Антибиоз

Сасори

Невероятно, это снова она — «судьба» слишком сомнительное, относительное и глупое понятие, чтобы охарактеризовать частоту наших встреч за этот чертов день, поэтому я предпочту «закономерность». Я бы даже посчитал почти в точности, сколько девчонка находится в этом секторе четвертого этажа, потому что покинула класс она явно до звонка — иначе не успела бы сходить в медпункт и взять медицинскую карту, которую сейчас и выронила. И стоит как громом пораженная, даже двинуться не может — что же её так удивило? Мне, признаться честно, было бы совершенно плевать, если бы не синяк, фиолетовым налитый на моей скуле, и не задетое этой девчонкой чувство собственного достоинства. Как-нибудь уязвить ее, уличить в чем-нибудь хочется до безобразия, почти до идеи-фикс. Именно поэтому я останавливаюсь напротив и как ни в чем не бывало поднимаю карту с пола, не меняясь в выражении лица даже тогда, когда вижу, кому она принадлежит. Вот, значит, как, Харуно Сакура? А ты несколько интереснее, чем я думал. Но что за халатное отношение к собственной работе, Нохара-сан? Разве можно передоверять медицинские карты учащихся другим учащимся, даже если они состроят щенячьи глазки и очень хорошо попросят? Особенно если этот, без сомнений, важный медицинский документ принадлежит... ... ну, скажем, мне? — О, надо же, раздел зафиксированных психических заболеваний, посмотрим, что у нас тут, — прослеживая собственные слова отвратительным ироничным смехом, нарочито заинтересованно говорю я и с наигранной, удовлетворенной улыбкой восклицаю. — Психопатия! Как же так, как же так? И кто же этот счастливчик, которому угораздило жить с этим непростым психическим отклонением? Акасуна... Сасори. Как странно... не поверишь, но даже я не знал, что в моей медицинской карте это прописано, потому что, по сути, не должно быть, ведь это не политкорректно — где же, ну, скажем, медицинская этика? Школа как обычно делает то, что не должна и не делает того, что должна, но в какой-то мере это даже забавно. Ну что, рада была узнать горькую правду, Харуно Сакура, удовлетворила свое любопытство? С этими словами я просто беру и вырываю лишнюю страницу из своей медицинской карты прямо перед Харуно. Она поднимает на меня взгляд, полный непонимания и ужаса, и силится прийти в себя, снова построить себя из храбрости и самоуверенности, вот только напротив себя я вижу надлом, который не так-то просто залатать — по крайней мере, здесь и сейчас. Залатать — нет, но зато расширить, сделать еще больше — непременно. Я гарантирую это. — Каким... гребаным образом? — цедит сквозь зубы, пытаясь замаскировать замешательство вперемешку со страхом злостью, хотя, по факту, это не совсем та эмоция, которая подходит данной ситуации. Люди всегда злятся, когда пытаются что-то понять, но не выходит, а также тогда, когда боятся — злость в этом случае выступает защитным механизмом, так как срабатывает реакция «бей или беги». И, если честно, я бы больше не советовал ей бить — ни в прямом, ни в переносном смысле. Эта девчонка ведет себя слишком дерзко для того, кто, завидев диагноз «психопат», уже начинает трястись, хотя ни черта не знает. Тем более что терпение у меня далеко не вечное. — Каким образом что? — глумливо переспрашиваю я, понимая, что она имеет в виду, но делая из себя дурачка. Пусть скажет это сама. — Каким образом кто-то вроде тебя с подобным психическим заболеванием обучается не в коррекционном классе, да еще и приставлен подтягивать успеваемость класса Наруто? Каким гребаным образом психопат собирается поступать на психиатра?! — ее голос звенит и рвется, срываясь, и я предвкушающее облизываю губы, вновь взрываясь коротким, но куда лучше показывающим мое совершенное пренебрежение смехом. Она начинает нервничать в моем присутствии еще больше, и для меня, почти полностью лишенного эмпатии, в какой-то мере даже жестокого человека, любящего насмехаться над другими и давить слабых, это, пожалуй, лучшее признание. — А ты не думаешь, что только психически нездоровый человек может понять таких же психически нездоровых? — задаю я полуриторический вопрос, захлопывая свою медицинскую карту чуть ли не перед лицом Харуно, и та, все еще не в состоянии