Wishing On A Star

У Кейтлин сердце бьётся разноцветными стекляшками в тот момент, когда Джей оказывается Зумом; Кейтлин цепляется за миллион рассыпанных отговорок и совсем-совсем не хочет верить. У Джея улыбка тёплая и губы мягкие, Джей – смешной и до удивительного осторожный – касается едва-едва, словно она миллион наспех склеенных осколков; Кейтлин до боли в рёбрах смешно, она теперь россыпь разноцветных стекляшек с ядовитым налётом. Кейтлин не верит, привыкла делить мир на белое и чёрное, хорошее и плохое; Джей ломает привычный устой; Джей – хороший, Хантер – плохой (но здесь ещё можно пожалеть), Зум – абсолютное зло; путаться в его именах – личное убийственное хобби. Зум её неверие замечает сразу; Кейтлин теряется и ищет правду в его глазах. В его пыльно-серых уверенность мешается с желанием убить, и ласковая и ранимая, словно тепличный цветок, Кейт не лезет дальше, не ищет чего-то смахивающего на причину остаться. У Джея – сотни несказанных "Кейт", сердце с тонкими трещинками и тлеющая надежда – Кейт, его милая Кейт, смотрит запуганно, но приказывает (мягкие ласковые, словно приятный лёгкий ветерок светлым вечером, интонации резко меняются на побудительно-приказные) её отпустить. Глубокие трещины крепко врастают в сердце, каждая из них – испуг в хмельно коньячных, каждое звонкое "нет", эхом отдающееся где-то в районе печени, каждая попытка бежать (их не так много, но не для обычно спокойной Сноу). Сердце не рвётся, не ломается – застывает трещинами-напоминаниями и не бьётся о грудную клетку слишком часто – наоборот. Кейт, ненавидящая это осторожное обращение от него, рушит и его устой (в отместку) каждой своей редкой улыбкой и этим неприкрытым смущением. Кейтлин не лжёт; Зум видел Киллера Фрост, разглядывал страх в снежно-голубых; этот страх – всё, что их объединяет. В Фрост столько холода, сколько в Кейт тепла, а лжи – столько же, сколько в Сноу неумения врать. Кейтлин боится; страх тлеет тусклыми угольками в карей радужке, беснуется где-то на дне, не откликается на её неумелые попытки врать. Глаза – зеркало души, и её отражает страх. Джей (так ведь привычнее, Кейт?) всё понимает (честно-честно); на осознание нужно время (которого ни у одного из них нет), и он выкрадывает дорогие секунды ради неё (обычной совершенно, не получившей силы). Ему зло – привычно, ему добродетель – яд; только Кейтлин цепляется тонкими пальцами за рукав и смотрит выжидающе-ожидающе. Джею хочется доказать, что весь мир неправ, что она ошибается (людям это свойственно), что зло не метка; Джей поменяться не может (зло его сущность) и практически просит принять его таким, какой он есть (жуткая банальность). Кейтлин размазывает солёные слёзы по щекам, улыбается наискось и крепится; Кейтлин – сильная девочка, не признаёт свои слабости. Джей – одна сплошная слабость, не зарастающая коростой царапина, каждое падение, случайное касание, и царапина ноет, болит. Кейтлин страшно; Кейтлин не может отпустить (цепляется крепко-крепко), но и остаться рядом не может – там Стар ЛАБС, Барри с несколькими десятками новых переломов и любимая работа – вся её жизнь в трёх словах. Джей, Хантер, Зум – неважно; вполне обычная Кейтлин внедряется за грудину всех трёх ипостасей, ножом застревает в сердце, в её руках выбор – вытащить нож или окончательно убить, но она мнётся, оттягивает момент. Кейтлин привыкла искать компромиссы: не убивать и не оставлять в живых мета-людей – сажать в камеры, не забывать Ронни, но и не напоминать на каждом шагу – изредка вспоминать. Кейтлин привычно пытается найти компромисс, но не в этом случае – либо чёрное, либо белое, Кейт. Кейтлин – необычная; видит мир в двух крайностях, но решение ищет между ними – попадает в середину, стирает бесцветные слёзы тонкими пальцами, но разговаривает жёстко, режет лёгкие острыми интонациями. У него сотни эпитетов (которые совсем не гиперболы), ласкающих слух, но интонации не те – голос хрипит, срывается на рычание, пестрит сквозящим раздражением. Кейтлин (глупая наивная Кейт) верит Фрост, но той лишь бы выжить, спастись. У Сноу знаний предостаточно и в психологии тоже, но ей хочется верит (слишком сильно) и в итоге (вновь) обманываться. Кейтлин бежит, отвечает беззвучным "нет", и сердце её бьётся, гремит стекляшками – не собрать, не склеить, не починить, разве что терпеть режущую боль острых осколков. У Зума ярость клокочет за грудиной и собственное обещание стынет на языке; впереди целые миры, вселенные, которые он мог склонить к её ногам, но Кейтлин выбирает свой едва живой мирок с полудохлым героем. Кейтлин не нужна корона из костей, королевства из трупов; ей достаточно кофе от Айрис, здоровых костей и обещаний (очень честных) больше не попадать на кушетку от Барри и очередных порой нелепых прозвищ Циско. Мир её несовершенен, но таковы люди – несовершенные, непохожие, неординарные. Кейтлин оставляет ему клокочущую ярость, тёплые воспоминания (там, где омела и Циско, закатывающий глаза с саркастичным "наконец-то") и пару-тройку несбывшихся мечт (утренний кофе на двоих, прогулка по хрустящим алым листьям осени, деревянная скамейка посередине парка). Ему зло – сущность, добродетель – яд; выбор Кейтлин оборачивается мировой трагедией, когда количество яда от её тихого прозрачного "прощай" в тёмно-карих с едва заметным отпечатком бледной помады на щеке окончательно дробит кости.