Опал для падишаха

Arcana — Inceptus Лепестки чайной розы падали с нежных плеч Камиля на безмятежную водную гладь в купели. Юноша, полностью окутанный беспокойными мыслями о свершённом и предстоящем, отчуждённо смотрел на открывающийся вид из окна. Тьма заняла законное место на небесном пьедестале, накрывая собой великие шарвидские земли. Ночь встречала смертных подданных холодом, пряча богатства в виде бессчётного количества звёзд и являя недремлющим лишь одинокую луну. События в жизни варгийца, биение чьего сердца точно замерло, находили отражение в состоянии природы. Время медленно, но беспощадно подталкивало его костлявой рукой к смерти. Молчание невыносимо терзало душу, из горла рвался крик отчаяния, однако на голос будто наложили заклятье. Произнести хоть слово казалось непомерной мукой, как для Камиля, так и для его верной служанки Тиджамин. Да и был бы сейчас прок от речей? Глаза женщины полнились грустью и страхом, а хрупкие руки, подрагивая, касались кожи наложника, омывая его. Она судорожно искала спасение от безжалостного гнева господина, повелителя империи и всех королевств, захваченных шарвидами когда-то. Вспыльчивость и необдуманность варгийца занесли два имени в список Смерти, и, казалось, только высшие силы способны сохранить их обладателям жизнь. Голову служанки не посетила ни одна дельная идея, что вгоняло её в горькое уныние. Понимая, что надежда в этот раз умирает первой, а Камиля она видит в последний раз, Тиджамин заплакала. Затем, закончив мыть юношу, прикрыла глаза рукавом. Всхлипывания женщины заставили того вернуться в настоящее и обратить внимание на опечаленную служанку. Обернувшись, парень дотронулся до её пальцев, приоткрыл губы, но не проронил ни звука: ему нечем было оправдаться, а утешать бессмысленно. Вручив служанке оброненную мочалку, он повернулся спиной и позволил продолжить себя мыть. Стеснению не осталось места, и Камиль вновь погрузился в раздумья. Он корил себя за эмоциональность, у которой пошёл на поводу, словно слепой, доверяющий любому, кто предложит помощь. План попасть в основную часть дворца и раскрыть тайны Сехили разбился на множество осколков, которые невозможно собрать. Единственное, что ему оставалось сделать, — набраться решимости, дабы лишить султана Батур-Атмаджу жизни, а после — расстаться и со своей. Представить было легче, чем воплотить в реальность задуманное. Убийство. Поднести остриё кинжала к коже, надавить и проткнуть. Не обращая внимания на предсмертные крики, напряжение мышц, ввести лезвие глубже, чтобы глаза врага перестали видеть мир, а лёгкие — дышать его свежестью. Прольётся чужая кровь, которая, бесспорно, окропит руки. Страх стискивал Камиля ледяной хваткой. Доселе он никогда не убивал, и осознание необходимости этого накатывало тошнотворной волной. Второй, не менее ощутимый страх исходил из догадок о наказании. Его убьют на месте, проткнув мечом? Повесят? Отрубят голову? Или же шарвиды за смерть падишаха прибегнут к самой жестокой и извращённой казни? Как же близка его погибель. Единственная мысль, греющая душу, — в империи наступит смута, что даст время королевству Варга. Юноша понимал, какой монетой заплатит, меняясь с сестрой. Его кровь горела пламенем, он не отвергал грядущее, как только сел в повозку варваров, но почему-то всё равно было страшно… очень страшно. Камиль не заметил, как завершились водные процедуры. Тиджамин вытерла его большим махровым полотенцем, помогла облачиться в простое платье, после чего они вернулись в комнату на втором этаже, где их ожидала Айше-калфа, её помощницы и Кудрет-ага. — Напомню, что эту ночь султан намерен провести в соитии с тобой, а не пребывать в мире дивных сновидений, — с негодованием произнёс евнух. — Откуда в такой молодой девушке столько медлительности? Любой старец передвигается быстрее! Надо было нам помыть её, — направил он свой гнев на