прийти в себя, растерянно моргает. А мне все это слишком нравится, чтобы остановиться хоть на мгновение, поэтому я продолжаю это психологическое угнетение с садизмом, достойным моего диагноза в медицинской карте. — Бедная, бедная девочка — похоже, твой ментальный сосуд, переполненный понятиями о морали и различными стереотипами, привитыми обществом, не может вместить чего-то, что хоть немного выходит за рамки твоего понимания... Не думаешь ли, что пора расширять горизонты мировоззрения? Ее смазливое лицо искажает возмущенный, чуть ли не праведный гнев, и я упиваюсь всем этим энергетическим вампиром, заприметившим жертву с неиссякаемыми и безумно вкусными отрицательными эмоциями. Не показывать свои эмоции — одна из наиболее оптимальных тактик поведения в контакте с психопатом, и даже здесь она провалилась — просто поразительная неосведомленность. Но тем даже интереснее. — Где гарантия того, что на будущей работе ты сам не убьешь взбесившего тебя пациента? — спрашивает так, словно у нее есть все права на этот вопрос — сложив руки на груди и с вызовом ожидая ответа. Так, словно прекрасно эрудирована в области психопатии, словно общается с психопатами каждый день, ест их на завтрак, обед и ужин. Раздражает. Неимоверно бесит. Эта девчонка... Я закатываю глаза, утомленно вздыхая и пытаясь натянуть на уже свой собственный ментальный каркас снисхождение, что получается с огромным трудом — желание проучить девчонку слишком огромное. — Ты до ужаса некомпетентна, девочка. Зайди в Интернет и посмотри симптомы психопатии. И прекрати глотать дешевые отходы кинематографа: образы психопатов там слишком утрированы. Пусть даже по статистике психопаты доходят до убийств довольно часто, психопатия — не клеймо убийцы. Ну, почти, — я калечу свои губы широким, отвратительным оскалом, когда вижу, как девчонка вздрагивает на последних словах — забавно, похоже, она действительно впервые имеет дело с психопатом и совершенно не знает, как себя вести. Ну, тем даже лучше — уж слишком я люблю безмозглую, до ужаса простую и открытую человеческую искренность — ей интереснее и удобнее всего манипулировать. — Впрочем, знаешь... я не совсем психопат. Совпадает где-то семьдесят процентов пресловутых признаков по контрольному списку Хейра... Но это уже что-то, да значит, не так ли? Я не совсем психопат, скорее, я близок к психопатии. В конце концов, меня ужасно бесят ярлыки, которые люди вешают на других людей — это плоско и поверхностно, в жизни обычно все намного сложнее, но вместе с тем и проще, ты так не думаешь? Если по показаниям психологов я и психопат, то о себе в данном ключе я так не думаю — я выше этого, я выше всего, что общество приняло считать правильным, образцовым или симптоматичным, что они вообще приняли считать. Я выше сексуальных потребностей и совершенно не стремлюсь к каким-либо физическим контактам с людьми. Я почти совершенно невосприимчив к боли и способен многое выдержать, даже обуздать многие физические потребности на довольно большой срок, например, контролировать чувство голода сутки, двое, трое... то, что в обществе считается «удовольствием» от удовлетворения физических потребностей, для меня пустой звук — примитивщина, не достойная моего внимания, но, вместе с тем, я ужасно зависим от психического и интеллектуального удовольствия. Вот почти с абсолютным отсутствием страха и чрезмерным хладнокровием пункты совпадают — для меня в этом мире нет таких вещей, которые другие люди считают страшными и ужасающими, я ничего и никого не боюсь. Я способен на рефлексию, скажу даже больше — рефлексирую слишком часто для того, кто по медицинским, психологическим и общественным стереотипам не способен признавать свои ошибки. Опять же — я признаю свои ошибки только тогда, когда прихожу к выводу, что действительно совершил их, а не не оправдал ожиданий общества, которое для меня ничего не значит. Я осознаю свою ответственность, но только тогда, когда она совпадает с моими целями и желаниями. Я полностью контролирую себя: свой разум, свое тело, свои желания, себя самого и не выпускаю внутренних демонов, поэтому люди даже представления не имеют, насколько они у меня уродливы, насколько жестоки и