Happiness

- Папочка, а папа снова беременный? — спросил Бэкхен, делая уроки. Лухан лишь молча кивнул, заглядывая в его тетрадь. - Исправь вот здесь, — ткнул он пальцем в пример, который Бэкхен только что решил. — Три плюс пять не равно семь, Бэкхен. - Папочка, а кого папа родит, девочку или мальчика? — Бэкхен поспешно стер ответ, нечаянно смяв при этом тетрадный лист. — Ой, — смешно наморщив нос, он попытался разгладить бумагу, пока Лухан не увидел. - Девочку, Бэк. У тебя скоро будет сестренка, — мечтательно улыбнулся Лухан, гладя его по голове. У них вошло в привычку делать домашнее задание Бэкхена вместе, пока Кенсу смотрел мультики. Математика давалась Бэку с трудом, поэтому Лухан постоянно перепроверял решенные сыном задачи и примеры. Вот и сейчас, они сидели на кухне, обложившись учебниками, когда Кенсу вприпрыжку прибежал из гостиной, просясь на руки к любимому папочке. Рассмеявшись, Лухан поднял сына и усадил к себе на колени. Кенсу, как младшему, позволялось намного больше, чем Бэкхену, и он не упускал шанса этим пользоваться. Не обращая внимания на недовольное ворчание брата, он схватил его пенал и принялся громко смеяться, мешая Бэкхену. Лухан же, погрузившийся в решение задачи, чуть не упустил момент, когда Кенсу вытащил из пенала похожий на жвачку розовый ластик и сунул его в рот. - Нет, Су — тут же среагировал Лухан, отбирая у сына ластик. — Нельзя класть в рот всё подряд. - Почему? - Потому что это не съедобно. - А что такое седовна? - Съе-доб-но, — повторил Лухан по слогам. — Потому что твой животик не сможет это переварить. Кенсу в ответ на это нахмурил бровки, недоуменно мотая головой: — Я ничего не понял. - Не важно, — вздохнул Лухан, бросая взгляд на кухонные часы. — Лучше сбегай наверх и позови папу, ладно? Кенсу, довольный, что ему поручили такое важное задание, радостно спрыгнул с его колен и помчался к лестнице, во всё горло крича: «Па!». Лухан тем временем велел Бэкхену поскорее дорешать задачу, а сам принялся готовить ужин. - Бэк, хочешь спагетти на ужин? — спросил он, роясь в шкафчике в поисках томатного соуса и пасты. - Да! Лухан улыбнулся и поставил кастрюльку с водой на плиту. Спустя полчаса они уже сидели за столом и с аппетитом поглощали приготовленный Луханом ужин. Расшалившийся Кенсу, правда, больше играл с едой, чем ел, и в итоге уронил тарелку на пол, из-за чего Сехун, не сдержавшись, накричал на него. Обстановка за столом заметно изменилась. Кенсу тут же притих, обиженно кусая губы и едва не плача. Лухан быстро убрал всё с пола, пытаясь параллельно успокоить разбушевавшегося Сехуна. Один лишь Бэкхен продолжал спокойно есть, не обращая внимания на назревающий скандал. Распалившийся Сехун уже и сам был не рад, что закатил истерику на пустом месте, но остановиться никак не мог. Лишь почувствовав, как съеденная паста подступила к горлу, он, наконец, замолчал и, вскочив из-за стола, убежал в ванную. Его всегда сильно мучил токсикоз во время беременности, но в этот раз он даже ничего не мог поесть нормально без того, чтобы его моментально не замутило. Лухан, дождавшись, пока дети доедят, убрал со стола и вымыл посуду. Любой другой муж на его месте наверняка бы уже высказал своё недовольство Сехуну, ведь помимо работы ему пришлось взять на себя и домашние обязанности, вроде готовки ужина, уборки и занятий с детьми. Но Лухан, как никто другой, видел, что Сехун не справляется без его помощи, а потому никогда не жаловался. Сехун был еще слишком юн, и, в конце концов, это по вине Лухана ему пришлось так рано повзрослеть. - Бэк, сходи посмотри, как там папа, — попросил он сына, пытаясь развлечь Кенсу, который заметно погрустнел после ужина. - Папа отдыхает, — сообщил Бэкхен через пару минут, замерев на пороге и выжидающе смотря на отца. Вытерев насухо последнюю тарелку, Лухан усадил сына за стол и достал его письменные принадлежности: — Ты пока доделывай домашнюю работу, а я искупаю Кенсу и спущусь к тебе, хорошо? - Ладно, — пробормотал Бэкхен, со страдальческим видом открывая учебник. Оставив Кенсу в гостиной смотреть мультики, Лухан поднялся наверх, чтобы набрать ему ванну для купания. Настроив воду, он решил заглянуть в спальню. Сехун лежал на кровати, свернувшись калачиком и зажмурившись, обнимая живот и тяжело дыша. - Как ты себя чувствуешь? — спросил Лухан, усаживаясь рядом. Взяв холодные ладошки Сехуна, он принялся растирать их, пытаясь согреть. - Устал, — выдохнул тот, подвигаясь поближе и укладывая голову на колени мужа. — Я не должен был кричать на Кенсу, но снова сорвался. - Ничего, он на тебя не злится, — заверил его Лухан, одной рукой пропуская мягкие прядки волос через пальцы, а второй успокаивающе поглаживая его по щеке. — Завтра он об этом и не вспомнит. - Угу… Лухан слегка подвинулся, чтобы Сехуну было удобнее лежать, но тот предпочёл улечься между его ног, опираясь спиной на широкую грудь. Мягко приобняв Сехуна, Лухан устроил руки на чуть выпуклом животике мужа, переплетая с ним пальцы. Они сидели так в тишине, обнявшись и изредка вслушиваясь в отголоски смеха Кенсу, который смотрел телевизор в гостиной. - Я хочу съездить домой завтра, — нерешительно произнес вдруг Сехун. — С детьми. - Но у меня работа, я не смогу вас отвезти, — ответил Лухан, вычерчивая пальцем круги на его ладони. — Подожди до выходных, в воскресенье поедем все вместе. - Но я хочу поехать завтра, я соскучился по родителям! — капризно протянул Сехун. - Перестань, Сехун. В твоем положении небезопасно садиться за руль, да еще и с детьми. А вдруг что-нибудь случится? - Да что может случиться? — недовольно спросил Сехун, высвобождаясь из его объятий. — Или ты думаешь, что я не в состоянии вести машину? Я вполне прилично вожу и ни разу не попадал в аварию! Уловив витающее в воздухе раздражение, Лухан понял, что Сехун вот-вот снова закатит истерику, и устало вздохнул: — Я не это имел в виду, Сехун. Просто потерпи до воскресенья и я сам вас отвезу. Всего один день, прошу тебя. Хотя бы раз сделай так, как я говорю. - Прекрати обращаться со мной, как с ребёнком! - А ты не веди себя, как ребёнок! - Это всё потому, что я беременный, да? — взорвался Сехун. — Но я ведь не инвалид! Я сам могу вести машину! Спорить с ним в таком состоянии было бесполезно, и Лухан это прекрасно знал. - Делай, что хочешь. Только будь осторожен, пожалуйста. Молча встав с кровати, он ушел купать Кенсу, а после, как и обещал, сел помогать Бэкхену с домашним заданием, до самой полуночи не возвращаясь в спальню из нежелания снова спорить с Сехуном. Когда Лухан вошел в комнату, Сехун лежал к нему спиной, отвернувшись и накрывшись одеялом чуть ли не с головой. До самого утра они так и не проронили ни слова, игнорируя друг друга даже в присутствии детей.

