Happiness

- Папочка, прекрати! — Бэкхен, уже весь красный и запыхавшийся, извивается на кровати, пытаясь спихнуть с себя Лухана. — Хватит! — Лухан продолжает щекотать сына, не обращая внимания на его слабые попытки отбиться. Бэкхен колотит отца своими маленькими кулачками, но всё без толку. — Отстань! — Уши Лухана, кажется, сейчас точно отвалятся от этого истошного вопля. Снизу слышится недовольный голос Сехуна, а спустя несколько секунд – и плач разбуженного Кенсу. - Вот дерьмо, — бормочет Лухан и сползает с кровати, игнорируя бэкхеновское "Ооо, папочка опять сказал нехорошее слово...". В гостиной Кенсу продолжает заливаться плачем, несмотря на все попытки Сехуна его успокоить. От непрекращающегося ора ужасно болит голова и Сехун не придумывает ничего лучше, чем заткнуть рот сына извечным морковным пюре. Кенсу, однако, такой расклад совсем не устраивает. - Ну же, Кенсу, открой ротик. Аа... — личико ребенка кривится в отвращении, он пытается слезть со стульчика и просится на руки, начиная плакать еще громче. - О господи, — Сехун обессилено опускает ложку обратно в тарелку и берет ребенка на руки, успокаивающе похлопывая его по спине. — Ш-ш-ш, тише, Кенсу. Голова болит всё сильнее и в глазах вдруг резко так темнеет, что Сехун поспешно сажает сына обратно, не на шутку пугаясь. Кенсу сразу же замолкает, видно почуяв неладное. Сехун стоит неподвижно несколько секунд, схватившись за край стола, рвано вздыхая. Темнота постепенно исчезает, но Сехун продолжает дышать через раз. Заслышав шаги на лестнице, он хватает салфетку и принимается вытирать Кенсу рот, пытаясь не выдать своего состояния, но получается плохо. Ничего не подозревающий Лухан садится рядом с сыном, вручая ему любимую игрушку с колокольчиками. Уши будто заливает водой и Сехун отчаянно скользит затуманенным взглядом по внезапно заплясавшей перед глазами комнате. Усталость наваливается диким грузом, но нельзя показывать свою слабость – Лухан будет волноваться, а Сехун этого не любит. Нужно просто посидеть немного и всё пройдёт. Точно, посидеть. Бросив осторожный взгляд на мужа и убедившись, что тот ничего не заметил, Сехун сбегает на кухню под предлогом того, что нужно разогреть молоко для Кенсу. Сам же Кенсу радостно хватается за протянутую отцом игрушку, забыв про недавнюю истерику, и принимается остервенело звенеть колокольчиками. Лухан тепло улыбается, отмечая, что и вправду действует на детей иначе, чем Сехун. В его присутствии они почти никогда не плачут. - Почему ты не кушаешь, Кённи? Папа так старался, а ты не кушаешь. — Щечки Кенсу такие мягкие, что Лухан не может перестать тыкать в них пальцем. — Почему? - Лухан? — зовёт Сехун из кухни. - Что, Се? - Зайди ко мне, пожалуйста. Голос Сехуна такой... такой слабый, что Лухан тут же подрывается с места и спешит на кухню. Белый как снег Сехун цепляется дрожащими пальцами за край столешницы и Лухан едва успевает шагнуть к нему, как ноги предательски подкашиваются и он начинает медленно оседать на пол. Упасть ему не дают крепкие руки, что ловят буквально над самым полом и прижимают к себе. - Что случилось? — Лухан обеспокоенно заглядывает в его глаза, помогая присесть на стул. Сехун обессиленно ощупывает свой лоб и тут же морщится от резкой боли, вызывая у Лухана приступ паники. - Голова... ужасно разболелась. Из гостиной слышится голос Кенсу, что зовёт отца. Нельзя оставлять Сехуна в таком состоянии, но и Кенсу может что-нибудь натворить, поэтому Лухан, поколебавшись, усаживает мужа поудобнее и идет к сыну, попутно зовя Бэкхена, что играет в своей комнате. Кенсу в итоге вместе с игрушкой перекочевывает на пол, а у Бэкхена появляется чрезвычайно важное задание – развлекать братика любыми способами, лишь бы тот не плакал. Сил идти совсем нет, поэтому Лухан на руках несёт Сехуна в гостиную, бережно укладывая на диван. Лицо последнего теперь не бледное, а зелёное, что даёт новый повод для беспокойства. Измерять температуру даже не требуется – Сехун весь горит. - У тебя жар, Сехунни, — Лухан ненадолго отлучается в кухню и возвращается уже с мокрым полотенцем в руках. Ощущения от прикосновения холодной ткани к горящей коже не самые приятные и Лухан, несмотря на внутреннее беспокойство, позволяет себе улыбнуться, глядя как Сехун забавно морщит нос. Бэкхен еще слишком мал, но чувствует, что что-то не так. Папа обычно не валяется на диване в разгар дня и уж тем более не бывает таким непривычно тихим. - Что с тобой, па? Сехун слабо улыбается и слегка ерошит волосы сына, усевшегося рядом с ним. — Всё хорошо. — Бэкхен недоверчиво смотрит на Лухана, качая головой, словно зная, что папа врёт. Голос Сехуна слишком хриплый и усталый, что не укрывается от наблюдательного сына. - Тебе нужно полежать и отдохнуть, — полотенце на лбу Сехуна уже теплое и почти сухое, поэтому Лухан снова идет на кухню, что смочить его холодной водой. — Я позвонил Чунмёну, он скоро приедет. - Зачем? Не нужно было, — Сехун, забывшись, мотает головой, тут же жмурясь от боли. — Он же на работе. - Он сказал, что отпросится, — словно в подтверждение его слов, раздается звонок в дверь. — Кажется, он уже приехал. Чунмён, одетый в костюм, возникает на пороге с пакетом в руках и, не мешкая, сразу начинает выкладывать его содержимое, попутно раздавая инструкции. - Здесь лекарство и еда для Сехуна. Корми его через силу, даже если будет отбиваться. Он становится ужасно капризным, когда болеет, — Поток его слов прерывается несущимся на него Бэкхеном и его радостным воплем "Дядя!", от которого у самого Чунмёна закладывает уши, Кенсу снова начинает плакать, а Сехун хватается за голову, проклиная мощные голосовые связки сына. - Ваш папа заболел. Ты должен вести себя хорошо, чтобы он быстрее поправился, — мягко журит Чунмён племянника. — Иди поиграй, Бэк, мне нужно поговорить с папой. Лухан, еле как успокоив Кенсу, поднимается с ним наверх, чтобы сменить памперс, и в комнате остаются только Чунмён с Сехуном. - Ты опять запахал себя до смерти? — спрашивает Чунмён, присаживаясь рядом с братом. Сехун прячет взгляд и легонько качает головой: — Просто с детьми много хлопот. Я даже из дома почти не выхожу в последнее время. - Ты не железный, Сехун, тебе тоже нужно отдыхать. Если будешь продолжать себя изводить, я натравлю на тебя маму с папой, — лицо Сехуна обиженно вытягивается и Чунмён смеется, зная как брат боится родителей. Напичкав брата кашей и таблетками, Чунмён заставляет его поспать, а сам отправляется на кухню, чтобы вымыть посуду и сварить для Сехуна суп. Уже полдень и у него явно будут проблемы из-за отсутствия на рабочем месте, но брат важнее. Приготовив всё необходимое и расписав подробно время приёма лекарств, Чунмён поднимается наверх, обнаружив Лухана с детьми в ванной, где тот купает Кенсу, а Бэкхен усердно ему "помогает", разбрызгивая везде воду. - Я приготовил еду для Сехуна, разогрей её попозже и накорми его. Ему просто нужно отлежаться два-три дня и хорошенько отдохнуть. Звони мне, если что-нибудь понадобится. Лухан неустанно повторяет "спасибо", пока провожает Чунмёна до двери, а Бэкхен виснет на любимом дяде, не желая его отпускать. Перед уходом Чунмён в последний раз заглядывает в гостиную, чтобы убедиться, что с Сехуном всё в порядке, и застает премилую картину спящего брата, подложившего сложенные руки под щеку. "Совсем как в детстве", — с улыбкой думает Чунмён, возвращаясь на работу.