чудовищны... — похоже, Харуно, наконец, хотя бы приблизительно осознает свой прокол, поэтому сейчас из последних сил пытается держать себя в руках, однако я привык считывать малейшее изменение в человеческих мимике, позах, жестах и интонациях, чтобы знать, на что надавить и на чем взыграть, поэтому увидеть, насколько она сейчас обескуражена, напугана и взвинчена, не составляет никакого труда. Именно поэтому я продолжаю, едва ли сгущая краски, с каким-то особым, экстатическим наслаждением, которое даже не выразить словами. — Почему, как думаешь, слово «психопатия» переводится как страдание, болезнь души? Я, к примеру, вовсе не страдаю, я даже не болен. Я... наслаждаюсь. Это такое прекрасное состояние, похоже на перманентную, умеренную экзальтацию, рациональное, холодное, потрясающее безумие. Ты не поймешь, но, если бы ощутила это, уверен, не смогла бы отказаться. Понимая, что для нужного эффекта даже самых изощренных слов будет недостаточно, я делаю шаг к девчонке и наклоняюсь к ее уху, сопрягая свой шепот мерзкой ухмылкой и желчными, саркастическими интонациями: — А что насчет твоего самого первого вопроса... ммм... не все так просто, дорогая. Школьная система — это пасть животного, замаскированная под безопасность и правильность, в то время как внутри все гниет. Эти дефекты стараются скрыть, но, в основном своем, не получается — гниль просачивается в виде коррупции, буллинга, некомпетентности и других подобных забавных вещей. Как думаешь, выгодно ли будет школе терять умного, безупречно учащегося и обладающего безукоризненным статусом ученика в моем лице и препятствовать его поступлению в престижный ВУЗ только из-за того, что он, ну скажем, психопат? Пустяки по сравнению с тем, что я могу школе дать, пусть даже буду сто тысяч раз опасен, не так ли? Харуно, судя по всему, больше не в состоянии терпеть психологическое давление с моей стороны, резко отталкивает меня от себя и выпаливает неустрашимо и категорично: — Держись от меня подальше, Акасуна! И это окончательно сносит все мои затворы, потому что в данном случае бесстрашие переходит не просто в безрассудство — в беспросветную, абсолютную безмозглость. Кажется, я поспешил с выводами, когда посчитал, что девчонка умна. Она осознанно лезет на рожон уже в третий раз: хочет набить себе цену, проверяет себя (а, может быть, даже меня) или же просто не задумывается над своими действиями и хочет испортить себе жизнь — не совсем ясно, но ни один из вариантов не красит ее в мои глазах. Как же я хочу сделать ей больно... почти до безумия. Контроль, Акасуна Сасори. Контроль. Я опасно, предупреждающе прищуриваюсь на нее, склоняя голову чуть вбок, и голос мой — колотый лед, рассад лезвий, острых и наточенных, об которые порезаться легче простого: — Что это было? Предупреждение, угроза? Ты ведь знаешь, что психопатам лучше не угрожать, не так ли? Так вот, это не я должен держаться подальше от тебя, а ты от меня, понимаешь? Знала бы ты, как я хочу выпить твою кровь, сожрать тебя, не оставив и ошметков... слишком сильно. Я уже заприметил тебя, я запомнил тебя, Харуно Сакура, ты заинтересовала меня, поэтому я бы на твоем месте больше не попадался мне на глаза, если не хочешь, чтобы твоя жизнь превратилась в пылающий, ужасающий ад. Даже если ты бесстрашна, то не глупа, и не думаю, что станешь связываться с психопатом, потому что мы злопамятны, мстительны, непредсказуемы и опасны для общества. Ты один раз уже ударила и оскорбила меня, но первый раз я могу простить, чисто как бонус за твой ум — я люблю умных людей, пусть даже они слишком редки. Но во второй раз уже не надейся на мое снисхождение — его не будет. Именно поэтому тебе будет лучше держать язык за зубами, не так ли? Впрочем... Сасори Акасуна психопат? Наш умненький, ответственный мальчик и психопат? Смешно звучит, не так ли? Я не хочу угрожать, но, думаю, ты и сама понимаешь, в какой ситуации оказалась — не в самой лучшей, по правде говоря. Читай между строк, дорогая. До скорого, Са-ку-ра. С этим совершенно не двусмысленным и довольно прозрачным предупреждением я разворачиваюсь к Харуно спиной и совершенно расслабленно, словно ничего только что и не произошло, направляюсь к лестнице, чтобы покинуть четвертый