***

Мир Лухана за секунду словно разлетелся на миллион маленьких кусочков, стоило ему поднять трубку уже которую минуту разрывающегося телефона. Бессвязно пробормотав что-то озадаченному боссу, он на негнущихся ногах вышел из офиса, направляясь к парковке. Только садясь в машину, Лухан в полной мере осознал, что произошло, и рванул с места, лишь чудом не задев соседние автомобили. До больницы он доехал за рекордные пять минут, нарушив при этом с десяток дорожных правил, но ему было плевать. Ворвавшись в приемный покой, он едва не сошел с ума, пока ждал своей очереди у стойки. Узнав, наконец, номер палаты, он побежал на нужный этаж, расталкивая людей, которые толпились у лифта. Лухану казалось, что каждая секунда промедления может стоить ему жизни, поэтому он лишь торопливо бормотал "Простите" и "Извините", пробивая себе путь к лестнице. Лишь добравшись до коридора, в котором сидели родители Сехуна, его собственные родители, и Джунмен с детьми, он замедлил шаг, пока и вовсе не остановился. Мать Сехуна тихо плакала, уткнувшись мужу в плечо, Джунмен стоял у стены, растрепанный и усталый, Кенсу спал на коленях у мамы Лухана, а Бэкхен сидел рядом с его отцом. Лухан, как в тумане, медленно подошел ближе и перевел взгляд на табличку на двери. "Реанимация". Воздуха в легких резко не стало и Лухан едва не упал, схватившись за стену. Обеспокоенный Джунмен усадил его на скамью, и сам сел рядом, успокаивающе поглаживая его по спине. Лухан сейчас походил на маленького испуганного ребёнка, и на это невозможно было смотреть. Закрыв лицо руками, он, не выдержав, разрыдался, не обращая внимания на проходящих мимо людей. - С ним всё будет хорошо, — попытался заверить его Джунмен. — Сехунни сильный, он справится. - А дети? - С ними всё в порядке, просто сильно испугались. Слава богу, они были пристегнуты. Весь удар пришелся на переднее сиденье, поэтому Сехун… - Мы поссорились вчера, — прошептал Лухан. — Он хотел ехать без меня, а я был против, но ты же знаешь, каким он бывает упертым. Если бы я только настоял на своем… Боже, это всё моя вина, нельзя было позволять ему садиться за руль! С трудом разобрав, о чем говорил Лухан, Джунмен крепко стиснул зубы, из последних сил стараясь поддержать его. - Успокойся, Лухан. С Сехуном всё будет в порядке. Но даже он сам не верил собственным словам.