калфу, — почему мы позволили заниматься этим Тиджамин?! — Потому что Тиджамин уже занималась подготовкой наложниц вместе со мной, а наша Наида стесняется множественных взглядов, — ровным тоном протянула Айше. — Она — рабыня! Никакого смущения быть не может! — Кудрет-ага, тебе никогда не понять женскую натуру, — покачала головой главная служанка. — Зато если не поторопимся, то познаем ярость повелителя на себе! — Не познаем, — улыбаясь, Айше-калфа достала небольшой стеклянный флакончик. — Красота Наиды запала в сердце падишаха, а смесь ароматов из масла иланг-иланга, лаванды, сандала и пачули сведёт с ума. Ночь будет полна незабываемой страсти. — Если она не совершит незабываемых глупостей! — огрызнулся евнух. — А теперь, — продолжила Айше, — мы поможем завершить подготовку. Другие калфы указали на небольшие сундучки. — Я бы хотела… — неловко начал юноша. — Позвольте Тиджамин одеть меня, — он склонился. — Да, прошу, — подхватила служанка. — Впредь Наида привыкнет, но сейчас, пожалуйста, позвольте мне заняться этим. Поймите её волнение. — Когда султан выбирает наложницу на ночь, волнуется весь гарем! — бурно жестикулировал Кудрет. — Она не особенная, чтобы потакать трепету её сердца. У Наиды есть одна ночь, Тиджамин, — возвёл он указательный палец к потолку, — одна. И только от неё зависит, станет ли эта ночь последней или же породит себе подобные. Всё самое лучшее должно произойти сегодня, глупая служанка. — Я справлюсь, — уверенно заявила та. — Знания какого бестолкового евнуха заполонили твою голову?! — не унимался Кудрет-ага. — Ещё раз повторю, эта ночь… — И длинен же язык у тебя! — вклинилась Айше-калфа. — За лишнюю болтовню и жизнью своей пожертвовать не прочь! — произнесла она, после чего обратилась к Тиджамин и Камилю. — Такого на моём веку не бывало, но будь по-вашему, — с серьёзным выражением лица молвила главная служанка. — Я доверяю тебе, Тиджамин. — Что за несвоевременная череда женской упрямости!.. — Пойдём, Кудрет, пойдём, — елейно протянула Айше, беря евнуха под руку. — Это неслыханно! — картинно сопротивлялся тот, приближаясь к выходу. — Совершенно верно, — поддакнула калфа, выводя Кудрета наружу; за ними последовала остальная прислуга. Как только раздался дверной щелчок, Камиль направился во вторую половину комнаты. Бледно-голубая ткань спала на пол, и юноша повернулся к Тиджамин, держащей в руках богатое одеяние, в котором ему предстояло явиться к султану. Варгиец насупился и слабо кивнул, позволяя одеть себя. В высоком зеркале отражалась стройная наложница с мраморным цветом кожи. Глаза, как и длинные волосы, были подобны всепоглощающей тьме. Изящную фигуру обволакивало иссиня-чёрное платье, в мерцании свечей сравнимое с великолепием звёздного неба. Наряд окутывал заветное тело, и только квадратный вырез оголял соблазнительные ключицы. Юноша смотрел на себя, как на куклу, не узнавая человека в отражении. Фарфор, которому придали красивую форму, — огонь жизни окончательно померк в его очах. Служанка достала из небольшой шкатулки серебряную подвеску с блестящими камнями синего сапфира. Не спеша подойдя к застывшему варгийцу, она закрепила на его шее украшение, добавившее в облик изящного холода. — Должна заметить, что вы изумительно прекрасны, господин, — прошептала Тиджамин, восхищённо смотря на отражение юноши. — Эта красота никому не принесёт радости, — ледяным тоном отчеканил Камиль, отвлекаясь от самолюбования. — Принеси мне, пожалуйста, попить. В горле пересохло. — Не смею отказать вам, — согласилась она и покинула покои. Вернувшись с кувшином, женщина увидела, как наложник, задрав подол, перевязывает правое бедро лоскутом ткани. — Господин, что-то случилось? — она ринулась к нему, оставив сосуд на столе. — Вы… вы поранились? — не без великого удивления спросила служанка. — На моём теле нет ран, — сухо произнёс он. Ответ Тиджамин стал известен в следующую