этаж. А сейчас мне нужно разобраться с тем, почему моя медицинская карта оказалась в руках Харуно и какого черта в ней написано то, что написано. На самом деле, о моей псевдо-психопатии знает не такое большое количество человек: директор школы, завуч, медик, Обито, Мей, Итачи и Нагато с Конан. Все думают, что я просто вундеркинд, а необычные черты характеры — издержки моего ума. И я не собираюсь развеивать их иллюзии насчет себя, потому что это ни разу не выгодно — мне нужно удержать свой статус в обществе, иначе будет сложно пробиться, а я слишком амбициозен и целеустремлен для того, чтобы одним неверным движением разрушить все, что строилось длительное время. Как бы ни было прискорбно признавать, но успех в этом гнилом, фальшивом мире построен и на связях тоже, они идут вразрез с удачей — как что-то до ужаса ненадежное, относительное и хрупкое, что-то, что может перепасть, а может и не перепасть, смотря когда, где и при каких обстоятельствах ты окажешься в следующий раз. Я ненавижу все это до тошноты, до завязывания нутра в тугой тяжелый узел, потому что это противоречит моим принципам, потому что я мизантроп, и играть в лицемерный спектакль «связей» между людьми для меня подобно пыткам — когда ты только и делаешь, что давишь, режешь, насилуешь себя ради того, чтобы завязать на своей шее суррогат под названием «узы», который может порваться в любой момент и — спасибо этому гребаному миру — обязательно порвется. Люди — фальшивки, и нет ни одного человека, кому я мог бы полноценно доверять или кого мог бы безоговорочно любить. Харуно в данном переплете — ошибка системы, вирус, от которого мне необходимо избавиться, ведь он может заразить всю систему и создать огромные проблемы. Я уверен, что она совершенно не опасна — не тот характер, слишком невинна и чиста, чтобы что-то мне противопоставить или предать огласке наш маленький общий секрет. Нет, Харуно Сакура не опасна, и беспокоиться не о чем, но она зудит у меня под ребрами — почти физически, слишком настырно, чтобы игнорировать это чувство. Пока я попытаюсь подавлять его, но я действительно привык держать свои обещания, поэтому еще один раз — хотя бы одна мелкая промашка с её стороны — и я непременно, как и сказал, превращу ее жизнь в ад в своем апогее. И бежать ей будет совершенно некуда — я достану ее из недр земли, но она отплатит за все, что сделала и еще сделает. Невольно вспоминается недавний разговор с Акацки по поводу инцидента с Наруто и Сакурой. Лучше всего этих двоих из Акацки знают Итачи и Нагато, особенно хорошо они знают Наруто. Как я понял из нашего разговора, проблем эти двое создать не должны, однако «крайне цинично и бесчеловечно с моей стороны» было надавить на ПТСР Наруто, потому что он потерял семью — Итачи рассуждал так, словно не знал, с кем имеет дело, а Нагато и вовсе, казалось, в тот момент готов был убить меня. Во всяком случае, кажется, к этому разговору нам еще придется вернуться, потому что он не был окончен, по крайней мере, с Учихой и Узумаки — так точно. Один родной старший брат Саске, а другой двоюродный — Наруто, и со всеми четырьмя я повздорил. А Харуно, выходит, своеобразное связывающее звено между своими дружками и мной — действительно, занимательная вырисовывается мозаика. Главное не порезать кого-нибудь ее краями — иногда у меня действительно руки чешутся сделать это. Стараясь выровнять свои мысли и подготовить себя к максимально конструктивному разговору с Нохара Рин, я делаю несколько дыхательных упражнений, так как иррациональная, непонятная ярость все же пытается выбраться из меня, как я ни пытаюсь ее подавить. До начала следующего урока остается максимум пять минут, что же, придется немного опоздать, текущее дело важнее. Весь сегодняшний день — концентрат переплетающихся меж собой просчетов и аномалий, потому что обычно я могу спрогнозировать по крайней мере три пятых дальнейшего развития событий, но именно сегодня что-то пошло не так. Я ненавижу, когда что-то идет не так, как было задумано изначально, по первоначальному, почти безупречно составленному сценарию. Однако что-то мне подсказывает, что этот день в дальнейшем повлечет еще больше погрешностей, которые, скопившись в монолитный