Wishing On A Star

Мэтт – хороший – это факт, данность, это словно надпись маркером на лбу, олицетворяющая всего его. Мэтт – хороший, и это вполне могло бы быть причиной, по которой ей не стоит разбивать ему сердце. Мэтт – хороший, но это ничего не меняет. У Давины сердце разноцветными стекляшками – не собрать воедино, не склеить. У Давины весь мир наизнанку и очередная боль за грудиной – не в первый раз, не во второй. Жатва – обман, Тим, Кол – жертвы обстоятельств; Давина не знает, чем насолила Вселенной и тому, кто сидит на небе и наблюдает за человеческими судьбами (если он существует, конечно). Давина разбивается, осколками хрупкого хрусталя рассыпаясь на полу. Мэтт не герой, не спаситель, чтобы склеивать её, чтобы собирать осколки, чувствуя как стекло врезается в кожу. Мэтт не злодей, чтобы пройтись подошвами по осколкам, не оставляя шансов на спасение. Мэтт – хороший, недостаточно, чтобы спасти, слишком, чтобы уничтожить. Мэтт появляется в городе нежданно (как и все, впрочем), следует за Стефаном Сальваторе и неожиданно для всех и самого себя остаётся в Новом Орлеане. Мэтт влюбляется в неё, обрекая себя на сплошное разочарование и обиду – не на неё, на себя – Мэтт по-прежнему не в силах её спасти или уничтожить. Мэтт влюбляется в светлую улыбку, в звонкий девичий смех, в это сияние изнутри, освещающее всё вокруг. Влюбляется в её непоседливость, в предприимчивость и стремление идти до конца – у него так никогда не получалось. Мэтт влюбляется в хрупкую девичью фигуру, в едва загорелую кожу и мягкие – никогда не принадлежащие ему – мягкие губы. Мэтт влюбляется в неё, а Давина дарит себя Колу – безвозмездно, глупо, наивно. Мэтт – вопреки всякой логике – остаётся рядом, не рвёт исключительно дружеских отношений и продолжает её поддерживать всегда – Мэтт по-прежнему приторно-хороший. У Мэтта наивность в серой радужке глаз, доверие к каждому (что давно бы пора потерять) и вера во всё лучшее (всё по классике; не хватает лишь храбрости до желанного «герой» и списка умирающих). Мэтт – наивный до убогого странно – старше её лет на пять, пора бы уже перестать верить всем; Мэтт – до практически щенячьего «умру за тебя» верный – только смерть его ни черта хорошего не принесёт, Мэтт ведь пешка, а у пешек срок годности привычно короткий; Мэтт – до банального простодушный – с широкой улыбкой на губах и приторного «я верю», отдающее запахом крови и чьей-то жизни после. Давине больно; Давина улыбается Марселю на каждое «что-нибудь принести, Ди?» и лишь отрицательно кивает головой, добавляя тихое «спасибо», слишком тихое для обычной жизни, но нормальное, слышное для её, практически нулевой; Давина обнимает Джоша, согреваясь от вечного холода, преследующего, словно дух мёртвого Кола – мёртвые вроде как приходят к тем, кого любили; Давина плачет, позорно и глупо рядом с Винсентом и глотает пиво, что ни черта не спасает. Давина благодарит Марселя, Винсента, Джоша – всех, кто её спас. Давина не может благодарить лишь Ками, что первая подняла тревогу – Ками мертва, как и Кол. Давина благодарит Мэтта за каждое «я понимаю», за каждую кружку чая, впихнутого силой, и каждое молчание, когда она вновь творит что-то не то, в порыве хватаясь за книги, но третьего шанса не дано – Кола не спасти, не ей. Кол умирает, гибнет от рук Марселя и (Давине до сих пор не знает, где он достал) и того ножа, что испепелило Кола. Давина живёт – на пальце то самое кольцо, что не даёт умереть, подаренное Мэттом, Джош с Хейли, как помощь – у Давины оказывается больше друзей, чем кажется. Кол мёртв, и это причина, чтобы начать новую жизнь; только Кола не вычеркнешь просто так, не вырвешь, словно листок из книги; Кола не вычеркнуть из жизни синими чернилами, не замазать, словно ошибку в тетради по истории, не вырвать, не вытащить из воспоминаний – Кол продолжает жить в её голове, убивая, разрывая на части, потому что мёртвых нужно отпускать – мёртвые к мёртвым, живым к живым. Мэтт по-прежнему влюблён. В каждую чёрточку лица, в каждый жест, в каждый вздох – Мэтт влюбляется (как и любит) слишком сильно, до боли. Мэтт не пытается заполнить её жизнь, не пытается забраться в пустое пространство, освободившееся со смертью Кола – Мэтт всё понимает и лишь подбадривающее улыбается и сжимает в объятьях как самый лучший друг, напоминая, что он здесь, что рядом. Мэтт всё понимает – он пережил в жизни многое и потери тоже – наивность не ушла, но опыт не исчезает просто так. У Мэтта чёртова карма – любить тех, чья любовь к нему не живёт долго (или не живёт вовсе). Сперва Елена, после – Кэролайн, и всё это всего лишь безуспешные попытки состряпать из дружбы отношения, которые, как оказывается позже, никому и не нужны. Мэтт любит её болезненно сильно, больно, отдавая всё, получая взамен ничего – чёртова жертвенность, великодушие и желание всех спасти, не имея нужных возможностей – глупо, наивно, в его стиле. Мэтт любит каждый мимолётный взгляд, каждый неровный вздох – любит «слишком» для отвергнутого. Мэтт любит её, подписывая приговор на вечное битьё сердца, человеческого, бьющегося – ничтожно слабого среди этого сумасшедшего мира. Мэтт – хороший, и Давине определённо не стоит бить ему сердце. Мэтт – хороший, и его сердце, человеческое, слабое, точно не стоит бить – Мэтт подвержен всевозможным болезням и духовной слабости. Мэтт – хороший, но это ничего не меняет. Давина разбивает ему сердце раз за разом – осколки-стекляшки блестят на солнце, отливают разными цветами, и не склеить уже, не смастерить того, что было. Мэтт не рыпается, не пытается вырваться – Мэтт давно поставил подпись в этом адовом контракте. У Мэтта в графе приговор «ненужный» чёрным по белому – без шансов.