Wishing On A Star

Тёмные линии его судьбы тянулись вечной чёрной лентой, сталкивая с теми или иными людьми, позволяя созидать блестящее планы и устраивать их неблестящее исполнение. Линии закручивались, образовывали фигуры, не умея идти исключительно ровно – его жизнь была отражением его сути, а Люсьен умело изворачивался, прогибался, обходил сложности жизни, не желая платить. Встреча с юной ведьмой ему не была предначертана, она ярким пятном врезалась в его вечную небелую полосу жизни, яркими красками проехавшись по тёмным линиям – на чёрный краска ложилась плохо, но со временем цвет менялся, светлел, а она продолжала яркими красками громких обещаний и дареных успехов рисовать его новую жизнь поверх старой (не стараясь оттереть прилипшую чернь ацетоном). Давина Клэр была ведьмой, Люсьен Касл – одним из первых обращённых вампиров. Вражда их родов была стара, как мир, и, несмотря на все попытки, на все мирные договоры и громкие обещания, вражда просачивалась в каждую новую эпоху, возрождая старую ненависть. Их столкновение было неизбежно, ведь каждая вещь со временем портится, теряет свой прежний идеальный вид, что-то рвётся, что-то ломается, что-то трещит по швам, и образуются дыры, маленькие недочёты, недовольства, скрываемые внутри. Ненависть превращала дыры в бездны, друзей в врагов, союзников в соперников. Их столкновение было неизбежно. Давний друг (на самом деле тщательно замазанное «слуга») Клауса Майклсона, первородного вампира, отобравшего бразды правления у Марселя, он не мог не столкнуться с маленькой ведьмочкой – некогда главным секретом Марселуса. Но они вовсе не пылали ненавистью, нет. Люсьену нужна была ведьма для заклинания, Давине нужна была информация. Владение нужными друг для друга вещами свели их в общий тандем. Ничего необычного не было, ведьмы умели терпеть вампиров, а вампиры не всегда разрывали глотки ведьмам – это не раз позволяло заключать союзы. Давина Клэр была названной принцессой свергнутого короля, Люсьен Касл – шутом нынешнего. Малышка Клэр ненавидела Клауса той громкой, пестрящей звонкими обещаниями, срываемого до хрипа криком голоса, наполненной яркими эмоциями, но, в конце концов, теряющей свой первоначальный смысл. Давина ненавидела Клауса за бездействие после смерти Кола, но на его смерть забили по очереди все – Элайджа опять спасал семью, Ребекка попадала в переделки, а Финн варился в адовом котле (в Рай, увы, не пускают братоубийц). Давине пришлось ненавидеть бы целое общество, уничтожать весь Новый Орлеан и срывать голос от криков каждые три секунды. Новый Орлеан продолжал жизнь без Кола, чего Клэр делать не хотела, но всем было плевать – не хочешь – не надо, никто не заставляет. Люсьен относился к Марселю с лёгкой усмешкой, с малым количеством сарказма и непринятием его, как угрозы обществу. Марсель был ему словно двоюродный брат его троюродной бабушки – родственная связь была практически отсутствующей, но что-то родное чувствовалось. Марсель когда-то был едва ли не сыном Никлаусу, но после покинул его, и в том была их схожесть – оба пострадали, но успели выпутаться из запутанной паутины жизни семьи Майклсонов. Малышка Клэр была ангелочком, светом в жизни Марселуса, получавшая всё, что хочет, кроме свободы. Люсьен был шутом с кровавой улыбкой ножом по губам, запасом неглубокомысленных шуток и ореолом глупости вокруг; Люсьену не полагалось ничего, даже стервы-свободы, убегающей от него, выдираемой из рук Никлаусом. Свергнутый король не имел власти, а Люсьен шёл к предательству своего – проблема королей потеряла актуальность, обесцвеченная временем. Давина Клэр была девочкой с разбитым сердцем, Люсьен Касл – сволочью с вывернутой наизнанку, перекроенной до основания душой. Потеря Кола оказалась слишком тяжёлой для нежного, до тех пор