ком, довольно болезненно по мне ударят. Я не могу допустить этого. Войдя в медпункт без стука, я застаю Рин за своим рабочим местом, совершенно непосредственную и естественную, словно не она отдала мою медицинскую карту какой-то левой девчонке, словно она здесь совершенно не при чем. И, увидев меня, она не дрогает ни одним лицевым мускулом, оставаясь абсолютно невозмутимой даже тогда, когда я с хлопком кидаю свою медицинскую карту на ее стол. Ну конечно, она же невеста Обито — она прекрасно знает об авторитете Учихи в моих глазах и пользуется этим, понимая, что, пока она под его эгидой, даже такой, как я, ничего ей не сделает. Опрометчиво и ошибочно. Потому что, если я вдруг задамся целью, никакие авторитеты не помешают мне достичь желаемого. — Здравствуй, Сасори, — отзывается благосклонно и гостеприимно, даже не поднимая головы и продолжая заполнять свои бессмысленные бумажки, подпитывая систему бюрократии очередным мусором. Какие же вы все жалкие безропотные ничтожества, черт вас возьми. Я выдыхаю, стараясь обуздать свою ярость, которая приливает во мне с новой силой, и начинаю издалека преувеличенно равнодушно, с завидным олимпийским спокойствием: — Нохара-сан, почему моя медицинская карта оказалась у Харуно Сакуры? Разве такие документы можно отдавать кому попало? Рин, наконец, поднимает на меня свою русую голову и, вот так да, даже откладывает в сторону ручку, сцепляя пальцы перед собой и качая головой. Тем временем у меня чуть ли не скрипят зубы, потому что она ведет себя слишком обычно и невозмутимо для того, кто совершил подобную грубую ошибку. — Я не хочу врать, Сасори, поэтому прямо говорю, что отдала ее Сакуре осознанно. — За-чем? — произношу по слогам, с потусторонним, угрожающим треском, вытаскивая из себя вопрос чуть ли не клещами. Видя лишь отсутствие какой-либо реакции и недоверие, обманчиво смягчаюсь. — Хорошо, тогда второй вопрос. Каким таким образом в моей медицинской карте оказалось прописано, что я психопат, когда не должно было быть, и сколько людей уже знает об этом? — Пришлось прописать твой диагноз с начала этого учебного года — новое требование образовательного стандарта, большего я не знаю. Это было сделано специально для учителей, чтобы они были в курсе всех болезней, дефектов и психических отклонений учащихся. Раньше в этом плане упор делался на коррекционный класс, сейчас этому подвержены все. И ты зря вырвал... — Мне плевать! — гаркаю я, расширяя глаза, но затем снова беру себя в руки, пока Рин покорно и, кажется, даже как-то жалостливо замолкает, сводя брови на переносице в этом поганом сочувственном мартышечьем выражении. В последнюю очередь мне сейчас сдалось ее сочувствие! — Какой к чертовой матери образовательный стандарт, причем здесь вообще образовательный стандарт?! Вы связались не с тем психопатом, Нохара-сан, вы заговариваете зубы совершенно не тому человеку. Либо вы говорите мне правду, либо ничем хорошим ваша ложь для вас не закончится. Нохара чуть нервозно, смазано, но все еще раздражающе бесстрастно, словно слышит мои угрозы каждый день, трет переносицу, прикрывая глаза, и опуская плечи, визуально уменьшаясь, сгибаясь, растворяясь: — Сасори, это просто был приказ свыше, который я не могла не привести в исполнение. Я лишь медицинский сотрудник, понимаешь меня? Твою карту видели только учителя. Больше никто. — Больше никто, кроме Харуно Сакуры, вот только какого-то черта она не учитель, а обычная учащаяся, — ядовито уточняю я, и не успевает Рин даже среагировать, как я забираю медицинскую карту обратно себе, демонстративно открыто ведя ей по воздуху, как куском мяса перед мордой голодной собаки. — Что же, отныне ее вообще никто не увидит. Мне, если честно, плевать на последствия, которые это повлечет, потому что больше никто — слышите меня? — никто не должен знать о моем диагнозе. Особенно всякие недальновидные девчонки, которым вообще не должно быть до этого никакого дела. — Сасори, ты не имеешь никакого права... — хочет уже остановить меня Рин, поднимаясь с места, но, цепляя мой прожигающий, уничтожающий взгляд, мгновенно теряет все претензии и лишь скорбно, горько поджимает губы. — Я отдала твою карту Харуно Сакуре, потому что... тебе нужна