секунду, когда Камиль из матраса вынул однажды подаренный ему кинжал. Гравировка на ножнах устрашала: хищная птица с острыми перьями. Варгиец закрепил оружие на ноге, и будоражащее волнение охватило женщину с новой силой. — Г-господин… — едва слышно выдавила та. — Это… — больно впившись в свою кожу, она пыталась утихомирить дрожь. — Я не смею отступать, — пояснил юноша. — Ох… — глаза собеседницы метались в поисках предмета, на котором можно сфокусироваться. — Я просил тебя принести воды. — Да… Принесла! Тиджамин подскочила к столу и, заглянув в кувшин, подала голос с долей неловкости: — Вы не уточнили… и я принесла сок. Варгиец жестом продемонстрировал безразличие к выбору напитка. Погладив рукоять кинжала, он опустил подол и вновь подошёл к зеркалу — ткань скрыла орудие смерти. — Прошу, — прозвучал голос служанки. Камиль обернулся и, взяв стакан из зелёного стекла с рельефным узором, выпил содержимое. Сладкий фруктовый сок приятно освежил горло, придавая обманчивое ощущение прохлады. — Теперь осталось только нанести макияж, — с грустью продолжила женщина. — И вас можно отправлять к повелителю. Шарвиды особое значение придавали глазам, ибо считали, что именно в них заключена душа человека. Искусной любовнице достаточно одного взгляда, чтобы вызвать интерес у мужчины, а грозному воину — чтобы заявить о своей силе. Веки наложницы должны быть подведены ровными стрелками, дабы взор её стал выразительным и манящим. Тиджамин поднесла к лицу варгийца сурьму и застыла. — Ты вся трясёшься, — заметил юноша. — Что же вы наделали?! — глаза служанки вновь заслезились, по щекам скатились прозрачные капли. — Я не вынесу и вашей кончины! Камиль застыл, не зная, как успокоить раздосадованную женщину. Он понимал её тревогу, но чужое переживание только лишним грузом ложилось на его плечи. Варгиец сжал кулаки и томно вздохнул. — Людям… — неторопливо и уверенно начал он, — нужно пересмотреть своё отношение к смерти. Жизнь зародилась очень давно, и её путь не завершён. Смерть — это поток, делающий жизнь невероятно прекрасной и ценной. — Н-но… — поразилась та. — Неужели вам вовсе не страшно? Наложник тяжело сглотнул, сводя брови к переносице, но в следующее мгновение его лицо снова стало гладким и безмятежным. — Так же, как когда начала гореть Варга от стрел шарвидских воинов. — А, — рабыня перевела взгляд на ногу господина, — вам обязательно… убивать? — Я не имею права отступать, — утвердительно покачал головой. — Султан Батур-Атмаджа, как и его предки, пропитан чужой кровью, слезами и криками. С его смертью количество всего этого может уменьшиться. — Месть породит месть. Камиль гневно сощурился. — Ты ведь сама невольница, неужели защищаешь этого тирана?! — Нет, господин. Падишах своим правлением принёс много боли другим людям. Я просто боюсь грядущего, — женщина сжала руки юноши. — И ваша гибель станет безутешным горем для меня. Взгляд варгийца смягчился, и он, ласково проведя по волосам Тиджамин, приподнялся и направился к комоду. Когда юноша развернулся к служанке, в его ладонях находился маленький мешочек с вышитым цветком. Потянув за ленту, он развязал узел и кончиками пальцев достал цепочку, на которой висел опал белого цвета. Не отрываясь от самого дорогого для него украшения, Камиль заговорил: — Когда у жителя Варги проявляются магические способности, приезжает визирь короля и дарит тому опал, в котором сила и частица самого человека, кому этот камень предназначен. Поговаривают, что стены и потолки в подземелье дворца полностью состоят из огромной груды опала. И когда кусочек отпадает, на нём отражается лицо владельца. Эта связь является тайной. Мне неведомо, существует ли тот, кому известна правда. — Но это ведь не ваш опал… Мурат-паша говорил. — Верно, это опал моей сестры. Я всегда считал, что у Наиды прекрасно развита фантазия. Ещё с детства она мне говорила о гласе