***

Сехун сладко потягивается во сне, хрустя затекшими конечностями, и сонно моргает, разбуженный возней сбоку. Лухан лежит, оперевшись на подушку и наблюдает за мужем, от чего Сехуну хочется треснуть его чем-нибудь по башке, ибо во взгляде напротив слишком много любви и нежности, а это чертовски смущает. - Сколько времени? — хрипло бормочет Сехун. - Десять. Сехуна тут же охватывает паника: — Почему ты меня не разбудил? Нужно отвезти Бэкхена в школу, а тебе пора на работу, Лухан! — от собственного крика голова снова раскалывается и Сехун сворачивается клубочком, пряча голову под подушкой. - Успокойся, мамочка. Тебе нужно отдыхать, я обо всём позабочусь сам. Теплая ладошка мягко поглаживает его по спине и Сехун постепенно расслабляется, выползая из своего укрытия. Каждое движение отдаётся болью в мышцах, горло неприятно саднит, а ноги совсем его не держат, когда он пытается встать с кровати. - Ненавижу болеть, — жалуется он, откидываясь обратно на постель. Лухан нависает над ним и нежно целует белую лебединую шейку, не обращая внимания на исходящий от кожи жар. - Зато у меня появился еще один малыш, урашечки! Ты будешь моим самым любимым ребёнком, — мурлычет Лухан, за что незамедлительно получает по лицу. Болеющий Сехун — раздражительный Сехун. - Заткнись. Обиженно потирая лицо, Лухан не может удержаться от желания скользнуть пальцами по обнажённой полоске кожи, что виднеется из-под задравшейся футболки, за что получает уже по рукам, а Сехун для пущей убедительности добавляет еще и смачный пинок. Не стоит забывать, что болеющий Сехун не только раздражительный, но еще и недоступный.