Wishing On A Star

У Лидии Мартин глянцевая улыбка алыми росчерками по губам, идеальный во всём Уиттмор под боком и картонная корона, разукрашенная золотыми красками. В мир Лидии Мартин приторно-сладким мальчикам вроде Данбара вход воспрещён. Такие мальчики блистают милой мордашкой, привлекая внимание и восхищение младших и изредка равных себе – без шансов на коронованную Мартин. Такие мальчики обращают внимание трицепсами и накачанным прессом, натягивая открытые майки – никаких уиттморовских лощёных рубашек, сочетающихся по цвету с её одеждой. Такие мальчики на вкус, как сладкие леденцы – совсем мимо для покоряющей очередную диету Мартин. Лидия может предложит ему лишь место «принеси/подай/сбегай», на скамейке запасных, третьестепенную роль без крупных планов, серой безымянной тенью на заднем фоне. Ему нужно лишь состроить самый что ни на есть милый взгляд, пасть на колени и просить, называя уменьшительно-ласкательными; Мартин тогда задерёт подбородок повыше и, сверкая улыбкой и презрением, выдаст «ладно», словно делает величайшее одолжение. Такие мальчики тают сахаром на языке, оставляя после себя обжигающую горло сладость – непременно захочется заесть чем-то острым/горьким/солёным. У неё обострение гастрита каждую весну/осень/диету, и острое ей в больших количествах нельзя, а малым не обойдёшься – становящаяся гадкой сладость неприятно жжёт горло. Лидия ожидает просьб, косых заинтересованных взглядов, неловких попыток подкатить – заикаясь и постыдно опуская голову – в стиле Данбара. Лидия ожидает типичного «он же тебя не любит» и как бы случайно соприкоснувшихся пальцев – не в любви дело, в репутации, в привычке, в звании «лучшая»; любовь приходит и уходит, а жёсткий расчёт переживает всех. Лидия ожидает привычного смирения, едва заметного обожания и очередного унижения презрительным взглядом малахитовых глаз. Лиам рушит привычную систему, даже не притрагиваясь к ней, обходя, не замечая. Лиам находит общий язык с туповатым МакКолом, поющим дифирамбы влюблённой в него Эллисон, заедающим на ней Стилински и осязаемо сладкой Хэйден, оставляющий след малинового блеска на щеке. Лидия слишком громко фыркает, бросает едкое «идиот» и уходит, провожаемая звонким стуком высоких шпилек. Лиам (каким-то чудом, не иначе) попадает в основной состав команды по лакроссу за два дня, при всем нежелании Уиттмора видеть его рядом. Уиттмору на самом деле плевать, просто Лидия протягивает слишком сахарно-сладко, касаясь пухлыми губами шеи, повторяя «выкинь его», словно Лиам – собака, не окликающаяся на своего хозяина. Уиттмор спорит с тренером, посылает того на хер и ломает и без того хрупкие трибуны, вдалбливая Данбара в дерево. Уиттмору привычно плевать, просто это хороший способ показать себя и указать место. Его милые одноклассницы скапливаются вокруг плеядой ласковых слов, вызывающих рвотный рефлекс – это не булимия, правда, просто Мартин терпеть не может щенячьих нежностей. У Лидии багровые засосы на шее, синяк на руке и замазанные синие круги под глазами – добавьте к этому полубезумную счастливую улыбку – счастье Мартин не имеет ничего схожего с приторной сладостью фраз данбаровских поклонниц. Лидия привыкла к Уиттмору. К рациональному во всём, кроме гнева, срывающемуся на неё из-за каждой мелкой (тысячной по счёту) оплошности, заставляющий платить и вознаграждать громкими стонами в её разукрашенной комнате. Сладость Данбара встаёт комком в горле, застревает где-то в глотке и мешает дышать, просачиваясь в лёгкие. А Лиам вдруг помогает с брошенными в нервном срыве учебниками, с обнаглевшим физруком, не реагирующим на привычную отговорку – обновлённый маникюр, и содранную коленку после первой (и с огромной надеждой, последней) игры в футбол. Лиам собирает учебники в аккуратную ровную стопку, уговаривает физрука оставить её после этого урока в покое, обещая приходить на тренировку на полчаса раньше, и обрабатывает, выслушивая все проклятья, обращённые и к нему, и к себе, и к физруку, ободранную коленку, незащищённую из-за коротких, едва прикрывающих задницу шорт. Лидия смотрит на Данбара удивлённо недоверчиво, прикусывая язык, чтобы не спросить «зачем», делая ставку на то, что скоро последует намёк «помоги добиться расположения Уиттмора/сходи со мной в кино/познакомь с подругой», но получает ничего – Данбар лишь улыбается при следующей встрече, спрашивает про состояние раненой коленки и убегает к сияющей (по-иному) словно новогодняя гирлянда на ёлке, Хэйден. Лидия не открывает ему позолоченные ворота собственного мира, не прощается со своим королём, бросая громкое «мудак» и не передаривает корону кому-нибудь левому – Мартин ценит собственные труды более всего остального, а открыть ворота – нарушить правила, бросить короля – лишиться половины подданных, отдать корону – потерять королевство. Лидия Мартин не рушит собственноручно созданную империю, забравшую силы/совесть/попытки прийти к равноправию в обществе. Лидия возводит множество стен, прячется от Данбара как от опасной болезни, но чёрт его знает – его тепло забирается за грудину, а наивный взгляд перестаёт раздражать – приторная сладость вполне может перескочить на неё. Лидия помнит свои законы, выписанные слёзами униженных, помнит репутацию своего короля, ломающего трибуны/челюсть/чужие кости не в первый (и даже не во второй) раз, помнит задушенное на корню, наивное «люблю» где-то в девятом классе Уиттмору на ухо, поверив в несуществующую сказку. У Лидии Мартин принц-мудак, репутация скорее злобной мачехи, чем золушки и высокая шпилька у совсем не хрустальных туфелек. Лидия Мартин не водится с лузерами, но Лиам Данбар никогда не проигрывает. Против приторной сладости Данбара не справляются даже прививки стервозностью. Позолоченные ворота приоткрываются, пропуская приторного мальчика в чудный мир Мартин. Сахар тает на языке – Мартин падает жертвой смазливого личика и обтянутых майкой трицепсов; приторная сладость нещадно обжигает горло, заставляя взывать к ушедшему принцу-мудаку и цепляться за расклеившуюся корону. Изменников не любят ни в одном из королевств, изменниц-королев – ненавидят до очередного не скрытого «шлюха» и «идиотка», задевая носком туфли лицо – сахар тает на языке, забирая сахарного мальчика с собой.