва поспевали следом. Они поднялись на самый верх, в круглую светлую комнату. Она была пуста, ничего не было: ни стула, ни стола, ни даже какой-нибудь лампы. Только на полу чем-то алым был нарисован большой круг. «Не кровью ли?» — подумал Том отстранённо. Он слышал чьи-то отдалённые голоса, но слов не разбирал. Мысли разбегались испуганными мышами, не ухватить ни одну за хвост. Сердце отчаянно билось. — В круг, — велел Септим. Линт послушно встал в центр, Том подошёл к нему, намереваясь прижаться к тёплому боку, но Септим крепко взял за плечо, поставил рядом с собой. — Кэр-Гвин.