не знающего боли потери дорогих людей сердца Клэр. Потеря Кола перевернула все точки зрения, всю жизнь – белый обратился в серый, хорошее в неплохое, жизнь в существование. Давина не скакала по крайностям, от того и не перелезла в чёрное и плохое, поменяв жизнь на смерть. Мир обесцветился, лишился ярких красок, став отголоском прежней жизни. Душа Люсьена травилась с той злополучной встречи с Майклсонами. Сперва нелюбовь Авроры, подчёркнутая любовью к Клаусу, затем страдания за чужие ошибки, а после – предательство. Душа Люсьена травилась вечно, травилась лютой завистью, мешающейся с ненавистью и невозможностью что-либо изменить. Проклятье Майклсонов сделало их королями, и Люсьен лишь закатывал глаза и смеялся нарочито громко, пряча обиду на весь мир, когда они вновь начинали сетовать на судьбу. Давина не умела латать души, Люсьен не умел обрабатывать царапины на сердце – их объединяла одинаковая невозможность помощи друг другу. Давина Клэр была маленькой наивной девочкой, Люсьен Касл – хитрым вампиром с всё той же испорченной душой и отсутствием совести. Давина была наивна, несмотря на пережитое и прочувствованное. Давина оглядывала его недоверчивым взглядом, оборачивалась назад и следила за каждым действием краем глаза, вызывая у Люсьена кривую усмешку на губах – Давина была уже обременена опытом, но количество не доставало до Люсьена, что делало её жертвой в его глазах. Её доверие пришлось зарабатывать. Помогать, чем-то платить, что-то терять ради неё. Люсьен не любил терять и отдавать заработанное (не)честным трудом, но доверие Клэр того стоило. Люсьен была хитрецом и лжецом, поэтому умело создавал якобы дорогое ему ради последующего разрушения – Давина должна была верить, что во имя их союза он отдаст всё и даже собственную – горячо любимую – жизнь. Люсьен был мастером иллюзий, а Давина так и осталась наивной девочкой, не сумев отделить реальность от умело поставленной постановки. Люсьен случайно касался её, аккуратно целовал тонкие пальцы, замирая на секунду дольше положенного, и нёс на руках, когда Клэр вновь падала, не справившись с силой магии. Давина стыдливо отпускала голову, качала головой, но позволяла – Новый Орлеан всё ещё оставлял выбор за ней, а призрак Кола медленно улетучивался от бедной израненной душевно, запутавшейся в себе девочки. Давина была совсем юной на фоне его древности, чем Люсьен умело пользовался – он мастерски носил маски, научившись этому в работе шутом. Давина окрашивала тёмные линии его судьбы цветами радуги, постепенно меняя чёрный, приближая его к чему-то более светлому. Но им не было предначертано. Но это не имело смысла. Тёмная линия побледнела, местами приобретя светлые оттенки, постепенно окрашивая и потускневший мир Клэр яркими красками. Только судьба не любила их (Никлаус выиграл все лотереи) – фортуна привычно отворачивалась, мойры умышленно вытягивали самый хреновый жребий, стараясь поскорее оборвать вечную нить жизни, а ад так и тянул к себе, записав в обязательный список смертников – смерть около него устало ждала, наблюдая за жалкими попытками спасти свою никчёмную жизнь. Судьба переиграла их всех, сотворив театр из их жизней – спектакль подошёл к концу, конец настал и их жизням. Ведьма или вампир, старый король или новый – всё это не имело смысла. Умирали, в конечном итоге, все, захлёбываясь собственными не оправдавшимися надеждами, несбывшимися мечтами и несоизмеримыми с возможностями амбициями. Давина Клэр была добродушной ведьмой, Люсьен Касл – подлым вампиром. Но, в сущности, они были одинаковы – смертны. Тёмные линии его судьбы переплелись с её ослепительно белыми, оборвавшись в следующую секунду. Справедливость появилась лишь в последний момент, подарив Давине смерть героя, Люсьену – предавшего своего хозяина подлеца.