помощь. Сначала я застываю, пытаясь переварить сказанное, классифицируя и упорядочивая три этих слова в необходимом порядке, чтобы добраться до сути и понять их подлинный, сокрытый, сакральный смысл. Но, не найдя ничего и считая их чем-то абсурдным, искаженным и неправильным, я в который раз за этот день смеюсь кому-то в лицо, даже громче и сильнее, чем прежде, потому что Рин, действительно, побила все рекорды по карикатурности, несуразности, нелепости своего юмора. А если это не было даже шуткой... ... то становится в разы смешнее. — Мне? Помощь? Хорошо, эту часть мы опустим, иначе, я боюсь, что умру здесь и сейчас от смеха, а ведь мне еще на урок идти, скоро звонок прозвенит, — как бы вторя моим словам, до нас доносится звонок с неприятным, стеклянным дребезжанием. — Вот, к слову, и он. Но давайте перейдем все же ко второй части. С чего вы вообще взяли, что какая-то там десятиклассница сможет мне хоть в чем-то помочь? И в чем, главное, она сможет мне помочь? О, знаете, сегодня она прекрасно помогла мне, когда я вырвал свою медицинскую карту из ее рук. Помогла так, что я чуть ее не убил. Нохара заметно напрягается, как только из моих уст звучит слово «убить» и устало, едва ли не безнадежно качает головой, как бы ставя на мне крест. Правильно! Я соберу на себе все ваши кресты и распну на них себя, вот только вместо боли и страданий, пережитыми Иисусом на Голгофе, будут лишь цинизм и ненависть к каждому из вас. Нохара, тем временем, понимая, что все средства тщетного «призыва» к разуму уже испробованы, явно пытается залезть ко мне в душу, обманув меня тем, что знает меня настолько хорошо, чтобы «вытащить», но, какая жалость — промашка. Только я знаю себя настолько хорошо, чтобы вытащить. Или же низвергнуть в сам Тартар. — Сасори... ты не плохой человек, и твой диагноз не делает тебя плохим человеком — ты просто пытаешься привить себе это, ты внушаешь это себе... Просто позволь помочь тебе, мне, Сакуре, кому угодно — это совершенно не важно. Только не уходи в себя... Что же, отдам Нохара какое-никакое должное: ее тихая, кроткая, прекрасно отработанная актерская речь смогла кое-чего достичь — по крайней мере, мой гнев почти иссяк, померк, уступая место утомленному, едва дышащему равнодушию. Уже на пороге я останавливаюсь и, даже не разворачиваясь, заговариваю совершенно без запала, безэмоционально и почти удрученно: — Ваши все эти недоучастливые, жалостливые, совершенно неискренние советы, ваше якобы настоящее желание помочь — с помощью них вы пытаетесь удовлетворить чувство собственного достоинства, подпитать, насытить свое эго хорошего, понимающего человека, который всеми силами пытается посодействовать ближнему... как же глупо, вам всем не хватает самомнения, чувства собственной значимости и примитивного серотонина, поэтому вы лезете во все щели из «благих намерений», потому что вам просто нужно подтверждение извне. Подтверждение того, что вы существуете и можете что-то изменить, того, что вы на что-то влияете, того, что можете оставить после себя иллюзорный след, не так важно, будет он мелок или покрупнее, его все равно сметут пески времени... Как же это жалко, глупо и мелочно... Но не волнуйтесь, Нохара-сан, не вы одна такая — все люди такие. И даже я, когда пытаюсь сделать что-то хорошее, руковожусь лишь этими принципами. Ими не руководствуются только те, кто себе не лжет, вот только они приняли тьму в себя, слились с ней, уподобились ей — отчаявшиеся, сломанные, но понимающие и больше не притворяющиеся. Однажды я хочу стать таким, и тогда мне уже никто не сможет помочь, никто меня уже не вытащит, и я буду смеяться, наслаждаться, безумствовать во тьме пропасти. Однажды... — я запинаюсь, окончательно теряя весь свой запал, и закидывая голову назад, смотря на потолок пустым, отрешенным взглядом. - И можете жаловаться Обито сколько угодно, называть меня психом, ублюдком или полнейшим отбросом, мне просто плевать. Разговор окончен, Нохара-сан. Вы уже сделали достаточно за этот день. Отдохните. Не дожидаясь чужого ответа, я покидаю медпункт и направляюсь на урок, пока моя медицинская карта неприятно, почти физически больно жжет ладонь. За сегодняшний день я и так многое сказал. Пора подумать.