Wishing On A Star

У них нет ничего общего. Гейл Хоторн – солдат. Гейл скитается по дистриктам, чаще всего оставаясь во втором, выполняет и раздаёт поручения и честно справляется со своей работой. Гейл поднимается по карьерной лестнице быстро, живёт работой и только. Примроуз Эвердин – обычная жительница двенадцатого дистрикта. Примроуз работает лекарем, спасает людей старыми, уже неактуальными, но действенными способами. Примроуз – мать. Дочка всегда вьётся где-то рядом с ней, помогает даже. У них нет ничего общего. Но Гейл непременно направляется в дом Эвердин, когда появляется в двенадцатом дистрикте. У Прим улыбка привычно-мягкая и вся она светлая, тёплая, добрая. Рядом с Прим хочется жить, латать старые раны и не перекрывать самому себе воздух. Прим накрывает на стол привычно просто, Прим не привыкла к роскоши, всё как-то старо, словно время здесь остановилось. У Прим светлые волосы собраны в хвост и старое платье, отдающее ветхостью и чем-то ушедшим. Прим мягко улыбается, раздаривая свет. Прим слишком похожа на свою мать. Прим не похожа на Китнисс. У Китнисс были тёмные локоны, собранные в простую косу, сапоги из грубой кожи на ногах и руки, привыкшие к мозолям. Китнисс никогда не была светлой. Сильной, стойкой, но не светлой, нет. Китнисс была обычной, не солнцем вовсе, как Прим. Иная, другая, отличная. Близкая к Гейлу, родная, единственная верная. Только Китнисс была, нет её уже, сгорела в собственном огне. Прим около тридцати, за спиной у неё жизнь со всеми её падениями и взлётами, за спиной опыт. У Прим в прошлом муж, погибший по случайности и дочь-копия, и неизменившиеся привычки в настоящем. Примроуз застряла в двенадцатом дистрикте, осталась здесь, вросла в местный ландшафт. Гейл, стоит сказать, старше. У Гейла в прошлом попытки найти ту единственную, но глупые, безуспешные. Единственная для него погибла, взорвалась вместе со всеми, от бомбы, которую они вместе делали с Бити. У Гейла жизнь ровная, не меняющаяся практически, лишь обстановкой, дистриктов, но не событиями. Прим не жалуется на жизнь. Она работает днём, дожидается дочери со школы, готовит ужин и как-то коротает время. У Прим жизнь однообразная, скучная даже, но Примроуз улыбается как прежде, не пытаясь что-то изменить. Гейл появляется в её доме нечасто, никогда не предупреждая о своём приходе. У Хоторна нет графика, определённого расписания, поэтому он просто заявляется в дом, ставший единственным родным в двенадцатом дистрикте. Этот дом роднее даже своего собственного. Здесь всё самое важное, целый кусок жизни, воспоминания, что мешают ночью спать. Прим – тёплая. Гейлу на душе легче становится, когда она встречает его с неизменной улыбкой и этой добротой, спрятавшейся в радужке глаз. С Прим легко. Она не требует особенного внимания, не требует чего-либо от него. Прим лишь светится, заставляет жить. Прим лишь изредка останавливается, перестаёт двигаться, источать жизнь. Прим просто смотрит, смотрит своими серыми-серыми глазами и грусть тлеет угольками, напоминая о прошлом. Прошлого не вернёшь. Простая истина, верная. Гейл не цепляется за пошлое, прошлое приходит само, всплывает где-то в голове старыми картинками, мешая порою дышать. У Гейла за грудиной боль едва ли не адская от памяти о серых глазах и тёмной косичке, перекинутой через плечо. Гейлу жить не хочется, когда он вспоминает об огне адском, в котором погибла Сойка-Пересмешница. Гейлу бежать хочется, но прошлое цепляется крепко, не отпускает, не позволяет дальше жить. Гейлу хочется отпустить руки и просто перестать бороться, перестать вспоминать, осознавая, что всего этого не вернёшь. Прим его спасает. Гейл помнит её ещё маленькой девочкой. Прим всегда выглядела трусихой на фоне Китнисс. С извечной заботой обо всех и детской наивностью. С этой странной доброжелательностью. Только Прим не трусиха. Прим пережила революцию, выжила. Прим пережила смерть сестры и отчуждение матери. Прим пережила. Стала твёрже, сильнее, крепче. Прим сильнее его. Прим умеет отцепляться от прошлого. Прим осторожно касается его ладони, шепча тихое «Ты можешь с этим справиться, Гейл». Прим не обещает, что всё будет хорошо и не плачет вовсе. Лишь шепчет тихо и ладошкой тёплой касается осторожно. Он сможет. Гейлу лишь нужно, чтобы кто-то в него верил. Гейл помогает ей по хозяйству, делая то, чего не сможет сделать она, а Прим лечит раны, и душевные, и физические. – Ты можешь справиться, Гейл. Китнисс верила в тебя. Китнисс верила, но Китнисс нет уже. Испарилась, оставляя после себя лишь угли. Нет её, чтобы повторить заветное «я верю», заставить его бороться. – Ты можешь справиться Гейл. Иначе никак. Прим не верит в сказки, не рисует иллюзий. Прим показывает ему правду, не стараясь приукрасить. Гейл правду любит, но она рябит в глазах, жить мешает, места иллюзиям не даёт. Гейлу нужна вера. Нужно, чтобы кто-нибудь верил. У Гейла в сознании образ Китнисс отпечатался слишком крепко, образ Китнисс продолжает жить в его голове, не умирает. Гейл винит прошлое, но не замечает, как сам начинает цепляться за него. – Ты можешь справиться, Гейл. Ты сильный. Голос у Прим высокий, тонкий, мелодичный. У Китнисс голос был ниже, грубее, резче. Китнисс и сама была грубее. Китнисс не светилась вовсе, нет. Китнисс не светилась для всех, лишь для него, лишь он замечал это едва заметное свечение. – Ты можешь справиться, Гейл. Я верю. Прим – светлая, мягкая, доброжелательная. Не Китнисс вовсе. Но Китнисс мертва, сгорела в пожаре, который устроила сама. Гейлу нужна вера, нужно зацепиться за кого-то. Гейлу нужна вера, которую ему даёт Прим. У них нет ничего общего. Только призраки прошлого, что мешают дышать. Только призраки прошлого, с которыми одному не справиться.