земли, цветов, деревьев. Помню, что относился к этому несерьёзно, но однажды приехала свита короля и вручила его ей, — собеседник легонько коснулся камня. — И тогда он сиял, — нахмурился юноша. — Чем выше сила владельца, тем ярче светит опал. Когда сестра заболела, он начал тускнеть. Но в моих руках, вдали от Наиды, он и вовсе потух. — Ваша сестра жива? — с беспокойством спросила Тиджамин. — Жива. Иначе бы опал осыпался, превратившись в горстку пепла, — Камиль перевёл взгляд на служанку. — Ты была мне верна, была единственной, кто выручал. Не отказалась даже после смерти Гэрэя. Я передаю этот опал тебе. Спрячь его, закопай. Сделай что угодно, лишь бы шарвиды не нашли его… Но у себя лучше не оставляй: ты достаточно покрывала мою ложь, не хочу, чтобы тебя вдобавок считали воровкой. — Господин! — Он очень важен для меня, важен для сестры, — тот улыбнулся и стал приближаться к женщине, протягивая цепочку. — Желаю, чтобы вы однажды встретились — тогда и вернёшь его. Наиду ты узнаешь, мы с ней обладаем одной наружностью. Служанка неуверенно протянула ладонь. Как же ей хотелось вцепиться в ноги варгийцу и не отпускать его к султану, даруя шанс сбежать и оказаться далеко от просторов империи. Камиль аккуратно вложил драгоценность в чужие руки и накрыл их своими. — А теперь заверши мой макияж. Наложник сел обратно, а Тиджамин спрятала мешочек с опалом во внутреннем кармане жилета, дабы потом перепрятать, и продолжила красить глаза варгийца. Вскоре веки юноши обрамила слабо растушёванная сурьма — кошачий изгиб и заострённые к вискам стрелки. Подведённые мягким карандашом края век визуально придали накрашенным ресницам объём и черноту. Сухие румяна из киновари подчеркнули скулы, а слегка выделенные брови придали лицу выразительности. Тонкие губы были намазаны бальзамом со вкусом карамболы — излюбленного плода султана. Смесь масел, принесённых Айше-калфой, Тиджамин нанесла на парик, немного за ушами, на шею и на запястья. Воздух подсластил пленительный аромат, действующий, слово дурман. Камиль почувствовал лёгкое головокружение и поднёс пальцы ко лбу. Служанка взглянула на него широко распахнутыми глазами. Вдохнув поглубже, женщина открыла последний ларец, доставая оттуда небольшую, но изящную диадему с такими же синими драгоценными камнями, как и на ожерелье. Камиль был готов. — Пора, — тихо пролепетала женщина. — Пора, — подтвердил юноша. Борясь с чрезвычайным нетерпением, Кудрет-ага быстрыми шагами измерял холл, бурча что-то себе под нос. Главная служанка сохраняла непоколебимое спокойствие и холодность во взгляде, которым одарила вышедших из комнаты на втором этаже варгийца и его рабыню. — Вы долго, — сурово произнесла она. На голос калфы обернулся евнух, а после поднял глаза на спускающегося к ним наложника. — Красота обманчива, — фыркнул он. — На сей раз выбор султана разочарует его! От такой бестолковой девицы одни неприятности. Чем ты мне возместишь трату времени и нервов?! — Кудрет-ага, — следующий взгляд, лишённый благосклонности, калфа послала ему. Ага цыкнул и покинул зал первым, ведя за собой ночное развлечение правителя Шарвидской империи. Камиль пересекал коридоры гарема в окружении прислуги и двух стражников. Спустившись по длинной узкой лестнице, они вышли на улицу; приятный ветерок обдал кожу, а лёгкие заполнил свежий воздух. Луна бледно светила на небосводе, а птицы воспевали её величие. Варгиец хотел бы насладиться погодой и пейзажами, но его завели в другое здание — основную часть дворца, в недрах которой жил и правил падишах. Сердце наложника облилось кровью, когда он переступил порог. Убранство гарема вызывало восторг: широкие стены, высокие потолки, утончённая роспись. Интерьер дневной половины превосходил все ожидания, сражая своим великолепием и роскошью. Коридоры были шире, потолки — выше, а отделка — богаче. Мозаика с изображениями садов и прекрасных девушек в