***

Первое, что произнёс Сехун, очнувшись, было имя Лухана. Уловив рядом какое-то копошение, он приоткрыл глаза, болезненно морщась от ударившего в лицо яркого света. Его руку ласково сжали, давая знать о своём присутствии, а после над ним склонилось родное лицо, внимательно глядя на него заплаканными глазами. - Лухан... — едва шевеля губами, снова позвал он. - Ш-ш-ш, я здесь, рядом. Я только позову доктора и сразу вернусь, — Лухан поспешно выбежал из палаты, зовя медсестру, следом за которой внутрь вбежали и его родные. Мать Сехуна тут же принялась отчитывать его за беспечность, пытаясь скрыть за этим своё волнение. Бэкхен хотел забраться к нему на постель, но вошедший в палату доктор ему не позволил, прося всех выйти, чтобы он мог произвести осмотр. Минуты тянулись бесконечно долго. Лухан нервно ходил туда-сюда, Джунмен не сводил глаз с двери, а мама Сехуна снова начала плакать. Спустя долгие двадцать минут врач с непроницаемым лицом пригласил их внутрь. Лухан хотел было войти следом за всеми, но врач вдруг остановил его, жестом прося следовать за ним в кабинет. - Как он, доктор? — с надеждой взглянул на него Лухан. Самое страшное уже позади, Сехун пришел в себя и причин для беспокойства больше нет, но почему ему так неспокойно на душе? - За жизнь Сехуна можно больше не беспокоиться, он молод и быстро пойдёт на поправку, — доктор нервно постучал по столу карандашом, не зная, как сообщить самое главное. — Но я вынужден сказать вам кое-что еще. Мне очень жаль, но… Из-за аварии ваш ребёнок… — ему даже не потребовалось закончить предложение, ведь Лухан уже всё понял сам. Он потерял свою первую и единственную дочь. Доктор позволил Лухану остаться, несмотря на то, что часы посещений уже прошли. Еще раз осмотрев Сехуна, он тактично оставил их наедине, чтобы сообщить обо всём ждущим в коридоре родным. Лухану же предстояло самое сложное — разговор с Сехуном. Он боялся. Не за себя, а за Сехуна, который и так винил себя за то, что подверг жизнь детей опасности. Ноги упорно отказывались двигаться, а каждый шаг был словно налит свинцом. Казалось, прошла вечность, прежде чем он преодолел расстояние от двери до больничной койки, на которой полулежал мертвенно-бледный Сехун, тяжело дыша. - Сильно болит? — спросил Лухан, приседая на край кровати и неосознанно сжимая руку Сехуна в своей. - Да. Но ради нашей малышки я вытерплю что угодно, — слабо улыбнулся в ответ Сехун. В горле тут же встал тугой комок, не давая сглотнуть, а сердце болезненно сжалось. С трудом сдерживая накатывающие слёзы, Лухан крепче схватил Сехуна за руку, не в силах сказать правду. - В чем дело? Лухан, ты в порядке? Стиснув зубы, Лухан судорожно выдохнул: — Наш ребенок, Сехун… Ты... — слова застряли в горле, словно не желая быть озвученными. — У тебя случился выкидыш. Сехун неверяще уставился на него, чувствуя, как сердце замедляет свой ход. Это просто какая-то глупая шутка. - Что? Что ты такое говоришь? - Наша дочь мертва, — Лухан отвернулся, безуспешно пытаясь стереть текущие по лицу слёзы. — Её больше нет. Медленно подняв руку, Сехун осторожно положил её на живот, слегка надавливая и прислушиваясь к внутренним ощущениям. Там, где раньше был чуть выпуклый живот, сейчас чувствовалась лишь режущая боль и больше ничего. Ни пинков их неродившегося малыша, ни его слабого сердцебиения. Ничего. Сехуну казалось, будто он летит в пустоту. В бесконечно темную и всепоглощающую пустоту, из которой невозможно выбраться.