дорогих платьях выделялась золотом. Витиеватые узоры сопровождали гостей, но изысканность и пышность не отвлекли Камиля надолго: чем ближе они приближались к заветным покоям, тем больше стражников становилось. В каждом коридоре, за каждым поворотом их поджидало не меньше пяти. Юноша с горечью усмехнулся, вспоминая собственный план стать слугой в главном крыле дворца, вызвать доверие, а позже — проникнуть к повелителю и убить его. «Их много. Слишком много, — подумал он. — Каким же я был наивным». Возле дверей в спальню султана стояли восемь воинов — четыре с одной стороны, четыре напротив. Кудрет-ага обратился к одному из них: — Доложите владыке, что наложница Наида прибыла. На этих словах у Камиля словно всё внутри сжалось. Причина его ненависти, его цель — тот, благодаря кому он совершит самый жестокий поступок, — находилась по ту сторону. Казалось, рассудок мутнеет, а кровь разносит жар по телу. От волнения или нет, варгиец ощутил резкую усталость и не смог сдержать зевоту, прикрыв рот. Евнух сразу негодующе посмотрел на него, и юноша убрал руку. — О великий султан, — раздался голос стражника, — наложница Наида прибыла. — Впустить. Камиль бросил на испуганную Тиджамин последний взгляд и направился к распахивающимся створкам. — Помни правила хорошего тона и методы ублажения, — напоследок молвила Айше-калфа, на что он только кивнул и проследовал вовнутрь; двери за ним сразу же затворились. Юноша стоял у входа с опущенной головой и скрещёнными спереди руками. В полумраке покоев горели свечи, источающие приятный запах мускуса, амбры и лаванды. — Проходи, — твёрдым голосом приказал падишах. Повинуясь, варгиец шагнул к центру комнаты и пал на колени. Оторвавшись от письма, мужчина исподлобья воззрился на свою наложницу. Отложив перо и пергамент, Батур-Атмаджа встал из-за стола и не спеша приблизился к Камилю. — Поднимись, — жестом велел он. Юноша поднялся. Султан, немного выпятив нижнюю губу, с важным видом обошёл его, оценивая. — Посмотри на меня, — низкий тембр бархатом отдавался в ушах. Камиль неторопливо запрокинул голову, переводя взгляд из-под опущенных ресниц на мужчину, изменившегося в лице, стоило только заглянуть в очи варгийца. Тьма. Бездонная и манящая, таинственная и всепоглощающая. И не было спасения из этой пучины. — Твои глаза — Вселенная, — негромко заключил шарвид. Падишах, мимолётно коснувшись грубыми пальцами щеки наложника, убрал прядь шелковистых волос за спину. Жаждущему взору открылась шея, к которой он прильнул носом, вдыхая пьяняще-сладкий аромат. В этот момент вид перед юношей на долю секунды помутнел, словно охваченный дымкой. Батур-Атмаджа нежно поцеловал шею Камиля — тот приоткрыл губы, бесшумно выдыхая. Левая рука султана держала голову юноши, а правая лежала на его талии. Сын бога растягивал наслаждение, целуя невольника всё выше и выше, с каждым новым прикосновением впиваясь в кожу более и более страстно. Разнообразие запахов и жар падишаха вызывали головокружение и темноту в глазах. Вплотную прижатый к грузному мужскому телу, Камиль, учащенно дыша, вцепился в кафтан повелителя. Султан принял этот жест за возбуждение невинной девушки, доселе не знавшей любовных утех. Варгиец ощутил ласкающий его шею язык, а на ягодицах — горячую ладонь. Веки начали медленно слипаться, неизвестно откуда взявшееся желание спать одолевало его. «Это не от ароматов, — осознал юноша. — Спать… Как же хочется спать… Тиджамин, бестолковая служанка, что ты мне подсыпала?!» — с гневной досадой пронеслось в опьянённом сознании. Камиль, крепко держась за спину шарвида, опустил кисть к правой ноге. «Поднять подол… Вынуть кинжал… Быстро, нужно действовать быстро». Наложник стиснул у бедра платье, но его пальцы перехватил падишах, сцепляя со своими. Когда мужчина оторвался от юноши, глаза Камиля уже ничего не видели, а хрупкое тело упало в могучие руки султана Батур-Атмаджи.